Актуальность Ивана Ильина

 

Она сохраняется.

Несмотря на то, что заветы философа нужно было воспринять раньше (на исходе «перестройки») и по-другому. Не нужно, например, было слепо копировать западные политические модели, находясь в совершенно других условиях. Нужно было отстранить от принятия решений деятелей коммунистической диктатуры, особенно из тайной полиции…  Да мало ли что еще.

Теперь кажется, что Ильин – НЕ ТО. Стал почти, что официальным философом режима, которым (как и православием) прикрывается клептократия. Наследие воспринимается не творчески, а рутинно. Какие-то канцеляристы от науки строчат по ИИ какие-то эпигонские тексты и защищают диссертации. Лисица пишет всё одно и то же.

Растет и количество нападок. Например, небезызвестный провокатор доказывает, что Ильин – «нацист». Глупость, конечно, мыслителю с женой пришлось бежать из Германии, а контакты с некоторыми лицами и учреждениями ничего не доказывают. Но отношение к ИИ может быть индикатором отношения к русскому делу. Возможно для всяких Б… прикинуться сочувствующими и даже направляющими, но на Ильине их начинает корчить.

Иван Александрович Ильин – философ русской волевой идеи и сторонник нашей Предметности. Не кабинетный герменевт, а именно деятельный сторонник, ведущий пусть безнадежную, но героическую борьбу с превосходящими силами врагов. «Наши задачи» нужно читать и изучать. Они – наши.

Ес ли и имеет смысл говорить о пресловутой «русской идее» (в сложившейся традиции, по-моему, не стоит), то найти ее можно именно в ильинском наследии. Если восприянть ее деятельный, активный, русский компонент, то тогда, возможно,  и наши книги-диссертации будут не мусором.

Путь Ивана Ильина – это «путь к очевидности» РУССКОГО «ПРЕДМЕТА», свободного от псевдопатриотических примесей, как то: «империя», «евразийство», «сталинизм», «державность», «ксенофобия», «долготерпение–непротивление», «совок» и «социалистический патриотизм» и т.д. и т.п. Многие «патриоты» этим болели и сейчас страдают, подменяя «русский»  вопрос «еврейским», путая социально-политическую борьбу с окололитературными дрязгами и вообще тем, «как лучше самому устроиться».

Пример жизни и творчества Ивана Ильина показывает всю ничтожность и никчемность этих «друзей народа» нашего. Но разумеется, И.Ильин – это не непогрешимый святой и пророк, который знал все наперед. К его наследию также нужно относиться критически. 

Именно здесь и сейчас. Что же разочаровывает?
Православная монархия и Ильин-пророк ее.

А ведь был среди немногих, отстаивающих русскую «Предметность» (его слово – ИИ); и как на него кинулись, понадеялись. Сам – восторг! Но ведь и принципы монархической государственности и православного царя, за которые Ильин бился, были доведены до абсурда, скомпрометированы исторически последним царем. Сгнили. Поэтому надежды на Ильина, следующие в этом русле, и не оправдываются, несмотря на все ритуальные пляски, перезахоронение в Москве, перевозку архива и клятвы стяжателей его именем. Опять ОБЛОМ. Обидный пример, да.

Но, возможно, именно «реакционность» Ильина в политических вопросах делает его проницательным критиком демокркратии. Великие консерваторы, вроде Бёрка и Де Местра, вообще очень проницательны.
 
«Пресловутая «третья волна» демократизации, поднявшаяся в последней четверти ХХ века, одновременно есть и триумф и трагедия привычной демократической модели. Распространение демократии на новые десятки стран очевидным образом, контрастирует с массовой нищетой и разрывом между бедными и богатыми. Что может означать «третья волна» для десятков новых демократических государств, запутавшихся в своих экономических и социальных проблемах. Да ничего другого, кроме возможности вмешательства в их внутренние дела и ущемлении суверенитета. Естественно, что такая «неоколониальная демократия» вызывает протест и ответную реакцию. Глобальные манипуляторы, те, кого Ильин называл «мировой закулисой», в состоянии сейчас перепрограммировать процесс и перенаправить энергию этого процесса в другое, выгодное для себя русло, как пример, «цветные революции». Все это способствует глобальному политическому лицемерию и дискредитирует принципы либеральной демократии. Кризис ее – это не новость.


Сквозь демократический макияж проглядывает малопривлекательный лик корпоративно-авторитарного правления, в котором все явственнее проступают диктаторские черты. (Посмотрите на большинство произведений массовой культуры относительно уже ближайшего будущего: диктатура там подразумевается как само собой разумеющееся). Идеи демократии стали в современном мире как будто невероятно популярными, автократы и клептократы любят признаваться в своей любви к демократии в том или ином «суверенном» варианте. Но идеал демократии теряет глубину. Уже редко встретишь тот пафос демократии, который некогда звенел в речах А.Линкольна или стихах У.Уитмена. Но и сегодня немало сильных умов сейчас заняты поиском вариантов спасения и обновления демократии как (я в этом убежден!) величайшей ценности и достижения человеческой цивилизации.



