Запоздалое письмо

Резким порывом ветра распахнуло форточку. Сырой, не по сезону холодный поток воздуха по-хозяйски прошелся по комнате, подкрался сзади к склонившейся над письменным столом хрупкой женщине, обнял за плечи. Она поёжилась, запахивая на груди наброшенный шерстяной платок. Было только начало осени, ещё не топили.          -  Аня, что-то сквозняком потянуло, - послышался из соседней комнаты недовольный голос мужа. Анна отложила тетрадь с планом урока на завтра, встала, подошла к окну, протянула руку закрыть форточку и застыла. Опять та же картина. Лена и Наташа гуляли во дворе с Машенькой. Все трое худенькие, неопрятные, в каких-то обносках. Старшие вели малышку за ручки, и та едва ковыляла по тронутой слякотью дорожке в своих прохудившихся ботиночках.          Сердце заныло от жалости и безнадежности.           - Лена! - крикнула Анна в открытую форточку. - Веди девочек к нам!          Семилетняя Лена с радостью потянула младших сестрёнок в подъезд.
Анна встретила гостей в прихожей, помогла снять ветхие пальтишки, разуться.          - Ну-ка, марш в ванную мыть руки и - на кухню! - нарочито бодрым голосом скомандовала она.         Лена потупилась.         - Папа не разрешает нам у вас кушать, - нерешительно сказала она.          - Вот ещё... Вы и не кушаете вовсе. Я просто угощу вас немного.         А пятилетняя Наташа уже тащила в ванную безропотную Машеньку.         За кухонным столом Анна с болью наблюдала, как старшенькие торопливо заталкивают в рот пирожки с рисом и печенкой, которые напекла она на скорую руку сегодня утром.          - Молоком, молоком запивайте, - Анна подвинула поближе чашки.         Машеньку она кормила отдельно, усадив на колени: из-за «заячьей» губы малютки процесс питания был затруднён.         Это невесомое создание с таким явным уродством на лице была её родная племянница, дочка младшего брата Мити.

Четыре года назад Анна с мужем и сыном Володей перебрались в эту 2-х комнатную квартиру в новой пятиэтажке. Митя помогал им обустраиваться и частенько забегал к ним.          Когда он заприметил эту беспутную вертихвостку Лариску из соседнего подъезда, чем она его, в общем, серьёзного и сдержанного парня, взяла - уму непостижимо!          Хотя, что уж там... Понятно, чем. Красотой своей бесстыдной да доступностью.          Красивая она, бестия! Той смачной бабьей притягательностью, мимо которой равнодушно не пройдет ни мужик, ни женщина.         Вот и Митя не прошёл. Пополнил и без того немалый рой разномастных поклонников, добивавшихся, каждый по-своему, Ларискиной благосклонности.         Даром, что на шесть лет старше его. И двое детей неизвестно от кого. Наташа тогда только ходить училась. А самому Мите двадцать один всего. Месяца два как из армии пришел. Да, видно, подоспел как раз для бабьей ласки.         Забрала его любовь ни на шутку. И как только Анна с мужем его не отговаривали! Ведь тогда уже тащился за Лариской хвост порочной славы падкой на соблазны женщины и никчемной матери. Говорили, что из-за неё отец Леночки повесился. А другого своего сожителя, от которого Наташку родила, будто бы, Лариска на тюремные нары спровадила.         - Митя, одумайся, - заклинала Анна - Ты так молод. Встретится тебе ещё достойная девушка, поверь. С этой шалавой тебе жизни не будет!         Куда там! У Мити неожиданно обнаружился такой неуступчивый нрав, что Анна отчаялась что-либо изменить.         Да, по совести сказать, и Лариска в ту пору присмирела и, вроде бы, ответила на чувства Мити, а, может, ухватилась за него, как за спасительную соломинку. И зажили они поначалу ладно, расписались, честь по чести. Машенька родилась. Да не на счастье, видать, появилась она на белый свет, а на лихую долюшку, безрадостную. Заячья ли губа тому виной, или жизнь неудалая, беспросветная ее родителей, но не познала Машенька ни материнской нежности, ни отцовской заботы.         Не сравнялось малышке и полгода, как забурилась снова Лариска, пустилась в разгул с отчаянной циничностью, будто вызов бросила, будто выставила на публичный позор, поругание несостоятель¬ную Митину любовь.         Ополоумел брат, озлился, стал попивать. А ведь какой умница был! Мастер-краснодеревщик. Не руки - золото. Сам извёлся, Лариску замордовал. А та, вся в синяках, а блудит пуще прежнего. Неделями, бывало, где-то пропадала. Дети голодные, неухоженные.
