И вновь рассвет... Глава 22

Существовало то, о чём все знали, но никогда не говорили, а также то, о чём не только не говорили, но и не думали, и даже то, о чём не только не думали, но вроде бы и не помнили.
И тем не менее (но только в крайнем случае, перед лицом каких-нибудь потрясений) всё-таки вспоминали.
А уж подо всем этим покоилось то, о чём не вспоминали вообще никогда! и не то чтобы жиззеа были такими уж скрытными — по отношению к другим, скорее — по отношению к самим себе.

Искусство приятного успокоительного самообмана — одно из самых древних и распространённых. Оно хорошо знакомо многим расам.

Отличие жиззеа лишь в том, что им оно нужнее других, так как их "коллективная память", основа общественного сознания, развита куда лучше, чем у многих народов, у которых она тоже, несомненно, есть, но не причиняет своим владельцам таких забот по причине врождённой слабости и ненавязчивости.

Неприятное — подавляется, нежелательное — искажается, былые преступления превращаются чуть ли не в подвиги и достижения.
Случается, что истинный героизм вовсе изглаживается из памяти, вместе с трагическими обстоятельствами, вынудившими его проявить, или же эти обстоятельства искажаются до полной неузнаваемости.

История, многократно вывернутая наизнанку, урезанная, залатанная, облитая грязью и посыпанная золотой пыльцой (которая, как известно, лучше всего пристаёт именно к грязи) медленно уходит в такую даль, где уже не разобрать её истинных черт, особенно, если не хотеть этого.

Даже живые свидетели и жертвы трагедий и преступлений не могут убедить в их реальности тех, кто не хочет верить.
Факты и вымысел становятся объектами веры или неверия, потому что для многих прошлое определяется не реальностью, а их желаниями. И для них оно становится не таким, каким было, а таким, каким они хотят его видеть.
Затем точно так же искажается настоящее. Вот только с будущим поступить подобным образом невозможно.

Разумеется, ничто не мешает сколько угодно представлять его в розовых тонах, но если видеть в прошлом и настоящем только то, что хочется, то в будущем непременно придётся столкнуться с тем, чего не желали и не ожидали. И тогда уже не удастся закрыть на это глаза.

Многие народы часть своего жизненного пути проходят вот так — с глазами, завязанными по собственному желанию; с ушами, воспринимающими только то, что приятно; с глубоко упрятанным чувством собственной неполноценности в душе; с обвинениями всех, кого угодно, кроме самих себя, в своих бедах; и с натужными воплями самовосхваления (обычно это называется "патриотизмом") на устах; и, наконец, с ногами, бодро и уверенно шагающими, к сожалению не "от победы к победе", а от оврага к болоту, от ямы к обрыву, от трясины к пропасти…

Выживают те, что успевают вовремя "проснуться", те, кому удаётся примириться с тем тяжёлым обстоятельством, что идти куда бы то ни было следует с открытыми глазами; и что правда, какой бы неудобной она ни была, единственный надёжный спутник и путеводитель.

Изрядную часть своего пути жиззеа прошли именно так, да им, собственно, и деваться-то было некуда. Их коллективное сознание, их общая память были развиты слишком хорошо, чтобы упустить или значительно исказить что-то важное. Но у них возникло желание избавиться от части этого знания.

Нечто неприятное и тяжёлое, к чему не хочется возвращаться… потом ещё что-то и ещё… Оказывается, это очень удобно, если о чём-то можно забыть, чего-то не знать.

А раз уж есть этот тёмный чулан, почему бы не сделать, если очень хочется, что-то злое и недостойное, ведь потом его можно упрятать в этот чулан и запереть дверь, спрятав от всех, к всеобщему удовольствию.

Принцесса Ззия и тётушка Узфа так ничего и не рассказали Лоре о том, почему они боятся Леса, не потому, что хотели что-то скрыть. Они просто не могли заставить себя приоткрыть дверь в тёмные многоярусные подвалы сознания, где хранится всё неприятное и пугающее.

Только под влиянием обстоятельств жиззеа "вспомнили" о Смерти, Приходящей в Ночи. А теперь и Жаи "вспомнила" о том, что шемма — это нечто большее, чем удобные и безотказные ходячие инструменты.

И она знала, что они живут на бесплодной земле, потому что сами там поселились.
Шемма никогда не были жертвами жиззеа. Всё, что они делали, они делали добровольно и сознательно.

Жиззеа никогда и никуда не вытесняли шемма. Они не сгоняли их с плодородных земель, не конкурировали с ними за пищу, не разрушали памятников их культуры.

Единственное, в чём спасатели не ошиблись, так это в том, что шемма были презираемы и само их наименование одновременно означало и "немой", и "презренный".

И Чеу Лин удивилась бы ещё больше, если бы узнала, что жиззеа неизменно предлагали шемма куда большую плату за их труд, но, будь то стражи или рабочие, они брали лишь малую долю из обычного вознаграждения.

Сейчас Жаи, так сказать, осознала свою память об этом, но это знание, так её поразившее, было лишь каплей в море. Она не помнила даже того, что основной пищей шемма является вовсе не нектар или пыльца, и все цветочные поля жиззеа для них недорого стоят.

Они не нуждаются ни в их цветах, ни в скудной плате, получаемой за тяжкий труд, ни в их тканях, оружии, инструментах.
У шемма единственная цель и только в одном они нуждаются по-настоящему. Когда-то жиззеа знали — в чём, но давно позабыли.

Жаи подумала, что позиция, занятая стражами, не так уж хороша. Было бы много легче удерживать узкий дверной проём, чем круговую оборону, если дело всё же дойдёт до схватки. Но беглый взгляд, брошенный на тонкие стены, тут же убедил её в обратном. Дверь-то, пожалуй, была покрепче внутренних перегородок, которые ничего не стоило проломить.

Да и не будет никакой схватки, во всяком случае, не сейчас. Один вид стражей достаточно охладил солдат-жиззеа, давно свыкшихся с мыслью о безоговорочном превосходстве шемма и в силе, и в ловкости.
Кроме того, достаточно было хоть раз увидеть их тренировки, чтобы убедиться в невероятной слаженности их действий.

Вот и теперь, они мгновенно перестроились из кольца в правильный полукруг и, действуя удивительно синхронно, заставили отступить авангард отряда наследной принцессы. Оружие не было пущено в ход: солдаты-жиззеа благоразумно отступили без боя под тяжёлыми взглядами стражей.

Жаи отметила, что Изла, тем не менее, не опасается за свою жизнь, хотя и называет шемма изменниками, едва ли не обвиняя их в убийстве королевы. Здесь было явное противоречие, смысл которого Второй жрице очень хотелось бы разгадать.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/10/27/1596