Крылья для демона гл. 14

Глава 14. Артем. Ольга.
      Всякий раз, проходя мимо телефонного автомата, он невзначай перебирал мелочь. Позвонить? Жетон просился в руку. Пальцы крутили металлический кругляш. Но… Потом. Завтра. Или послезавтра. Он прекрасно понимал – завтра не наступает никогда. Природа такого определения неймет: есть здесь и сейчас. Жетон опять мешался с мелочью. Артем опять опускается трубку на рычаг. Не сейчас!..
      Моленко сдержал обещание. Баба Нина, которая держала осаду пару лет, сдалась. Спасибо, не сыграла в ящик, но тихо и мирно поехала на новые квартиры. Компанейски подмигнул из кузова портрет покойника Григория. Жадный блеск солнца не смогла принизить даже траурная лента. Нехитрый скарб: постельное белье и молевые шубы, перемотанные в покрывала, они вынесли в один заход. Вторым свели под руки бабу Нину. Старуха забралась в кабину, недобрым глазом окинула «провожающих».
      - Видишь, баб Нин – не обманули. – Весело поддержал ее Ромка. – Будет тебе хатенка с кафелем.
      - Угу, - бабка запахнула прозрачный от старости платок. – Как в морге. Душегубы, дом то правда есть? Или сразу – на кладбище?
      - Ты что, баб Нин! – воскликнул Ромка. – Сам видел.
      - Видел он, - проворчала старуха. Артем молча кусал губы, глаза отстраненно смотрели в борт.
      - А что делать, баб Нин! Что делать! Каждому жить надо, – посочувствовал Ромка.
      - Спасибо, милай – не убили.
      Ромка возмутился.
      - Обижаешь!
      - Тебя обидишь, ухарь.
      - Что ухарь-то?
      - Дверь отдай! - старушка зло рванула ручку на себя. Хлопнула дверь. Артем положил руку на открытый оконный проем.
      - Зла не держи, - он отвел глаза. Старуха сплюнула на приборную панель, отчего водитель неслышно выматерился.
      - Трогай, чурка! – велел Рома. Водитель, проглотив оскорбление, врубил скорость. – Прощай, мать!
      - Бог простит, Ироды! - Грузовик зарычал по трассе, заслоняясь пеленой солярной копоти.
      Вечером свита принесла самого Моленко. Андрей Юрьевич переступил через кучу строительного мусора, горбатый нос изучил каждый угол. Руки в карманах затертой куртки. Монументальный, как Останкинская башня. Рядом – бригадир подрядчиков. Прижимает, счастливчик, стопку исполнительной бумаги. В глазах: раболепие и желание завершить ремонт сверх плана. Артем встретил процессию в трусах. Они изучили друг друга с одинаковым недоумением.
      - Вечер добрый, - он поздоровался оптом.
      Моленко выделился из толпы.
      - Здравствуй, Артем.
      - И тебе, Юрич.
      - Отдыхаете? – зачем-то заглянул в их комнату.
      - Отдыхал. – Артем посматривал, как вместе с тараканами по квартире разбредаются китайские рабочие.
      Моленко улыбнулся.
      - Не пригласишь?
      - Да грязно у нас, - пожал плечами Артем, но все-таки посторонился. – Проходите.
      Моленко отнял у Рядова тонюсенькую папку. Зашел в комнату. Постоял в нерешительности в центре и, не дождавшись приглашения, выбрал место сам – стул с горой вещей на спинке. Ромка едва поднял над книгой глаза. Моленко окинул глазами комнату.
      - Уютно устроились.
      - Уютно, Юрич, - согласился Артем. Он прислонился к косяку, сложив руки на груди.
      - Что читаем? – вопрос обращался к Ромке. Лысый продемонстрировал обложку. Моленко присвистнул.
      - «Государь»?!
      - Ну. Макиавелли. А что? – Рома заложил страницу указательным пальцем.
      - Молодец. Я не читал. Интересно? – Моленко недоверчиво посмотрел на Ромку, как бы оценивая в страшной роже интеллектуальный потенциал. Артем усмехнулся - такое уравнение фиг сложишь.
      Рома буркнул.
      - Поучительно.
      - И в чем?
      - В трех словах?
      - Давай в трех.
      Ромка хмыкнул, улыбнулся злорадно.
      - Любая власть – говно!
      Моленко сделал брови домиком.
      - Во как!
      - Ну, это коротенько, - объяснил Рома.
      - Куда короче! - Моленко искренне рассмеялся. Свита из бригадиров, охранников и секретарей раскатистым эхом подхватила настроение босса. Через пару мгновений Моленко угомонился. На лице осталась благодушная маска. Наманикюренная пятерня показала на диван. – Присаживайся, Артем.
      - Я бы постоял.
      - Не томи. Давай без фамильярностей?
      - Ну, если без фамильярностей… – Артем оторвался от косяка, не без злорадства захлопнул перед свитой дверь. – Давайте.
      Моленко терпеливо выждал, когда он устроится на диване. Собеседники степенно и дипломатично переглянулись. Из синей папки появился официальный листок: росписи, печати.
      - Как обещал, - Моленко торжественно протянул документ. – Владей!
      Драгоценная бумага почему-то трепета не вызывала. Будто держишь договор с дьяволом. Всегда не просто так…
      - Кровью подписать? – мрачно пошутил Артем.
      - Какой кровью? – удивился Моленко. Артем и его фамилия смотрели друг на друга, будто в первый раз. Округлые закорючки, буковка к буковке. Квартира: восемьдесят квадратов домашних метров. Обалдеть! Но почему внутри так ровно? Он посмотрел на Моленко. Юрич лыбится - ласковый, как Ленин.
      - Нормально? – голова наклонена к левому плечу. Артем продолжал моргать на ордер, не представляя, что делать дальше.
      - Вроде да.
      - Не вроде, Артем, не вроде. Думаю, уместно сказать «спасибо».
      - Спасибо, Юрич.
      - Теперь без проблем? - Они уставились друг на друга. Немой диалог скоро закончился. Артем скис, отводя глаза.
      - Теперь – да! – пробормотал он.
      - Рабочие займутся квартирой напротив, заодно наведут косметику здесь. - Моленко откинулся на спинку стула. - Хорошо тут у вас! Будто в общаге. Эх, молодость, молодость!.. Счастливые вы! Чаем угостите? - Лысый отложил книгу в сторону.
      - Чего не угостить?..
      
      ***
      Ромка повертел ордер в руках. Перечитал сверху вниз, по диагонали.
      - Залипуха какая-то. А че меня-то нет?
      - Надо было Моленке задавать, - огрызнулся Артем.
      - Я бы задал. Нет, он вцепился, как в туалетную бумагу: «Спасибо, Юрич. Спасибо, господин».
      - Лысый, не гони!
      - А чего - не гони! Я, между прочим, на этой мымре последние волосы потерял.
      - Да, не было у тебя волос.
      Рома откинул ордер и ссутулился над книгой.
      - Я не про голову, - пробурчал себе под нос.
      Артем заржал, чай расплескался из кружки. На полу заблестели большие капли. Ромка сумрачно посмотрел.
      - Вытри. Сладкое – прилипать будем. Как мухи.
      - Лысый! – позвал Артем.
      - Блин, педоришь, педоришь, а все равно – помойка!
      - Ром!
      - Что ж, суки, за народ!..
      - Рома!
      Лысый шумно выдохнул, сделал недовольную мину.
      - Ну, что?
      - Ты слушать будешь?
      Макиавелли оказался на коленях.
      - Ну, слушаю, - Рома сложил руки поверх томика. Маска презрения смотрела сквозь Артема. Бывалый китайский будильник отсчитывал последние минуты часа. Полночь.
      - Чего ты кипятишься? Живем вместе. Хата наша.
      Лысый выдержал паузу.
      - В смысле, за бабулю теперь я?
      Артем поперхнулся.
      - Какую, бл, бабулю! Лысый, ты – бабуин!
      - Че, бл!
      - Тебе обязательно фамилию? Или погоняло подойдет? Где подписать? – Артем поставил кружку на пол. Резко выхватил с дивана ордер и, пристроив на колене, попробовал вписать вторым этажом «Олешкин». Ручка порвала бумагу.
