Аполлон

Аполлон, или сказ  о бренном бытие без морали и прикрас

В тот самый миг, как он родился, весь остров Делос залили потоки солнечного света. Это было знамением и указующим перстом в его судьбе. Он был противоречив по натуре, и это  в полной мере  проявлялось на протяжении всей его жизни. Сочетание мрачных и светлых сторон души приносили как губительные, так и благодетельные плоды  им  свершённого. И всё же, несмотря ни на что, в памяти поколений он остался как один из устроителей в области морали, искусства и религии. Это был один из богов древнегреческой мифологии.      
 
Когда родился герой моего повествования, в этом мире ровным счётом ничего  не произошло: земная ось не сместилась, небо не разверзлось, и даже на той улочке мало кто узнал об этом событии. Житейское дело: одни в этот мир приходят, другие уходят. Родня, да соседи поздравили счастливых  родителей, на том и разошлись. Жизнь у каждого своя, а судьба не всегда рок. Многое, даже очень многое зависит в ней лишь  от тебя самого…   
 
О его жизненном пути  я знал слишком мало, за исключением того отрезка времени, о котором мне хотелось бы сейчас поведать. Возвращаясь к греческому богу и, не прибегая к дальнейшему сопоставлению двух этих персон, хочу только заметить: оба они носили одно и то же имя – Аполлон. Поначалу мне хотелось назвать  своего героя по-другому, но на этот раз решил оставить всё, как есть. Прошло изрядно времени, и все мои вероятные этические проблемы ушли  уже естественным путём.
 
Можно только предположить: родители, дававшие такое имя своему младенцу в середине двадцатых прошлого века, были людьми либо не из простого сословия, либо лицами с тягой к познаванию окружающего мира. Очевидно, с магией этого имени они связывали и судьбу своего первенца. И он полностью оправдывал их ожидания: рос послушным и ласковым дитём, был прилежен в учёбе и поражал окружающих своей смышлёностью. Чем не радость для родителей? Со временем и с возмужанием Аполлон превратился в статного на вид молодого человека, весьма воспитанного и изрядно образованного. Престарелые родители не могли надивиться-нарадоваться на своё подросшее чадо. Они сделали то, что смогли: они исполнили свой родительский долг. Впереди у него теперь вся жизнь…

…На завод  приняли нового работника. Подсобным рабочим. Эка невидаль, скажет всякий, и будет прав: за малым исключением, этот контингент всегда отличался своей чётко выраженной  «неординарностью». Текучка среди них была такой, что не успевалось, порой, даже запомнить  их лица. Основная  причина – склонность к той самой пагубной хмельной привычке.

Не вызывал особых симпатий и этот наш новый работник. Ни всем своим внешним видом, ни  потухшего взора лицом, подёрнутым печатью  изрядно пьющего человека. Словом, мало чем он отличался от своих собратьев по профессии. Разве, что только  возрастом: ему было уже далеко за пятьдесят. А ещё и имя  у него было не совсем обычное: Аполлон. Да, это был он, тот самый.

Любопытство, перерастающее в неподдельный интерес, проявилось у меня после ознакомления с его анкетными данными: он являлся кандидатом технических наук, сменившим к тому времени работ не на одну уже трудовую книжку. Он совершенно не скрывал тому причин, но при этом давал обещание: на работе – ни-ни. Что касается после работы, то это уже его личное дело. И этого он тоже не скрывал. На том и сошлись.

Своего обещания не нарушал и работал старательно. Но со стороны всё же было видно: с порученной  работой он справляется с трудом. Похоже, сказывается  возраст, а скорее всего –  это реакция организма на последствия от его ежевечернего времяпрепровождения. Тем более, эту работу без особого напряжения могли выполнять  даже женщины. Вместе с тем, нельзя было не заметить его некоторого тяготения своим положением. Видимо по этой причине он был замкнут и практически ни с кем не общался вне круга своих обязанностей.

