У птиц свои законы
Детей Татьяна растила одна; мужа застала с соседкой на сеновале и выгнала его. Ребятишки их были тогда ещё совсем маленькими: старшему –Витьке исполнилось восемь, Митеньке – пять, а младшенькой – Валюшке только полтора года. Трудно было одной с тремя, да вытянула. Супруг и прощенья просил, и назад просился. Только верила она в свои силы, а ему не верила. Теперь Татьяна ждёт, не дождётся выходных, выбегает лишний раз на дорогу взглянуть, не идут ли теперь уже взрослые её ребятки.
И на этот раз выбежала. Смотрела вдаль на дорогу, и вот материнское сердце вдруг радостно забилось, чуть не выскочило,– по дороге шла её доченька.
А та с большущей сумкой шла да ещё по сторонам оглядывалась: со всеми поздоровается, кого-то окликнет или слово какое скажет. Вот остановилась, позвала к себе соседского мальчишку Андрейку, поставила сумку на землю и угостила конфетами малыша. Всегда, когда собиралась к матери в деревню, набирала гостинцев так, чтоб никого не забыть…
– Чего одна-то? – спросила Татьяна, поправляя белый платочек на голове и по привычке одёргивая фартук. – Вроде как все собирались!
Валентина поставила сумку на крыльцо и притянула к себе мать:
– Да мальчишки наши захотели на рыбалку с друзьями в этот раз съездить,– говорила она о братьях.– Сказали, чтоб не серчала. В следующий раз в два раза больше тебе чего переделают!
Будто печаль легла сразу на плечи матери: опустились, вся она сникла.
–А я-то ждала, соскучала. Ты иди, поешь,– позвала она в дом Валентину.
Но та уже не слышала: быстро скинула с ног босоножки и босиком побежала в сад. Она торопилась к беседке, увитой старой виноградной лозой.
Там, под верхними жердями крыши поселились ласточки. Они спрятали свои гнёзда под густой листвой, и не было видно их снаружи. Весной Валентина, сажая цветы на клумбе рядом с беседкой, замечала, как сновали ласточки через маленькие просветы между сплетёнными ответвлениями лозы: посидят недолго на внешней жёрдочке и опять полетят куда-то, вернутся и… нырк – вовнутрь, под листы… Валентина считала, что уже должны появиться птенцы, и ей не терпелось увидеть их. Мать несколько раз звала Валентину в дом, а потом догадалась, куда убежала её младшенькая, и подошла к ней.
– Мама, мамочка,– воскликнула радостно дочь. –Когда же они появились? Гляди, какие уже пушистенькие! – восторгалась, глядя на несколько, широко открывающих свои клювики, птенцов ласточки, устроившихся рядком на жердочке снаружи лозы . Смотрела Валентина на маленьких птенцов ласточки и удивлялась сама себе: живя в деревне рядом с этим пернатым миром, она никогда не задумывалась об их жизни, не наблюдала, как подрастают они.
Девушка ещё не осознавала, что теперь, когда она стояла на пороге взрослости, когда в её сердце стала появляться женская суть материнства, в ней инстинктивно начали просыпаться чувство нежности к крохотным, беззащитным существам и желание участия в их судьбе.
– Конечно, пушистенькие,– подтвердила Татьяна.– Они же быстро становятся взрослыми. Три недели, – и полетели.
–Мам, смотри… Ласточка их кормит.
Птица покружилась над женщинами и, видимо убедившись, что стоящие рядом с беседкой люди не принесут ей и птенцам вреда, подлетела к одному из них, быстро опустила что-то в его открытый клювик и отлетела.
– Как же она узнаёт, кого из них уже накормила? Они все такие одинаковые! И всё время с открытыми ротиками,– задала вопрос матери Валентина.
– А ты понаблюдай. Они же местами меняются! Тот, кто свою порцию получил, на соседнее место пересел, а тот, что рядом был, уже на его месте примостился. Знают порядок! Их и летать учит мама по порядку: с одним отлетит поначалу метра на два, может, три…недалеко… И назад его гонит, кружит над ним до тех пор, пока хорошо не усядется, второго на урок забирает.
