По принципу болевого шока

А дальше - то, чего мы и представить себе не могли. Вся эта суета, крики, шум… Они растворились в тишине, поглощающей всё на своём пути. Могли бы мы подумать, что всё так кончится? Что всё вот так легко оборвётся, как простая хлопковая нить, как тонкие капроновые чулки, как голос после трёх часов истерик и криков о помощи.

Знал ли ты об этом, когда гладил меня по голове и шептал на ухо ни о чём? Ведь не бывает так, чтобы что-то случалось настолько неожиданно. Всегда должны же были быть какие-нибудь знаки, предупреждения.. Что-то вроде маленьких человечков, приходящих во снах и предсказывающих тебе судьбу. Нет, ничего подобного  просто наше с тобой счастье резко перечеркнули жирной чёрной линией. Как след от маркера, вырисовывающего на стене твоего дома название любимой группы, как подводка под моими глазами. Нас разделили этой линией, оставив на разных частях, и впредь мы никогда не сможем перешагнуть через неё. Странно, да? Ещё вчера человек для тебя  всё. Сегодня же  вы делаете вид, что незнакомы. Ха-ха. Просто гениально.

И эти мои «помнишь?» тебя больше не интересуют, так же, как и меня твои «как ты?». Как то не трогает за душу даже, и становится не по себе от того, что всё не так уж и плохо, и даже почти не скучаю. Всё вот так просто, даже слишком. Вроде и отрезали от тебя часть, но ты всё ещё находишься под наркозом. Или , может, наоборот: боль настолько сильная, что организм ничего не чувствует. Такое бывает : ты понимаешь, что должно быть больно.  А ни черта не больно, и от этого в тысячи раз тяжелее,  потому что понимаешь, что вся эта боль сидит там, внутри тебя, медленно разрушая твой хрупкий внутренний мир, а так хочется ощутить её, кричать, плакать, ненавидеть, страдать.

И как всё-таки нелепо ехать  метро с мыслью ни о ком. С мыслью о том, что тебя никто не ждёт. А станция, на которой он живёт  всего лишь станция, и ничего больше. А его номер в записной книжке  всего лишь номер, который я всё забываю стереть. Конечно, я вру себе, что просто забываю. А пусть будет. Ну, на всякий случай. Но однажды всё-таки решусь и вылью на него литр замазки, потом вырву страницу, скомкаю и выброшу в урну. И затем, чёрт возьми, зареву, достану тот самый листик, и ещё долго буду соскабливать бритвой замазку.

Но на самом деле, это вовсе не значит, что мне без тебя так плохо. Просто я ранимая и до жути сентиментальная. А так, в принципе, у меня всё замечательно. Просто до сих пор удивляюсь, как так получилось. Как в наш с тобой замечательный вакуум, в котором нам и дышать необязательно, проник смертельно ядовитый газ и заполнил наши лёгкие.

И ещё, на самом грустном моменте в какой-нибудь мелодраммке я переключаюсь на другой канал. По мне так уж лучше смотреть прогноз погоды, чем плакать на романтическом фильме, не уткнувшись в чьё-нибудь плечо. Да, глупая привычка. Останется, наверное, на всю жизнь.

Зато у меня остался твой галстук. И ещё твой запах на моей рубашке. И пара записок. И пачка из под сигарет. И бесконечные воспоминания. И зияющая дыра в сердце. Но галстук потеряется среди моего хлама, а через несколько лет я случайно его выброшу вместе с остальными ненужными вещами. Та же участь ждёт и записки, и коробочку с надписью «минздрав предупреждает». Запах тоже выветрится, после первой же стирки я уже и не вспомню, как ты пахнешь. Воспоминания постепенно потеряют свою яркость и станут тусклыми.  Дыра в сердце зарастёт, а если не зарастёт  зашьют чужие руки. Или губы. Или не зашьют.