      - Ты очумел! Стой! – Ромка перехватил руку. – Бл, испортишь!
      - Да, нахрен она нам вообще!
      - Нам?
      - Нам!
      - Тебе?
      - Да, нам! Бабуин!
      - Сам бабуин!
      - Да!!!
      Ромка остановился тяжело дыша.
      - Чего «да»?
      - Да, Лысый, я тоже бабуин. Мы с тобой две старые обезьяны. Чего нам дерево делить? Хватит каждому по пальме… - Они посмотрели на дыру в ордере. Каждый соображал о своем. Наконец, Ромка не выдержал.
      - Не испортил?
      Артем махнул рукой с показным безразличием.
      - А, кому показывать?..
      - Ну, все равно – ксива! - засомневался Ромка. Артем вдруг взорвался, как паровой котел.
      - Что ты - запричитал, как бабка! Что, думал - кину?
      - Ну, здрасьте!
      - Здорово! Совсем со своей «Дюной» с катушек скинулся. Заговоры, короли…
      - С волками жить… - Ромка хихикнул, зацепив ордер согнутым пальцем.
      - Суслик, блин!
      Ромка повертел ордер, посмотрел на свет.
      - Филькина грамота, - пробормотал он. Над верхним срезом глаза вопросительно моргнули. – Веришь им?
      Поверишь, когда захочешь. Должно ведь иногда везти! Это куш: четыре стены с неистребимым амбре кошачьей старости. Паутина в углах вместо радужной ленты и перспектив. Артем отобрал бумагу и сложил – уголок к уголку. Из легких, будто без его участия, раздалось осторожное:
      - Поверишь тут!..
      В коридоре что-то упало. Звонко, со знанием дела. Птичьим переплетом застрочила гастробайтерская матерщина. Они переглянулись.
      - Китайский, великий и могучий! - прокомментировал друг.
      
      ***
      Строители в восьмом часу свалили, побросав инструмент. Пол был затоптан белыми следочками, словно по цементу пробежался детский сад. Прохаря «капитана» выделялись четко – как размером, так и буржуинским протектором.
      - Козлы желтомазые, - Ромка злобно шикнул в дверь.
      - Ремонт, - рассеяно заметил Артем.
      - И здесь ремонт!
      Холодильник был заляпан десятком пальцев. Артем мысленно сплюнул, но вслух произнес.
      - Все равно ничего нет.
      Ромка захлебнулся негодованием.
      - Нахрена нам ремонт, если это НАША хата!
      - Так, по пути… – неуверенно ответил Артем, замечая, что оправдывается перед самим собой. – Подарок.
      - А нужны мне его подарки? Пускай бы спросил.
      - Лысый…
      - Триста лет – Роман Георгиевич. Лысый… Сам больно волосат? – Ромка перевел дух. - А мне нравится эта облезлая известка. И запах нравится. Пускай бы бабушкой воняло, и ее покойником – чай, не чужая.
      - Да, уймись!
      - А что - уймись! Соседей: раз и два – моя ж работа!
      - Достал! Работа…
      - Такая вот хорошая работа. Так Юрич говорил?
      Артем хмуро выслушал, сунув руки в карманы джинсов.
      - Так, - буркнул он.
      - Вот сука жжешь!
      - Про меня что ли? Неправильно как-то говоришь…
      - А-а, да причем здесь ты?! Тревожит меня халява.
      - Не тревожит. Радует. Петь хочется, - Артем пнул косяк. Из-под наличника посыпался вековой мусор.
      - Вот и пой! – Лысый подтянул треники, Макиавелли чуть не упал. – Стоять, скотина! – Ромка перехватил томик. Гравюра сочинителя жалко задохнулась под мышкой.
      - Хоть это не мне? – усмехнулся Артем. - А то я пойду…
      - Ему! – Ромка показал книгу. – Понаписал… Знаю, что правильно, а тошно.
      - Так, я пойду?
      - Че ты гонишь? – взбесился Ромка. Буркнул нечаянно. – Куда?
      - Прогуляюсь. – Артем наклонился, надевая кроссовки. В подъезде гулко ударила дверь. Шаги, медленные, тяжкие - словно муха в вазелине – измучивались сверху вниз. Крохотным осликом цокает собака – лупоглазый пинчер. Злобная, но верная до самозабвенья тварь. Перед их дверью шаги на мгновение задержались. Сквозь дерево, вату и дерматин просочился ядовитый взгляд. Ощутимо, до холодного пота. Ромка поежился.
      - Брр. – Затем попросил шепотом. – Стой. Подожди!
      Соседка сдвинулась с места, эхом вторили собачьи коготки. Вскоре подъездная дверь захлопнулась. Затихло. Будильник звонко бросает стрелку от секунды к секунде. Артем выпрямился, оправляя куртку.
      - Что? – спросил он.
      Ромка ответил не сразу.
      - Знаешь, я ее боюсь, - признался он неожиданно.
      Но Артем почему-то не удивился.
      - Совесть замучила? – попробовал он пошутить.
      - Ну тебя – при чем тут совесть! Говорю тебе – ведьма.
      - Фантаст. Была у нас одна ведьма.
      - На Красном Знамени? – Ромка упорно не выходил из затаенного шепота.
      Артем вздрогнул.
      - При чем тут?.. - резко вскинулся он. Попытался степенно исправиться. – Бабка! Наша бабка.
      - А-а, - шепнул Ромка. – Я думал ты про ту, что обещала привет боженьке передать. С мальчишкой… Как его… Мишкой! Помнишь, обоссался?
      - Нет! – отрезал Артем. По позвоночнику скатилась ледяная капля.
      - Слышь, я думал ты из-за нее… к иконам.
      - Бред! – непослушные пальцы не могли открыть замок. – Да, бл!
      - Давай я, - сунулся Ромка, но дверь уже распахнулась. Артем оказался на лестничной площадке. Не думая ни о чем, он на ощупь скатился вниз. Вслед донеслось.
      - Курить купи!!!
      Мусор не вывозили третий день. Кризис администрирования (в народе – мусорная война) превратил тесный дворик в помойку. Вокруг контейнеров фонтанировала миазмами куча. Далеко, будто осколки от снаряда, разлетелись отдельные фрагменты безобразия. Ветер частенько навещал узкий двор, он наслаждался переносом туалетной корреспонденции с нехитрым коричневым письмом. Радовались крысы. Когда прилетел кирпич, они брызнули по подворотням дружной стаей.
      - Твари! – прошипел Артем. И это было не про крыс.
      Телефон на остановке пустовал. Артем, в который раз, снял трубку. Жетон упал в прорезь. Щелкнуло. Палец машинально вдавил кнопки. Гудок пошел, прервался… Артем решился было, дернуть рычаг, но вызов повторился. Потянулся за километры через некрашеный забор… В спину аккуратно подтолкнули. Артем покосился через плечо. Женщина, сломленная бытом, поинтересовалась.
      - Мужчина вы скоро?
      Он кивнул. Гудок резанул ухо, провалился в сердце. Только не сейчас!
      - Мужчина…
      - Алло! – «Дашка! Дашенька! Милая моя!».
      - Мужчина, вы слышите?
      - Привет! - сухо поздоровался Артем. – Даш, как ты?
      - Ой, Тёма! – защебетала Дашка скороговоркой. – Ты не звонил…
      - Вы здесь не одни, мужчина!
      - Дела, Дашуль, - соврал он.
      - Мне так много тебе надо рассказать… А папка не ругался – молчал, но не ругался. До сих пор молчит. Только курит много. Дуется, как маленький. Мама в Благовещенске – звонила. Надо было вместе приезжать – трусишка! Заяц – трус! – она засмеялась.
      - Даш… - попытался он.
      - Ой, Тёма! Ты пропустил. Все пропустил! Я деньги получила!
      - Откуда?
      - Картину взяли. Но не это главное – у меня котенок. Представляешь – мэйнкун! Галя замутила – нашла безродного, без документов. Но ты не думай, он как надо – на ушах кисточки, как у рыси… А пятьдесят долларов я поменяла на рубли, чтобы папка не подумал… - Артем решительно ничего не понимал. Заготовка, такая правильная, лопалась по швам.
