Вечность. Часть I. Глава 13. Дом отдыха

Продолжение. Двенадцатая глава: http://www.proza.ru/2012/10/27/360


Глава 13
Дом Отдыха. Так вот она какая… любовь…



Мы с Тамарой шли по длинному коридору. Мужчины ждали нас на улице. По крайней мере, мы надеялись на это.
– С чего ты взяла, что Володя… – я замялась, подыскивая наиболее подходящие слова. – Что он…
– Влюбился в тебя?! – помогла мне Тамара. – Да брось ты, Лерка! Ты что, не видишь, как он на тебя смотрит! Глазками хлоп-хлоп, весь покраснеет, как девушка. А ты заметила, Лерка, какие у него глаза красивые? А ресницы-то! Мне бы такие! Их даже красить не надо. Густые, черные, длинные, просто мечта всей жизни! Лерка, неужели ты совсем бесчувственная? Такой красавчик на тебя запал, а тебе хоть бы что!
– Тамара, перестань! Я не хочу слушать твои выдумки!
– Какие выдумки! Тоже мне, выдумки! Я точно знаю, что Володька влюблен в тебя. Вчера я совершенно случайно наткнулась на его папку, куда он свои рисунки складывает. Да, да, не смотри так, совершенно случайно! Я увидела папку на столе в их с Тимофеичем комнате и… Ну, Лерка, не смотри так! Хорошо, не случайно! Довольна? Я зашла в их комнату, чтобы позвать на ужин. Конечно, они сами знали, что уже ужин, но мне захотелось проявить заботу, и я зашла. А их не было. Зато папка лежала на столе. Я как ее увидела, думаю – дай, посмотрю, может, этот художник и рисовать-то не умеет, только прикидывается. Открыла папку…
– И что? – с беспокойством спросила я.
– Умеет рисовать! Да еще как умеет! Класс! А рисует наш художник только Лерочку! Лера за столом, Лера в лесу, Лера у окна, Лера, Лера, Лера и все время Лера. А ты говоришь, выдумки!
– Это ничего не значит! – возмутилась я. – Мало ли кого он рисует! К тому же мы сидим за одним столом…
– В том-то и дело, что мало, то есть никого, кроме тебя! – засмеялась Тамара. – Нас-то с тетей Машей он почему-то не рисует, а мы тоже с ним за столом сидим! И Тимофеича он не рисует, а они не только за одним столом сидят, но и в одной комнате живут! Так-то вот, Лерка! И кажется мне…
О том, что кажется Тамаре, я не узнала, потому что мы вышли на крыльцо и увидели поджидавших нас мужчин. Тамара подмигнула мне и, быстро спустившись с крыльца, подхватила Бориса Тимофеевича под руку.
– Ну, мальчики! Девочки стосковались по мужской ласке! – с этими словами Тамара увлекла своего спутника в лес.
Мы с Володей смущенно переглянулись.
– Тамара вечно так, – пробормотала я. – Ее шутки меня порой шокируют!
Володя кивнул, соглашаясь со мной, и улыбнулся.
– Но в ее шутках есть некоторая доля правды, – не глядя на меня, тихо сказал он. – В создавшейся ситуации  нам всем не хватает ласки. Вы так не думаете?
Я ничего не ответила. Мне не хватало ласки уже давно. С тех самых пор, как… Нет, я не хочу сейчас об этом думать…
Я  пожала плечами и медленно пошла по тропинке. Володя поплелся за мной. Я чувствовала, что он сконфужен, расстроен и не знает, как начать со мной разговор. Чувствовала, но не хотела ему помогать. Почему? Потому что я ждала. Чего? Не знаю. Но ждала с напряжением и надеждой. И ожидание это было мучительным и в то же время сладостным, словно ожидание первого поцелуя.
Я ждала, но ничего не происходило. Володя по-прежнему плелся за мной и молчал. Вдруг я почувствовала горькое разочарование и острую обиду. На него. И на Тамару. Мне захотелось заплакать или закричать, или затопать ногами и забросать Володю шишками, или…
– Лера!
Володя обогнал меня и схватил за руки. Его лицо поразило меня. Такого волнения я не видела еще ни на одном лице. Бледное, с огромными горящими глазами, с дрожащими губами лицо Володи отразило всю глубину его чувств. Я поняла, вернее, нет, я ощутила это всей своей истерзанной душой. Он дрожал, и его дрожь передалась мне. Я  почувствовала, как кровь отлила от моего лица, и в то же время невыносимая боль пронзила мое сердце. «Я не хочу! Не хочу!» – мне казалось, что я кричу, но звука не было, только дрожащие губы шевелились в бесплодной попытке.
– Лера, – с трудом выдавил он из себя, – я должен сказать тебе… Я давно хотел… – голос его окреп, слова полились сплошным потоком, он не пытался их сдержать. – Я рад, что все так повернулось. Да, рад! Это звучит дико, я понимаю, но я рад. Может, это эгоистично, но я испытываю радость от того, что мы все можем в любой момент исчезнуть. Иначе я никогда не решился бы сказать тебе то, что скажу сейчас. Лера! – он крепче сжал мои руки. – Сегодня ночью я могу исчезнуть, и я хочу, чтобы ты знала… Тогда я буду ждать ночи со спокойной душой. И в ней не будет страха.
– А если исчезну я?
– Тогда я буду знать, что успел сказать тебе. Что ты ушла, зная все.
– А если мне будет больно от этого знания?! – со злостью выкрикнула я.