Сколько раз Анна их к себе забирала, хотя и сами достатка не видели: муж - инвалид, сын - подросток. На её учительскую зарплату здорово не разживёшься. А невинных крох жалко - хоть белугой вой!         Выкупает их, накормит, обстирает. Тут Лариска заявляется, чаще всего в подпитии. Наорет на них, домой загонит. Анне гадостей наговорит.         - Брось ты ее, Митя, - увещевала брата Анна. - Ты же видишь, не будет толку... Бери Машеньку и уходи. Ей операцию делать надо. Упустите девчонку-то!.. А тот, хоть зубами скрипит, а не отступается. Точно приворожённый.          - Не лезь... - говорит. - Сами разберёмся.          Как же! Доразбирались уже. Пьют теперь оба беспробудно. А дети никому не нужны. Анна тяжело вздохнула, спуская с колен насытившуюся Машеньку.         - Ну, идите теперь телевизор посмотрите, - предложила Анна девочкам. – Только не шумите, дядя Коля отдыхает.          - Нет, тётя Аня. Мы пойдём. А то папка хватится нас - заругает.          Анна знала, что это правда, и не удерживала племянниц. Отношения с братом были натянутыми. Может и неосознанно, но, должно быть, стыдились Митя и его жена, что не могут прокормить и обиходить собственных детей и срывали на девчонках свою злость за то, что им лучше у тетки, чем в родном доме.
          За пьянство Митю уволили с работы. А Лариска никогда толком и не работала. Окрутила их нужда крайняя, беспредельная. Другой раз и куска хлеба у них было не отыскать. Но что закономерно - на выпивку деньги они как-то находили. Жили на детские пособия да перебивались случайными Митиными заработками.          Чтобы не выселили их из квартиры, Анне не раз приходилось оплачивать им коммунальные.          Николай протестовал:          - Не делай этого. Так они вовсе тебе на шею сядут. Женился, взял на себя ответственность - пусть и тянет. У нас своих проблем выше крыши.          Что тут скажешь? Прав муж.          Да ведь и они не чужие! Как можно закрыть глаза на то, что родной тебе человек катится в пропасть? Как можно отмахнуться от голодных, больных, заброшенных детей? Анна металась в поисках выхода и не видела его.          Наташа к тому времени стала ходить в первый класс. Как дети из малообеспеченной семьи, они с Леной хоть в школе бесплатные обеды получали. А трёхлетняя Машенька и вовсе оказалась на самовыживании.          Как-то в конце зимы донесли Анне соседи, что «родственнички» опять в запой ударились, неделю на улицу носа не кажут.          Пошла проведать. Дверь не заперта. Старших дочек нет - видно в школе. Сами спят вповалку, пьяные в хлам.         Грязь, кавардак. Заглянула в кухню. Немытой посуды - Вавилон! Машенька по заскорузлому полу ползает, где-то корку засохшую нашла, грызть пытается. В штанишки уже не один раз обмара¬лась.         Схватила её Анна, в ванную отнесла, моет, слёзы с носа капают - не удержать.         Вещичек чистых не нашла. В полотенце несвежее завернула, сверху -  в драненькое одеяльце и домой к себе принесла. Родители безмозглые и ухом не повели. Дней через пять только кинулись. Когда Анна Машеньку отмыла, откормила, платьица да колготки купила. Прибежала Лариска и с порога кричать-обвинять:         - Ты у меня ребёнка украла! Ты ещё за это ответишь!           Выхватила у Анны из рук Машеньку, та аж зашлась в крике. Тут уж Анна не сдержалась, выплеснула всё, что на душе накипело. В самый разгар скандала Митя появился. Забрал своих и ушёл, хлопнув дверью.
