Теория вероятностей в жизни человека и общества

 
Теория вероятностей в жизни человека и общества.

Из словаря Ожегова. «Теория вероятностей, раздел математики, изучающий закономерности, основанные на взаимодействии большого числа случайных явлений».
Для понимания, я бы сказал, довольно-таки сложная логическая конструкция. Имеются в виду «закономерности» (сколько их, десятки, сотни), «при взаимодействии большого числа случайных явлений». Как не ломай голову, не поймёшь, о чём идёт речь.
Для большей ясности, начнём с конкретных явлений. Каждый атом, в системе атомов. И для него – своя закономерность. То есть, стать той или иной молекулой.
Каждый человек, в системе других людей, и для него, также, своя закономерность. Опять же стать тем или иным человеком, сопровождаясь той или иной динамикой, с получением тех или иных качеств для себя.
В общем виде, каждое слово, в системе других слов. И тогда весь словарь - система. То же самое можно сказать, о партиях, общественных институтах, странах. Так или иначе, малое в окружении чего-то большего. И всё, что имеется материального и духовного в природе и в обществе, взаимосвязано, сплетено законами и предрассудками, в единый сложнейший клубок.
При таком последовательном развитии мысли, мы можем придти к одному выводу. Закономерность диалектически существует по каждому субъекту. Субъекты же, объединяясь по близким родственным признакам, образуют типы. Типы, в окружении иного содержания, образуют системы типов. И тогда всё целое начинает лучше восприниматься с научно-аналитических позиций. Вот в таком творческом режиме и поведём своё повествование.

Я предпочитаю сопровождать свои обобщения и теории конкретными примерами. Все они имеют свои имена и адреса, и свои житейские сюжеты. С них и начну.
В деревне Чарочка, где я родился и вырос, была единственная семья, где дети получили высшее образование. Это – семья Костиных. Младший из них, мой сверстник, Анатолий. Вместе учились, соревновались, ссорились.
Получив аттестат зрелости, он, как самый спортивный в деревне, поступает в Ейское лётное училище. Через год возвращается, поступает в Томский медицинский институт, успешно заканчивает его, и работает потом врачом в Ростове на Дону. Не дожив четыре года до пенсии, уходит в мир иной. Почему? Да потому, что в кабинете его не переводился спирт. Вероятность – со стороны законов природы, в том – что им он укорачивает свой прожиточный срок.
После армии, я, из деревни Чарочка, перебрался в Новосибирск. Здесь я столкнулся с отчимом-алкоголиком. Он меня возненавидел за то, что я отказывался с ним пить водку. Пять лет он нас всех терроризировал. Но, получив квартиру от завода, отступился от нас. В новую квартиру он привёл сожительницу - продавца. Та его полностью обеспечивала продуктом первой необходимости. Водкой. Не дотянув, и до пятидесяти лет, он, в тяжелейших муках, заканчивает свою жизнь. Что и говорить – закономерность с вероятностью – полностью совпадают.
Третий пример, с той же алкогольной темой. В «Сибирских огнях», особо выделялся поэт и общественный деятель, Александр Плитченко. Куда бы он не обращался в Союзе, его всюду публиковали и издавали. По этим признакам он – с политической точки зрения – гений. С диалектической – приходилось сомневаться. Были случаи – доходило до серьёзной ссоры со мной.
А.Плитченко на два года младше меня. Далеко не дотянув до пенсии, он прощается с этим миром. Почему? Ответ, до элементарности, прост. Каждую изданную книгу нужно было отметить. А их столько издавалось, и было у него столько праздников, что ни один желудок не мог выдержать таких нагрузок. У меня же, не было праздников. Предпочитал здоровый образ жизни. И поэтому, по тем же законам природы, никаких болезней. И ныне, в свои годы (71), я не знаю, как болит тот или иной внутренний орган. Понятия не имею, что такое остеохондроз или радикулит. Какое ощущение человек испытывает при изжоге. Вероятность с закономерностью совпадают.
И как общий вывод: должен ли человек болеть, если он подчиняется законам природы? Вероятность, по такой динамической направляющей, минимальная. Все болезни – от нарушений законов природы. В социальном виде, ведомством отклонений от них, являются больницы.
Вот и получается, что одним везёт, чтобы надолго не задерживаться на этом свете, а другим не везёт, чтобы жизнь оказалась более продолжительной. 