Так вышло, что однажды в обеденный перерыв мы с ним разговорились просто так, о жизни. Меня интересовало: как можно было образованному и здравого ума человеку опуститься до такого состояния? Аполлона же, похоже, тянуло к своему прежнему давно забытому кругу общения. Разговор наш получился откровенным. Ему, видимо, самому хотелось излить душу, пусть и постороннему для него человеку. Он начал рассказывать о себе, и при этом излагал свою историю абсолютно без прикрас.  В дальнейшем мы с ним изредка беседовали. Беседовали  на самые  разные темы: начиная от околонаучных вопросов, и буквально до проблем пьянства и алкоголизма. Я бы не назвал его таким уж интересным собеседником, поскольку деградация личности была всё же налицо. Но временами он  удивлял меня своей логикой, высказывая просто неординарные суждения.               

В одной из таких бесед он поведал мне, что является…  лауреатом Сталинской премии. Не подавая вида, я не поверил ни одному его слову и слушал дальнейшее с досадой за потерянное время, и чисто из вежливости. Моей реакции он не замечал и продолжал свой рассказ. Назвал тему с очень мудрёным названием, по которой была получена эта премия, затем стал посвящать меня в её подробности, которые мне, не специалисту в этой области, было просто трудно уловить. Это меня уже насторожило. После этого он погрузился в воспоминания о моих бывших вузовских преподавателях, вместе с которыми получал эту премию в составе целого коллектива. То, о чём он при этом рассказывал, не могли знать непосвящённые, но всё это было хорошо известно нам обоим. Я ему окончательно поверил после наведения справок по своим личным каналам. Всё сходилось.
 
Эту премию он получил  в самом начале пятидесятых, будучи тогда ещё совсем молодым человеком. Был одержим и весь погружён в науку. После кандидатской подумывал уже и о докторской. Про спиртное и речи не было, он его фактически не употреблял. Когда получил премию, встал вопрос: как её лучше отметить? Нашлись друзья, потянулись застолья. Сначала привык, затем втянулся. Не сразу, на протяжении нескольких лет. Были и перерывы, но  они становились всё короче. Наконец, уволили с кафедры, со временем потерял и семью. Остановиться уже было никак. Таким образом, словно в угаре, и пролетело около половины жизни. 

Излагал он свою мысль монотонно-равнодушным тоном и даже как-то отрешённо, словно речь шла о совершенно сторонних вещах. Я посмотрел ему в глаза и  мне, как никогда, стал понятным смысл выражения «взгляд в никуда».  Истинность своего бытия Аполлон  осознавал, однако нисколько не жалел о прожитом времени. Именно это и  поразило  меня тогда даже больше, чем  его рассказ о своём лауреатстве…
 
В цехе назревала одна проблема, связанная с обслуживанием оборудования. Закреплённый за одним из участков электрик был среди рабочих просто нарасхват. Володя буквально весь день носился по участку от станка к станку, занимаясь ремонтом электрооборудования. Стало понятным, что ему требуется подкрепление. Так и сделали: ввели в штат ещё одну единицу электрика. Кандидатуру долго искать не пришлось: как нельзя кстати на это место подходил Аполлон. Он был специалистом в области электротехники, и его квалификация не подвергалась сомнению. Кроме того, в какой-то мере повышался  его статус, да и трудиться здесь ему было всё же полегче. Тем более, слово своё он по-прежнему держал.

Получив новую должность, Аполлон даже как-то преобразился:  вид  у него стал более опрятен, да и по утрам теперь он выглядел гораздо свежее. Ремонт электрики пошёл быстрей, однако не настолько быстро, насколько мы рассчитывали. Настораживало и то, что морально и физически устаревшего оборудования на участке не было. Впрочем, столь частые ремонты Аполлон, как специалист,  объяснял несовершенством электросхем станков и  даже подводил под это свою теоретическую базу.  Словом, приходилось мириться с таким положением вещей, но ровно до того самого случая.

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление.
Виктор работал электриком на участке мастера Нины Михайловны. Флегматик по натуре и малоразговорчив. Никогда не проявляющий лишних инициатив в своей работе, к тому же   крайне независим по характеру.  Оборудование у него крутилось исправно и как бы само по себе, особых проблем с ним никогда не было. Виктор даже успевал обслуживать многочисленные приборы, имеющиеся на участке, получая за это надбавку. Короче, не участок, а натуральная тихая гавань.

