Вечность. Часть I. Глава 9. Дом отдыха

Продолжение. Восьмая глава: http://www.proza.ru/2012/10/25/534


Глава 9
Дом Отдыха. Хочу все забыть…


Я вернулась в комнату. Меня волной захлестывали чувства, одно другого хуже: одиночество, безысходность, потерянность, тоска, снова одиночество… И страх… Я не знала, чего я боюсь, но внутри меня все сжималось от непреодолимого страха. Охваченная этими чувствами, раздираемая ими на части, я даже не заметила, как в комнату зашли Марья Алексеевна и Тамара.
– Лерка! – я вздрогнула от резкого оклика. – Ты чего это чудишь, а?! Ты зачем такое сказала? Просто ужас какой-то! – Тамара вскинула обе руки над головой, потом обхватила голову руками и закричала. – Я всех вас уничтожу! Ты станешь следующей! Вы все обречены! Любите меня! Слушайтесь меня! Внемлите каждому моему слову! И тогда – может быть – я дарую вам спасение! – я ошарашено уставилась на Тамару. Неужели мои слова были восприняты всеми вот так? Но ведь я совсем не это имела в виду… Я стояла молча, не в силах сдвинуться с места, не в состоянии произнести ни слова в свою защиту. Но вдруг Тамара хлопнула меня по спине и со смехом сказала. – Ты чего зависла? Думаешь, это я такая дура? Ну уж нет, дудки! Я-то поняла, что ты от обиды, от отчаяния так сказала, а вот некоторые не поняли. Элька – ну, эта истеричка чертова – прямо вся обмякла, побелела, как стенка, и заорала, как резаная. Ну, а что она орала, я тебе уже преподнесла во всей красе. Теть Маш, получилось у меня, как у Эльки? Или еще потренироваться надо?
– Получилось, получилось, – ворчливым голосом ответила Марья Алексеевна. – Только ты Леру совсем напугала! Разве можно так на человека набрасываться? Она и без тебя страдает, а тут ты еще со своими шуточками. Нельзя так, Тамара! Прежде чем говорить что-то, подумать следует, а то можно сильно ранить человека!
Марья Алексеевна, наверное, еще долго отчитывала бы Тамару, но я махнула рукой и выдавила из себя улыбку:
– Ничего… все нормально… Я в порядке…

Тамара до самой темноты просидела у нас в комнате. Мы разговаривали на отвлеченные темы, даже шутили и смеялись. Когда за окном стало совсем темно, Марья Алексеевна встала, подошла к окну и торопливо задернула шторы.
Разговор не клеился. Мы сидели молча, настроение у всех было отнюдь не веселое. Я никак не могла отвести взгляд от задернутых штор. Вдруг в моей голове зародился вопрос: почему в комнатах исчезнувших шторы не были задернуты?
Тамара словно прочитала мои мысли.
– А ведь шторы-то закрыты были, – глядя в пол, мрачно сказала она. – Я с вечера Вальку уложила, закрыла ее одеялом, спи, говорю, Валюша, спи. Она посмотрела на меня, всхлипнула жалобно так, как ребенок, глаза закрыла и вроде как уснула. А я посмотрела в окно… Шторы тогда еще не задернуты были. За окном тьма непроглядная. Мне так жутко стало, что ноги подкосились. Я чуть не заревела. Стою и дрожу вся. Потом все-таки пересилила страх, подбежала к окну и задернула шторы. Легла, а свет побоялась выключить. Полежала минут десять, а уснуть не могу. Тут меня зло взяло: чего это, мол, я так боюсь? Встала и свет выключила, – Тамара надолго замолчала, потом заговорила снова, голос ее дрожал. – А когда проснулась, шторы были открыты. Валька-то уже у самого окна стояла. И глаза были за окном. А в комнате было светло. То ли глаза так светились, – она поежилась, – то ли луна была яркая, не знаю… Вот я и думаю, почему шторы не задернуты были? Видно, Валька, когда он ее позвал, вскочила и шторы открыла. А я и не слышала…
Тамара посидела несколько минут, потом медленно встала и направилась к двери.
– Поздно уже. Пора и честь знать…
Мы молчали, но на душе было тревожно. Дойдя до двери, Тамара медленно повернулась к нам и, глядя в пол, глухо сказала:
– Значит так. Вы как хотите, а я одна спать в комнате не могу. Сейчас мужиков попрошу, они мою кровать сюда перетащат. Она вот тут хорошо встанет, если стол и кресла передвинуть, – она исподлобья взглянула на нас. – Если с кроватью не пустите, я на полу лягу, а все равно от вас не уйду!
Мы засмеялись и радостно бросились готовить место для Тамариной кровати. Не прошло и получаса, как Тамара переселилась к нам со своей кроватью и тумбочкой.
– Вы за мной следите, – тихо попросила Тамара, когда мы уже улеглись. – Боюсь я, не удержусь, если он позовет… Ты, тетя Маша, чутко спишь, ты смотри за мной. Как увидишь, что я встала и в окно уставилась, бей меня по голове чем потяжелее. Да посильнее бей, чтобы я упала. Не бойся, у меня голова крепкая, не убьешь. Ты только не жди, не пытайся меня уговорить или удержать. Как увидишь, что стою, сразу бей!
Марья Алексеевна побледнела, но кивнула головой:
– Сделаю, Тамара, не волнуйся! Ударю тебя графином, он тяжеленный. Главное мне силу правильно рассчитать, чтобы не до смерти.
– Да лучше уж ты меня до смерти графином стукнешь, чем я в эти глаза чертовы снова взгляну! ; с тоской посмотрела на нее Тамара. – Эх, знать бы, как там Валька! Может и ничего, может, даже лучше, чем здесь… – она стукнула кулаком по головке кровати и сморщилась от боли. – Только я туда не хочу! Я не зомби какая-то, я – человек! Мне здесь лучше…

