Дезертиры. Часть первая. Глава 9
К вечеру пришлось заночевать в сосновом бору. Найдя выворотень – упавшее от ветра дерево с торчащими вверх корнями, устроился под ними. Накидал голых веток, чтобы не лежать на земле и запалил небольшой костерок. С огоньком сразу стало уютнее. От шинельного сукна повалил густой пар и стало чуть теплее. Поужинав горькими ягодами рябины, которые удалось нарвать по пути, он забылся тяжёлым тревожным сном.
К утру пошел дождь. Пласты дёрна, сохранившиеся на корнях дерева и нависающие над головой, почти сразу протекли грязно-серой капелью . Сырые дрова дымили и не хотели разгораться. Подсохшая было за ночь одежда, вновь набрякла влагой. Вскоре холодные мокрые струйки потекли по спине, вызывая озноб. Зябкая дрожь, время от времени, непроизвольно сотрясала тело, заставляя зубы стучать друг о друга. Тимофею стало совсем плохо. Если бы он мог вскочить, попрыгать на месте, поприседать, разогреться, так чтобы от промокшей одежды пошёл пар. Но непреходящая ноющая боль в раненой ноге не позволяла это сделать. Оставалось только сидеть и плотнее кутаться в мокрое, насквозь пропитавшееся водой, сукно шинели. Двигаться не было сил. Хотелось закрыть глаза, навсегда покинуть этот весь пропитанный сыростью черный лес и больше никогда не видеть мрачно-серого, безрадостного неба над головой.
Вспомнилось жаркое тепло пышущей жаром русской печи в его родном доме, исходящий от неё лёгкий запашок древесного дымка, смешанный с ароматом горячего хлеба и варёной картошки. Он, вдруг, совершенно отчётливо осознал, что уже никогда не вернуть прошлой спокойной и радостной жизни. Впереди его ждут ещё более тяжкие испытания, а возможно даже смерть.
Неожиданно, горький спазм перехватил горло и, сморщившись, Тимофей расплакался навзрыд, как когда-то в далёком детстве рыдал на коленях у матери. Стыдясь самого себя, он упал на землю и в отчаянии заколотил по лесной грязи кулаками. От прелой опавшей листвы пахло промозглой сыростью и от этого в голову в очередной раз пришла мысль о смерти. Представилось как жутко и неприятно лежать без дыхания под этой чёрной и скользкой чужой землёй, как лежит сейчас в неглубокой могильной яме несчастный Спирька.
Нет! Он не должен умереть! Надо как-то выжить!
Всхлипывая и растирая по лицу рукавом шинели слёзы, Тимофей поднялся с земли, прихватил одной рукой свою жалкую котомку и, пошатываясь, побрёл вперёд.
Вскоре дождь прекратился и небо посветлело. Настроение немного улучшилось. Неизвестно откуда появившаяся тропинка вывела на большой лесной луг. Неубранные валки сена чернели из под снега. Сердце сжалось от такой бесхозяйственности – скорее всего мужиков всех забрали на фронт, а бабам не под силу было сметать сено в стога на дальних покосах. Теперь без корма вся скотина сдохнет зимой! Невольно вспомнился родной посёлок. Там точно такое же положение – как их бабы с детишками будут без мужиков зиму выживать? И ведь золотишко припрятанное на «чёрный» день не поможет! Кому оно нужно-то будет в голодуху? Эх, война, война проклятущая – сколько горя людям уже принесла и сколько ещё принесёт!
С покоса, едва приметная лесная дорога, петляя, вывела к огромному заснеженному полю, показавшемуся странно знакомым. Тимофей вгляделся вдаль и сердце тревожно ёкнуло. На этом мете должна была быть та самая деревня. Но, вместо неё, словно пальцы мертвеца из-под земли, торчали черные закопчённые остовы печных труб. Домов больше не было. Всё сгорело, и виноваты в этот, наверное, были они со Спирькой! От подожженной избы огонь перекинулся на другие строения и вся деревня выгорела дотла. Тушить-то в деревне некому, да ещё среди ночи! Стало страшно от мысли, что и его могут обвинить в поджоге. А если кто-нибудь случайно видел их убегающими? Честные люди должны наоборот броситься тушить пожар, а не бежать прочь! Как доказать, что он здесь не причем? Холодная испарина выступила на лбу – вляпался в эту скверную историю по самые уши!
Крадучись и стараясь держаться за редкими кустами, Тимофей с опаской приближался к бывшей деревне. Дурное предчувствие сжимало сердце. Белизна снега не нарушена ни чьими следами. Никого на пепелище не было. Похоже на то, что все, кто остался в живых после пожара, давно покинули эти мрачные места.
Ноги сами собой привели к тому месту, где стояла изба, в которой они были той ужасной ночью. Вдруг, что-то серое мелькнуло среди обгорелых головней. Он присмотрелся. Цепочки свежих мелких следов были натоптаны вокруг остова большой русской печи. Да это же кошка!
Тимофею вспомнились голодные тридцатые годы, когда он был ещё совсем малым пацаном. Голод тогда сильно не коснулся таёжного посёлка, жители которого промышляли в тайге, однако, в большинстве хозяйств, кошки и бестолковые собаки-дворняги куда-то пропали.