      - Слышь, ты, боец! – к домохозяйке прибавился дяденька поношенной респектабельности. Он мнил негодованием. – Бросай! – не один тут!
      - В самом деле! - поддакнула уставшая.
      - Даша!.. - Артем отвернулся от очереди. Прижал трубку к уху, закрывая динамик ладошкой. – Дашенька, милая моя!..
      - Да, я тоже тебя люблю, Артем-м! – она хихикнула. – Когда мы встретимся, Демон?
      - Дашка, я хочу сказать… Тут такое дело…. Не просто, малыш, - замямлил он. Даша насторожилась. Дышит шумно. Ждет. Артем, наконец, решился. – Все непросто, малыш. Я слишком опасен для тебя. Может неправильно все. Прости…
      - Ты о чем? – тихонько шепнуло на той стороне.
      - Жизнь моя, понятия эти козлиные, тяпка по жизни в навозе…
      - Артем, какая тяпка?
      - Рожа моя, солнце, рожа! – он повысил голос. – Вся жизнь моя. И ты… Ну, не знаю я, как правильно!..
      - Слышь, Дездемон! Пошли всех на куй и оставь трубу! В натуре, время поджимает, - посоветовали в очереди. Артем проглотил. А будь что будет!..
      - Даш, думаю нам надо погодить. Не спеши… Дослушай… Ты светлая, тебе жить надо. СчАстливо! У тебя все получится. А я с собою разберусь. Пойму…
      Дашка прервала неожиданно холодно.
      - Зато я все понимаю: ****ь – не трофей!
      Артем опешил.
      - Что!
      - ****ь – не трофей. Мне Фома все рассказала.
      - Фома твоя – сука!.. - начал он, повышая голос.
      - И я теперь? Да? Поматросил, морячок? – голос задрожал. Артем ужаснулся: сейчас трубка упадет – и все! Насовсем.
      - Даш, не то!.. Да подожди!
      - Не звони больше! – ее голос сломался. Щелкнуло. Запульсировали короткие гудки. Все…
      - Можно, наконец! – женщина резво перехватила трубку. Артем разжал пальцы.
      - Да, конечно, - пробормотал он. У телефона образовалась очередь. В основном люди отводили глаза. Зато «поношенный» не удержался.
      - Во, бля, трагедия! – вызывающе ухмыльнулся.
      - Хуже, - согласился Артем. – Гораздо хуже. Финал.
      - Чего? – не разобрал мужчина.
      Артем коротко ударил. Мужчина рухнул лицом вперед, воткнувшись с высоты своего роста в асфальт. Очередь сломалась. Где-то заверещало. Носок кроссовка прошелся по ребрам - Артем бил молча, не обращая внимания на крики, на цепкие руки, что отрывали его от тела. Мужчина перевернулся – глаза закатились, пустые белки страшно смотрят в пустоту. Остановка надорвалась воплями:
      
      - Убили!!!
      Сразу стало пусто. Артем подхватил оброненный «дипломат», звонко раскрылись защелки. На мужчину дождем посыпались бумаги. Шлепнулся о землю банальный бутерброд с колбасой. Как и положено – заправкой вниз.
      - Убили?.. - повторил Артем. Ткнул ногой в бедро. – Да что с ним сделается? Убили?.. Кто убил? Ты! Или ты? – редкая толпа рассеялась. – Так задержите! Или пришейте, как пса. Ну! – Он пнул бутерброд. Ошметок колбасы прилип ко лбу мужчины. Он дернулся. Артем негромко прозвучал. – Живой. Целуйте. Что с ним сдеется? – Сунув руки в карманы, он зашагал прочь. Никто не слышал туманной фразы: «Поэтому... Не бывает никаких крыльев…».
      Темный подъезд. Артем, чертыхаясь, нащупал замочную скважину. Ключ не попадал. За дверью раздались шаги.
      - Ну? – пробасил Ромка.
      - Я. Открой.
      Дверь распахнулась. Света не было. Ромка держит в руках огарок свечи. Пламя коптит, шипит воск. По потолку ползают тени. А где ж вам ползать, покойнички?
      - Заходи, - Рома пропустил Артема внутрь. – Курить купил? – Изучив потрепанный вид, поник. – Понятно.
      - Чего тебе понятно?
      - Все понятно. В зеркало взгляни.
      - Нафига?
      - Морду умой, - пробурчал Ромка. – Кровь до ушей.
      Артем скинул кроссовки, протянул руку.
      - Дай огня.
      - Ну, Тёма… Аккуратно – всю не спали. Последняя.
      - Давно отключили? – Артем зашел в ванную, открыл кран. Вода потекла вялой струйкой. Умылся.
      - Час как. Пидорасы! - заявил Ромка.
      Артем вытерся мокрым, прелым полотенцем – еще бабкино. Плевать.
      - Ты - гомофоб?
      Ромку не задело.
      - Не-а. – Он отобрал свечу, ловко подрезал фитиль ногтями. Сунул пальцы в рот. – Блин, обжегся! – Ответил запоздало на вопрос. – Не-а. Я пидорасов не боюсь.
      - Зря. Мне как-то страшновато. – Полотенце улетело в бабкину комнату, повисло на подоконнике летучей мышью. Артем достал из внутреннего кармана Дашкин зарисовок, развернул и, стараясь не глядеть на бурые разводы, поднес к огню. Пламя схватилось за лист. Побежало к пальцам. Артем отпустил. Догорало уже на полу. Рисунок никак не хотел пропадать – по пеплу плыли контуры крыльев. Артем наступил. Мгновенно обожгло, но тутже отпустило. Лысый, до этого момента не проронивший ни слова, проронил.
      - Все, Тёма? С ней - все?
      Артем посмотрел на него. Слово выскочило, как заклинание.
      - Все. Теперь все.
      Лысый поддержал неуверенно,
      - Да правильно! Че бабы? – курицы.
      ***
      За три дня китайцы преобразили квартиру. Канула в небытие паутина и «букеты» плесени в углах. Пахло свежей известкой. Их комнату пока не трогали. Строители незаметно приходили, начинали шуршать как мыши, в обед с кухни разило национальной кухней, да старенький магнитофон тянул мяучью муть. К вечеру их забирал обстоятельный «капитана». Лысый, было, рядился поменять значок с кудрявым Лениным на иконостас Мао. Не прокатило. «Капитана» по-азиатски улыбался, но в три-четыре фразы обмен пресек.
      - Мудак! - ругался Ромка. Он озабоченно переворачивал подушки, заглянул в диван, под пыльные пакеты с зимними вещами. Артем тупо пялился в книгу. Строки разбегались, не желая складываться в смысл.
      - Далось оно тебе, - проворчал он, глядя поверх страницы.
      - Что? – не понял Ромка. Он «завис» над коробкой.
      - Нафига тебе его значок?
      - Какой значок? – удивился Ромка.
      - Что ты тупишь?
      - А, с Мао. Нафига не нужен, - Ромка понюхав свитер, сморщился. – Плесень! Грибы к зиме все сожрут. Останусь с «белыми мухами» наедине. Слышь, команданте, а где ствол? – неожиданно поинтересовался он. Артем спокойно перелистнул страницу. «Милостью, государя императора…». – прочитал он. Взгляд скакнул на следующий абзац. В глазах рябило. Слова подленько подменяли друг дружку.
      - Нет больше ствола.
      - Как так? – опешил Рома. Оглядел поле поисков с сакральным смыслом: «Все зря»? – В смысле, нет?
      
      - Да без всякого смысла. Дай почитать. – Артем разозлился. – Нафига тебе ствол, менеджер! Моя, вообще-то, волына.
      - Твоя? – переспросил Ромка. – Оно конечно… А где же – если не секрет?
      - Тяпе скинул.
      - Тяпе? – Ромкин лоб покрылся морщинами.
      - Тяпе, - подтвердил Артем. – Отстань! Третий день абзац читаю.
      Ромка упорно не хотел верить.
      - Ты гонишь, комрад. Наш ствол!
      - В смысле «наш»?
      - Да в прямом - без смысла!
      Артем закрыл книгу, заложив страницу указательным пальцем. Ромка смотрел с подозрением. За его спиной свинцово серело окно. По жестяному козырьку барабанят дождевые капли. Артем кивнул.
