Кошки

                * * *

Она появилась где-то в конце весны – начале лета. Довольно крупная, как показалось матёрая кошка с дымчатой спинкой, белой грудкой и брюшком, широкими сильными лапами в белых носочках. «Что тут у Вас? А, гараж! Разрешите взглянуть…» Обнюхав и исследовав небольшое свободное пространство, задержалась на пороге. Открытый, спокойный взгляд доверчивых жёлтых глаз, без часто свойственной уличным кошкам настороженности или заискивания. Почти беззвучное «мя!». «Может, чем ни будь угостите? Понимаю, не ждали.… Погладить? Ну, если немножко. Спасибо, я пойду. Дела. Как ни будь ещё загляну.… И действительно, через пару дней она наведалась опять, как бы уже по знакомству. Теперь у меня нашлось, чем угостить мою новую знакомую. Было заметно, что сухой кошачий корм она видала впервые, но быстро разобралась, что к чему и, по видимому, осталась вполне довольна, поскольку дружественные визиты приняли регулярный характер.
Надо сказать, кошка не выглядела постоянно голодной. Напротив, она была породиста и упитанна, настолько, что казалась постоянно немножко «на сносях». При встрече она не принималась настойчиво требовать подачки, как некоторые уличные кошки. Её потирания мордочкой и вежливое мяуканье означало примерно следующее: «Я ведь понимаю, что Вы мне рады, так и Вы меня чем ни будь порадуйте, тем более что я к Вам весьма расположена». Немного подкрепившись, кошка не удалялась немедленно восвояси, а устраивалась где-либо по близости, иногда чуть не на самой дороге, иногда возле дверей, неизменно встречая шипением как проходящих мимо собак, так и своих соплеменников. А иной раз она сворачивалась клубочком на соседней крыше – отдохнуть часок от своих, нам не ведомых, кошачьих забот.
Вскоре она стала как бы ниоткуда возникать на стук открывающейся двери и даже на звук проезжающего мотоцикла. Нисколько не пугаясь, она появлялась где-то из-за гаражей и вприпрыжку следовала параллельным курсом, точно рассчитывая траекторию движения. Короче, мы подружились. А поскольку друзей положено как-то называть, то само собой, по непонятной ассоциации возникло имя Мотильда. И известная Фрекен Бок тут совсем ни при чём, просто звучание имени, как мне показалось, более всего отвечало образу и характеру моей новой подруги.
По-моему нас объединяло не только угощение и взаимное расположение, хотя и не без того – ведь не всем и не каждая кошка позволит выдирать вездесущие репьи из пушистой шерстки и чесать брюшко. Было ещё что-то вроде общего дома – часть двора с его подвалами и прилегающие гаражи. Замечу, свою территорию кошка ревностно защищала. Чужих кошек она беспощадно изгоняла, а на собак шипела и рычала, благоразумно выбрав удобную для отступления позицию. И если, заходя в подвал, приходилось слышать грозное рычание и вопли, то можно было не сомневаться, что это Мотильда отстаивает свои суверенные права. Кстати сказать, некоторое время Мотильда в подвале принимала меня за постороннего, прежде чем усвоила, что это тоже наша общая территория. Вероятно, кошки вначале воспринимают целостный образ окружающей обстановки, а уже потом выделяют детали. Наверное, дело тут не в аналитических способностях, а в порядке решения задачи. Во всяком случае, всех постоянных обитателей и пришельцев своего «дома» Мотильда легко делила на друзей и врагов, своих и чужих, хозяев и прохожих, всегда зная, с кем можно пообщаться, а кого лучше обойти стороной.
Мотильду можно было бы назвать «социально активной» кошкой, в противоположность тем, которые если и не прячутся сразу, то стараются избегать не нужных подозрительных контактов. Как-то подзывает меня сосед – пойди, посмотри! Подхожу к выкаченной соседской черной Тойоте, щедро нагретой весенним солнцем. На заднем сидении, блаженно вытянувшись во всю свою длину, отдыхает наша Мотильда. Конечно, она никак не могла упустить удачный случай принять солнечную ванну в таком уютном месте. Вот так непринуждённо кошка вписалась в наше стихийное гаражное сообщество. Только одно обстоятельство беспокоило, нарушая эту идиллию – разве мы уже не в ответе за тех, кого приручили? А ведь у каждой порядочной кошки, а Мотильда без сомнения была таковой, должен быть свой дом. Взять к себе – но так ли это придётся по вкусу взрослому животному, привыкшему к полной свободе? К тому же у меня тогда была уже своя кошка – небольшое беспардонное чёрное создание 14-ти лет от роду, единственное и неповторимое, как, впрочем, и любая своя кошка.

