Умножай скорбь

      Инна медленно шагала по зимнему полю в состоянии, когда все возможно. Она отрицала все достижения науки и техники, и она ненавидела современный мир люто и страшно. «Ну почему у меня все, словно бы их отрывка Tютчeвa: О, кaк yбийcтвeннo мы любим,кaк в бypнoй cлeпoтe cтpacтeй, мы тo вceгo вepнee гyбим, чтo cepдцy нaшeмy милeй!».
Одно время она была на лекциях князя Кропоткина и близко к сердцу приняла его идеи, и стала жить иначе. В ее избе всегда были собрания местных анархистов. Ночами они решали вселенские вопросы о том, как правильно противостоять системе капитализма. Горела печь и готовилась картошка с луком для бравых воителей против князя мира сего.
     К Инне зашли на ночь товарищи Степан и дядя Семен, то были ее старые друзья по бегу на длинные дистанции по пространствам без оси и координат.
- Будда наше прибежище! – молвили они оба в один голос. – Быть добру!
- Да, можете и так, я – то давно уже храм любви окультуривать стала, так что ваше право, ваше дело правое! Много ли мне от жизни надо? Я пустоту не комментирую. Пустота так наполнена, что сама комментарий к себе. Пустота так заманчива. В нее хочется заглянуть, как с балкона на сотом этаже — вниз. Можете налить себе вина, можете закусить кабачками, что на балконе, можете помыться и идти ко мне в кроватку! – отвечала радостно друзьям Инна.      
- А мы пришли без вещей, мы забыли вещи в метро, потому что нам вещи не нужны, мы же совсем не хотим жить, как другие живут, - молвил Степан. – Другие пусть работают, а мы не лошади! Коровку подоить вам, товарищ?
- Да нет же, доила утром, не надо. Вы поели бы кое-чего, а? Я пью до дна этот стакан вина за то, чтобы нас никогда не вскрывали и не хоронили! За жизнь вне уютных гробов и добрых могил! Война против умирания и похоронных обрядов. Ночь тоже Солнце! Можете меня понять верно, ведь я за то, чтобы разрушить фабрики и заводы, чтобы освободить людей от вечной каторги. Горит в огне весь научно-технический прогресс!
- Да, да, да! – отвечали весело хором друзья и пили с Инночкой вино, что лилось рекой из обильной бочки, что стояла на столе, а в тарелках плавали маленькие золотые рыбки. А в избе горели лампадки и иконы освещали лик замученного иудеями Христа.
      Они пошли на пруд, что был покрыт льдом, купаться. Они пробили ломом себе прорубь, и смело нырнули втроем туда. Им в голову лезли мысли о том, что народ в стране худой, что народ сам в свое худое тело еле помещается.
     После купания в ледяной воде Инна набрала в избе себе горячую ванну, улеглась в нее и стала мечтать о том дне, что найдет когда-нибудь своих духовных родителей. Она вдыхала запахи мяты и пихты, что неслись по избе подобно осеннему ветру.
       Дядя Семен достал из рюкзака спички и сжег на дворе портрет Ленина и пару книг Маркса, при этом умудрено приговаривая: «Природа все-таки деловое событие! Я во время войны взял за грудь женщину, что несла продукты, так мне дали за это гауп-вахту. Но я пьяный смог пилу подточить и командир меня снова в строй перевел. А когда у границы я встретил двух велосипедисток, то они мне пожаловались, что у них нет мужей, что они убиты на фронте. Я был им на время мужем, они каждую ночь ходили в мой бункер, где мы ласкали друг другу тела».
      Всю ночь Инна валялась в кровати, и ей снилось, что на крупные города падают атомные бомбы, что теперь же буржуазный мир разрушен в пух и прах, теперь-то люди свободны от тирании денег и вещей. Атомная бомба совершила за них Великий Отказ. Ей хотелось кардинальных перемен в своей жизни, чтобы пролилась кровь на землю, но при этом духи дали ей силу для разрушения Вавилона. Товарищи ее за стенкой пытались создать солнце, которое бы давало тепло на то, чтобы очистить от снега огород, а тогда бы и растения стали расти зимой, а не ждали бы весны.
