А вас я всех...

        Лето 1972 года выдалось жарким и сухим – ни одного дождя в июне-июле. Духотища жуткая! К тому же на юге области горели торфяники, и смог окутал столицу. В пятницу вечером меня угораздило возвращаться из Москвы. На Ленинградском вокзале тьма народа. За десять минут до отхода рискнул втиснуться в калининскую электричку – идет быстро, почти без остановок, но всегда битком набитая. А в этот раз вообще творилось светопреставление – перед самым отправлением пассажиры буквально штурмом брали состав и многие, оставшиеся за бортом, растерянно метались по платформе. С трудом пролез в середину вагона и, ухватившись за свободный поручень, настроился стоять в тесноте целый час.   
   
         У окна купе наискосок расположился занятный дед – на вид лет семьдесят, с недельной, как сейчас модно, щетиной, в теплой байковой рубашке навыпуск под куцым пиджаком и нахлобученной на самые глаза кепке. Рядом с ним на лавке лежал большущий рюкзак. Деда непрерывно спрашивали – у вас не занято? Он лишь раздраженно отмахивался рукой – мол, идите своей дорогой, не приставайте! Одна женщина, не вытерпев, громко возмутилась:
         –  Да что же это за безобразие творится! Все стоят, как в тисках зажатые, а этот тип своей поклажей почти два места занял и в ус не дует! Гражданин, немедленно поставьте рюкзак на полку или возьмите на руки!

         Дед буркнул что-то нечленораздельное и нехотя закинул рюкзак наверх. Освободившиеся места сразу заняли страждущие. Не успели они устроиться, как дед поднялся и взял с полки рюкзак, из которого извлек кольцо полукопченой колбасы, буханку черного хлеба и перочинный нож. Однако бутерброд делать не стал – просто отрезал кусками то колбасу, то хлеб, поочередно отправляя их в рот. Поев, достал бутылку пива, осушил на треть, затем убрал провизию, и вновь поставил  рюкзак на полку. Не прошло и пяти минут – полез за добавкой. Так повторялось два раза. Телодвижения деда доставляли явные неудобства соседям по купе, и сидевший напротив мужчина, наконец, сказал:
       – Дедушка, а вы за один присест не могли бы завершить трапезу. Заколебали   рюкзаком – сколько можно его беспрестанно туда-сюда тягать!

        Дед отвесил ему взглядом кило презрения. Но вот насытившись, он вытащил из кармана помятую пачку Беломора и закурил. Мы, стоящие и сидевшие рядом, обалдели от такой вольности. По вагону покатился женский недоуменный ропот «Что случилось? Табачным дымом пахнет! Неужели кто-то курит!». Скоро дед был изобличен и подвергся жестокой обструкции. Со всех сторон в его адрес полетели возгласы «С ума сошел что ли! И так дышать нечем, а он еще курить вздумал! Немедленно прекращай! Сейчас вызовем милицию, и тебя высадят на ближайшей станции!» 
         – Плевал я на вашу милицию! – хмыкнул дед, спокойно докурил и выбросил окурок в окно, потом зевнул, свесил голову  и скоро погрузился в сон праведника, с каждой минутой выдавая все больше децибелов храпа. 
          –  Ну вот, – сказал его сосед, – теперь еще шумовым воздействием донимать будет!

        Наблюдая за происходящим, я невольно вспомнил историю, а может даже анекдот про московского интеллигента старой закалки, который заглянул в Елисеевский гастроном купить что-то к завтраку. Занял длинную очередь, на две трети состоящую из приехавших за продуктами провинциалов. Когда подошел его черед,  учтиво поздоровался с продавщицей и поинтересовался:
        – Скажите, пожалуйста, докторская колбаска у вас микояновского или останкинского мясокомбината?
        Получив ответ, попросил:
        – Будьте любезны, отрежьте кусочек грамм на сто пятьдесят.
        Продавщица перестаралась – отрезала на двести.
        – Ой, много, мне сразу столько не съесть, а оставишь – обветрится.
        Продавщица убавила.
        – Сделайте одолжение, порежьте!

         Очередь начала волноваться «Ты чего, старикан, сам дома порезать не можешь!»  Интеллигент не реагировал и продолжал:
        – Скажите, пожалуйста, российский сыр у вас свежий?
        Убедившись в свежести, сказал:
       – Будьте добры, сделайте 100 грамм и тоже порежьте!   
 
       Очередь негодовала: «Старый хрен, кончай над людьми издеваться! Ты еще чай купи и попроси кипятка налить да сахар размешать!» 
       Интеллигент спокойно положил колбасу и сыр в авоську, отошел от прилавка и, повернувшись к очереди, презрительно произнес:
       – А вас, быдловское племя, я всех в гробу видал! За сим разрешите откланяться!