                * * *

Кошки меня сопровождали всегда. Дольше всех – Барсик. Говорят, его выбросили с балкона прямо на дорогу. Принесённый детьми в подвал, он лежал безвольной тряпкой, ни на что не отзываясь, не реагируя ни на еду, ни на питьё. Но через неделю, немного зализав раны, отмытый и избавленный от собранных блох, он встречал всякое наше появление громким признательным урчанием в знак благодарности, переходящей в тихий кошачий восторг. Барсик тихо умер от старости, прожив с нами более двадцати лет.
Потом был Дик. Его подарили. Тонкий, ловкий и изящный, как маленький соболь с удивлёнными глазами, канючил и замолкал только под одеялом. Вырос он во вмеру гладкого чёрного кота, чуть менее средних размеров, с пушистым хвостом, со светлым подшерстком, переходящим в ну очень тёмно-коричневую шерсть, слегка белой грудкой и брюшком, чёрным носом и подушечками лап. Короче, вполне нормальный полу-сиамец, но при этом со стальными мышцами, полуторосантиметровыми клыками и длинными острющими когтями – типичная «боевая машина пехоты». На садовых участках предпочитал разгуливать посередине дороги, в отличие от прочих кошачьих. По-видимому, меня он считал другом, при этом не перенося пренебрежения и невнимания. Если Дик шел ко мне, предвкушая радость встречи и общения, а я, не дай Бог, слишком поспешно начинал от него удаляться, возмездие четырёх клыков и десяти (а то и всех восемнадцати) когтей настигало мгновенно и неотвратимо. Но дома он спокойно, хотя и без восторга, сносил физические наказания, будто делая уступку моей тогдашней тупости, и отходил буквально за пять-десять минут. Вспышки агрессивности, в общем-то, мотивированной, компенсировались у него отсутствием злопамятности. Умирал Дик долго и тяжело, от столбнячной инфекции, совсем молодым и сильным. Я его не усыпил – то ли не мог принять ответственность за жизнь и смерть, то ли на что-то надеялся...
После Дика, как-то не появлялось мысли взять кота – другого такого больше не будет. Но однажды бывшая соседка буквально навязалась – ну возьмите у меня кошечку! – Да нет, не надо! – Ну посмотрите, может, вам понравится – и приносит на дом весь выводок! Вот как тут быть, и я решил подойти логически. Если вернуть потерянное невозможно, то и не надо к этому стремиться. Выберу-ка я какого ни будь пушистого, например, дымчатого кота, а ещё лучше – матёрую такую кошку... Так я рассуждал про себя, сидя на корточках, пока котята ползали по ковру, настороженно озираясь. Но уже через пару минут самое маленькое и невзрачное на первый взгляд существо чёрной масти принялось активно исследовать все углы, попутно задирая своих сестер (как потом оказалось, все пять котят были женского пола) и уже вовсю носилось по комнате. – Мы зовём его Крисик, на папу Криса очень походит – сказала хозяйка. Вскоре котята устали от свежих впечатлений и недавнего путешествия и начали по одному забираться на колени к хозяйке, где мирно заснули. Крисик же свернулся клубочком у меня в ногах. «Вы как хотите, а я здесь остаюсь, мне тут нравится». Вот так это создание, которое ещё и кошкой то назвать язык не повернётся, решило всё самостоятельно.
Лариска (а это была именно Лариска – иначе и не скажешь!) выросла небольшой кошечкой килограмма эдак на два от силы, с гладкой  шерстью чёрно-белой окраски, разделённой почти по «ватерлинии», с открытым и доверчивым взглядом больших зеленовато-жёлтых глаз, что не так часто встречается в подобной породе. Сумасбродна и независима до нахальства. Её невозможно усадить на руки, но может прийти и устроиться сама, при этом можете таскать её за лапы по полу, кидать, тормошить за шею и, самое сокровенное – брюхо, только не лишать свободы! Если вы попытаетесь её осмотреть с целью оказания ветеринарной помощи, меры её самообороны будут ограничены только физическими способностями, а они мне до сих пор неизвестны. В то же время Лариска незлобива и отходчива, да и наказывать это создание рука не поднимается. И есть за что, потому как поганка, да вот толку-то, а ещё эти честные глаза и память о Дике. Временами кажется, что Лариска – это его новая инкарнация, теперь – как кошки. Так что слабый шлепок по лбу – это всё, что Лариске перепадало. Но «нельзя» она усвоила сразу, а несколько позже поняла, что нельзя – это менее двух метров, а если более – то можно. А когда очень хочется... Однажды в такой ситуации я замахнулся на неё «в непосредственном контакте» – Лариска замахнулась в ответ! Тогда это рассмешило до глубины души, теперь просто обезоруживает. Сейчас Лариска взрослая и мудрая кошка, и в игре не всегда убирает когти при захвате – а что мол, его, хозяина, шкуре сделается! Но, если сесть на корточки перед её убежищем, куда она скрылась от назойливых домогательств, и вкрадчиво спросить, кто обидел мою кошку – Лариска снова бросится в ноги с жалобами и надеждой на любовь и защиту, с которой она давным-давно и пришла в этот дом.

