Сестра милосердия

     Раз,  два, три, голос  нашего тренера по фитнесу звучит параллельно с активной  музыкальной композицией.  Раз, два, три,  двигайтесь, требует от  нас  Мила, не сачкуйте.
Я прыгаю как упругий мячик,  мне нисколечко не тяжело, тело послушно отзывается на команды,  раз  - ноги широко врозь,  два – вместе, три - подскок. Мне легко только майка  темнеет от пота. Рядом девчонки лет по двадцать пять – тридцать, еле шевелятся смотреть противно. Животы вываливают, жалостливо пищат, двигаются еле – еле.
   Я же, как пружина каленая прыг - скок и далее без устали. И так всё занятие.
После фитнеса душ, затем гидромассаж и после получаса отдыха за чаем с травками, к косметологу Дусе. Ей платишь сполна,  она и старается. Училась кстати Дуся в Америке и Франции и там  не просто отсиживается на задних партах, а с первого занятия в числе лучших учениц. Затем обслуживает только VIP персон, талант у неё космических масштабов,  косметолог высшей категории, дипломов и восхищённых  отзывов знаменитостей, как у собаки блох. После работы Дуси, кожа становится нежной и бархатистой, словно у ребёнка двухлетнего. Выхожу после процедур  и всякий раз чувствую, что годы мои вроде бы вспять убегают. Чувствую себя молодой – молодой, словно мне уже не сорок восемь , а всего - то лет тридцать. Во всяком случае,  я себя настолько  чувствую.
   Зовут меня  Алла Семёновна,  фамилия Самойлова.
сорок восемь только исполняется.  Хороша  собой, ухожена,  одета  от кутюр.  Мне даже злопыхатели  – недоброжелатели дают лет тридцать семь – тридцать восемь,  а больше  ни – ни. Я за собой слежу и всегда выгляжу на все сто.
Трижды бываю замужем, двое детей. Дочери двадцать пять лет, сыну двадцать семь. И сын и дочь находят себя в жизни.  Дочь заправляет аптечным бизнесом, сын начальник отдела в центральном офисе Газпрома, всё у них хорошо, слава Богу.
Выхожу из клуба  в изящных замшевых туфельках на высоченных каблуках, походкой от бедра, мужики мне вслед головами вертят, взглядами сверлят. Я хоть и не оборачиваюсь, но взгляды эти кожей своей ощущаю и мне приятно. Петрович  - водитель мой, уже у машины стоит, курит, на часы поглядывает, меня поджидает.
Подхожу к машине новёхонькой  - Опель  Астра, сажусь  на сидение  изящно, легко и на работу.
 Президент благотворительного общества  сестёр милосердия в  Москве. Нашей  программе благотворительной деятельности уже пятнадцать лет вот – вот  исполнится. Начиналось всё в 1997 году. Германскому благотворительному  обществу  сестёр  милосердия  требуется  руководитель, для организации работы в  Москве.  Я же  одним из медицинских  училищ в столице заведую. Прохожу собеседование, тестирование,  знание немецкого языка.  Немецкий я  почти в совершенстве знаю,  маме  спасибо и сама со мной в школе  занимается  и репетиторов нанимает. Так что прохожу я на должность с блеском,  на - раз,  и все дела. Работа мне моя не просто нравится, в работу свою погружена полностью, себя без неё уже и не представляю.   
Десять утра,  звонит Доктор Геринг из центрального офиса в Германии 
-- Guten morgen doktor  Алла –
 Интересуется,  как идут дела,  спрашивает,  есть ли возможность открыть такое же     общество сестёр милосердия  в  Санкт. Петербурге,  причём сразу же уверяет меня, что координировать всю работу общества естественно буду я и только я.
Обещаю подумать и прислать резюме и  обоснование  через два месяца. Доктор Геринг приглашает принять участие в семинаре в Бразилии. Отвечаю,  что  подумаю,  но сама - то знаю, что не поеду, работы в Москве невпроворот.
Еду в Южный Административный Округ, двум моим подопечным  старикам надо помочь и срочно.  Старушку участницу войны переселить на первый этаж с  восьмого. Как мне доложили мои сотрудники, еле ходит,  месяцами во двор выйти не может,  на слезные просьбы - обращения глава  просто не реагирует.
Зажрались»  совсем чиновники,  совесть то давно потеряли. Посмотрим,  сможет ли он  отказать мне. Наш юрист подготовил все обоснования по переселению. Так что я, как говорится,  вооружена и  к бою готова.
Жду  двадцать минут. Секретарь – красавица  предлагает чай кофе, «стреляет»  в мою сторону глазками, определяя мой социальный статус.