С Анной - истерика. Еле Николай с Володей успокоили, каплями отпоили.
          Анна старше Мити на семнадцать лет. После Анны у их матери долго не было детей, думали и не будет больше. И вот, когда уже и не ждали, почти в сорок пять лет, забеременела она Митей.          Мальчик родился слабый, болезненный, но такой хорошенький, такой смышлёный, что не любить его было невозможно. Все баловали его без меры.          В буфете педучилища, в котором Анна тогда училась, каждый день она покупала что-нибудь вкусненькое, но сама не ела, несла братишке. Митя рос тихим, непритязательным.          Но случилась беда. Когда Митеньке исполнилось четыре года, неожиданно умерла мама. Отец по роду службы постоянно был в разъездах, и забота о воспитании брата легла на Анины плечи. А вскоре отец нашёл женщину в другом городе и уехал к ней. Последняя его любовь на склоне лет вспыхнула в сердце с такой силой, что затмила всю предыдущую жизнь, и оставил он своих детей без помощи и поддержки.          Анна была для Мити и сестрой, и мамой, и воспитательницей, и учительницей. Ее усилиями их маленькая семья стала такой цельной, крепкой ячейкой, что не могло быть речи не только о разногла¬сиях между братом и сестрой, а даже о недопонимании. Из-за боязни обделить Митю своим внимани¬ем и любовью Анна и замуж вышла уже после тридцати.          Когда у брата обнаружились склонности к рисованию и художественной резьбе по дереву, Анна с энтузиазмом поощряла его увлечение, добилась, чтобы он поступил в художественное училище, была инициатором и вдохновителем его первых выставок.          Парня заметили. Появились дипломы за призовые места, многообещающие предложения.          А потом... Армия и эта, так некстати захватившая его, разрушительная любовь.          Прошло два года. Сказать, что жизнь стала ещё труднее - ничего не сказать. Страну корёжила перестройка.          Машенька в свои пять лет разговаривала очень плохо; все шипящие и прочие звуки сливались у неё в какой-то неразборчивый гнусавый клёкот. Мало кто понимал этот лепет. Дети сторонились её.  Взрослые смотрели на нее с состраданием и плохо скрываемым суеверным страхом: не дай Бог тако¬го!          Девочку давно пора было прооперировать. Анна знала, что такие операции сейчас делают так искусно, что шрам почти не заметен. При этом значительно улучшается дикция. А если ещё упорно заниматься с ребёнком, можно всё исправить. Но на операцию нужны деньги, и ехать надо в краевой центр. Разве до этого было Машенькиным родителям, не выползающим из похмельной одури?
  ...В тот вечер Анна читала Машеньке сказки, и малышка, прижавшись к её плечу, внимательно слушала. Мите подвернулась «шабашка» где-то в посёлке за городом. Лариска уже четвёртый день домой не появлялась, и Анна в очередной раз взяла девочку к себе. Читала она почти машинально, то и дело, уносясь мыслями далеко от героини сказки - хлопотливой умелицы уточки-хромоножки, которая, когда надо, превращалась в умную и работящую девушку.         В какой-то момент Анна смолкла и тяжело задумалась. Машенька терпеливо ждала, посматривая на неё, потом повернула ладошками к себе тёткино лицо и, с беспокойством заглядывая ей в глаза, спросила:         - Ты устала?          Анна отрицательно покачала головой и, привлекая девочку к себе, неожиданно проговорила, едва сдерживая нахлынувшую нежность:         - Машенька, а ты хотела бы остаться у нас насовсем?
