Перформанс

Театр был старый, пахло пылью. Наверное от портьеры. То есть от занавеса, похожего на старый балдахин над кроватью - выцветший, не стиранный, с кистями. Или на тяжелую в таком же стиле дворцовую портьеру напрочь перекрывающую доступ к солнечному свету.
На сцене красивый и подтянутый иллюзионист Аполлон Николаевич Жизнь показывал фокусы.
Переворачивал все с ног на голову, обманывал, удивлял.
В тесном зале, который почти полностью стоял, потому что даже среди рядов втискивались люди, временами возникала истерика. Кто то падал в обморок, его выносили. Мужчины стояли шевеля усами на бледных лицах, дамы плакали, некоторые рыдали.
"Влюбленность," - объявил Аполлон Николаевич после пафосного и нервного куска марша, сыгранного наполовину скрытым в яме, и оттого с глухим звуком, оркестром.
В новом номере из огромного черного цилиндра вылетали бабочки. Покрытые тонкой золотой пыльцой, дрожа крылышками, они закружили над притихшим залом.
Осыпающаяся пыльца оседала мягкими всполохами на одежды. Иногда бабочка садилась на головы или прически людей, и их озаряло странным светом. Как волшебный фонарь вспыхивал, освещая кожу изнутри. Глаза сияли, из них струился свет, а губы озаряла сонная улыбка. "В них влюблены", - прошелестела по залу догадка, передаваясь из уст в уста. Озаренные влюбленностью люди медленно поднимались с мест и кружились или делали танцевальные па, как будто вокруг никого не было, как будто они никого и не видели вокруг, как будто толпа не отступала перед ними, давя друг другу ноги и чертыхаясь. Их волшебный и самовлюбленный танец был одинок, но они этого не замечали. Они были счастливы и недостижимы в своей нарциссической прелестной экзальтации.
Иногда бабочка, вновь взмывала в воздух и счастливчик, утрачивая ясное сияние, останавливался. Пелена с его глаз спадала и он удивленно и испуганно вглядывался в окружающих людей, ища сочувствия или сожаления, или хотя бы участия... Он был и бледен и сер, побит заботами и усталостью. Он был таков же, как все, и его не за что было жалеть... За то что он потерял отблеск, но ведь волшебный свет ему и не принадлежал... Это было как то странно и дико. Публика была в недоумении. Недовольный ропот шелестел волнами, то здесь то там слышались возмущенные выкрики: "Нет, все не так. Влюбленность это прекрасно!"
Жизнь рассеянно стоял посреди сцены, держа в руках цилиндр.
Бабочки перелетали от одного человека к другому, очнувшиеся люди злились, кидались вслед за бабочкой, продираясь сквозь толпу и готовы были растерзать нового счастливчика. Но бабочки и не были постоянны. Бабочки улетали. Бабочки умирали.
Колдовство гасло. Рыдания дам становились все отчетливее. У многих мужчин на скулах грозно ходили желваки.
Некоторые подуспокоившиеся из бывших счастливчиков, уже вновь устроившись на своем месте приставали к  ближним с рассказками, пытаясь воодушевлением привлечь к себе взгяды: "Меня любили и я любил". Окружающие завистливо и зло кивали, отмахиваясь.
"Фокус закончен," - объявил Жизнь, - "Уважаемые дамы и господа, это была тема влюбленности. А сейчас вас ждут следующие два перформанса. Одни из них называется "Ненависть", а второй "Настоящая любовь""
Из оркестровой ямы грянул туш. Аполлон Николаевич Жизнь поклонился.