Даже обидно,  что на решение вопроса о переселении уходит всего десять минут. Глава,  проявляет  галантность  ко мне, красивой женщине,   вежлив,  изображает из себя джентльмена.  Беседуем  о проблемах,  интересуется моей работой.  Жалуется мне  на нечеловеческую загрузку, и днём  и ночью в строю.
Приглашённый юрист округа шерстит мои поданные бумаги.  Просматривает, говорит,  что всё в порядке предлагает решить переезд в течение  квартала.  Глава округа,  явно рисуясь передо мной,  с металлом в голосе говорит:
- Переселите через двадцать дней и точка.—
 Разводит руками,  как бы говорит,  что всё надо решать самому.  Тут же встаю,  благодарю за чуткость и понимание проблемы.  Глава подаёт мне руку на прощание,  рука холодная и потная, как лапка у жабы.
В приёмной вытираю руку  влажной салфеткой,  бросаю её затем  в  урну на выходе из здания.
  Тут же на «взводе»  рабочем,  еду в четвёртую "градскую больницу.  С  главным врачом  проще складывается;  он меня сразу вспоминает.  На недавнем  совещании в министерстве здравоохранения, я   с докладом коротким выступаю  о принципах нашего общества  сестёр милосердия.  Поговорили  всего - то ничего,  и тут  же место нашлось   моему подопечному старичку, одинокому инвалиду. Не будь  меня,  умрёт,  и не заметят  те,  кому замечать положено.  Правда  иногда не сразу дела решаются, но я пока задачу не решу,  не успокоюсь, и победы добьюсь.
В два часа дня еду  в офис работаю с документами.
В три часа дня читаю лекцию студенткам нашим будущим сёстрам милосердия естественно на немецком языке. Девочки стараются из кожи вон лезут. А  как же  иначе,  не сдаёшь,  экзамены  вылетаешь,  у нас конкурс,  как в МГУ. Зарплата неплохая, перспективы в будущем в Европу уехать. Так что мой персонал всегда на высоте положения. Не подводит, старается,  работает не на страх,  а на совесть.
У нас в Москве около сотни  сестёр милосердия.
И сама и сотрудники мои все нацелены  на оказание помощи одиноким и малоимущим старикам, инвалидам,   что живут  в нашей «дерьмовой»  действительности 
Сам Юрий Михайлович Лужков обо  мне говорит, что я Человек – мотор. Даже заявляет,  не  раз,  что всегда поможет благие дела решать,  а то говорит,  очерствели мы,  простых москвичей,  пожилых людей  замечать не хотим.  Свита его конечно головами вертит, поддакивает.
Девочки наши учатся до четырёх дня,  а вечером будь любезна  каждая обойди по  трём адресам Москвы навести наших подопечных стариков и старушек,  укол сделай,  продукты принеси,  умой,  если требуется,  накорми,  утешь, кто нуждается.  Такая вот   у меня и моего персонала работа. Мне кажется,  что вся моя жизнь поминутно расписана. 
В семь вечера у меня встреча в главном аптечном управлении Москвы. Надо «выбить»  бесплатные лекарства, получить и разнести подопечным.
Звонит на мобильник Петрович,  бормочет виновато,  что застрял в пробке на Варшавке часа на два.
 Петровичу верю,  но пробиваю местонахождения машины по спутнику,  точно на Варшавке.
Говорю ему,  чтоб завтра в шесть десять к  подъезду и отключаю мобильник
Выхожу из офиса, голосую.  Опаздывать не могу,  врастает  в меня за десять лет немецкая пунктуальность намертво.
Останавливается  тормозит   вишнёвая - мазда.
Спрашиваю,  не подвезёт ли  к главному офису московской фармакологии?  Мужчина за рулём кивает,  говорит:
-- Присаживайтесь,  подвезу,  мимо еду.—
  Еду,  сама из любопытства  женского водителя вроде невзначай рассматриваю искоса.
Мужик  оказывается что надо,  черноволосый, глаза голубые, ни капли лишнего жира во всём теле.  Ростом Бог не обделил,  головою  чуть  в потолок крыши салона не упирается.  И серьёзный  донельзя.
Пока едем,   поболтаем  о том , о сём,  а как добираемся до места нужного, то я зачем – то   вдруг решаюсь и ему визитку свою на «торпедку» машины кладу  со словами,  что  земля круглая,  может ещё встретимся и выхожу  - выпорхнув  легко на одном дыхании из машины, рукой на прощание машу.