      - Хорошо. Наш. – Он встал, порылся в кармане джинсовой куртки, что висела на гвозде у входа. – Твоя доля. Доволен? – Ромка уставился на мятые доллары. Артем настоял. – Бери, Лысый. Здесь триста. Наш – значит пополам. Верно?
      - Верно, - буркнул Ромка, сметая гонорар. – Ты нафига продал? Тяпе! Он же черт.
      - Продал – и все. Давай не будем?
      - А мне как без волыны? С утюгом? А ты?
      - Я что? – обойдусь. Мы ж не бандиты, - Артем недобро усмехнулся.
      - Совсем, Тёма, скурвился со своей любовью, - огорчился Ромка. Зашуршал пакетами - раздраженно, яростно. Артем промолчал. Плюхнулся обратно на тахту, раскрыл книгу на произвольной странице: «Господа спят! Одолжи ка, нож, голубчик…». Невольно посмотрел на будильник. Двадцать один тридцать. Скоро…
      - Ты бы одевался – приедут скоро! - сказал Артем сквозь книгу.
      - Успею.
      - Не в жилу ждать.
      - Говорю - успею!
      - Хочешь, я поведу? – предложил Артем. – Вали к Наталке. Порадуешь.
      Ромка заколебался, затем более миролюбиво, но с пеной несмытой обиды откликнулся.
      - Чего уж, Тём! - раз обещал. А что делать, Тёма, что делать!..
      Шлёма, как всегда, опоздал. Под окнами пронзительно, протяжно загудел клаксон. «Понтиак» светился под фонарями отполированным яйцом. Хотите – кошачьим, хотите – Фаберже. Шлёма был не один. На заднем сидении вальяжно развалился американец. Шлюмкин глыкнул пива, пустил в окно струю дыма.
      - Где ходите? Красились что ли? – спросил он добродушно.
      - Колготками менялись, - огрызнулся Рома.
      - Кто? – Шлёма вышел из-за руля, облокотившись на крышу, предложил место.
      - Я! Ромка забрался. - Вы ж бухари, а мне нельзя.
      - Чего? – Шлёма вскинул брови.
      - Бухло от дьявола. Трава от Бога. – Ромка отрегулировал сидение, посмотрел в зеркала.
      - Фигасе! – удивился Шлёма. Обойдя машину, плюхнулся рядом. Пристроил пиво в подстаканник. – И че? – есть с собой?
      - С собой нет. Надо станет – дернем.
      - Ну, ты, Лысый – голова! – протянул Шлема. Вдруг, обнаружив двусмысленность, засмеялся. – Голова! Лысый! Голова!
      - На зеркало взгляни,  культура! – Ромка завел двигатель; панель молочно засветилась. Он уважительно погладил руль. – Аппарат!
      - А то! – Шлема обернулся к Артему, не глядя, вывернул громкость магнитолы на максимум и надорвал голос через децибелы. – Ты что стоишь? Падай – поехали! – Артем задержался на его гладком лице: глаза весело и сально горят, бархатный, как женщина; череп блестит через прозрачные волосы. Согнутый локоть торчит из окна, на запястье хронометр - блестящий, в белых камешках.
      Артем крикнул ему на самое лицо.
      - Шлема!
      - Чего?! - Музыка долбит по мозгам кувалдой, высокий женский голос в паре с хриплым негром о чем-то динамично самозабвенно отпевают. Но дом смотрит хмуро – мертвые окна, занавешенная в изнанку жизнь: прошлое чужое и свое. Редкие гости настоящего завистливо заглядывают от остановки. Жмутся под зонтиками. Напротив, через дорогу, в парке шевелятся деревья – рваные куски черной бумаги, наклеенной на серое стекло.
      - Шлема, – громко повторил Артем, - мы думали ты пидор!
      Тот заклокотал, Артем догадался – это хохот.
      ***
      Как всегда «Океан». Шлюмкин сорил деньгами, цеплялся до окружающих, но только пахло керосином - многозначительно смотрел. Артем разводил. Слава Богу, народа немного: больше постояльцы «Версаля» - блаженные иностранцы. Гундосит саксофон. Вилки звенят в посуду. Иногда над Шлеминым гулом разобьется стеклянный женский смех. Когда текилла перестала брать, Ромка исчез. Вернулся с загадочным видом и косяком. Процесс пошел. Упитые соседки встретили гонца с восторгом. Шлёма сидел меж двух грудастых баб – ручки сложены перед лицом в замок (ах, нет – в замочек!). Американец, сбиваясь с русского на эмигрантский сленг, обхаживал их стройную подругу. Значительно моложе своих спутниц, она тонко отвечала – то прикоснется, то невзначай отопьет из чужого стакана. Артем устроился за стойкой; бармен подтолкнул стакан: виски на два пальца и со льдом.
      - Спасибо, Виталя, - поблагодарил он. Бармен не ответил, глаза скучно ловили телевизор: Том гоняет Джери. Артем озвучил свое отношение к мультфильму.
      - Жуть!
      Бармен переспросил.
      - Еще?
      Артем неожиданно обнаружил, что бокал пуст.
      - Давай, - согласился он. Тоскливо осмотрел углы. – Виталя, а Анжелка где?
      - Уволили.
      - Да ну!
      - Ну.
      - За что? – не понял Артем.
      Бармен хмыкнул многозначительно, но секрета не раскрыл.
      - Фиг знает!..
      Да, и не надо. Хотя, наверно, жаль – нормальная, не дура. Виталя, между тем, догадываясь о чем-то, о своем, сжалился.
      - Может у Ирки спросить?
      - Да, ладно. В голову не бери.
      - Нет, правда! Она завтра работает.
      - Удивишься – я даже знаю, где она живет, - огрызнулся Артем, чуть погодя, смягчился. – Виталя, брось! Сам разберусь.
      - Еще? – бармен дотронулся до бокала горлышком бутылки. Артем кивнул. Струя густо потекла через дозатор.
      - Спасибо.
      - Будь здоров! - Бармен отвернулся к телевизору. Артем пригубил виски. Не брало. Хмуро прислушался к себе: холодно – хоть волком вой. Встать, да уйти. Куда! Вспомнился мертвый дом, мертвые амбразуры, подъезд- желудок. Не спрятаться - не там… Поехать к ней?
      - Молодой человек! - Он понял, что зовут его, лишь по осторожному прикосновению к бедру. – Вас можно?
      Артем обернулся. Дама лет сорока, ухоженная, холеная, с властным огоньком в глазах – наверное, дрессировщик. У нее была короткая, растрепанная пьянкой стрижка. На полных щеках румянец. Белая блузка расстегнута до третьей пуговицы, намекая на пышную грудь, в обложке из кружевного белья.
      - Для чего? – сморозил Артем.
      Дама хохотнула.
      - Ну, не для этого… пока. Потанцевать.
      - Здесь не танцуют, - напомнил Артем.
      - Мы попросим. – Она щелчком пальцев привлекла внимание бармена. – Любезный, можно музыку?
      - Музыку? – он посмотрел на нее, как на умалишенную. Показал саксофониста.
      - Это музыка.
      Артем предусмотрел скандал, похлопав по соседнему стулу.
      - Садитесь! Фиг с ними,  с танцами.
      - Все же, потанцуем? – Тем не менее, женщина послушалась, забралась на стул.
      Артем сделал знак.
      - Виталя, давай стакан! – Затем вполголоса предложил ей. – Нафига танцы? Может, сразу у тебя?
      Она подперев щеку рукой, взглянула с любопытством.
      - Наглец. А муж?
      - Что – «муж»?
      - Не страшно?
      - А он что, каменный?
      - Ваш виски! - бармен подал бокал.
      - Спасибо, юноша! - она мимоходом поблагодарила, пригубила, не поморщившись. Вдруг призналась с усмешкой. – Не каменный. Нет мужа. Ты догадался - почему?
      - Ты стерва та еще, - объяснил Артем.
      - Если потанцевать девушке захотелось!.. - перебила она. Саксофон вдруг замолк. Музыкант Юра, тер платком мундштук. В нечаянной тишине громко прозвучало высокое, с пошлячьей хрипотцой «девушке захотелось». Они некоторое время смотрели друг на друга, вдруг прыснули со смеху.