Теория вероятностей, как толкует словарь, порождена множеством случайных явлений. Может быть поэтому, и возникло в сознании людей, такое понятие как Судьба. Словно есть такое ведомство где-то, где каждому человеку готовятся конкретные условия, и свой вероятностный путь развития. Этакий своеобразный путь насилия: творческого, преступного или какого-то иного.
Чтобы и в этом вопросе достичь большего понимания, приходится, опять же, прибегать к конкретным – лучше всего – личностным примерам.
После армии, я приезжаю в столицу Сибири, мать убегает от мужа алкоголика, и нам предоставляют комнату, ни где-нибудь, а в самом областном суде. Кто скажет, что это не насилие судьбы к литературному творчеству. Ведь я оказываюсь там, где сходятся многие общественные проблемы. Находясь в окружении судебных работников, ежедневно приходилось слышать о тех или иных судебных процессах. Исходный материал для теоретического и художественного творчества, можно сказать, в непосредственной близости. И я, повинуясь диктату своей Судьбы, всё сильней и сильней втягиваюсь, в тот единственный путь развития, который навязывался мне ей.
В  конструктивном виде, государство располагает двумя видами законов. С одной стороны – законы природы и её институты. Кто нарушает их, попадает в больницы. С другой стороны, законы общества, и её правоохранительные органы. Кто нарушает их, попадает за решётку. Теория вероятностей функционирует, как об этом свидетельствуют реальные данные, в двух направлениях.
 Каждый человек для себя – по ходу своей практической деятельности – прибегает к той вероятности, которая ему мыслится при этом. Не располагая полной информативностью, он и получает тот результат, который может обернуться какой угодно неожиданностью. Вся жизнь, для большинства людей, оказывается – загадочной, непредсказуемой, не той, которую ожидают.
Так как я, главный персонаж Судьбы, то обо мне и пойдёт речь дальше.

Рядом с областным судом, где мы поселились (Красный проспект,12), был стоквартирный дом. Так его называли. В нём жил поэт Василий Пухначёв. Я его частенько видел, хотелось познакомиться с ним. Но прежде следовало изучить его стихи. Они мне не только не понравились, готов был выступить с резкой критикой. Форма и содержание его стихов – сплошной праздник. Никаких намёков на то, что в жизни есть проблемы. Всё с примитивно бодреньким настроением.
Начав знакомиться с поэзией Сибири, просмотрел А.Смердова. Материал его стихов и личной биографии, склонял к оскорблениям. Судите сами. Похвастался тем, что его отец алкоголик, избивал мать беременную, и после этого, на свет появился поэт. Рассказывает о грязном ветхом доме, в котором пришла в негодность крыша. Трое братьев, вместе с отцом, не могли подправить её. Не говоря уже о том, чтобы капитально отремонтировать дом. Свои личные беды видели в капитализме, в кулаках. Активное участие приняли в раскулачивании их. Вот за такие подвиги, он и получил от советской власти все свои высшие привилегии.
В том же политическом содержании поэзия Л.Чикина. Отец его раскулачивал, затем организовывал колхозы. Подвергался опасности со стороны кулаков. Сын его взлетел на таком же биографическом материале.
Перечитывая всех поэтов Новосибирска, я, переходя с языка политического на язык диалектический, писал книгу «Новосибирская плеяда». Ей я и нажил себе врагов, противопоставив себя, целой, официально  существующей семёрке. Этим я перекрыл себе доступ в большую, подлинно творческую, литературу. Принять же их – не творческие условия – я не мог.
Подвёл итоги моим аналитическим трудам, Шалин. Он прямым текстом - запретил мне ходить по редакциям, и надоедать многоуважаемым выдающимся деятелям Сибири.
Немного теории на этот счёт. Сама динамика РАЗВИТИЯ воспринимается, как некая диагональ, состоящая из множества уровней. Так вот, Новосибирская плеяда, это – один из уровней общей протяжённости. И этот уровень, если судить по содержанию, ни где-то посредине или сверху, а на самом нижнем её отрезке. Иначе говоря, ими перекрыт сам путь к развитию.
Они не могли допустить, ни критику в свой адрес, ни приём в свою компанию, по-настоящему талантливых поэтов и писателей. Новички тут же могли занять более высокие уровни в иерархии творческих достоинств по чести, совести, уму. А это могло бы обернуться сменой низших уровней более высокими уровнями. Так можно докатиться и - до Ренессанса. Что в истории культуры, это высочайшее динамическое явление, как известно, не редко проявлялось. Только вот Сибирь - не Запад, и тут примитив особенно живуч. Его никто никогда не беспокоил.
Сам собой напрашивается вопрос: так какой смысл – в одиночку – пытаться творить гениальное, если плеяда, уже сформированная по низшим качествам, находится у власти, и действует официально? Ими блокируется развитие, и все творческие пути в будущее – перекрыты ими. Обращаться – не к кому. Все средства массовой информации, в их подчинении.
Может быть поэтому, все новички, как мошки на стекле. Не могут проникнуть по другую сторону стекла. Сознавая это, один за другим, они навсегда утрачивают интерес к творчеству. Из большого числа любителей литературы и гуманитарных наук, остаюсь я. Один.
В содержательном отношении возникли две стороны. С одной – официальная плеяда, для которой в обществе нет больше серьёзных проблем. С другой – оппозиционно действующее явление, для которой общество воспринимается бесконечной цепочкой непрерывающихся проблем. На каждую из них – своя идея. А идея к идее, это также – бесконечная цепочка сплошных идей. Так вот, эти цепочки, и были блокированы, ни кем-то, а самими государственными деятелями. Бороться против них, было бы абсолютным безумием. В том смысле, что ВЕРОЯТНОСТЬ победы, полностью – исключалась. Но мысли, однажды взяв старт по мозговым извилинам, уже не могли где-то остановиться. Отказывали в одном месте, я бежал в другое. Вот так я докатился до Шептулина. И получив ответ от него, того же блокирующего содержания, я, на какой-то момент глубоко призадумался. Получалось, что все пути развития – по литературе, гуманитарным наукам - перекрыты. Вроде бы, и смысла нет – упорствовать, и продолжать этим заниматься дальше.
В такой момент и возникла идея, вероятность которой воспринималась вполне реальной. А что, если переплыть Чёрное море на резиновой лодке. Мол, если нет возможности заявить о себе здесь, так может попробовать о себе заявить там. Поразмыслив какое-то время, принялся за реализацию этого плана. Опробовав лодку с парусом на Обском море, я пришёл к выводу, что при сильном ветре, можно достичь скорости до десяти, а то, и более километров в час. Этого было достаточно, чтобы пересечь Чёрное море за двое или трое суток. В любом случае – в чём я был убеждён – смог бы продержаться на море шесть суток, без каких-либо физических неприятностей.
Но Чёрное море, не Сибирь, где ветер мог дуть с Запада – неделю, две и больше. Так же, как и с Севера или с Юга. Отплыв при сильнейшем ветре вечером, утром он прекратился. Подул в обратном направлении. Когда я подвёл сотрудников КГБ к тому месту, откуда начиналось моё плавание, нашим фоном был высокий прибой. На его фоне меня и запечатлели.
 