– Витька, открывай, – стучит Нина Михайловна в дверь малюсенькой каморки с инструментом и запчастями – хватит спать. Лучше сходи с кладовщицей на Центральный, да помоги ей донести, что скажет. Как же ты мне надоел со своей ленью! Вот откажусь я, в конце концов, от тебя!
Он выбирается оттуда, действительно с полусонным видом, и, ничего не говоря, идёт выполнять задание мастера.

Надо сказать, в этом тесном коллективе они работали вместе уже немало лет, поэтому такая манера обращения не только не шокировала и не обижала Виктора, но даже не вызывала в нём  никакой ответной реакции. Слишком хорошо они знали друг друга. А наблюдать подобные сценки со стороны было в какой-то степени даже забавно. Нина Михайловна  –  человек эмоциональный, но незлобивый и легко отходит после любого инцидента. По случаю же, никогда не упустит момента показать всем своё «я». Дело знает, с людьми ладит, да и управляет своим  участком грамотно и без всяких проколов. Какие тут могут быть обиды? 

Виктора срочно перебросили на обслуживание нашего проблемного участка после того, как один из электриков находился в отпуске, а второй внезапно заболел. Первым делом надо было ремонтировать токарный станок нашего передовика Александра Фёдоровича. Станку чуть больше двух лет, он замечательный по своим характеристикам, только вот электрическая часть у него что-то постоянно барахлит. В последнее время приходится вызывать электриков буквально  каждые два-три дня. Вот и на этот раз…

Виктор не спеша разложил перед собой электросхему станка и начал её изучать. Затем, так же неспешно, удалился куда-то к себе. Вот уже и двадцать минут минуло, а станок по-прежнему стоит. За это самое время наш дружный тандем успевал уже всё сделать. Глядя на такое, Александр Фёдорович разволновался и пошёл жаловаться мастеру:
– Что я сегодня заработаю и как выполню норму, если этот электрик даже не говорит, когда сделает станок, а сейчас и вовсе не появляется?

Наконец, приходит Виктор, что-то  несёт с собой, и, не отвечая на укоризны и причитания Александра Фёдоровича, начинает копаться в станке. Проходит ещё с полчаса, он продолжает работать, а на все эмоциональные всплески нашего токаря  даже не реагирует. 

Разобиженный таким отношением к себе, наш передовик направляет свои возмущённые стопы уже к цеховому начальству. Но что может предпринять начальство? Человек ведь работает! А все работают по-разному. Двух одинаковых никогда не бывает.
Фёдорович уходит ни с чем. Что делать? Директору же не пойдёшь жаловаться! С обречённым видом возвращается он к станку и теперь уже молча  наблюдает за действиями Виктора. Тот какое-то время ещё возится с электропроводкой.
– Включай станок – произносит, наконец, Виктор свойственным ему бесстрастным тоном и, собрав инструмент, не спеша направляется к следующему станку.
 
Проходит неделя. И тут выясняется, что станок Александра Фёдоровича заработал абсолютно на всех скоростях и подачах, а такого с ним  не наблюдалось уже давно. Такая же картина у всех остальных, кому чинил станки Виктор. При этом все разом вдруг вспомнили, как после предыдущих ремонтов  они постоянно находили брошенными возле своих станков то конденсатор, то резистор, то ещё какой транзистор. Это были лишние элементы электросхемы. Так поясняли им электрики. Только вот после Виктора ничего подобного не наблюдалось…

Александр Фёдорович бежит к начальству:
– Извиняюсь, напраслину возвёл на Витьку. Станок работает как часы, не могу нарадоваться. Таких ремонтов у нас на участке никогда не бывало. Мы тут с ребятами поговорили и всем коллективом просим перевести его к нам, вместо тех двоих.   

Едва выйдя из кабинета, тут же поспешил к Виктору, с извинениями. Расчувствовавшись, перед этим даже купил ему от себя какой-то подарок. Не алкоголь. Виктор был в этом отношении более чем умерен. И это знали все.