Через две недели звонок  раздаётся нечаянный.
--Здравствуйте Алла Семёновна,  Михаил беспокоит—
молчит,  а затем  предлагает поужинать в итальянском ресторанчике .  Я  всего то мгновение раздумываю, затем вспоминаю его  глаза голубые со стальным отливом  и в  микрофон мобильника  выдыхаю,  что согласна. Время встречи оговариваем.  Михаил предлагает заехать за мной,  соглашаюсь легко. Сама не знаю  почему, но веду себя как девчонка лет пятнадцати.
Поужинали классно.  Михаил,  офицер подводник в отставке, кавалером оказывается на диво как хорош;  таких, поискать, с трудом сыщешь,  не замечаю даже,  как вечер пролетает.
Миша  подвозит  к подъезду.  Дверцу мне открывает,  руку подаёт,   я выхожу  из машины.  А Михаил тут же обнимает меня нежно – нежно и в губы целует.  От объятия Мишиного и поцелуя страстного, ножки мои крепкие стройные  подгибаются, дрожат, только шепчу:   
-- Может кофе нам выпить? --
Так я Алла Семёновна Самойлова и  «закрутила»  с моим Мишей  любовь горячую,  неистовую,  словно пожар таёжный верховой.
Начинаю  с моим Мишей  встречаться видеться.  Поначалу сдерживаю себя,  но затем  голову свою умную, рассудительную,  окончательно теряю.
 Иногда,  когда едем ко мне,   Миша мне ладонь свою горячую на колено положит, так у меня сразу мурашки по телу бегать начинают с ног до головы. Всё на свете забываю и любовью с ним  прямо в машине среди бела дня заниматься готова.
Когда  мой желанный  прийти должен, сама не своя становлюсь, от ожидания наших встреч. По комнатам хожу из угла в угол,  всё из рук валится,  минутки считаю до встречи с любимым человеком.
Мы времени зря не тратим,  сразу в постель.  Мой  Миша нежно и страстно любит меня,  я  ору от восторга  сладостного на всю комнату и наплевать,  что подумают соседи и вообще  все на свете.  С моими бывшими мужьями мне такое  и не снилось  ни разу. Даже вспоминать их противно, что  я с ними в одной кровати лежала.
Так незаметно,  как день один,  год  пролетает,  оглянуться не успеваю.
Мишенька  мой женат, другого и не  ожидаю,   такого мужчину видного  обязательно уведёт, привяжет к себе какая либо мадам.  Дочка у него десяти лет   красавица,  вся в любимого  моего.  Жене тридцать пять лет. Ничего не скажу симпатичная .  Впрочем,  если я у Дуси  макияж сделаю,  и пёрышки почищу,  то в свои сорок восемь краше неё  буду, во всяком случае, на фотографии  и гадалке не ходи.
  Так второй год с Мишей и живём.  Три раза в недельку вечерами всего - то видимся, на всё остальное время  его жёнушка лапу накладывает, не отнимешь, не оттолкнёшь. 
Наше общество сестёр милосердия  в  Москве Первопрестольной на слуху и на виду и я естественно как президент. Старички наши на меня, как на икону молятся, приятно конечно, но я просто люблю свою работу и как паровоз с полной топкой, только ходу   рабочего  поддаю.
Мэр Лужков награждает званием почетного гражданина Москвы. Зала торжеств битком набита,  людей значимых - не протолкнёшься.
Я в ответ с коротким словом выступаю. Знаю что Миша в зале где - то сидит, слушает,  меня гордость и любовь всю переполняют, голова кружится слегка, как после бокала хорошего шампанского.
Планируем с  Мишенькой  съездить в Германию. Хочу любимому человеку показать и рассказать всё, что знаю сама об этой прекрасной стране.
Звоню Доктору Герингу, прошу содействия, тот молчит,  сопит в трубку,  затем говорит,  что поможет всем, чем может.
Ревнует меня мой дорогой Шеф.
СОРВАЛОСЬ.  Сорвалась наша поездка.  Миша уезжает  с семьёй в Адлер. Виновато произносит,  что дочке Алёнке солнышко и море Чёрное  просто необходимо.
  Молчу, киваю, а сама думаю, что эта «бабёнка»  его противная всё подстроила. Миша вскоре уезжает домой. Я в ванну  ложусь в пенную воду,  глаза прикрываю,  тоска меня одолевает. Внезапно  вскакиваю, вода льётся через край на тапочки, на коврик, наплевать на воду в ванной, есть ведь решение, надо только его обдумать.