Ему хорошо запомнились, как из дома исчезла всеобщая любимица ласковая кошка Муська и многозначительные взгляды родителей, когда они потчевали детвору наваристым супом, но сами к нему почему-то не притрагивались. Ещё вспомнилось, как отец, как-то вечером, шипел на мать злым шепотом: - «Нет! Лучше сам сдохну, но лайку жрать не дам! Как охотиться без неё буду?» А потом, спустя какое-то время, угрюмо слушал упрёки матери, когда их лучшая промысловая собака пропала со двора. Тогда, по молодости лет, все эти мелочи почти забылись, а вот сейчас опять пришли на ум.
-Кис-кис-кис! - хрипло просипел Тимофей. В ответ послышалось жалобное мяуканье.
- Кис-кис-кис! Кис-кис-кис! - продолжал звать он, и из-под обугленных брёвен выползла худющая кошка с грязной клочковатой шерстью. Тимофей представил, что скоро будет хлебать горячую похлёбку из свежего мяса и рот наполнился тягучей слюной.
Притаившаяся среди развалин пожарища одичавшая кошка никак не хотела подходить.
Подманить её было совершенно не чем. Как только Тимофей пытался приблизиться, она отбегала на несколько метров, продолжала жалобно мяукать, но в руки не давалась. Отчаявшись поймать её, он решил пойти на хитрость. Из суровой нитки, бывшей у него вместе с иголкой в пилотке, и найденной рядом проволоки, быстро соорудил силок, как при охоте на рябчиков. Вскоре, ничего не подозревающая кошка, обнюхав петлю, наступила в неё. Тимофей тут же дёрнул за проволоку, затягивая нить и, неуклюже скакнув на одной ноге, упал всем телом на несчастное животное. Не обращая внимания на бешеное сопротивление, засунул под себя руки, нащупал крошечные позвонки на шее, с силой сдавил их пальцами, стараясь переломить. Слегка хрустнули тонкие косточки и живой тёплый комочек под ним мгновенно затих и обмяк. Стараясь действовать наверняка, он ещё долгое время продолжал лежать на земле, прислушиваясь к тому, как слабо агонизирует под ним трупик кошки. Поднявшись с земли, осмотрел свою добычу и с горечью убедился, что мяса в отощавшем животном совсем мало - его даже не хватит наесться на один раз. Наверное, ему попался ещё не доросший до взрослых размеров котёнок.
Только сейчас Тимофей почувствовал сильную боль в руках. Подняв их перед собой, поразился обилию глубоких, кровоточащих царапин. В горячке он даже не заметил, как жестоко исцарапало его несчастное животное. Кровь никак не хотела останавливаться и рубиновым крошевом окрашивала снег. Бездумно сидя рядом с убитой кошкой, Тимофей равнодушно наблюдал за кровавой капелью, пока не спохватился – это же его кровь! А при таком полуголодном существовании потеря каждой капли может стоить жизни! Привстав, он расстегнул штаны и поочерёдно помочился на обе руки. Сильно защипало, но кровь вроде бы стала останавливаться.
Вдруг, до слуха донесся странный звук, напоминающий детский плач. Что это? Ещё одна кошка так мяукает? Тимофей напряженно вслушался. Вот опять, где-то совсем рядом, словно всхлипнул ребёнок. Не очень похоже на мяуканье, но, как известно, кошки могут орать дурными голосами, особенно в марте. Правда, сейчас совсем не весна…
Может, померещилось? Вот опять. Звуки словно шли из-под земли. И тут его осенило! Это ж, наверное, целый выводок кошек прячется в погребе, который, вполне вероятно, уцелел после пожара. Да ведь там ещё могли сохраниться кой-какие продукты! Спрятав добытую кошку в снег, он пробрался через завалы к печи, огляделся. Мысленно прикинув, где должен быть в деревенской избе погреб, бросился раскидывать головёшки и полусгоревшие потолочные балки. Точно, так и есть! Вот люк, слегка прикрытый почти уцелевшим домотканым половичком. Опасаясь, что кошки могут разбежаться, он осторожно приподнял тяжелую крышку. В лицо пахнуло сырость и, почему-то, запахом человеческого сортира. Подождав пока глаза привыкнут к сумраку, Тимофей осторожно опустил голову в тёмное квадратное отверстие, пытаясь разглядеть что находится внутри. Неожиданный тяжёлый удар в лицо заставил отшатнуться.
Ничего не понимая, Тимофей вытер лицо от чего-то солёного и со страхом поглядел на чернеющее отверстие погреба. На верхних ступенях лестницы лежали черепки расколотого глиняного горшка, прилетевшего ему в голову. Вспомнились деревенские рассказы про домовых, слышанные в детстве, и суеверный страх сжал сердце. Может быть, нечистая сила мстит ему за убитую кошку и сгоревшую деревню? Да нет, всё это бабкины сказки! Скорее всего, горшок сам упал на него. Только вот как он мог вверх упасть?
С собой у Тимофея была береста, надранная для растопки костра. Быстро соорудив факел, он опустил его в тёмный зев погреба и, внутренне замирая, осторожно заглянул во внутрь. Непонятный шевелящийся серый комок, плохо различимый в красных отблесках коптящего пламени заставил вздрогнуть и тут же по ушам резанул громкий детский плач.
Свидетельство о публикации №212102600254