Малышка вскочила, не веря своим ушам, и залепетала горячо и торопливо:          - А так можно, тётя Аня, можно? Я очень хочу! Тетечка Анечка, разрешите мне у вас жить! - и за¬плакала, повиснув на шее Анны.          Испуганная, та уже и не рада была, что затронула эту тему. Далеко не скоро удалось ей успокоить разволновавшуюся девочку.          Позже, когда они улеглись спать, Машенька всё не засыпала и мечтательно бормотала, как хоро¬шо они будут жить, и как она будет слушаться свою родненькую тётю Аню, а от мамки и папки уедут куда-нибудь далеко-далеко, чтоб они не нашли. И она, Машенька, будет помогать своей тетечке Анечке и научится всё-всё делать, как «Крошечка-Хаврошечка».          Во сне Машенька то плакала, то смеялась. Анна, у которой давно зрело решение взять над племянницей опекунство, мучительно соображала, как уговорить на этот шаг мужа и сына, а, главное, убе¬дить брата? Как защитить ребёнка от непредсказуемой психопатки-матери?          Забылась она только под утро с твёрдым решением стоять на своём до конца.           -  Мама, ты скажи, зачем тебе это надо? - кричал Володька. Ему было пятнадцать - самый пик юношеского максимализма, - Ты хочешь получить лишнюю головную боль?           Анна молчала.          -  Ее надо лечить. У тебя есть много денег?          - Я возьму еще учеников...          - А как ты выдержишь нападки её заколдыренных предков?          - Володя!..          - А документы? Ты думаешь, их сделать так просто? Да ЭТИ, - он ткнул энергичным жестом в сторону Митиной квартиры, - тебя засудят!         - Правда, Аня, ты подумай, - вмешался в разговор муж. - Ведь надо вырастить. Дать образова¬ние. А мы не молоды. И не очень здоровы...         - Коля, я подумала. Ну, постарайтесь меня понять! Ребенок погибает. Разве вы этого не видите? Ну, что тут можно обсуждать?!         …И началась многомесячная изнуряющая тяжба, борьба за ребёнка. Анна настырно ходила по ин¬станциям, доказывая умным чиновникам прописную истину, что родители-алкоголики не способны воспитывать детей. Собирала миллион справок о своём семейном положении и здоровье, о заработке и жилищных условиях. Она обошла почти всех соседей, умоляя подписать её заявление.          Бюрократическая колымага нехотя и со скрипом стронулась с места, но все же она двигалась!          Машеньке уже было шесть лет, когда, наконец, бумажная волокита завершилась, к великому облегчению всей семьи.          В краевой детской клинике, куда первым делом привезла Анна Машеньку, немолодой доктор сказал ей:        - Что же вы так затянули, мамочка? Время упущено. Мы, конечно, сделаем девочке операцию, но полного успеха не гарантируем. Жаль, очень жаль, - добавил он, задумчиво смотря сквозь Машеньку. - Будущая девушка, все-таки...          И Анна платила, и просила, и снова платила...          Вернулась она домой совсем с другой Машенькой. Хирурги-косметологи постарались.          Но самое трудное было впереди: упорные ежедневные занятия с логопедом, кропотливая работа над дикцией. Через год Машеньке предстояло идти в школу.          На семейном совете решили, что настал момент перебраться на другое место жительства, дабы оградить себя от притязаний неблагополучных родителей Машеньки.