Пока мой любимый на солнышке загорает, да  со своей мадам балуется,  я времени даром не теряю.  Нахожу наёмника кавказца,  все детали,  дела предстоящего  оговариваю,  всё просчитываю. Каких сил мне это стоит  одному Богу известно,  да мне самой.   Кавказец твёрдо требует за работу  шесть тысяч евро.
Сопит,  меня спрашивает:
-- Покалечить или убить?  --
  Думаю недолго, достаю ещё тысячу евро и твёрдо говорю:
-- Убить,  нечего   ей на этом свете делать.—
А сама думаю как хорошо мы с Мишей и Алёнкой жить будем скоро.
 Кавказец залог, две тысячи евро,  во внутренний карман куртки  суёт,  фотографию  мадам  и адрес рассматривает внимательно,  добавляет гортанно,  что срок неделя и уходит.
Вечером Миша звонит, сообщает,  что с моря завтра прилетают.
Спрашиваю,  как отдыхает,  как дочка, о ней ни слова. Добавляю, что работы по «горло» и предлагаю встретиться дней через десять. Сама  жду с надеждой  развязки  узелка запутанного.

Работу нашего  благотворительного общества  сестёр  милосердия  снимает московское телевидение.  Приехал доктор Геринг, журналисты, даже депутат Бундестага.  Деятельность нашу  признают успешной и важной.  Меня награждают Знаком отличия Матери Терезы.  Все, с кем знакома  поздравляют, в глазах некоторых явная зависть.
Вечером приём в посольстве Германии в Москве.

Звонит Миша,  голос срывается от волнения, говорит:
-- На жену  сегодня вечером по дороге домой напали, избили страшно. –
 Я перебиваю,  не могу сдержаться спрашиваю:
-- Жива? –
Миша отвечает,  что да,  но врачи говорят  состояние безнадёжное. Закрываю рот плотно ладонью,  чтобы крика радости, мой  Мишенька не услышал, успокаиваюсь, спрашиваю,  чем помочь  смогу. Миша просит присмотреть за Аленкой несколько дней, пока он в больнице пропадает.
Беру отпуск на неделю.  Знакомлюсь с дочкой  Миши, ухаживаю за ней, а сама жду и жду известия заветного не дождусь.
Проявляется  кавказец .  Отдаю  ему пять тысяч евро. Спрашиваю его
--Почему жива?—
 Тот недобро усмехается,  хмыкает  и отвечает:
--Некуда не денется,  уйдёт - 
И сплёвывает.
К чёрту конспирацию,  не могу ждать больше и на четвёртый день еду к мадам  в больницу.
Захожу к ней в палату, лежит,  вся битая перебитая в бинтах. Глаз только правый виден прикрытый. Наклоняюсь и прямо в этот глаз негромко говорю:
- Задерживаешься  ты на  этом свете мадам,  уходи,  а Мишу  мне отдай.—
  Поворачиваюсь и  выхожу из палаты,  петь хочется. Дежурная медсестра на мой вопрос как её дела, качает печально головой, а мне это бальзамом целительным на душу.

НЕ УХОДИТ МАДАМ, ВЫКАРАБКИВАЕТСЯ из тьмы,  ну почему же мне так не везёт,  столько усилий и всё коту под хвост.
Миша приходит всё реже, занят семьёй, дочкой и мадам своей разлюбезной, жалеет её при мне.
Третий год,  как мы знакомы, а любовь наша на убыль катится, как костёр,  без поленьев сухих, разгораться не хочет.  А всё эта «бабенка» – мадам во всём виновата.