– А если у него ещё сил не хватит, он же упасть может!? – не унималась Валентина. –Тогда она быстренько подлетает под птенца, и, поддерживая, подталкивает на место. Мама есть мама!.. Пойдём – ка! Я ведь тоже мама и доченьку свою хочу накормить. А то она с дороги уставшая, голодная,– с материнским теплом в голосе добавила Татьяна и обняла свою Валюшку..
За столом они, стараясь ничего не упустить, рассказывали друг другу о своих новостях, расспрашивали о родственниках, друзьях, односельчанах. Но Валентина, полная впечатлений от увиденного в саду, больше была занята мыслями о ласточках: – Мам, а у кого здесь рядом ласточки тоже поселились?
– Да вон, у Евдокии, молочницы. Они с Иваном над огородом растянули на высоких столбах проволоку, чтоб ласточки на ней кувыркались да помётом их грядки с небес удобряли ,– рассказывала, уже смеясь, Татьяна. – Мы с ней тут глупость одну вытворили… Но ничего, обошлось. – Дааа… – протянула, удивляясь дочь. –А ну, рассказывай!
– Зовёт меня Евдокия к себе в дом и показывает гнездо ласточки. Склеила птичка его в уголке веранды, что над входной дверью . Там щель, место неплохое для гнезда. Но склеила его слабенько. Услышала Евдокия писк. Поняла, что птенцы появились. А тут Иван, подвыпивши, домой возвращался да дверью хлопнул так, что стёкла в доме задрожали. Подхватилась моя Дуня и на веранду… Испугалась: а что ,если гнездо упадёт… Смотрит: донышко от стенки отошло. Ласточка – мама, наверно, улетела за кормом… А птенцы -то тут! Вот позвала Евдокия меня. Стали советоваться, как гнездо спасти. Пришли к выводу, что его надо снаружи как-то укрепить,– рассказывала Татьяна, успевая в это время потчевать дочь.
Они уже приступили к чаепитию, но налитый в чашки чай остывал.
Татьяна, поджавши кулачками щёки и глядя ласково на дочь, тихо продолжала свой рассказ. А Валентина, тоже забывшая о чае, с нескрываемым любопытством и интересом, смотрела на мать, ожидая в её рассказе чего-то совершенно неожиданного. – Предложила моя Дуняша,– продолжала со вздохом Татьяна,– отрезать от старого болоньевого плаща карман и тоненькой тканькой снаружи сделать карманчик под гнездышком. Я поддержала её идею. Переживали же за птенцов. Они голодные. Но пока Евдокия карман делала, видно, птичка всё-таки прилетала их кормить. Вроде как, значит, потише стало. Потом Евдокия убедилась, что ласточки в гнезде нет, прикрепила своё изделие…
Татьяна секунду помолчала, потом продолжила : – Зовёт меня снова Евдокия. Жалуется, что ласточка к щели подлетела, а внутрь не летит. Кружит, кружит… Почувствовала что-то… А там птенцы пищат… Сил нет терпеть! Мы переживаем. Ждём, что дальше будет. Но мама,– улыбнулась теперь Татьяна,– есть мама! Поняла, что… что-то не то, да искала выход. Вдруг куда-то полетела. А через пару минут возвратилась в окружении целой стаи. По очереди подлетали к щели, влетали, вылетали, что-то друг другу щебетали. Потом все исчезли – улетели. Мы не заметили, осталась ли наша. Стоим и не знаем, что дальше будет, что делать… А тут из щели взрослая ласточка вылетает. Ага! Мама осталась! Тут уж мы вздохнули с облегчением,– собрание вынесло решение в нашу пользу! Евдокия посмеялась: теперь и нам по такому случаю выпить не мешает!
Татьяна вылила из чашек холодный чай и в другой раз поставила чайник на огонь. – Чего – чего, а уж выпить – то у вас всех здесь найдётся,– укоризненно вставила дочь.– Вся деревня спивается!