                * * *

Не знаю, так ли это, но тогда мне казалось, что уверовав, и не без оснований, за свои 14 лет в свою совершенную исключительность, Лариска вряд ли смогла бы принять взрослого чужака, разделив с ним кров, пищу и хозяйские любовь и заботу. Во всяком случае, подвергать свою кошку такому испытанию в столь почтенном возрасте у меня и мысли не возникало.
Но вскоре выяснилось, что острота проблемы была несколько надуманной. Однажды вижу, как какой-то паренёк, присев на корточки, о чём-то беседует с нашей Мотильдой.
- Понравилась кошка, - спрашиваю, - так забирай!
- Так это наша кошка! У нас тут склад овощной, а в нём крысы бывают.
- А как зовут?
- Просто Киса…
Так Мотильда оказалась не такой уж бездомной и даже не безработной кошкой, к тому же сохранила «законное» имя.
Зимой мы с Мотильдой не встречались. Гараж стоял заваленный снегом, кошка отсиживалась где-то в тепле, перестав даже проверять подвалы. А весной в нашем дворе появилось целое кошачье семейство. С наступлением тепла родители оставили подросшую молодёжь. Гриша, Миша, Ночка, Золушка и Малышка оказались предоставленными сами себе. Семейка была самодостаточна, дружна и не скандальна, впрочем, зачем скандалить, если наша часть двора принадлежала им по праву – по праву рождения, которого местные кошки и не оспаривали. Очнувшаяся после зимней спячки Мотильда восприняла это событие с удивительным спокойствием и пониманием. Если Миша, немного хулиган и забияка, иногда и позволял себе шипеть на Мотильду, предусмотрительно спрятавшись за колесо мотоцикла, то она не находила нужным даже взглянуть в его сторону – молодёжь, что с них взять! Гриша же, безусловный вожак стаи, крупный кот камышовой окраски с длинными стройными лапами в чёрных носочках и с чёрными же подушечками – мамина сиамская кровь, был спокойным, дружелюбным и общительным. Обычно, подходя пообщаться, он далеко вытягивался на передних лапах и, глядя в глаза, поднимал правую в знак приветствия, на секунду застыв в такой неустойчивой позе. Девочки же вообще ни во что сами не ввязывались. Золушка, почти сиамка по всем признакам, была себе на уме, Малышка очень осторожна и совсем не заметна. Ночка же, маленькая чёрная кошечка с хвостиком пирамидкой и миниатюрной нижней челюстью, что придавало некую миловидность всей её мордочке, зачастую следовала за Гришей, с чувством полной уверенности и защищённости. С Ночкой мы окончательно подружились, когда она решила немного загулять и пропустила не только утреннюю, но и вечернюю раздачу. Находясь в полном смятении, не обнаружив ни родичей, ни кормёжки, она принялась изливать мне своё недоумение, переходящее в негодование.