Неведомо какими путями про это узнала Нина Михайловна и первым делом устремилась к Александру Фёдоровичу, которому тут же изложила всё, что она про него думает. Затем, упреждая очевидное, поспешила и к начальству. 
– Делайте со мной, что хотите, но Витьку  я вам не отдам!  Так, как он, с моим участком никто не сможет справиться. А другие мне не нужны.
Не до конца осознавая того, в этом она была абсолютно права, да и, похоже, узнала,  наконец, истинную цену своему работнику. Всякий, кто  его знал с профессиональной стороны, был о нём самого высокого мнения. А к хорошему привыкаешь легко и быстро…
В итоге, оставили всё, как есть.
 
– Витька, открывай, – слышу я, проходя по её участку. Стараясь не выдать себя едва сдерживаемым смехом, спешно удаляюсь совершенно в другом направлении…

Моему разочарованию в надежде на интеллектуальное возрождение Аполлона не было предела. Распад личности, похоже, делал своё дело. Это показал и «разбор полётов», проведённый нами после всего случившегося. Володя, оказывается, и до того грешил спрямлением электросхем путём ликвидации не совсем понятных ему «лишних» её элементов. Аполлон же охотно принял  правила этой его игры, нисколько не вдаваясь в смысл заложенного в те схемы. Скорее всего, это было ему уже не по силам, но он ещё пытался  что-то из себя изображать.
Дела на участке пошли лишь после того, как их обоих заставили планомерно и под контролем восстанавливать первоначальные электрические схемы станков.

И всё-таки, больше всего удивил меня Аполлон напоследок, уже ближе к концу всей этой истории.  Однажды он мне заявляет: 
– Я долгое время мучился этим вопросом, но вот, наконец, буквально на днях, до меня всё же дошёл физический смысл производной. Дело в том, что… – продолжал он свою речь, а я даже и не пытался при этом вникнуть в суть его рассуждений об этом элементе математического анализа.
Перед моими глазами так и стояла такая картина: в своём  одиноком неухоженном углу он принимает очередной стакан  «бормотухи»  и после каждого такого стакана размышляет о всё более высоких материях. Нелепость и даже дикость такой ситуации никак не укладывалась у меня в голове. Говорил ли он что путное, или это было бредом затухающего разума? И на самом ли деле такого рода вопросы волновали его? Этого я так никогда и не узнал.

Через некоторое время он всё-таки сорвался. Пришлось его уволить.
До Врат Вечности ему оставалось уже совсем ничего…

Когда я задумывал рассказ о не совсем обычной судьбе своего героя, меня заинтересовало происхождение столь же необычного его имени. И тут, неожиданно для самого себя, обнаружил сходство не только в именах  Аполлона-бога и Аполлона-человека, но и много общего в их противоречивого характера судьбах. Сложилось непередаваемое ощущение, словно самым неожиданным образом мифологические предания спроецировались на реальную жизнь…   

Всяк знает: висящее на стене в начале пьесы ружьё обязательно выстрелит в её финале. Из этих самых соображений я и разместил в начале своего повествования тот первый абзац. Его содержание могло бы отобразить целых две поучительные истории о правильности жизненного выбора и о победе светлого начала над всеми тёмными силами бренной человеческой души.

Мифологические рассказы превратили бога Аполлона в однозначно положительную личность при всей противоречивости его характера. В этой пьесе ружьё выстрелило, моментально попав в цель: благостные его деяния, перекрывающие  свершённые им отрицательные  поступки, получили благодарную оценку в памяти людей.

Но, на то они и мифы, чтобы на своих примерах давать человеку уроки бытия. Однако реальная жизнь течёт исключительно по своим собственным законам и никакие самые убедительные для примера мифы не являются для неё каноном.

Я не склонен рассуждать о тех или иных сторонах личности моего героя и выискивать в его поступках ключевые моменты, по которым  определялась его дальнейшая судьба. Кроме того, у меня нет никакого желания устанавливать и степень  его ответственности  за все свои поступки.

Знаю лишь только одно: в этой пьесе, написанной самой жизнью, ружьё, к сожалению, дало осечку.
А насколько всё это закономерно и не сохраняет ли таким образом Природа какое-то  своё равновесие?         
А может, всё-таки?...
Нет, не знаю.