      Женщина представилась, утерев слезу.
      - Ольга Семеновна!
      - Артем! – Бокалы звонко чокнулись.
      За полночь. Томно ласкает музыка. Саксофонист, схарчив рубли, «ведет» магнитофон - Юра честно кайфует. Глаза закрыты, мундштук не покидает бородатой пасти минут сорок. Ольга Семеновна тоже «в образе». Ловко обволокла партнера по танцу, жмется теплой грудью.
      - Эх, Семеновна! - проворковал Артем. Оборот, еще. Шлёма с девицами проплывает, как в карусели. Клубами конопляный дым. Американец запропал. Лысый делает одобрительные знаки: «Не каждый день везет!».
      - А? – шепнула она.
      - Все топчемся, - откликнулся Артем.
      - Хам! – Ольга
      - Да что-то жмет.
      - Чувствую, не дура, - она наткнулась на его колено. – Вообще-то, в вальсе кавалер...
      - Так не вальс!
      - Не вальс. – покладисто ответила она. Поворот. Шлёма машет: «Возвращайся!».
      Артем спрятал лицо.
      - Может, выпьем? – предложил он.
      - Может, ко мне? – возразила она. Поворот: бокалы, софиты, брызгается свет, пустые столики. За витражом, на набережной звездятся фонари. Место в углу под пальмой - пусто. Ольгины подруги ушли. Почти конченая бутылка шампанского венчает натюрморт.
      - Оль, я, вроде, на работе.
      - Да?! – весело удивилась она.
      - Ну, так сказать.
      - С этим, что ли? – она брезгливо показала на Шлюмкина. После яд перелила на девиц. – Или с этими?.. Я старая?
      Он, повернув ее, признался.
      - Ты клевая
      - Врешь бабушке? – укусила за ухо.
      - Что? – сделал глупое лицо.
      - А музыки то нет! – Ольга заставила остановиться. С неудовольствием отлепилась от Артема. – Ах! – Стакан виски возник в ее руке. Женщина жадно схватила пару глотков. Пососав кусочек льда, догадалась. – Ты охранник, да?
      - Нет.
      - Водитель? Хотя нет, водитель тот страшный – на Мефистофеля похож. Угадала?
      - Да, - он с улыбкой взял свой бокал.
      - Траву курите?
      - Я – нет!
      - Боксер? – Ольгина ладонь оказалась под его рубахой. Рука была странно холодная – наверное, ото льда. Кожу царапнули коготки. Ольга восхитилась. – Обожаю боксеров! Такие… необузданно тупые – до наивности.
      - Оль! - предостерег он.
      - Обиделся! Фи! – ее качнуло. Артем поддержал под локоток. Ольга выпрямилась, промямлив непослушным языком. – Правда, не обиделся?
      - Нет.
      - Знаешь, Тёмочка, я, наверное, пойду. – Она избавилась от бокала и сделала пару шагов к своему столику. – А ты иди… вон к этим. – Показала на девиц. - Шныряй шныряло!
      Артем опешил.
      - Степановна, что за жаргон?
       Ольга вяло отмахнулась.
      - А-а!.. По работе… СтоИт?
      - Что, Оль?
      - Ты, наверное, наркоман.
      - Что ты несешь? – Артем попробовал помочь. Ольга выдернула руку.
      - Не мешай! - она наклонилась, ища что-то под столом. - Где моя сумка? – Юбка обтянула зад. – Нет… нету.
      Артем снял сумочку со спинки стула.
      - Эта?
      Женщина распрямилась.
      - Да! – ее лицо осветилось. Вдруг она предложила. - Тимоша, поехали ко мне?
      - Я ж говорю – на работе. Извини!
      - Не извиню. – Она крикнула через пустой зал. – Гарсон, что там!
      Артем перебил.
      - Виталь, все нормально! Пиши на меня
      Женщина изумилась.
      - О-о! Танцуйте женщину… - качнулась игриво в его направлении.
      - Оль! – он мягко отвел пухлую руку.
      
      - Ты наркоман? Ну и иди. Иди-иди! – ее настрой перевернулся. – Я дура, да? Некрасивая? Толстая? Стара? Знаешь, кавалер, у меня сегодня день рожденья… Не-а, сколько не скажу! – она предупредительно коснулась указательным пальцем его губ. – Может, тебе деньги нужны? Есть! – занырнула в сумочку, демонстрируя разнокалиберную мелочь. Купюры посыпались на пол.
      - Артем, бросай кошелку. Давай к нам! – крикнул Шлёма.
      Девки завизжали.
      - К нам!!!
      - Кто кошелка, коровы?!! – взвилась Ольга.
      Артем заслонил застолье.
      - Оль стой! Брось! – потянул ее на выход, не обращая внимания на призывы.
      - Шалавы! – упиралась она.
      - Шалавы, Оль! – согласился он. - Пойдем!
      - Куда!  - одернула она его.
      - Вниз.
      - Вниз? – На ступеньках она задержалась, позвала с нижней ступеньки. – Артемчик!
      - Что?
      Она напомнила.
      - Я боксеров люблю. – вздохнула горько. - А мне нельзя…
      - Почему?
      Женщина приблизилась к его лицу, шепотом произнесла, как заговорщик.
      - Там одни бандиты! – Приложила палец к губам. – Ш-ш…
      Швейцар скучал. Артем сунул ему сотку.
      - Миш, найди карету!
      - Куда? – деньга пропала в ливрее.
      - Куда, Степановна? – переспросил он ее.
      Женщина икнула.
      - На Эгершельд.
      - Понял, Михаил?
      - Сообразим! – парень юркнул за порог, оставив их одних. Ольга зашаталась, наверху опять застонал саксофон. Они одновременно подняли головы. Миша не возвращался… Ольга попросила.
      - Прости, где туалет? – снова икнула.
      Артем показал на дверь.
      - Здесь.
      - Поможешь? – извиняющимся тоном поинтересовалась она. – Я ног не чувствую. Давно не пила. Да и ты тоже… Сам виноват.
      - Конечно! - он подвел ее к дамской комнате.
      - Сюда?
      Артем услужливо открыл перед ней дверь.
      - Сюда!
      - Спасибо. – Ольга заколебалась, дежурно переспросила.  – Ты не наркоман?
      - Степановна, акстись! – закипел Артем.
      Ее скользнули, но Артем не дал им свободы. Сжал.
      - Ой! – Ольга вскинула глаза, через соловую пленку что-то пробилось: понимание.
      Он протолкнул ее, не дав опомниться, прижал к стене, закрывая дверь одной рукой.
      - Ты… - Он не ответил, перевернул к себе спиной и нашарил под блузкой грудь. Ольга, задыхаясь вцепилась в юбку и, дождавшись, когда он расстегнет брюки, подтолкнула к нему свой зад.
      ***
      Белые подушки, пододеяльник в розочку. Простынь встопорщена, кое-как покрывает матрас. Место рядом пусто, но еще хранит тепло и потно-карамельный запах. Артем приподнялся на локте.
      - Оль? – Во рту нагадили кошки. Кроме того, першит, будто наглотался песка. – Мы что, пели? – Смешок от окна. Штора плотно задернута, выбивается в разрыве молочная тюль. Голые щиколотки виднеются в месте, где должна быть балконная дверь.
      - И пели тоже. Ничего не помнишь? – в конце фразы она своеобразно чмокнула, как после глубокой затяжки.
      Артем принюхался.
      - Ты куришь? – спросил он.
      - Представь себе.
      - Не знал.
      - Теперь знаешь. Ты как? – Она выглянула из-за шторы: лицо и голое плечо - мокрые волосы налипли на лоб. Рука с сигаретой осталась на балконе.
      - Нормально. Башка…
      - Похмеляться будешь? – спросила Ольга с уничижительной улыбкой.
      - Обойдусь. – Артем упал на подушку, закинув руки за голову.
      - И правильно. Пройдет. Хочешь сигарету? – принесу!