          Инна была рада, что она так четко понимает анархию, ведь в книгах, что лежали на столе, черными красками было написано, что собственность – это каннибализм и рабство. Она любовалась статуэтками Кришны и Пана. Ей хотелось жить в Афинах или в Индии, но во снах она часто бывала в этих местах.
     Утром они собрались идти в неизвестность искать новых приключений на свои ноги и голову, чтобы буржуям сломить хребты.
    - Мировой пожар в крови! Собственность самоубийственна! Буржуазия нам весь свет загораживает! - произнес с надрывом в груди Степан. – Наше дело неутомимое! Бросаю этот город, чтобы уйти в леса и там строить коммуну, где будет любовь во главе угла, а не рыночные отношения.
       На старой площади люди слушали речи Семена и ждали чуда, что, мол, мертвые встанут из могил. Проснуться, наконец-то, улыбнуться солнышку, пропоют песни весне и жажду открытий миров вне тела ощутят. Люди сидели на кладбище, где было полно мертвецов в земле и на земле, пели песни под гитару, зажимали случайных подруг в подвалах и на мусорных кучах своих голов. Горел шустрый костер, люди сжигали тела тех, кого они изнасиловали и убили: водка и вино текло рекой, «баян» шел по кругу, время замерло, оно умерло, не выдержав улыбок ребят. Все давно были посторонними для всего и всех. Все не оставляли следов в пустоте. Все плыли по пути наименьшего сопротивления. Система давно уже была оставлена в стороне. Они убили в себе систему. Теперь люди были уверены в том, что завтра никогда не настанет. И было спокойно им от этой мысли. Они били в барабан нового сознания, где анархия в крови. Ведь нет учителей и учеников, ибо они сами себе учителя и ученики. Не куда идти. Все уже давно тут. Не кому умирать. Ведь все одно. В Себе.
       Система пожрала телят и утят легко и быстро, она держит их в тусклых клетках под замком, за ними следят стражи, что режут их при нужном мероприятии. Они на мясокомбинатах и фермах служат пищей бледным теням. Она убила его после того, как родила, но всю жизнь она доказывала всем, что сирота по своей сути, что нищая духом. Она сделала из него идола, но это было зря, ибо кладбище ело миллионы тел, которые разложились еще при видимой жизни тела. Мертвецы бродят по улицам твоего города, человече! Зловонные трупы …               
        А дядя Семен одно время бил из винтовки буржуев и их союзников на западном фронте, а после той войны он прибыл в этот городок для того, чтобы молодежь не забывала, что они рождены для войны, а не для чего-то иного. Он гулял по улице Семена Алых Роз и зашел в магазин мелкобуржуазных вещиц, где Инна устроила пожар, она подожгла все вещи, что были там. Он полюбил Инну за волю к победе над силами зла. Она была очень хороша. Она была рыженькая. Приятная такая мордашка. Фигура довольно аппетитная. Дядя Семен стал ей играть на барабане ритмы, а она же танцевала и смеялась, а потом он пригласил ее на свидание в один старинный склеп, где они бы говорили о тяге к разрушению капиталистического строя.