Я уснула, как ни странно, очень быстро. И спала спокойно. Под утро мне приснился сон…
Я стояла на залитой солнечными лучами полянке. Солнце отражалось в огромных ярких цветах, покрывавших поляну пестрым ковром. В каждом цветке – несколько маленьких солнц! Я удивилась: как солнце может отражаться в цветах?! Медленно я подошла к ближайшему из них, наклонилась и заглянула в него. И увидела свое лицо, вернее, несколько своих лиц. Пораженная, я потрогала цветок. Он был твердый и неживой, но теплый, нагретый солнцем. Вдруг сзади меня обхватили чьи-то ласковые руки. К шее приникли нежные, до боли знакомые губы. Я услышала тихий, такой родной и любимый голос.
– Родная моя, любимая моя, единственная моя!
В цветочном зеркале отразилось Его лицо. Красивое и любимое… Я замерла в Его объятиях.
– Выпусти ее, – прошептал Он, – выпусти свою любовь! Она переполняет тебя, а ты сдерживаешь ее. Тебе больно, я знаю, больно от того, что твоя любовь слишком сильна. Выпусти ее, пусть она летит, как птица! Выпусти, не держи в себе, и я вернусь, я буду с тобой… Без твоей любви нет сил вернуться! Мне плохо, любимая моя… Помоги мне! Помоги!
– Я помогу! – воскликнула я. – Я хочу помочь тебе, но как? Как я могу помочь?! Разве это в моих силах?!
– Ты можешь, – Он крепче сжал меня в своих руках. – Отдай мне частицу своей силы, своей любви! Я слишком слаб, чтобы бороться… Только ты в силах мне помочь…
Вдруг где-то вдалеке раздался смех. Небо потемнело. Хрупкие цветочные зеркала начали со звоном рассыпаться на мелкие куски. Они падали на землю и в каждом из них отражались светящиеся страшные глаза. Откуда-то сверху донесся громкий голос.
– Ты не сможешь ему помочь! Ты не поможешь ему, потому что ты моя! Ты помогаешь мне! Потому что ты любишь меня, а не его!
Нежные руки, обнимавшие меня, разжались. Я в страхе и тоске обернулась. Он исчез!
– Нет! Не уходи! Я люблю тебя! Только тебя!
– Так помоги мне… – услышала я чуть слышный голос.
Я проснулась. Лицо мое было мокрым от слез. Не могу больше… Эти сны переворачивают мне душу… Я хочу забыть все, я хочу, чтобы мне больше не было больно… Я не люблю Его больше! Не люблю! «Нет, любишь!» – тихо прозвучало внутри меня. Я уткнулась лицом в подушку и заплакала…

За ночь в нашей комнате ничего не произошло. Тамара спокойно проспала всю ночь. Марья Алексеевна тоже спала, но не так спокойно, как мы.
Пока я и Марья Алексеевна одевались, умывались, приводили в порядок постели, Тамара успела уже сбегать, как она выразилась, «на разведку». Вскоре она вернулась.
– Все! – сразу с порога закричала она. – Пропадаем! Бежать надо!
Мы с трудом добились от нее вразумительных ответов на наши вопросы. Оказалось, что ночью исчезло несколько человек. Они жили в разных комнатах, друг с другом практически не общались. Их связывало только одно – все они были из числа моих противников. Я опустила голову, не в силах посмотреть в глаза Марье Алексеевне и Тамаре.
– Ты что, девочка моя? – ласково спросила Марья Алексеевна и села со мной рядом. – Ты думаешь, что в этом есть твоя вина? Но в чем же ты виновата?!
– Да ни в чем она не виновата! – выкрикнула Тамара.
Я с благодарностью взглянула на женщин. Мне нужна была их уверенность, потому что во мне ее не было…