      - Я не курю… вроде как, - отрекся он неуверенно. Ольга хрипло засмеялась. Артем не поддержал. Рассвет прокрался сквозь тюль. Темная комната проявлялась, как фотография: небольшой зал, обставленный просто, без изъянов. Сервант, книги на полках – бессистемная подборка разнородных корешков. На стене – черно-белый Хемингуэй (как без него!) Однако, фоторамка на телевизоре смотрит мордой вниз. Наверное, мужик. Какие шалости! – нам стыдно! Что характерно, порядок (учитывая неожиданность визита). Ни раскиданных бюстгальтеров, ни колготок. Даже «изъятое» нижнее белье порядочно глядит из-под подушки. К кровати пришвартован сервировочный столик – неровно, уголком, как пиратский фрегат квартердеком24. Здесь почти допитая водка, по большому блюду разбросана фруктовая нарезка взамес с колбасными кружочками. И кружка… Точнее, очаровательная чашка: пузатые золоченые бока украшены лаковыми миниатюрами – пастух, пастушка. Но, в насмешку, на донышке – тоже водка. Мало. На глоток. Под банановой кожурой – разорванная упаковка презервативов. Рядом скомканная целлулоидная оболочка. Артем перевернулся, поднял с пола бумагу. Естественно, это не письмо.
      - Оль, мы что – инструкцию читали?
      Она снова выглянула, скривив губы, пустила струю дымы в сторону – между стеной и шторой.
      - Не помнишь? – удивилась Ольга. – По картинке одевали. Ржали. Ты, Артемушка, когда пьяный на Ржевского похож.
      - Из анекдота?
      - Из кино, болван!.. Ну и из анекдота тоже. – Балкон захлопнулся, она вышла на свет – не голышом. Футболка, растянутая, как туника сползла на одно плечо. В одной руке чайное блюдечко, в другой – дымится сигарета. Ольга затушила окурок, поставила блюдце на пол и немыслимо галантно скользнула в кровать. Показалось, что она боится быть заметной на расстоянии. – Ну, опять привет!
      - Доброе утро. Зачем маскарад? – он показал на футболку. – Стесняешься? Раздеть?
      Ольга засмеялась.
      - Хотел бы, уже б раздел. Ладно, не дуйся. Все верно – в моем почтенном возрасте сношаться при свете – верх неприличия. – Оттолкнула руки. – Перестань. Я действительно стесняюсь.
      - Ты!
      - Представь себе! – Ольга подперла щеку рукой, с любопытством перевернула разговор. – Артемушка, можно вопрос?
      - Конечно.
      - Ты с девушкой расстался?
      Он ответил пронзительным взглядом.
      - С чего ты взяла?
      Ольга усмехнулась.
      - Дрючил меня жарко. Я бы сказала – зло.
      - Оля!
      - Уши режет? Ой, ли! В семнадцать занимаются любовью, а под полтинник ебут, именно так – от случая к случая. Ей мстил, что ли? – она рассмотрела его внимательно. Сделала противоположный вывод. – Нет, Тёмочка – забывал! Помогло?
      - Нет.
      - Я была бы рада. Ты у меня хороший. Самцом пахнешь. Только не обижайся, ладно?
      - Не буду, - пообещал Артем.
      - Хер – не громоотвод. Здесь - больше котелком. – Она постучала по голове. - Не обиделся?
      Артем смолчал. Он смотрел, как двигается родинка над верхней губой. Контур объеденной помады, округлый подбородок. Пульсирует ложбинка на шее, где поместился крохотный, но золотой Водолей. Цепочки почти не видно – звенья искрятся на загорелом теле. Золото на бронзе. Намек на золото… Он не выдержал, преодолев несмелое сопротивление, сомкнул руки на ее спине.
      - Артем, я, правда, больше не могу... – влажный шепот едва слышно коснулся уха. Артем не ответил. Он не сделал больше ничего, нежно гладил ее между лопаток, положив голову на плечо. Ольга сначала оцепенела, но вскоре запустила пальцы в его волосы и прошептала.
      - Тс-с, Тём, все хорошо!..
      Проспал не меньше часа. Глаза режет свет, по-домашнему шкворчит масло. Ольга выглянула с кухни.
      - Проснулся?
      Артем перестал обнимать подушку.
      - Да.
      Ольга объявила.
      - Я на работу не пошла. Однажды имею право… Имею? – нахмурилась, не прекращая сбивать венчиком омлет. – Завтракать будешь?
      - Угу.
      - Тогда вставай. Я теперь за маму… Хотя, нет – с мамой перебор. Не находишь?
      - Нахожу.
      - Буду как Надя Крупская – друг и соратник.
      - Договорились, - он обнаружил трусы под кроватью.
      - Жаль, не Любовь. – Омлет полился в сковороду. Зашипело. Ольга пристроила крышку – стало тише. – У тебя полчаса на моцион. Полотенце свежее. Зубная щетка в стакане.
      - Чья? – удивился он.
      - Твоя, - ответила она. – Зеленая.
      - Быстро тут у вас. Под цвет глаз?
      - Под цвет лица, алкаш. Иди-иди!..
      Артем вышел из ванной, вытираясь на ходу.
      - Оль, куда? – показал он полотенце.
      - На стиралку брось. Полегчало?
      - Куда как более…
      - Артемчик, мужчина подыскивает замысловатые обороты, когда хочет казаться  лучше, чем он есть. Или ему неудобно…
      Артем попробовал возразить.
      - Все мне удобно.
      - Враль! - Она выглянула, прогнувшись в спине. – Заходи!
      Тесная кухонька едва вмещала стол и кое-какую мебель. Над раковиной гордилась изобилием посудная горка. Веселенькие шторы в горошек, салфетки, вазочка с камышом, залитым золотой краской. Настенные шкафы, будто верхние этажи средневекового города, крадут остатки кухонного неба – потолок. За стеклом выстроились по росту фарфоровые кошки. Семь. Все разные. Пахнет обывательским уютом.
      - Нравится? – Ольга оперлась грудью на стол и, подавшись вперед, с интересом наблюдает за Артемом. Их колени соприкасаются под крохотной столешницей.
      - Вкусно! - пробубнил он набитым ртом.
      - Прости, слепила, что смогла. Каждый идиот способен на яичницу. – Она отхлебнула кофе из высокой кружки. – Я ведь дома почти не ем. Незачем. Верх кретинизма: два часа корпеть у плиты, чтобы затем скорбеть в одиночестве – чувствуешь себя старой девой…
      - Ну, по части «девы»!..
      Она легонько ударила по руке.
      - Не хами! Ты понял – о чем я.
      - Извини. Понял.
      - Не извиняю. – Она изучила его, небрежно поправив волосы. Химические локоны-пружинки рассыпались обратно. Вилка противно скрежещет, и кажется, он чавкает – зубы щелкают по-волчьи.
      - Спасибо, все! - Артем отставил тарелку, чувствовалась фальшь в каждом развязанном движении. Чем больше стараешься, тем прочней обратный результат.
      Ольга усмехнулась.
      - Странно, правда? Мы начали стесняться. – Она не ждала ответа - констатировала факт.
      - Наверное.
      - «Наверное», - Ольга убрала посуду в раковину. Спросила, колдуя с чайником. – Расскажи мне о себе, если можно. Я ведь о тебе ничего не знаю. Неудобно.
      - Зачем тебе?
      - Для самоуважения. Пока что ты случайный трахарь, но превратишься в, какого-никакого, но знакомого.
      - Как все сложно! – он откинулся на спинку стула, играя зубочисткой.
      - Но ведь резонно? – она обернулась, лукаво блеснула глазом над загорелым плечом. – Лишний повод вернуться.
      - Прогоняешь?
      - Что ты! Хочешь, живи. Только посуду мой. Ну и… понимаешь.
      Она вернулась с той самой золоченой чашкой.
      - Пей, Артемчик, теперь это чай.
      - А ты? – он размешал сахар.
      - Куда мне! Опухла, как поношенная ****ь. И, если честно, такая прелесть у меня одна. Тебе - гость дорогой!
      - Красивая. – Он сделал вид, что рассматривает пейзаж.
      - Красивая. Осколок сервиза на двенадцать персон. – Ольга пододвинула вазу. – Кушай печеньице - всю ночь пекла.
      - Вообще-то «жарил» я! - прищурился Артем.
      Ольга пропустила язву.