 Володя уехал поступать в институт в южный город, и Анна, оперативно продав имущество, с мужем и Машенькой, подалась за сыном.          На недюжинные деньги купили жактовское жильё с частичными удобствами и клочком земли.          Жили дружно. Анна устроилась воспитательницей в дом ребёнка. Володя тянул в институте на повышенную стипендию. Машеньку отдали в первый класс. Отец, по мере сил, хлопотал по хозяй¬ству. Жизнь вошла в спокойное русло. Обзаводились новыми знакомствами, друзьями.          Машенька давно называла Анну мамой, да и Анна осознавала её доченькой, родной кровинушкой.          Росла она послушной девочкой, доброй и отзывчивой. Дефект ее речи уже не резал слух, как раньше, хотя Машенька, повзрослев, стеснялась этого недостатка. Сверстники относились к ней по-доброму, но близких друзей не было, что немного огорчало Анну.          Оставшиеся в родном городе приятели семьи изредка писали им о Мите. Похоже, он взялся за ум, организовал небольшую мастерскую. Деревянные полочки, рамы для зеркал и картин, кухонные наборы, сделанные его руками были оригинальны и необыкновенно красивы. Разбирали все момен¬тально. Благо, леса в тех местах предостаточно.          Лариска стала прихварывать, бросила пить, да и куролесила поменьше. Леночка вышла замуж и уехала. Наташа училась в техникуме.          Анна несколько раз писала Мите, но ответа не получила. Видно, глубоко проела горечь обид его душу.
В этот день у Машеньки был первый выпускной экзамен, девятый класс, математика. И хотя семейно решили, что Машенька пойдёт в десятый, её волнение передалось всем домочадцам.          Анна утром торопилась на рынок за цветами. Проходя мимо своего почтового ящика, заметила в нём белый конверт. Глянула на обратный адрес и обомлела: от Мити. Но предназначалось письмо лично Машеньке. Болезненно затрепетало сердце, но Анна нашла в себе силы положить письмо обратно в почтовый ящик.          Машинально бредя на рынок, Анна с тревогой прикидывала, о чем мог написать Митя дочери. Может, что случилось...         «Володя уже должен был выйти на работу в институт. У него сегодня первая пара, - думала Анна. - Значит, обнаружил письмо и отдал Машеньке. Господи, что ж там?..»         Анна сама не могла понять, чего она так испугалась. Бережно прижимая к себе купленный букет, она шла, не видя дороги, то и дело спотыкаясь. Ноги не несли. Добравшись до подъезда, перевела дыхание.          Надо взять себя в руки. Машенька не должна заметить её смятение.          Письма в почтовом ящике не было. Вот и всё...          Что «всё»? Анна не знала. Но почему так вспотели руки, отчего так колотится сердце?..          Открыв дверь, Анна сразу прошла на кухню. Потянувшись за вазоном на верхнюю полку, спиной почувствовала, что вошла Машенька.         - Мама...         Анна, не оборачиваясь, наливала из крана воду в вазон. Напряжение сковало всё её существо.         - Мне... папа письмо написал...         - Отлично! - расправляя в вазоне белые розы, Анна пыталась придать голосу непринуждённость. - Что пишет?         - Да так... - голос Машеньки дрогнул. Анна, наконец, взглянула на нее. В глазах дочери стояли слёзы. - К себе зовёт...         Почувствовав отвратительную слабость в ногах, Анна медленно опустилась на стул. Молчала         - Мамочка! - Машенька бросилась к ней, обвила руками. - Я не хочу туда.         Анна прижала дочь к себе. Тоненькая фигурка сотрясалась от рыданий.          Переждав волну эмоций, Анна слегка отстранила Машеньку.          - Доченька, не торопись с ответом. Сейчас не время. Ты забыла, какой сегодня день? Надо успоко¬иться…          Анна достала валерьянку, накапала себе и Машеньке.          - Выпей вот. Помни только об экзамене. А решение не надо принимать сгоряча. После хорошенько подумаешь. Никто тебя не заставит уехать. Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала. Но... ты, Машенька, взвесь всё, как следует... Отец он тебе родной, что ни говори. Ну, всё... всё. Иди, умойся.          Преодолев потрясение и приведя себя в порядок, уже уходя, Машенька протянула Анне конверт:
 - Прочти, мам, когда время будет.           «Здравствуй, дочка! - писал Митя. - На первых строках своего письма сообщаю, что мы живем хорошо. Я работаю и зарабатываю не мало. На жизнь хватает. Мама, правда, недавно выписа¬лась из больницы. Ей сделали операцию - удалили желчный пузырь. Прихватило ее сильно, но теперь уже ничего. Чувствует себя нормально. Маша, ты уже большая, надеюсь, поймёшь меня.          Я должен попросить у тебя прощения, за то, что мы не смогли вырастить тебя в родном доме, что приходится жить тебе вдали от семьи. Мы с мамой сильно виноваты перед тобой и теперь очень раскаиваемся. Я много думал и решил, что всё ещё можно изменить. Прошу тебя, Маша, приезжай к нам, домой, и всё будет хорошо. Ты ещё узнаешь настоящую родительскую любовь. Сестры тебя помнят и ждут встречи.          Дочка, я обещаю тебе не пить больше. Ты будешь учиться в техникуме, как Наташа. Приезжай обязательно. Я вышлю тебе денег на дорогу. Напиши нам. До свидания. Твой отец Дмитрий».          Руки с письмом безвольно опустились на колени. Сложные чувства охватили Анну. С одной стороны, радость за Митю, что жизнь его наладилась, и гордость за него, что смог он всё-таки, сумел вырваться из алкогольного плена, гордость, сродни собственному удовлетворению, что не зря, всё же, вкладывала она в Митю душу свою, что сформировался-таки в его характере тот жизнен¬ный стержень, который помогает выстоять, не сломаться под ударами судьбы. И в этой радости прощала Анна и заблудшую Ларискину душу, жалея её, больную и покорную, и Митино упорное эгоистичное игнорирование в письме её, Анны.          С другой стороны, больно кольнул неприкрытый намёк на то, что Анина семья Машеньке не родная, что живёт Митина дочка не зная «настоящей родительской любви». Разве Анна любит Машеньку меньше, чем рождённого ею Володьку? Хоть когда-нибудь подчер¬кивала она различие между ними?          Выходит, не оттаял брат от обиды. Неужели, до конца дней будет лелеять он в своём сердце слепую враждебность?          Но, перехлёстывая все чувства, Анну сковывал, постепенно внедряясь в ее сознание, опустоша¬ющий страх, отчаянная боязнь потерять навсегда Машеньку, к которой приросла она всей душой. Удерживать её возле себя Анна не могла, не чувствовала за собой такого морального права. А разлу¬ку, перенесёт ли она разлуку?!         …Весь день у Анны всё валилось из рук.         Николай, узнав причину душевного расстройства жены, пытался ободрить и урезонить её.         -   Маша уже почти взрослая. Всё равно ты не сможешь на всю жизнь привязать её к себе. Надо дать ей возможность определиться самой. Смирись, Аня.         Анна и сама понимала, что тут она бессильна. Оставалось ждать.         Машенька задерживалась. Уже вечерело, а ее всё ещё не было из школы. Не стряслось ли чего?..         Новое беспокойство вытеснило переживания, вызванное письмом.         «Уж не натворит ли Машенька глупостей от перевозбуждения? Вдруг она и на экзамен не пошла?»         Холодея, от нехороших предчувствий, Анна стала лихорадочно собираться. Она решила идти в школу, к одноклассникам, не зная ещё куда - искать дочку.         Путь пролегал через сквер. В сгущающихся сумерках Анна заметила одинокий силуэт на лавочке.        - Машенька!         Девушка вздрогнула. Это была она, её малышка, заплаканная, подавленная, отчаявшаяся.        - Мамочка! - Она порывисто встала Анне навстречу, схватила протянутые к ней руки. - Я всё решила. Я никуда не поеду. Ты у меня одна, единственная, родная мама!