Так что появление новых друзей не разрушило нашей с Мотильдой идиллии, и наши встречи у гаража по-прежнему продолжались всё лето. А в конце лета ребятам повезло – их всем семейством взяли работать на ферму. И хотя лето скоротечно, тепло долго не хотело нас покидать, возвращаясь на неделю, на пару дней, как бы сохраняя иллюзию надежды. Когда ненастье уже не оставляло сомнения в том, что зима снова наступит, но ещё до первого снега Мотильда появилась в совершенно непристойном виде – мокрая, вся в репьях и какой-то извёстке. Немного жалкая, но вполне благодушная и общительная, она, приняв угощение, благосклонно позволила помочь привести ей себя в порядок. В её облике и поведении ощущалась какая-то озабоченность. Возможно, ожидая потомства, она инстинктивно пыталась отыскать для себя подходящее удобное логово – отсюда и столь неопрятный вид. А может быть, это было просто ощущением уже отнюдь не пышного осеннего увядания городской природы. Как бы там ни было, но эта наша встреча оказалась последней. Больше Мотильда не появилась. Она исчезла навсегда. Или бродячие собаки всё же застали её врасплох, или она угодила в один из капканов других непредсказуемых опасностей, услужливо расставленных на кошачьем пути городской цивилизацией – это никому не ведомо. Правда остаётся некоторая надежда, что судьба её сложилась удачно, и она попала в чьи-то добрые руки, обретя новый дом, новое имя и иную, более счастливую, жизнь, в которой, однако, ей уже не быть свободной дворовой кошкой Мотильдой, уютно свернувшейся клубочком на крыше соседского гаража в ожидании утреннего привета и лёгкого завтрака.

                * * *

Однажды мне на глаза попалась фотография – три крупных дымчатых кошки с белой грудкой и сильными передними лапами застыли в живописной позе. «Норвежская лесная» - сообщала надпись под фотографией. Мотильда!… Так вот каких благородных кровей были твои предки! В каких, может быть совсем уже не здешних лесах, неслышно ступают твои мягкие лапки, легко скользя по гладким серым валунам, утопая в пышных зелёных мхах... Вот ты обернулась и твои спокойные глаза, в которых только что отражались сумрак лесной чащи и прохлада родников, превратились в две хитрые щёлочки – «Идём, я покажу… Ну как же, конечно узнала! Теперь вот Вы у меня… Идём же!»
«И душам их дано бродить в цветах» – я часто и не кстати вспоминаю эту строчку, когда думаю обо всех своих кошках и просто маленьких знакомых, которые зачем-то вошли в нашу жизнь. Впрочем, почему не кстати, ведь там говорилось о любви, а как их не любить, таких разных, загадочных, доверчивых и непосредственных, независимых, упрямых и несносных, но всегда восхитительных. Непонятно и удивительно другое – почему они нас любят? Но думаю, пока это так, у нас ещё есть шанс.


С. Егоров 2009г.