      - Так чем ты занимаешься, Артемчик? – спросила она.
      - Менеджер, - ответил он набитым ртом.
      - Это понятно. А делаешь то что?
      - Деньги.
      - Деньги? – Ольга недоверчиво покачала головой. – Разве это деньги? Артемчик, без бравады, плиз! - мне твой социальный статус ни к чему. Ладно, что не альфонсик: бывают моложе и посправнее - встречала… Удивлен?
      - Веришь? – нет!
      - А если серьезно?
      - Оль, оно нам надо?
      - Нам?! – Ольга всплеснуло руками. Ладошки остались сложенными на уровни груди, словно она собирается молиться. – Колись! Охранник?
      - А позорно охранником?
      - Почему сразу – позорно? Просто там, в ресторане, ты говорил, что с этим… – начала она оправдываться. Вдруг спохватилась. – Ты зубы мне не заговаривай!
      - Хе-хе.
      - Хихикает он…
      - Не обижайся. Мне, собственно, гордиться нечем. Как говорит хороший друг: «Иди сюда, пошел нафиг – надоел». Если сказать полнее: исполнитель желаний, - с горечью признался он. Ольга внимательно изучила его, но промолчала. Как же! – разочарована! Артем злобливо постарался уколоть. – А кто на телике фасадом вниз? Любимый?.. или наоборот?
      - Программа телепередач! - сухо обронила Ольга. Вскользь, между прочим, поинтересовалась. – Что за желания, осмелюсь спросить?
      Он пошутил.
      - Помнишь анекдот: одна бабушка – один рубль, две бабушки – два рубля…
      - Увы, Артемушка, не в анекдоте! По Достоевскому живешь: «Преступление и наказание» - во фривольной форме. – Оля опустилась на табурет. Снова колени касаются коленей. Но до чего приятно, черт! Она поправила футболку на плече. Задала вопрос глупейший по постановке. – Не боишься?.. Наказания?
      Артем попробовал отмотать обратно.
      - Да ну тебя, Ольга Степановна - старушки живее всех живых. Сама спросила. – Видя недоверие, добавил. – Никто не умирает, Оль. – Кстати припомнилось выражение Моленко. – Оль, я комнатный боксер «за тридцать баксов». Иногда везет. Иногда нет – по-разному. Честнее – шестерю! Так доходчивее? – Она просто покачала головой. Артем сердито заключил. – Каждый живет, как может. – Оля перевела взгляд с кружки на его руки. У него вырвалось. – А чего ты хотела узнать? Что я слесарь с Дальзавода?
      Она улыбнулась одними глазами.
      - Приятно не удивлена, - промолвила Ольга. Артем ошеломленно уставился на нее. – Я же предупреждала, нельзя мне про боксеров… Откровенность за откровенность?
      - Валяйте, Ольга Степановна! - пробормотал  он, не представляя в чем подвох. Ольга прошла в прихожую, через минуту вернулась. Оплела его шею одной рукой. Одурманил свежий запах мыла и женского тела.
      - Держись за стул.
      - Еще чего!
      Лиловый прямоугольник поместился рядом с его рукой. Ментовка что-ли?
      - ВОХРа - ну и что? – выручило чувство юмора. Занятная ситуация. Кому бы рассказать…
      - А! извини! - Оля перевернула удостоверение. Артем прочитал затертую золотую вязь: «Приморский краевой суд». Вот оно!
      Осталось пробормотать.
      - А я-то думаю, что за «стояк»! – он честно, по-детски покосился.
      Ольга округлила глаза.
      - Вот уж не ожидала! Думала удивить….
      - Всех пронимало? – поглумился он. – А у тебя шапка имеется… с кокардой? Всегда мечтал в…
      - Просила – не хами!
      - Единственный! – по козлиному проблеял Артем.
      Ольга недовольно оторвалась.
      - Мудаком не становись, Артемушка.
      Он не обиделся, напротив – серьезно спросил.
      - Что, Олюшка, жмет власть? Охота поделиться? - Она забрала удостоверение и, прислонясь к косяку, обмахивалась им как веером. Книжица на взмахе раскрывалась бабочкой. Артем был вынужден повернуться, чтобы сказать. - Ты мне как баба больше нравишься. Признаюсь, думал у таких… поперек. Ан нет – как у всех.
      - Идиот! - огрызнулась Ольга.
      - Дальше биографию рассказывать? – предложил он.
      Она без задумки отпустила коротко.
      - Обойдусь! – Затем добавила. – Поосторожнее, Артемушка. Попадешься – намотаю полный срок.
      - Как честный судья?.. Обрадовался, было, про знатный блат…
      - Как женщина. – Ольга мстительно прищурилась. – Ночью Дашкой обзывал.
      - О-о!
      Вдруг зазвонил дверной звонок. Немая сцена. Ольга вопросительно уставилась на Артема.
      - Отворяй, хозяйка, - подколол он. – «Программа телепередач» пришел. – Вздохнул: сайгачить по балконам не хотелось…
      Она вернулась с почтовым уведомлением. Артем расслабился, Ольга заметила кухонный нож.
      - Ты что, дурак! – взвилась она.
      - Как хочешь, Оль - боксер я аховый…
      - Боже мой! – простонала она. – Кого я впустила!
      - Не только в дом, заметь…
      Ольга схватилась за голову и членораздельно, буквочку к буквочке, сразила.
      - ****ь!
      Он не удержался.
      - Ну, не надо настолько строго. Ошиблась – с кем не бывает?
      - Помолчи уже, трепло! – жестко велела она. Артем почувствовал под черепушкой пар.
      - Не проси! Ты знаешь, у тебя красивый рот….
      - Спасибо, - смягчилась Ольга.
      - …урки после суда, наверно, дрочат.
      Она покраснела, завибрировала, вдруг показала в коридор.
      - Пошел вон! – плеснуло через край. Артем согласно кивнул и начал собираться.
      ***
      …Она стояла посреди комнаты: плечи опущены, руки висят плетьми вдоль туловища, не находя места. До этого она раздвинула шторы, в гостиной гуляет яркий свет. Стало понятно, насколько призрачен порядок: сервант в разводах пыли – по углам, не дотянулась торопливая тряпка. На стеклах - засохшие капельки. Шмотки разбросаны в неприметных местах. Под потолком, на люстре - паутина. Солнце пронзает мешковатую футболку, обозначая фигуру. Ольга молчит. Следит пустыми глазами. Она переступила через себя.
      - Может, останешься?
      - А смысл, Оль? – Артем подобрал куртку, вдруг из кармана выпал «аргентинец». Ольга безразлично уставилась в находку.  Он как можно спокойнее засунул револьвер за пояс, накрыв футболкой. «Позерство? – да! Гляди, мать, какая у меня пушка. Смотри ка! – не оценила. Ни чиновничьего гнева, ни бытового негодования - только губы дрогнули, родинка над верхней едва пошевелилась.
      - Все равно, оставайся.
      - Не надо, Оль. Ты права – с некоторых пор я всем порчу жизнь. Камень упал ой как давно, ну а говно – кругами. – Он присел, завязывая шнурки.
      - Никогда не поздно начать по-новому. Ну, хочешь, мы тебя на работу устроим? У меня есть связи…
      Артем поднял голову.
      - Мы?!!
      - Я! Не цепляйся к словам. Оставайся. Прости, сорвалось. У меня выходной – наладится.
      - Что ты, Семеновна! За целую жизнь не сложилось, а ты – за выходной!
      - Останься! – продолжала упорствовать она, сдвинулась навстречу. Натолкнувшись на стену, вспылила. - Мужики принципиальны только в вопросах самолюбия!
      - Вот не начинай! – узелок на туфле, как специально, не хотел развязываться. Артем разнервничался, встал. Ольга заслонила дверь и наклонила голову. Оказалось, женщина всего-то ему по плечо. Она посмотрела исподлобья.
      - Стой! – ее голос задребезжал сталью.
      Артем восхитился.
      - Власть! - взял ее под талию и пробовал отодвинуть. Куда там! – она вцепилась в дверную ручку.
      - Рыков, стоять! Все! Все - я сказала! – Увидела удивление. – Что не ожидал? Я влезла в твои карманы. Да, и пистолет видела. Что ты хотел?! – мы бабы - и все мы одинаковы. Не надо этим пренебрегать. Останься! Прошу! Сегодня!
