Золотая тишина

Когда мальчик открыл глаза, то увидел над собой сеть, сплетённую из прозрачных теней, в которой трепетали золотые солнечные рыбки. Он повернул голову и увидел люк, сквозь который была заброшена сеть – окно, обращённое на юг. За окном стоял солнечный день, поток яркого света лился в комнату, и только старая рябина-черноплодка бросала в этот поток свою тень, как невод.
Мальчик ещё чуть-чуть понежился в постели, потом откинул одеяло и побежал босиком по тёплым солнечным брызгам на деревянном полу. Дверь из спальни была приоткрыта, и мальчик увидел за ней маму. Мама сидела на старом скрипучем диване подле другого окна. В руках мамы была книга, но мама не читала. Мама смотрела в окно, она улыбалась, но какая-то непонятная для мальчика грусть угадывалась в её улыбке, а на коленях её плюшевым пледом лежал прямоугольник солнечного света.
- Мама! – крикнул мальчик радостно. – Доброе утро, мама!
Мама обратила лицо к нему, и прозрачная тень грусти растворилась в её улыбке.
- Доброе утро, сынок! Что-то ты разоспался сегодня.
- Мама! Мне снились такие замечательные сны!
- Это хорошо. Хорошо, когда снятся приятные сны, и душа утешается ими. А сегодня и наяву замечательно. Если ты выйдешь на крыльцо, то увидишь, какой славный стоит день.
- А где все? Почему никого не слышно?
- Все проснулись уже давно, только ты никак не хотел расставаться со своими снами. Твой старший брат с отцом и дедом ушли в лес за грибами. Они ушли сразу как рассвело и, наверно, скоро уже вернутся. А твоя младшая сестрёнка во дворе помогает бабушке собирать с кустов ягоды. Они хотят испечь к обеду пироги и уже замесили тесто. Ведь сегодня особенный день. Ты помнишь, какой сегодня день?
- А какой сегодня день, мама?
- Сегодня последний день лета.
- Последний день лета… - повторил мальчик, и в сердце у него на мгновение стало холодно.

Когда мальчик вышел на крыльцо, его встретила изумительная золотая тишина. Ещё впереди была вся осень с её жёлто-красным пожаром на деревьях, но уже сейчас в ослепительных лучах последнего летнего солнца листва казалась позолоченной. В воздухе как будто плавала волшебная золотая пыльца, сверкала, слепила, оседала на поленице дров, на столике, вкопанном в землю под яблоней, на заборе и воротах и превращала в золото всё, что могло сверкать – даже воткнутый в изрубленную плаху топор. Ветра не было вовсе – наверно он готовил своё воинство к предстоящему осеннему вторжению и на время оставил землю. Нынче земля нежилась в последних лучах летнего солнца, всё замерло. Золотая тишина.
Но при взгляде на эту чудесную мирную картину сердца мальчика вдруг снова коснулась грусть холодным крылом. Он подумал, что сегодня будет ещё один славный день среди близких людей; сегодня они сразятся с братом деревянными мечами на поленице, как на отрогах горного ущелья; когда они устанут, бабушка с сестрёнкой вынесут на стол под яблоней свои пироги и чай, и будет дружное и весёлое чаепитие всей семьёй; ещё можно будет забраться на тот старый скрипучий диван, где утром сидела мама, взять заветную книжку и Мурзу-кота, чтобы мерно урчал в своей кошачьей полудрёме; можно увязаться с папой и дедом в сарай, где те будут перебирать вяленую рыбу, снасти и инструменты, и слушать их солёные взрослые разговоры о рыбалке, грибах и строительстве бани. И всё это время кругом в мире будет царствовать золотая тишина. А вечером, когда стемнеет, и дети соберутся спать, мама придёт к ним, чтобы вместе прочитать молитву и рассказать сказку.
Но это только сегодня. Последний день. А завтра уже наступит осень, помчится поезд красно-жёлтых дней над деревьями, домами, дорогами, воинство холода и темноты вместе с ветром прокрадётся тайными тропами, и это лето со всеми его находками, радостями, чудесами, с каждым днём будет всё более и более отдалятся и тускнеть в памяти. Ещё одно лето мальчишеской жизни канет в бездонной пропасти времени.
Ах, как он хотел бы остановить неумолимый шаг времени! Пусть этот день никогда не кончится! Пусть он повторяется снова и снова! Пусть они всегда будут вместе: папа и мама, бабушка и дедушка, братик и сестричка, и он, и пусть всегда стоит эта золотая тишина.
Мальчик вспомнил старинные напольные часы, что стоят в горнице и так странно напоминают человека: высокий узкий шкаф похож на сюртук, циферблат – на круглое белое лицо, а за стеклянной дверцей, как сердце, стучит маятник. А что если остановить их? Быть может, тогда этот день никогда не пройдёт, лето не пройдёт, они всегда будут вместе? Пусть будет так! Пусть будет так!
И по мальчишески поверив в магическую силу своего желания, мальчик побежал обратно в дом, в горницу, к часам.
Мама куда-то вышла, только раскрытая книга лежала на диване, и солнечный столб, упиравшийся в неё, превратил белые страницы в сверкающее золото. Тёмное дерево часового шкафа казалось особо чуждым светлому полдню, отчего ощущение потусторонности этого предмета ещё усиливалось. Мальчик подошёл к часам совсем близко и остановился. В матовом стекле, врезанном в дверцу, он увидел своё отражение – едва различимое, тусклое. Вот что такое человек перед временем – только ускользающее зыбкое видение! А за ним, за стеклянным окошком, бесстрастно качается и стучит маятник. Царь-время чеканит свою разменную монету – мгновения. Как завороженный стоял мальчик перед часами, и сердце его билось в такт времени. А потом мальчик протянул руку, распахнул деревянную грудь часов и остановил их сердце…