– И не говори!– подтвердила Татьяна, – а ты знаешь, что Васька длинный пить бросил ? – Да ты что… Чтоб Васька…– удивилась Валентина, – с чего это он так?... – А что ж…Он ведь алкоголиком и не был. Так… пьяница, – начала рассуждать мать об односельчанине. – Алкоголик – тот и мать родную на бутылку выменяет. А Васька же добрый… Он вон как своего котяру любит… А пса?! Васька в лес пойдёт, как начинает свистеть , так птицы с ним пересвистываются! .. В голове у Татьяны уйма забот о хозяйстве, планы на завтрашний день… Да только, несмотря на быстротекущее время, она отбросила свои мысли о них в сторону. Редкая возможность посидеть за столом вместе с дочкой доставляет удовольствие поделиться своими деревенскими новостиями. Она видела, с каким интересом слушает её Валюшка и была рада, что не успела поведать ей раньше какой-то случай из жизни односельчан. А дочь подхватила: – То-то я смотрю, как шла к тебе от шоссейки, он сидел на лавке возле своей избы с гармошкой, играет, а не горланит. Вот уж я удивилась, тоже подумала – не пьяный вроде…
– Это ж они, мужики, пьяные такое сотворили… Давай-ка, хоть чай допьём, а потом я расскажу.
Женщины, уже говоря на какие-то другие темы, быстро закончили чаёвничать. Валентина помогла матери убрать со стола и вымыть посуду, сбегала бросить зерна курам и удобно устроилась на стареньком диване. Позвала мать, напомнила о начатом рассказе.
– Да может ты устала с дороги, может уж отдыхать тебе надо,– с опаской, как бы не докучать дочери своими разговорами, спросила Татьяна. А самой очень хотелось, сидя рядом со своей девочкой, смотреть на неё, слушать её и тихонечко говорить – о том, о сём…
Да и Валентина соскучилась по маме, рассматривала её. Раз от раза, по приезду домой, она замечала, как время меняло мать: вот и стать уже не та, и морщинки всё глубже, а в глазах затаилась какая-то светлая печаль. Ей было приятно слушать спокойный тёплый голос мамы. Девушка уже почувствовала усталость , но хотелось услышать ту историю, которая смогла вылечить человека от пьянства, и, видя желание матери продолжить беседу, она подбадривала мать : – Ну давай, мам, рассказывай ! – Да вот, – устроившись рядом с дочерью, начала опять своё повествование Татьяна.– В прошлом году… – и вдруг засомневалась:
– А разве тебе никто ничего не рассказывал?.. Ведь вся деревня на ушах стояла! – Да не знаю, о чём ты? – уже почти с раздражением возразила Валентина.– Давай, рассказывай !