Вопрос ВЕРОЯТНОСТИ, как со стороны природы, так и со стороны общества, как видим, не простой. ЗАКОНОМЕРНОСТЬ, отмеряется законами, а вероятность – случайными явлениями. Между ними нет чёткой связи. Что касается меня, как конкретно действующей личности, то на моём пути – нужно прямо признаться – не намечалось никаких благоприятных вероятностей. Допустим, что мне удалось бы оказаться на турецком берегу. Вряд ли, моя творческая биография, так же удачно, как у Солженицина, сложилась бы на Западе. Его содержание шло по политической направляющей, моё же – по научно философской. Он обобщал малый исторический отрезок, я анализировал общество с полным набором его качеств, и то, как эти качества образуются в процессе изменяющихся социальных условий. Материал небезынтересный и для Запада, но его политические интересы, слишком резко расходятся с общим гуманитарным развитием человечества. Впрочем, кто его знает, как бы это всё протекало, окажись я в окружении западных журналистов.

А между тем, социалистическая система – слабела. После 80-х годов, это особенно чувствовалось. Когда заговорили о ЗАСТОЕ, угроза социализму становилась реальной. Спасти его могли бы, только гуманитарные науки. А они, по сути, прекратили свою деятельность. С какого времени? трудно сказать. Вероятно, ещё с до сталинских. Так уж сложилось во всём социалистическом лагере, что была одна политическая установка: после Ленина не может быть дальнейшего развития философии. Как частный случай – ответ Шептулина мне. Он не мог иначе восприниматься, как официальное предупреждение всем, кто пробовал пойти дальше Маркса и Ленина. Само явление ЗАСТОЙ, как видим, имело своих – государственно значимых – авторов. Таким, как Шептулин, подчинялись все гуманитарные институты. Это не могло не почувствоваться мной, когда я стал обращаться в свой – Новосибирский институт философии. Подробности в моём ответе «Гражданникову. 85 год».

