Исповедь резидента

 Мы сидели в полутёмной юрте полностью лишённой каких-нибудь достижений цивилизации. Хозяин угощал меня бурдой из пиалы, не отводя осторожных глаз. Я впервые был за границей, поэтому внимательно изучал не только табунщика, но и жену, украдкой выглядывающую из-за замусоленной ширмы. На женщине, кроме всего прочего, висела денежная мелочь различных номиналов в общей сумме рубля на четыре. Я где-то слышал, что одежды с такой инкрустацией одевают всякие туземцы во время праздников и торжественных случаев. Ну, это-то понятно: такой гость как я – нечастый гость в здешних краях. Небось, мечтает, там, на предмет меня, фантазирует….
- Тут это,- прервал мои размышления хозяин, осторожно тыкая в  пижаму пальцем,-  радио сказала, что из психушка больной человек убежал...
Я громко (может даже слишком громко) рассмеялся, давая понять всю абсурдность его подозрений. Лихо это они придумали: выдать наш исследовательско-подготовительный центр за психбольницу! Что ж, секретность есть секретность. Зато ни один албанский спутник не  заметит разницы между пижамой исследователя и халатом больного. Да и колючую проволоку на заборе легко объяснить. Но пришло время открыть карты. Я наклонился к табунщику и начал вполголоса:
- Давайте отбросим формальные условности, а также мнимые ассоциации навязанные медиапространством. Вы серьёзный человек, которому, думаю, можно доверять.
Хозяин, не сводя с меня широко раскрытых глаз, кивнул и отсел  на  некоторое расстояние.
- Я – секретный испытатель отдела спецшампуней одного закрытого НИИ. С недавнего времени у меня появились сведения о надвигающейся глобальной угрозе. Большего я не могу сказать даже Вам. Мне необходимо срочно встретиться с вашим президентом. Могу я рассчитывать на Вашу помощь?
Жена табунщика тихо ойкнула и, судя по звукам дребезжащей мелочи, куда-то быстро побежала. Её можно понять – от неожиданной встречи в степи с человеком моего уровня у кого хочешь голова закружится. Табунщик ещё немного отсел и ещё раз кивнул:
- Конечно, брат. Конечно, помогу. Ты только юрта не трогай. Совсем новая юрта. Хорошо, брат?
Я, правда, не совсем понял, при чём тут юрта. Ну, новая. Ну, плохо закрепил ещё. Никто её теребить не собирается…  Ох, уж эти бидуины!  А вот, что братом  назвал – хорошо. Видимо, доверяет. А может, даже решил породниться с перспективным  человеком. Туземец, а понимает!
- Ладно, - я отложил пиалу, привстал и, стараясь не задевать каркаса юрты, полуприсядью вылез на воздух.- Ты мне лучше скажи, где дорога к президентскому дворцу?
- А вот,- засуетился возле меня табунщик,- совсем рядом. Через вот эту степь пройдёшь, там овраг будет. За ним ещё маленькая степь, а там дорога.
- Ну?
- А? – с той же интонацией переспросил настороженный табунщик.
- Я говорю, идти-то куда по дороге, влево или вправо?
- А-а-а,- с облегчением выдохнул он.- В любой сторона.
- У вас что, как в Италии, все дороги ведут в Рим?- догадался я.
- Да, да,- закивал торопливо мой новый друг,- куда захочешь – туда придёшь.
Ну, и слава богу, значит уже не заблужусь! Я поблагодарил его, отдал по-военному честь и, резко развернувшись,  уверенным шагом пошёл  в степь.
 Идти через степь – дело нудноватое. Однообразный пейзаж на фоне жары очень быстро  надоел, и я брёл практически не поднимая головы. Ноги постоянно спотыкались о какие-то кочки, колючки и норы. Однажды, мне даже пришлось пробежать около двухсот метров, чтобы оторваться от преследования какой-то навязчивой ящерицы. В небе  постоянно кружили две большие птицы. Наверное, они пытались как-то скрасить моё одиночество. Я был им благодарен: иногда махал в небо рукой и старался подражать их кряканью. Только через несколько часов мне пришла в голову мысль, что надо было попросить у табунщика лошадь. Не сообразил сразу. А  он видимо постеснялся предложить сам. Ну ничего, добрая половина пути, по моим подсчётам, была уже позади.