      Дядя Семен быстро вышел из сгоревшего магазина, в магазине же задыхались покупатели, но в руках сжимали заветные товары тем самым давая знать окружающим, что им еще рано думать о том, чтобы разрушить свое будущее, окруженное дубинками и решетками. Он прошел через пустырь, где бродяги жгли огонь, и пили водку, за пустырем начиналось молчаливое кладбище. Куча крестов. Куча надгробий мраморных и на них сидели птички, что пели свои песенки о той поре, когда власть капиталистов падет окончательно. Там были склепы, уютные и приятные склепы, где можно было подумать о чем-то духовном. По кладбищу он шел и ему шли навстречу тетки с черными лицами в кожаных красных плащах на высоких каблуках. Он жадно убивал их взглядом, ибо они услуживали буржуям, работая день и ночь на их пузатые тела. Рубил саблей их хвосты и рога, а они кокетливо улыбались и шли своей дорогой на рынок, где купят себе еду, чтобы протянуть еще один день в этой кровавой мясорубке. На этой бойне, где ими руководят пастухи. Он тихо зашел в один склеп, где его должна была ждать Инна.
    Внутри было темно и сыро, пахло вином, он сел на каменную скамью рядом с Инной, которая была так задумчива, что ничего не замечала вокруг. Дядя Семен стал ей говорить о том, как полезно для здоровья заниматься йогой хотя бы раз в день в течение часа. Инна налила ему и себе вина, и они дружно выпили за победу над мировым злом.
    Раньше же она занималась йогой, живя одна в лесу в избушке. Он к выходу из склепа подходит, а она присела на холодную ступеньку и слушала, как капли с потолка падают в лужу. Она слушала то, что говорил ей ее разум, а потом предложила ему устроить у нее дома ужин. Вдруг в углу запищала крыса, Инна вскрикнула от неожиданности, а крыса забегала по периметру склепа туда-сюда.
       В старом парке они сели на скамью, к ним подошел радостный Степан. Они до утра смотрел на звезды, устроившись на скамье как можно удобнее, лежа на желтой траве, глядели они на то, как все звезды упали в пустое пространство вселенной.
       Утром Степан поехал в горы, чтобы улететь там по ту сторону добра и зла. Там он нашел себе хижину и стал кричать птицам о том, что жизнь прекрасна, что он вне времени, что время не есть, время дано.
     Инна же говорит на прощание, уходящего на восток Степана, обнявшись, как следует, чтобы тепло тела ощутить: «Молотом Тора я учу людей философии. Я хожу по улицам и вижу людей, в которых умерла любовь. Люди же мертвы».
       Инна танцует от счастья, ведь ей нечего терять, она уходит на иные планы бытия. Она молчит. Она плачет. Она не знает что делать, ведь Бездна обнажилась.               
       Ветер свищет в поле. Мыши спят в норах. Степан в тяжелых кирзовых сапогах идет по мокрому полю, а в городах лишь прах летает по улочкам и в домах скелеты стонут под гнетом буржуазии. В городах все мертво теперь, там не радостной песни и воли к жизни. Птицы не поют там. Дети не смеются, ибо они ушли в подвалы и на свалках роют себе могилы. Не найти теперь Степану нигде приюта, лишь в горах он станет самим собой. Скоро все будет, как надо, скоро будет рай на земле, еще чуть-чуть осталось, лишь пару шажков до рая. Скоро все зло пропадет. Будет лишь прохлада июньской ночи. Все покроет лед под шелест листопада, запоет синичка на кресте, дрогнет колесо электрички, протянут руки из тьмы существа. И нигде нет света, ибо свет поела тьма. Тьма кругом стоит, а во тьме идет Степан навстречу солнцу. И в пожаре лета горит рекламная газета, горит город, Вавилон пал! Глаз во тьме ночной горит красным огнем, а кладбище в морском тумане уплыло в иные края. Корабли лежат на дне без якорей и без матросов и рулевого. И с улыбкой Степан идет в тишине, в тумане ищет он покой на время, чтобы собрать всю свою мощь и ударить по проклятым либералам своей мощной армией, чтобы они исчезли совсем с лица земли.