Застой – отказ от развития. И он отчётливо обнаруживался по всем гуманитарным составляющим: литературе, искусствам, наукам. Каждому, кто интересовался общей культурой, было ясно, что с застоем – отсутствием развития – мы неуклонно приближаемся к какой-то катастрофе. И она всё тревожней ощущалась. Распадалось первое кольцо России – страны социалистического лагеря. Потом начало рушиться второе кольцо – союзное. Затем последовало разрушение и самой России. Вероятность и закономерность обретали своё семантическое не сходство. Закономерность связывалась с законами. А законы не существуют без единиц измерения, без того ЦЕЛОГО, благодаря которому, его можно проградуировать, представить по степеням и уровням. Вот этого-то – научного – и боялись все те, кто сформировался плеядно, на каком-то низшем уровне, и к новым уровням, более высоким, не проявлял большого желания. То есть, отступать от примитива, и попытаться продвигаться вперёд – по восходящей развития – никому не хотелось из главных чиновников государства, и их особо послушных подчинённых. Всех устраивал примитив, всех устраивал застой. В этом и была главная причина того, что великая система клонилась к закату.
ВЕРОЯТНОСТЬ, в своём творческом значении, существовала. Материалом для этого, взять хотя бы, мои книги, словари, статьи, поэзию. Ни одной строчки из этого – дерзну сказать - колоссального теоретического и художественного богатства, не было выдано редакторами в печать. Ни один из многочисленных гуманитарных институтов, не проявил к ним интереса.
Стратегического масштаба вопрос: а если – всё же - проявили бы интерес? Могли бы мои работы, быть той вероятностью, при которой математическое состояние социалистической системы, не столь быстро разрушалось. А может быть, и вовсе его бы не было. Впрочем, как не гадай, возможный творческий вариант упущен, и к нему уже, вряд ли, когда-нибудь придётся придти.

Следует заметить, что вероятность в естественных науках – предсказуема. Известные научные знания, всегда имеют перед собой, полный набор проблем. Решая их, учёные идут тем путём, каким природа своими программами, пометила всю их протяжённость.
В гуманитарных науках, хотя они и называются науками, такой диагональной последовательности – нет, и никогда её не наблюдалось. Всё дело – в единицах измерения, точной отражательной и оценочной деятельности.
Наука – диктаторна по своей сути, и поэтому – линейна. Прокладывается строгой прямой линией. Не случайно же возникли слова: правда, олицетворяющая эту прямую, и кривда, олицетворяющая все виду отклонений от неё. Автором прямой может быть один человек, или соответствующая категория их. Авторы же кривой – от всех негативных источников. Их – бесчисленное множество. Они по всему полю. Надо полагать – не правовому, не законному, не базовому.
Застой, о котором заговорили с 80-х годов, прежде всего, коснулся гуманитарных наук. Если образно, то застой воспринимается некой ёмкостью, наполненной одним содержанием. Перемешал содержимое – одна диссертация, ещё раз – другая. На таком материале, и плодились, как на дрожжах, тысячи и тысячи гуманитарных специалистов.
Когда началась перестройка, большинство комсомольцев и коммунистов начали выбрасывать свои партийные билеты. Вместе с билетами, они должны бы выбрасывать и свои дипломы. Не обеспеченные новыми знаниями, открытиями, они – потенциально ведь – не соответствовали своим оценочным данным. Но вот этого – не происходило. Высокие звания за собой они сохраняли и продолжали занимать высокие должности. Получалось, что-то вроде, гуманитарного отстойника. Гуманитарные институты существовали, а продукции творческой от них, не истекало в общество. Постепенно их оттеснили куда-то на обочину, на задние позиции. А  на передние позиции вышли – религии, разнообразнейшая мистика, экстрасенсы, астрологи и уфологии. Смотрят одни на небо, видят там своих богов, другие смотрят, видят инопланетян. В промежутке их, нет созвездия современных психологов, социологов, философов, лингвистов.
В былые процветающие времена, человек со званием профессор, воспринимался - мыслителем. Люди, слушая его, рот раскрывали и язык высовывали. Теперь они воспринимаются этаким слабеньким интеллектуальным пустячком. Даже Зюганов, ему-то – обладателю всех высочайших гуманитарных достоинств – и все карты бы в руки. А он, как особо рода несмышлёныш: не может ответить на самые простенькие вопросы. Так почему же, преимущественно декларируемый коммунистами социализм, с такой лёгкостью был низвергнут? И почему монопольная стопроцентная союзная КПСС, с такой же лёгкостью была развеяна по ветру? Ведь Зюганов – философ. И если бы он им был, не в политической значимости, а в диалектической, он бы без особых затруднений давал исчерпывающий ответ на каждый из указанных вопросов.

Было время, когда шёл разговор о Великом объединении: об органическом слиянии естественных и гуманитарных наук. На этом пути должны были появиться, и теория вероятностей, и теория относительности. В общем, всё то, что рождалось в естественных науках, должно было подхватываться тут же – гуманитарными науками. Ведь ОБЩЕСТВО, это тоже – явление ПРИРОДЫ. Принципиальной разницы в них нет. Там и там, динамически задействована одна программа. И осуществляется она, всего лишь, двумя знаками: плюсами и минусами. Этими заданными потенциалами, измеряются все явления общества. С этими признаками мыслится будущее. Теория вероятностей, из всего своего набора случайностей, должна выделять только - оптимальное.