Он проснулся в светлой утренней тишине. Тишина ночная, тишина в темноте приглашает сон; тишина утренняя, прошитая солнечными лучами, спугнула сон, как маленькую птичку. Он открыл глаза и некоторое время разглядывал игру теней и солнечных пятен на стенах и потолке, потом быстро поднялся, оделся и вышел в горницу.
Здесь было всё так, как он любил. Драгоценное летнее утро приникло к оконному стеклу золотом лицом, и ветви рябины-черноплодки дрожали, как его непослушные кудри. На старом скрипучем диване лежала мамина книга, закрытая, но заложенная сухим берёзовым листочком. Взгляды отца и матери встретили его здесь. Лицо отца было строгим, лицо матери – ласковым, но при этом на лицах обоих лежала печать тихой задумчивой грусти. Он улыбнулся обоим и сказал:
- Доброе утро!
Он заглянул в комнату к сестричке. Братья спали вдвоём в одной спальне, а девочке, малышке, отвели отдельную комнату-малышку. Там было много кукол, много мягких зайчат и медвежат, полка с нотными тетрадями и заветная шкатулка с девчоночьими украшениями. Поверх всего этого в окно, выходящее на другую, теневую сторону, смотрело тонкое девчоночье лицо, бледное, но со жгучими огоньками веснушек.
 - Доброе утро!
Последними он навестил бабушку с дедушкой. В их комнате всё было стародавнее, рукодельное: покрывало на кровати с бабушкиной вышивкой, узорный стеллаж для книг, вырезанный дедом, и главное – столетняя швейная машина с ножным приводом. И дед, и бабушка встретили его такими же взглядами, что и отец с матерью, только как будто с ещё больших вершин мудрости и доброты, и он им также сказал:
- Доброе утро!
Никто ему не ответил.
Никто и не мог ему ответить, ведь он был в доме один, и только прекрасные большие фотографии взирали на него со стен.
Он вышел в тёмные сени, распахнул входную дверь и ступил в золотую тишину.
В голубом небе замерли белые лодочки облаков. Поленица раскатилась ступеньками, по которым мальчишки любили взбегать вверх, да только до неба так и не добежали и не запрыгнули в облачные лодочки. Золото осени уже вызревало под зеленью древесной листвы.
Он вышел за калитку и зашагал по неприметной тропинке сначала вдоль забора, а потом через луг, поросший высокой травой, ещё не знавшей серпа осени. Здесь было много Иван-чая. На крепких зелёных стебельках раскрывались последние лиловые лепесточки. Мама говорила: когда отцветёт иван-чай, закончится лето.
Он спешил туда, где ждала его вся семья. Они собрались вместе недалеко от дома в светлой берёзовой роще, где пахнет землёй и листвой, где прячутся в ветвях синицы, где иван-чай вместо календаря отмеряет наши лета. Тропинка вывела его прямо к месту, ведь это была их тропинка.
Сколько же тут было золота и сколько тишины! Здесь, под берёзами, в тысяче шагов от родного дома, нашлась тихая гавань для всех их кораблей. Неподвижно стоят их корабли все вместе, рядом, и никакие ветра не покачнут их мачты – железные кресты. Цветами поросли корабли – он позаботился, чтобы цветы здесь были всегда, почти от снега до снега. Особенно цвёл самый маленький кораблик – сестрёнки, малышки. Она самая первая нашла эту гавань, опередив не только старших братьев, не только отца и мать, но даже и деда с бабушкой, вступив в вечность маленькой девочкой, не изведавшей взрослых радостей и горестей. И уже много позже за ней своим чередом последовали все остальные.
Теперь они были вместе, и время лишилось своей власти над ними. Теперь они собрались в вечности, в тихой гавани под берёзами, и золотая тишина спустилась на капитанские мостики их кораблей – золотая от последнего летнего солнца и от сверкающих в его лучах крестов на куполах ветхой сельской церкви. Только он один, глубокий старик, остался по эту сторону – по эту сторону матового стекла часов, в рабстве у времени. Он сидел на покосившейся скамейке и молча смотрел на усыпанные цветами могилы. Он внимал золотой тишине и ждал, когда рука, имеющая власть, распахнёт дверцу и остановит маятник.