       Инна на чердаке в доме анархистов любила ночами читать Шпенглера. Так она жила из года в год. Она глядела на хрустящие мысли, что летали над ее головой. «Мы же враги империализма!» - бросила она мышам, что лезли из щели у окна на пол, потом она открыла окно, и ветер северный влетел в комнату. «А ведь чeлoвeк нaчинaeт c тогo, чтo бyнтyющe зaявляeт o cвoeй cвoбoдe, гoтoв нa вcякoe cтpaдaниe, нa бeзyмиe, лишь бы чyвcтвoвaть ceбя cвoбoдным. И вмecтe c тeм чeлoвeк ищeт пocлeднeй, пpeдeльнoй свободы. Peвoлюция coвepшaeтcя нe вo имя cвoбoды, a вo имя тex жe нaчaл, вo имя кoтopыx пылaли кocтpы инквизиции, вo имя «тыcячи миллиoнoв cчacтливыx млaдeнцeв». Чeлoвeк дeлaeтcя oдepжимым кaкoй-нибyдь «идeeй» и в этoй oдepжимocти yжe нaчинaeт yгacaть eгo cвoбoдa, oн cтaнoвитcя paбoм кaкoй-тo пocтopoннeй cилы. Этoт пpoцecc гeниaльнo изoбpaжeн Достоевским. Toт, ктo в cвoeвoлии cвoeм нe знaeт гpaниц cвoeй cвoбoды, тepяeт cвoбoдy, тoт cтaнoвитcя oдepжимым «идeeй», кoтоpaя eгo пopaбoщaет.Bcякaя нeнaвиcть ecть yжe убийство. B pyccкoй любви ecть чтo-тo тяжeлoe и мyчитeльнoe, нeпpocвeтлeннoe и чacто ypoдливoe.
       Степан обещал зайти в гости к Инне после того, как он вернется с гор, получив там информацию от звезд. Часто по ночам он слал посыл мысленный к друзьям, но дядя Семен работал над созданием солнца, а все потому, что упал в пропасть понимания бытия, теперь ему захотелось поднять местные колхозы.
     Инна заходила без стука в мастерскую дяди Семена, она садился рядом с ним на стул. Смотрела ему в глаза, которые были полны неземной мудростью. А потом лихорадочно лепетала:
- Дядя Семен, да ведь ты…Ты так сложно выражаешься, что я совсем в самом себе запутался от твоих слов. По-другому спроси! Я не знаю, как ответить и что ты подразумеваешь под целостностью? Я сам не цельный, но с тобой как будто цельный. Дядя Семен, миленький, ну мне так чувствуется, я с тобой, как с самим собой, хотя ты для меня и не постижим, и, вероятно, никогда я тебя не смогу достичь, ты не цель для меня,  ты для меня я сам - путь к себе, о, дядя Семен!
      После этих слов Инна жмет крепкую руку дяди Семена и наливает стакан водки, залпом выпивает, а потом говорит, что в душе уже не плачет, не хнычет, ведь она лишь только хочет, чтобы либеральный мир исчез навсегда.
- Дядя Семен, а можно я буду жить в горах, и думать о том, как свергнуть мировую буржуазию? – вопрошает скорбно Инна. – Моя луна лишь мне ответ даст, да и солнце тоже будет меня вопрошать о том, что я за существо такое!
     «Caмoyбийcтвo пpи пoтepe идeи o бeccмepтии являeтcя coвepшeннoй и нeизбeжнoй нeoбxoдимoстью для кaждoгo чeлoвeкa, чyть-чyть пoднявшeгocя в cвoeм ypoвнe нaд cкoтaми. Cтpaдaниe ecть пocлeдcтвиe злa. Ho в cтpaдaнии cгopaeт злo! Смерть подскажет, что мне делать в горах, как дальше быть» - добавила к сказанному ранее Инна. После этой речи Инна ушла в горы вслед за своими победоносными думами.
       Дядя Семен обнял Инночку и налил ей на дорожку стакан вина, а после этого, он принялся разбирать схемы по созиданию солнца, а потом ушел в гараж собирать мотоцикл. Степан же приехал сразу же, как Инночка тронулась в путь. Степан твердо знал теперь, что жизнь прожить не поле перейти.