Надежды на какую-нибудь «транснациональную дискурсивную демократию», на «делиберативную» или на «агональную» версии демократии, упование на демократизацию при помощи новых технических средств, Интернета, прежде всего, «электронную республику» – это и многое другое может оказаться небесполезным. Но если давать ответ на эти политические вызовы в либерально-консервативном духе , то мы бы к воспоминанию о том, что возможность принимать или даже просто влиять на политические решения – это привилегия, попытались бы рассуждать в духе того, что И.А.Ильин называл «идеей ранга». А как можно проводить политическое ранжирование? да очень просто: вернуться к системе ограничений и цензов на участие в голосовании. «Всеобщее избирательное право» - эта нынешняя священная корова, просто профанирует демократические принципы, делает более удобным манипулирование одураченной массой под прикрытием разумеется ультра демократических лозунгов и является одной из важных причин кризиса демократии в самих западных странах.



Об ограничении избирательных прав, хотя бы только на время переходного периода от коммунизма, писал и сам Ильин – и мы полагаем, что не зря. Не время и не место сейчас детально рассматривать этот сюжет, позволим себе только маленькое рацпредложение: выкупать право голоса (бесповоротно или с затруднительной процедурой восстановления в избирательных правах) у тех, кто считает это для себя излишним.



Пусть старушки получат заметную прибавку к пенсии вместо того, чтобы верить р-революционным обличениям соглашателей из КПРФ, а деньги для бомжей, которыми политтехнологи набивают автобусы в день голосования, вместо покупки водки пойдут на их социальную реабилитацию. Ну и так далее. Детали неважны, важен принцип. «Фанатики общественного договора», которых обличал Ильин, разумеется, не правы – все не могут править. Править должно меньшинство, но не ничтожное меньшинство, а менять группы элиты у власти (совершенно в духе определения демократии Й.Шумпетером) должно большинство, но большинство не абсолютное. К политическим правам надо относиться очень серьезно, иначе безграничная свобода обернется рабством.



Уж для России это сверхактуально. Во-вторых, в самой России функциональное перенапряжение властной «вертикали», отсутствие глубинного ценностного консенсуса, приводящего к тому, что народ ненавидит власть, а правящая элита ведет рискованную игру с нулевой суммой (все или ничего), видя в конкурентах не просто соперников по политическим соревнованиям, но смертельную для себя опасность. Наконец, надо сказать и о перманентном духовном бесплодии нынешних так называемых «элит», об отсутствии общих ценностей, о том, что живет «под собою не чуя страны» не только совестливые интеллектуалы и патриоты - потенциальная духовная элита Нации, которых нынешний российский Левиафан превратил в нищих маргиналов, но и сами обладатели власти. Всеобщее отчуждение – все это просто не может пройти без последствий. Новый приступ русской Смуты, скорее всего, неизбежен: путинская эпоха – это максимум возможной стабильности и благополучия, которой может достигнуть страна при такой структуре распределения собственности и при такой культурной политике. Дальше будет только хуже, и уже скоро мы будем с тоской вспоминать нынешнее относительное благополучие.



Как нормальный обыватель, я, конечно, страшусь этого и не желаю, но как аналитик, в значительной степени, я склонен согласиться с таким, например, автором, как Валерий Соловей, с его прогнозом относительно надвигающейся Смуты. И в ходе этого возможного кризиса уже не на кого будет ориентироваться, нужно будет ориентироваться на себя. И вопрос, возможно, будет ставиться следующим образом: как нам обустроить Россию на условиях суверенной демократии в ситуации, когда у нас между обществом, экономикой и политикой иные, чем на Западе.



Мы не можем просто импортировать эту модель, потому что у нас другие сходные условия. А поэтому мы будем устраивать по-другому.



Солженицын не говорил о конкретных рецептах и каких-то там мелочах, как и Ильин. Ведь они свой особый путь для России предлагали, полемизируя и с евразийцами и не только. По сути, это величайшая задача. Как в условиях незападного типа общества добиться построения адекватной ему политической системы, не возвращаясь к исходной русской системе, к вечной диктатуре, которая сменяется бунтом? Как выйти из этого «красного колеса»?
Те тезисы, которые предлагал Ильин; высказывал, преемствуя его, Солженицын, о децентрализации, о развитии многоступенчатых выборов, о земщине – это как раз указание идти в правильном направлении. Я думаю, что эти  идеи могут быть восприняты после очередного кризиса и пригодится для выхода из него.