      - Дурное дело - откладывать на завтра, - возразил Артем. Он помог себе второй рукой, приподнимая Ольгу. Она задрыгала ногами: стервозно-кричащая, мягкая, уютная... Пухлые руки упираются в его плечи, силясь вырваться.
      - Пусти!
      - Дудки!
      - Тварь блатная!
      - Судебная давалка! – Артем брызнул слюной. Длинные ногти полоснули по лицу. Он, закрыв глаза, с рычанием заволок ее в комнату и уронил на кровать. Ольга дернулась встать. Он толкнул ее снова.
      - Лежать!
      - Мразь! Не представляешь, как ты вляпался!
      - Лежать, я сказал! – Он сильно ее встряхнул, Ольга взвизгнула. Она раскинулась под ним без тени эротической эстетики: футболка задрана, ноги на раскоряку, грудь сбилась под подбородок, волосы - на лицо. На щиколотке краснеют лопнувшие капилляры, чуть виднеются шишки начинающегося варикоза. Загорелая, холеная, но при свете… усталая и жалкая.
      - Что ты себе позволяешь, я здесь живу! – ее лицо побагровело.
      - Здесь?! – Артем, нависнув над ней, окинул взмахом комнату. – Здесь не жилье. В этом пыльном нужнике ты принимаешь. Уголок вампира, блин. Такие живут в кабинетах, в стенах из папочек, где нет людей – сплошные должностЯ. Ты даже не знаешь, как с этим обращаться. Кудахчешь. Хочешь быть, да не умеешь. Ну да! Юношеский вздрюк на стажировке – ментик смазливый, хатенка… Цветочки-водочка. Квартирка опечатанная, труп мелом на полу…
      - Емлан, сука! – Ольга заскрежетала зубами.
      Он прижал ее плечи, повис на вытянутых руках, фиксируя коленями извивающееся тело.
      - Что – угадал?!! А потом: работа, служба, пузатые коллеги, мальчуганы - кое-как. Шаг влево-вправо – да ну его нафиг!
      - Ты запопал, Рыков! Ты запопал!..
      - Оля-а! – сказал он громко, но затянуто. – Да ты мне ксиву, будто целка размер чужого бюста принесла… Порвать, да выкинуть. Слабо? – Она умудрилась укусить. Артем невозмутимо продолжал. – И чего я попал? Посадишь – сяду. А ты? – Он ее отпустил. Привстал. – А ты что? Молчишь?
      Ольга перестала дергаться, всхлипнула совсем по детски; тушь потекла с ресниц, размазываясь по щекам. Ее рука вцепилась в отворот куртки.
      - Подожди! - попросила она, едва преодолевая неровное дыхание.
      - Что ждать? Мы уже достаточно друг другу наговорили! – удивился он. Положил ладонь на пальцы – горячие, мокрые. – Оля?
      - Подожди. Прости!
      - Хватит, а? – он устало покачал головой. Ольга ответила его собственным вопросом.
      - А что - ты?
      - Я?
      - Ты! Чем ты отличаешься от меня? У тебя-то в жизни все в порядке?
      - Все, я пошел!..
      - Струсил?
      - Я?!
      - Ты! Боишься себе признаться, калякаешь про волны по говну - морячок  Папай. Подняться дай – я дома! – Она села, одернув футболку. Увидела на простыне заколку, зажав ее зубами, принялась поправлять волосы. Получилась кое-какая, но прическа. Артем подал полотенце, женщина отклонила.
      - Не надо!
      - Как знаешь, - он спустил ноги на пол. О ковер массивно бухнулось. Покосился: револьвер - «Аргентинец» зеленел, изъеденными коррозией кавернами. Тускло блестел зашкуренный металл. Ольга проигнорировала оружие.
      - А что ты…, - фраза возникла с середины, словно включили звук, и стал слышен внутренний диалог. – Пел ночью про корабли, про Дашеньку свою, погоны золотые. Теперь помолчи, а! – сделала рукой предостережение. – И? - Что смотришь? – шестеришь! Оправданий будет масса – с каждым годом изощренней. Поверь мне, только червяк в сердце жирнеет адекватно. Не заметишь – он уже змея. Душит по ночам. А ты ему: заработаю, еще немного – прекращу. А вот шишь! Это, Рыков, твой писец. Конечно, пистолеты, ****и, тачки, но сам ты – пшик. Видела вас легион. Всегда будешь зализывать, в лицо заглядывать, а к большим деньгам тебя не пустят никогда – пехота должна быть голодной. Потом ныть крокодилом в свободные уши – любой дуре. Но прости, не мама – не пожалеет. Всем наплевать слезы. От неудачников люди бегут, как от проказы – проверено! Ты не первый, я – не последняя… Сигарету дай! – Артем встал, посмотрел вопросительно: где? Ольга кивнула в сторону окна. – На подоконнике. Если не в падлу, подкури. – Артем вернулся с подожженной сигаретой. Ольга благодарно качнула головой, жадно затянувшись до трескучего огонька. Губы пропустили плотную струю, дым повис слоями. На ковер посыпался пепел. Она не обратила внимания. – Артемушка! - произнесла она с горечью – Реши, наконец – за большевиков ты, али за коммунистов! Перепрыгни через «а что завтра?» - легче станет. Гора с плеч. Послушай пожилую дуру. – Он сел рядом, Ольга осторожно прислонилась, положив голову ему на плечо. – Жалко мне тебя. Не будет там денег - где колхоз, там голод. Ты слушаешь?
      - Угу. – Промычал он. Револьвер мозолит глаза: кустарная игрушка заокеанского дона Педро. Синяя изолента поверх щечек. Спусковой крючок кривоват – последствия неумелой борьбы с коррозией. В подвале сыро. Надо было перепачкать солидолом и в пакет…
      - Не обиделся? – она немного отвернулась, чтобы сделать затяжку. Длинный столбик пепла упал рядом с револьвером.
      - Нет. Правильно.
      - Извини.
      - Часто извиняемся. День послушания.
      - Ты прав. Детский сад! – Они оба смотрели на пол, в одну точку – на пистолет. Вдруг Ольга спросила. – А, эта девушка твоя… – она покосилась, следя за реакцией.
      - Да, Оль.
      - У тебя с ней… все нормально?
      - Паршиво.
      - Почему?
      - Я ее продал.
      Ольга поперхнулась.
      - Как это?!
      - На квартиру поменял.
      - Мудак!
      - Мудак, - согласился он.
      - И что теперь?
      - Последую твоему мудрому совету: повыведу глистов - на змею не тянет.
      - Кто? – она беспокойно посмотрела на него. Артем отмолчался. Сигарета закончилась, Ольга поискала – куда бы положить.
      - Давай сюда, - Артем отобрал бычок и, наслюнив пальцы, затушил. Ольга обхватила его за талию.
      - Давно хотела у тебя спросить…
      - Давно? – усмехнулся он. – Мы сутки, как знакомы.
      - Прекрати. Давно! Ты сидел?
      - Нет.
      - А Почему у тебя акула на груди?
      - Рыбу не люблю! – ответил он, добавив после для себя. – Хотя сам – рыба. – Объяснил Ольге. – Кололи – молодые были.
      - На службе?
      - Что той службы – воспоминания и сопли.
      Она возразила.
      - Ты пьяный был – правильный. Мне нравился.
      - Не помню.
      - Я помню. – Осторожно прошептала. – Останешься?
      Он не ответил, встал. Ее руки оторвались, как колючки репейника.
      - Куда?!
      Артем поднял пистолет двумя пальцами за шейку рукоятки.
      Ольга потребовала.
      - Выкини вообще!
      Он по волчьи улыбнулся.
      - Завтра – обещаю! – Артем сунул его в джинсовую куртку.
      - Честно?
      - Век воли не видать! – даже коснулся большим пальцем зуба. Ольга шутку не оценила, состроила брезгливую мину.
      - Ты как хочешь, Артемушка – много тут наговорил! - но, чтоб ты знал: мне моя работа нравится.
      Он прикрыл ее губы ладонью.
      - Я остаюсь, красивый рот.