– Лера, – глаза его сверкнули, – разве можно бояться боли?! Да, кто-то из нас исчезнет этой ночью, и тогда тому, кто останется, будет больно. Очень больно! Но если мы не скажем друг другу того, что хотим сказать, то будет еще больнее. И сможет ли оставшийся перенести боль, когда мучительное сознание невысказанного будет сильнее самой сильной боли?! Я не смогу, Лера! Не смогу! Я должен сказать все. И пусть тебе будет больно, и пусть мне будет больно, но я скажу! Молчи, молчи, не говори ничего, не перебивай меня, пока я не открою тебе свою душу. Прошу тебя, позволь мне сделать это! Мы все в этом Доме Отдыха, как приговоренные к смертной казни. И всем нам дано право последнего предсмертного желания. Мое желание – открыть тебе свою душу. Ты не можешь отказать приговоренному к смерти!
Я через силу улыбнулась.
– А мое желание ты исполнишь?
– Да! Клянусь! Любое желание, даже если ты пожелаешь больше не видеть меня! Но сначала я скажу тебе все! Ты согласна, Лера?
Я молча кивнула. Я боялась его признания. Боялась и страстно хотела этого. Володя, не отпуская моих рук, подвел меня к лежащему поперек тропинки стволу поваленного бурей дерева. Мы сели. Я ждала. Вдруг он со стоном прижался лицом к моим рукам.
– Лера, я люблю тебя! Не говори ничего, молчи! Как только я увидел тебя, я понял – ты моя любовь и моя боль. Я смотрел на тебя и думал: «Никогда в жизни я не решусь открыть ей свои чувства, потому что она – богиня!» Молчи, Лера, молчи! Ты, и правда, богиня. Неужели никто до меня не сказал тебе об этом?! Неужели никто не увидел строгого совершенства твоего лица, законченности, которая присуща только мадоннам с полотен живописцев эпохи Возрождения! Неужели никого не поразил тот внутренний свет, исходящий от тебя! Такой свет исходит от лиц святых на иконах древних мастеров, – он поднял голову и посмотрел на меня. – Я хотел написать твой портрет, но я не смог… Твое лицо, в нем есть что-то неуловимое… Но это неуловимое – и есть ты. Без него твой портрет –  просто похожая на тебя картинка… И вот сейчас я вдруг понял то, чего не мог понять, уловил неуловимое, и могу написать тебя… И если успею, то сделаю это…
Я смотрела на него широко открытыми глазами, потрясенная той силой, с которой он говорил, тем чувством, которое пронизывало каждое слово.
– Что? Что ты понял?
– Я увидел в тебе Бессмертную Душу! Не думай, что я религиозный фанатик, нет. До встречи с тобой я не верил, пожалуй, ни во что. Меня не волновали вопросы о смерти и бессмертии. Но тут, когда мы все столкнулись со смертью, да еще в таком жутком обличии, я впервые задал себе вопрос: «Что там, за чертой?» И ответил со смехом: «Ничего!» А сейчас, глядя в твои глаза, я понял, что такое Вечность. Это ты, Лера… Не говори, молчи… Я поясню свои слова. Тебя, Лера, невозможно просто любить, – он выделил слово «просто». – Тебя можно или любить больше жизни, или ненавидеть. И тот, кто полюбит тебя, прикоснется к Вечности, потому что смерти для него уже не будет. А тот, кого полюбишь ты, озарится светом твоей любви и станет бессмертным… Я уже прикоснулся к Вечности, я без страха жду смерти. Но я, дерзкий, хочу озариться светом твоей любви, хочу погрузиться в твою Бессмертную Душу и слиться с ней воедино! Скажи, теперь я прошу тебя не молчать! Я могу надеяться, просто надеяться, что ты полюбишь меня?! Не бойся огорчить меня, я хочу знать правду. Я и так уже счастлив, потому что сказал тебе все, потому что сижу с тобой рядом, смотрю в твои глаза и твои руки в моих руках! И ты не отнимаешь руки, ты позволяешь мне держать их! Значит ли это, что у меня есть надежда?!
Я не успела ответить. Горячие губы приникли к моим губам. Его поцелуй не был нежным, нет. В нем была вся сила неутоленной любви, пылкой и страстной, в нем был огонь, разрушающий и возрождающий, в нем была сама Вечность! Моя душа рванулась к его душе в порыве столь сильном, что мне показалось, что я умираю. А он продолжал целовать мои губы, и поцелуи становились все более требовательными. Да, он уже не просил, не умолял, он требовал. Требовал любви, которую я могла ему дать. Требовал ее всю, без остатка, потому что он сам отдавал мне всего себя. На миг мне стало страшно. Что же это?! Что?!
– Это любовь, котенок! – услышала я. – Любовь! А ты думала, что она другая? Значит, ты не любила меня… Но я любил за нас двоих! И был счастлив… А теперь я хочу, чтобы ты любила его, этого художника. Люби его, люби всей душой, всем сердцем, люби, забыв обо всем! Отдай ему всю себя без остатка, как я отдавал тебе себя, как он, этот художник, отдает себя тебе! И тогда…
Жуткий смех прервал Его слова.
– Нет! Этого не будет! Потому что она не умеет любить! В ней слишком много ненависти. Она – моя! Моя навеки! И я не позволю никому отнять ее у меня! Слышишь, котенок, ты – моя! Я уничтожу любого, кто встанет на моем пути!
Мое сердце перестало биться. Оно замерло от ужаса. Мое тело окаменело. И вдруг меня всю пронзила невыносимая боль. Я увидела окровавленное тело Володи. Его открытые глаза, полные боли. Его прекрасные глаза… Мертвые глаза… Любимые…
Я оттолкнула Володю и крикнула:
– Уходи! Прошу тебя уходи! Я не люблю тебя!