Что-то не так...

Расшатанные двери старого троллейбуса со скрипом и грохотом нехотя открылись передо мной. Я, поеживаясь, вошел. Народу было не много, и я неторопливо занял место у окна на задней площадке салона. На заиндевевшем стекле остались маленькие окошечки от предыдущих пассажиров. Все так делают – дыханием или теплой рукой протирают небольшую амбразуру, что бы смотреть, что происходит на улице. Наблюдать за прохожими, за другими машинами. Особенно интересно ездить ночью – сотни огней города сливаются в один яркий сверкающий шлейф. Завораживающая картина. Странно, но знакомые места кажутся совсем другими и причудливыми, нежели днем.
Внутри было холодно.
Сиденья старые и местами протертые, так, что вылезает поролон, уже грязный. Электричество монотонно гудит в недрах железного пятитонного механизма, собранного еще при социализме.
На поручнях висят пластиковые рекламы различных товаров и услуг.
Торговая компания приглашает на работу молодых и активных сотрудников.
Кредиты населению под тринадцать процентов годовых.
Обучение водителей любых категорий.
- Передаем за проезд, вошедшие, - бодро прокричала тучная контролерша, неспешно встала со своего места и пошла обелечивать пассажиров.
На ней была уже изрядно потасканная меховая шапка, которая была ей к тому же мала, так что налазила только на затылок, засаленный синий передник с небольшим крылатым гербом госэлектротранспотра и черные бурки.
Мне почему-то стало печально. Наверняка, это не та жизнь, о которой она мечтала, когда была маленькой девочкой. Еще одна странная штука – ведь когда-то мы все были маленькими, и эта контролерша, и усатый водитель, и сидящая через проход от меня бабушка с авоськой, и интеллигент, читающий газету впереди, и пожилая киоскерша с фиолетовыми волосами, которая продала мне сигареты полчаса назад. И все они желали себе интересной, обескураживающей и замечательной судьбы, такой, что бы хватило на пару внушительных томов. Но в большинстве своем, из всех нас вырастает черти что.
Троллейбус, покачиваясь, набирал скорость, вгрызаясь широкими шинами в хрустящую дорожную кашу из снега и песка.
Нелепое чувство, когда тебе кажется, что что-то не в порядке, но не понимаешь что именно. Ощущение тупой давящей тревоги. Казалось бы, день начинался обычно, размеренно. Ты проснулся после третьего будильника, почистил зубы, выпил утренний чай в компании утренних жизнеутверждающих телепередач, и пошел на работу. Все хорошо, все правильно и верно. Но…
Красивая девушка, с длинными блондинистыми волосами и тонкими чертами лица, сидящая передо мной отдала контролерше тысячную купюру. Та недовольно посмотрела на нее и принялась отсчитывать сдачу. Исключительно монетами. И в этот момент она одержала победу над блондинкой, использовав, свою недолгосрочную власть над ней. А ведь девушка ничего плохого ей не сделала, только лишь хотела доехать до нужного ей места, никому не грубила, не вела себя вызывающе или что-то такое. Но в женском мире не прощаются две вещи: красота и молодость, только и всего.
Невозможно уловить момент, когда оно возникает, это чувство, что мир не в порядке. Но всегда можно четко ощутить его присутствие.
Раздался звонкий металлический удар. Горизонт потерял точку опоры и начал валиться вправо. Боковым зрением я увидел фонтаны искр, высекаемых жестяным корпусом троллейбуса об оголившийся асфальт.
Время, кажется, остановилось, и я увидел, как люди срывались со своих мест и летели в окна. Девушка, что сидела передо мной, ударилась головой о спинку переднего сиденья. Ее волосы, ухоженные и красиво уложенные, веером, как в рекламах шампуней, развеваются в искаженном пространстве. Брызги крови и осколки зубов полетели на пол. Я даже услышал хруст ее ломающихся костей.
Бабушка справа полетела в большое морозное стекло и разбила его своим дряхлым телом. Апельсины из ее авоськи полетели следом и полопались от удара. Запах цитрусовых, смешался с ворвавшимся внутрь утренним холодным воздухом февраля.
Контролерша кубарем покатилась в сторону кабины водителя. Мелочь из ее сумки звонко скакала по всему салону. Она спиной ударилась о поручень и сила инерции согнула ее пополам, изо рта моментально вырвалась струя темной вспененной крови.
За пределами перевернувшегося троллейбуса я слышал удаляющийся женский крики и шипение по снегу шин, тормозящих машин. Костяшки на моих руках побелели от напряжения, когда я вцепился в поручень и сидение, пытаясь удержаться. Битое стекло блестящим потоком ударило мне в лицо.
Затем все исчезло.
……………………………………………………………………
Я вылез из окна, в голове все плыло, адреналин пульсировал в висках, наполняя тело кисловатым на вкус инстинктом самосохранения. В щеке у меня застрял осколок стекла, и кровь моментально застывала в бордовую ленту на морозе. Ноги не слушались и дрожали.
Сзади на дороге стояли и дымились две раскуроченные машины, на тротуаре без движения лежали несколько человек. Снег был в красных каплях, как на картинах импрессионистов – хаотично и спонтанно.
Вдалеке послышалась сирена скорой помощи.
Женщина, стоя на коленях, прижимала к себе своего маленького сына, лет девяти, не больше, и рыдала в голос. Она покачивалась взад – вперед, и тряслась.
Голова мальчика лежала рядом, метрах в пяти – ее срезало сорвавшимся с проводов рогом троллейбуса.
И тут я понял, что не так – я оставил проездной в другой куртке.