Дуся наш косметолог с  тревогой в голосе,  как - то мне замечает:
-- Алла Семёновна, что - то  морщинки на лбу у Вас никак и ничем не разглаживаются.—
 А как они разгладятся, когда я думы горькие, ночами бессонными думаю, передумать не могу.

Хорошенько всё обдумываю и решаю после запятой неудачной, наконец  - то поставить точку жирную, во всех  наших с Мишей делах любовных.
Три месяца ищу человека надёжного, нужного. Нахожу его, наконец -  то с  трудом великим. Встречаемся в парке Царицыно. Очки в пол лица;  в ветровке, джинсах, капюшон на голову надвинут. Объясняю, что нужно сделать и как сделать.
 Кивает,  просит адрес, на фото мадам смотрит внимательно, запоминает, затем возвращает.
Через пять дней соглашается.  С  трудом сходимся на двенадцати тысячах евро.  Две недели ни слуху не духу и вдруг, сегодня говорит, в два часа дня. 
Твёрдо решаю на самотёк, как в прошлый раз дело не бросать и еду с ним к дому, где мадам «разлучница» проживает с  Мишенькой  моим.

- Оружие покажите, - говорю твёрдо.
 Человек  за пазуху  руку суёт и достаёт большой черный пистолет,  ствол опускает  вниз к ноге и тихо губами выдыхает:
--  Пух и готово. --
Требую принести её белую куртку с меховой отделкой и фото сделать после выполненной  работы. Усмехается  человек, словно волк матёрый скалится  и сотку мою просит.  Слова меж губ сжатых проталкивает, говорит:
--Свою  «мобилу»  на дело не беру, примета плохая. --
Даю сотку,  думаю, посмотрю и тут же сотру.
Уходит, мой работничек к подъезду  мадам,  а у меня в голове одна мысль вертится,  сделай – сделай, не подкачай.
Через пятнадцать минут, как ни в чем,  ни бывало, выходит с пакетом для мусора в правой руке.   Садится человек  в машину.  Отъезжаем метров на двести от дома.
- Та куртка? – спрашивает он. 
Приоткрываю пакет. Точно куртка её белая с меховой оторочкой вдоль воротника.    Человек следом сотку мою мне в руку подаёт, на фото  лежит на полу в прихожей мадам – разлучница ножки,  подогнув неловко,  с дырой во лбу, посмотреть приятно.  Человек руку протягивает за деньгами,  я ему пакет передаю, спрашивает :
--Считать не надо?—
Машу головой что нет.
Человек просит остановить,  выходит  у входа в  метро Пролетарская,  и пропадает в толпе.  За сотку берусь,  ещё раз смотрю на мадам мёртвую,  вглядываюсь.  Вдруг по стеклу двери моей машины  легонько так стук -  стук. Гаишник стоит мальчишка -  лейтенант улыбается. Стекло опускаю.
- Нарушаете,  гражданка правила движения - выпевает - улыбается офицер.
 Наклоняется ко мне и неожиданно ключ из замка зажигания выхватывает. Тут же ещё двое в штатском ко мне садятся и жёстко так
- Алла Семеновна Вы арестованы.-
 Вот так наши доблестные полицейские  развели - купили меня своими дешёвыми фокусами,  как в «балагане»  шапито  ребёнка малого.
И жизнь моя прежняя пропадает, рушится, не собрать кирпичиков этих разбросанных; воедино.
Дочь,  с тех пор как меня сажают в Лефортово,  не приходит ни разу.  Только сын забегает по разрешённым дням. Да одна из моих студенток.
  Пользуясь статьёй закона,  против себя не свидетельствую,  на допросах молчу, мне со следователями говорить не о чём.
Адвокат перед судом советует попросить прощения, говорит, что может годик скинуть удастся.
Мишенька мой на суд не приходит. Мадам сидит на стуле, на меня практически не смотрит, лишь при необходимости пройдётся взглядом невидящим и всё.
Несмотря на уговоры адвоката от последнего слова отказываюсь. Старшина присяжных заседателей зачитывает, вопросы судьи и на них же отвечает:
 Виновна.  Виновна.  Снисхождения не заслуживает.-
Плюю  я на их снисхождение. Да мне ломают мою привычную  жизнь, лишают любимой работы, семьи,  всего, что так дорого,  важно и нужно  для  меня.
Но меня  Аллу Семёновну Самойлову, сломить не удастся НИКОМУ  и  НИКОГДА.

По материалам уголовного дела.