– Ну ладно,– опять начала мать. –Так вот… В прошлом году, когда уже птицы на яйцах сидели, и случилось это. Ты же знаешь, что в селе у нас аисты гнездятся… Так вот… собрались как-то мужики, выпили хорошо, да стали рассуждать о бабьих изменах, да и о своих не забыли. А потом у кого-то возникла идея экспримент сделать – заменить в гнезде у аистихи её яйца на гусиные. Примет ли она их или нет. Смеялись, разберётся ли её мужик, что в гнезде чужие яйца… Выбрали ту аистинную пару, что уже не в первый раз во дворе бабки Матрёны гнездились. Шест под колесо там не очень высокий, а Васька длинный мог бы спокойно дотянуться до гнезда. Да и он, пьяный-то, решил пошалить. Взяли мужики два гусиных яйца, и заменил Василий яйца аистихи на них… Валентина сидела притихшая, как – будто поняла уже , что история – горькая. Вот и мать, обмякшая в своём повествовании, говорила тихо. А слова вытекали медленно, – она искала их, выбирала нужные. – То, что яйца в гнезде чужими были, наверно птицы не заметили. Аистиха их продолжала высиживать. Когда вывелись птенцы, аистиха летает, кормит деток, а аист кружит, кружит над гнездом и улетает. Не кормит ни маму, ни птенцов. Выбрал аист себе пустующее гнездо над старым заброшенным домом, что на краю села у болота… Помнишь, Сергеевы съехали в город? … Так вот, над их избой и поселился, – вздохнула глубоко Татьяна, помолчала немного и продолжила:
– А мужики всё время наблюдали. Сначала подсмеивались. А вот когда увидели, что аист аистиху бросил, заволновались. Жалко и птицу, и гусят. Она малышей не бросала. Признала за своих. – А не хотели мужики гусят у неё забрать? Может тогда бы аист успокоился?– спросила Валентина. – Да что ты! Аист увидел чужих детей и уже упрекнул супругу в неверности, обиделся. Улетел. А она продолжала одна гусят кормить. Васька взялся помогать ей: хлеб для неё таскал, червяков копал… Вместо аиста… Васька чуть не плачет. Аистиха к аисту-то летала… кружит, клювом как-то жалобно щёлкает, что-то ему объясняет, а он – ни в какую… Не прощает! Ей-то беда! А забери у неё ещё и детей?... Мужики, как с ума сошли: каждый день ходили, наблюдали, переживали, всех соседей переполошили. .. Потом, как гусята летать стали, аистиха с ними куда-то полетела, а вернулась одна. Стали мужики гусят искать. Обнаружили их на болотце. Там как-то гусёныши устроились, или она какое гнездо ли устроила…Не знаю. Куда потом делись, тоже не знаю. Вроде как говорили, что с ней по осени на юга полетели… Так вот… как только она одна осталась, опять начала летать к аисту, опять объяснялась с ним. Но он так тогда и не вернулся. Улетали они осенью порознь. Очень Василий переживал. Ждал весны. Думал: или вместе вернутся, или новые семьи заведут, лишь бы одинокими не были. Ан нет! Вернулся аист, но один. У Матрёны гнездо пустое. Такое потрясение мужик поимел, что от стопки отказался, сказал: себе в наказание за причинённые страдания. А то, мол, ещё чего дурного натворю. Зато баба его не нарадуется: в дом хозяином вернулся… А то ведь сядет на скамейку возле избы, да гармошку в руки… И смех, и грех!... – А я ничего и не знала,– протянула слушательница,– я ж экзамены в прошлом году сдавала. Мне не до новостей было, а за всеми своими проблемами внимания даже не обратила.
– Мы поначалу хоть и поругали мужиков, да как-то отнеслись к этому, как к очередной их глупой выходке. А оно вон чем закончилось! – А наш отец тоже с ними был?– поинтересовалась дочь. Мать давно запретила детям вспоминать об отце в её присутствии, и на сердце у дочери было тяжело: обидно, что матери одной пришлось их воспитывать. Знала, сколько всего пришлось перенести женщине.
Уже была у отца другая семья. Тайком от своих супруг – и бывшей, и настоящей, он приносил своим ребятишкам маленькие гостинцы. Просил: «Мамке не говорите!». Тогда им было жалко его. И сейчас хотелось Валентине, чтоб её отец был лучше, чем те, кто принёс птицам беду. Только мать до сих пор хранила в себе старую боль, не простила. – Да кто его знает! Я не интересовалась. – Ладно, мам. Давай отдыхать! .. А назавтра с утра, выгнав скотину на луг, да накормив кур, позвала Валентина Татьяну сходить к избе Сергеевых, посмотреть гнездо, где аист поселился. Как же он один-то…
Свидетельство о публикации №212102601917
А ещё посмотрите на форму размещения текста - сплошняк, невозможно читать, благо я читала в журнале.Рассказ понравился.
Раиса Дейкун 22.12.2013 13:12 Заявить о нарушении
Раиса Дейкун 22.12.2013 13:15 Заявить о нарушении
Галина Радионова 23.12.2013 23:40 Заявить о нарушении