В Рязани

«У нас в Рязани пироги с глазами, их едят, а они глядят».
На демобилизацию нас направили в Рязань. Тоже, в какой то резервный офицерский полк или дивизию, вернее в дивизию. Такая же казарменная житуха, тоже подъём, затем на занятия. Правда, отходим подальше от ворот казармы. Командир говорит: “Ну, ребята, кто куда! Но к такому то часу, чтобы все были здесь, на месте!” И так каждый день. Кому из нас, ожидавшим отъезда домой, хочется ползать по-пластунски по Рязанской грязи, или топтать эту грязь своими сапогами.
Многие уже поехали. Быстро оформились. А у меня спрашивают номер приказа о присвоении мне звания. Как будто бы я интересовался этим приказом. Я знаю, что мне в 24 дивизии приказали надеть два кубаря на каждую петлицу, так как тебе присвоено звание лейтенанта. Я подумал, что это дело начальника политотдела нашей дивизии товарища Полякова (76 кавалерийская дивизия, где командиром был генерал-майор Шерабурко).  Тогда меня взяли на работу в политотдел инструктором по информации. Затем, когда ввели погоны, велели надеть погоны с двумя звёздами. Был военкомом батареи, потом в редакции, потом снова заместителем командира миномётной батареи. А затем командиром взвода стрелкового и вот ГУК НКО, и здесь на демобилизацию.
И вот этот проклятый приказ, кто его знает. Запрашивают во все концы. Почти вся служба прошла на офицерских должностях, и действительная служба. Три года в артиллерийском полку. Девять месяцев пробыл в учебном дивизионе, закончив его со званием командира орудия. А вот на демобилизацию не знаю приказа о присвоении звания.
Здесь встретил командира нашего полка Лазарева. Обрадовались и он и я.
-   Ну, как наш полк? – спросил я.
-  Полк шёл без пополнения. Людей совсем мало осталось. Под Шауляем противник контратаковал нас танками. Больше сотни на наш участок пёрли. Штук пятьдесят подбили, но остальные врезались в наши ряды. От полка остались только штаб, обоз, который был в лесу, и те, кто был до этого ранен и находился в госпиталях, как ты. Ну, а ты получил награды?
-   Какие?
-  Сейчас не помню какие ордена, и кроме того присвоение очередного звания. Ты что, тоже назначения ожидаешь?
- Нет, прибыл сюда, чтобы демобилизоваться. Поеду домой.
- Говорят, тяжело на гражданке, да и устроиться сейчас негде.
- Ну у меня с этим делом хорошо. Пишут, ждут!
- Где же ты работал?
- В республиканской газете. С 1929 года в ней работал. Стаж изрядный.
-   Вот чёрт, что же ты молчал об этом? Разве бы мы совали тебя в такие дела. Что же ты молчал? А у нас как раз всё время о газетчиках запрашивали.
-   А что об этом кричать? Работал и работал. Ведь в документах видно, где я работал и кем. Ну ничего, от всех дел жив остался, и ладно. Ну а что касается наград, раз были награды, значит будут.
-   Мы хотели тебе перед строем вручить, а тебя уже нет. Сообщили, ранен. Ну а потом сам знаешь, не до того. Всё время бои, люди выбывают, а пополнения нет.
Шли дни, ежедневно ходили “на занятия” кто куда, а я в редакцию областной газеты “Сталинское Знамя”. Там уже ко мне привыкли, выделили столик. Прихожу, сажусь, мне дают подшивки газет, я читаю их. Посматриваю на часы, и в нужное время ухожу, чтобы не опоздать на сборный пункт, откуда мы все строем идём в расположение нашей части.
А тут ещё командир полка Лазарев говорит:
-  Ведь вот я не знал, что ты газетный работник, а ведь у нас всё время спрашивали. Нет ли у вас кого-нибудь, работавшего в газете, и в дивизионную нужно было, и в армейскую, и в фронтовую. А мы тебя на передовую.
-   Газетный работник тоже должен на передовой быть. Не из пальца же он будет высасывать материал.
-  Бывать когда надо. Взял материал и пиши. А ведь у нас безвыходно. Сколько в твоём взводе осталось, когда тебя ранили?
-   Со мной девять оставалось, значит без меня восемь, если других потерь не было.
- Ну вот. Скоро ты едешь домой?
-  Да всё с номером приказа о присвоении звания канителятся. Дай им номер, и всё. А я даже не знаю, где мне звание присвоили. Было у меня до войны звание, проходил сборы. Потом стали присваивать к очередному, а мне срочно выезжать по решению Обкома партии. Посоветовался с военкомом, свой парень, вместе на действительной служили в одной батарее. Отговаривал он меня, когда я предложил ему снять меня с учёта как рядового. Я ему сказал, мне же лучше будет, не будут требовать на лагерные сборы. Так я стал рядовым. А через год война. И взяли меня, раба божьего, рядовым. Вот когда в 24-ой кавдивизии служил, велели мне надеть кубари, называться лейтенантом, и занял офицерскую должность. Таким попал и к вам. Командовал взводом. А вот сейчас из-за номера приказа держат.
-  В конце то концов демобилизуют, никуда не денутся, но проволынить могут долго, формалисты.
И решил я, чтобы ускорить это дело, подать рапорт с просьбой демобилизовать меня как рядового.
Этому послужила ещё такая история. Я часто заглядывал в штаб, чтобы выяснить, когда же они демобилизуют меня.
И вот, однажды, когда я подал рапорт комиссару с просьбой, чтобы демобилизовали как рядового. Вечером зашёл в штаб. Сижу в приёмной, а за фанерной перегородкой идёт громкий разговор обо мне. Там командир нашей части, комиссар и начальник финансовой части. Видимо с ним советовались, чтобы очень не обидеть меня.
-   Направьте его ко мне, - сказал начальник финансовой части, - человек в возрасте, воевал, заскучал по настоящей работе, здесь как с подростками учения, строй, шагистика, а то и вовсе бег, ползание. Кому из них это понравиться? Вот и рвётся человек отсюда. Направьте ко мне, я дам ему настоящую работу. А судя по письму, работать он может. Я его нагружу работой, увлечётся и перестанет скучать, дождётся, когда откуда-то ответ придёт.
Тут я уже не выдержал. Захожу туда и обращаюсь к комиссару.
-   Товарищ комиссар, дело не в том, что я от безделья скучаю, а в том, что у меня четверо ребят, старшему восемь лет, и нет у нас ни кола ни двора. Мне надо их воспитывать, и в первую очередь кормить. Я был недавно дома, пускали на излечение раны, так посмотрел, как мои дети живут. Ведь мы не сельские жители, у которых хоть огород какой-нибудь есть. Ведь если ещё так будут тянуть, то я просто самостоятельно уеду домой. Ведь должны понять, война закончена, мой год уже с полгода как по домам разъехались, а я всё ещё здесь из-за какого-то приказа. Что я, где-нибудь вне своей части был. Всё время на виду. Ну, если я не знаю номер приказа, так что же из-за этого я не должен домой попасть.
Тогда командир и комиссар дали разрешение. Начальник финансовой части выписал 400 рублей, которые я тут же получил. Получил солдатский паёк, простился с ребятами, сорвал погоны и пошёл на вокзал получить по требованию билет до Уфы. Приехал в Уфу 20 января 1946 года.