 Раскалённое солнце рисовало на горизонте, справа от меня, причудливые миражи: то пушистые деревья, то многоэтажные дома, а один раз, мне даже показалось,  я разглядел пельменную. Иногда казалось, ветер доносит  шум моторов и запах города. Но я высокообразованный человек, понимающий природу явлений, и поэтому продолжал свой путь, ни на шаг не отклоняясь от маршрута. К счастью, мне частенько попадались плантации диких арбузов и помидор, что позволяло пережить палящий зной. Неожиданно я сделал для себя очередное открытие: миражи в пустыне преследуют усталых путников и по ночам. Безлунной ночью один край горизонта освещался яркими огнями  до самого неба, имитируя городскую окраину. Измождённый долгими странствиями я положил под голову  тапочки и уснул прямо на песке. Проснувшись утром, я с ужасом обнаружил, что потерял направление движения, но вскоре взял себя в руки. С помощью грамотных вычислений основанных на анализе движения ветра, цвета песка и жужжания мух, направление было найдено с минимальной погрешностью. Перекусив дикими огурцами, я продолжил свой путь.
Второй день пути не принёс особых открытий. Пейзажи практически не отличались от вчерашних, и день тянулся бесконечно. Пение патриотических песен и отработка футбольного удара на дикой тыкве скрашивали монотонность путешествия. К вечеру я добрался до заброшенной хижины, очень похожей на хижину моего друга-животновода. Людей поблизости не было, сколько я не кричал. Перекусив найденными вокруг продуктами, стал устраиваться на ночлег. Надо заметить, что ночи в пустынях довольно прохладны даже для людей тренированных, поэтому мне ничего не оставалось, как поджечь  этот заброшенный сарай. Только потом я сообразил, что можно было провести ночь и внутри этого нехитрого сооружения, но сейчас сидел рядом и с умилением наблюдал за весёлыми языками огня, согревающими  моё одухотворённое лицо.
 Утро следующего дня не предвещало ничего выдающегося  и  я, помочившись на ещё дымящееся пепелище, выдвинулся в путь. По моим профессиональным подсчётам этот день должен был стать последним, и цель уже близка. Я даже и представить себе не мог насколько.
 Где-то в полдень послышался шум моторов и топот лошадей. Я обернулся и увидел в большом облаке  пыли  быстро приближающихся  всадников и около десятка машин. Вперёд вырвалась милицейская иномарка, красиво мигающая разноцветными огнями. Голос в репродукторе  требовал от кого-то соблюдать законность и не допускать самосуда.  Было  ясно, что коррумпированная верхушка достала меня и здесь, несмотря на протесты местного населения. Попытки уйти в отрыв и запутать следы не  увенчались успехом. Замаскироваться тоже не удалось. Из неожиданно появившегося вертолёта выстрелили усыпляющим дротиком и накинули сеть.
 Мой здоровый, тренированный организм сопротивлялся снотворному до последнего. Сквозь белую пелену я различил  в обступившей меня толпе человека  похожего на табунщика. Он эмоционально размахивал плёткой и кричал о каком-то шакале всё-таки  спалившем его юрту. Другие  громко вспоминали  бешенного верблюда вытоптавшего дачные участки. К сожалению, я ничем не мог помочь этим несчастным людям. Моё тело было  связано сетью, а конечности онемели.
 Чуть  в стороне  гордый милицейский начальник рассказывал набежавшим репортёрам о сумасшедшем беглеце, несколько дней ошивавшемся вблизи города и наводившем страх на дачников и коренное население. Какая глупость! Конечно, правду о сговоре антиглобалистов  с главами крупнейших европейских стран не расскажет никто! Никто кроме меня. Я пытаюсь намекнуть репортёрам о сионистском заговоре на юго-западе Антарктиды и о секретных ядерных разработках чувашских фермеров, но меня  не слышат. Или не хотят слышать. Правда не нужна никому. Я проваливаюсь в пустоту. И правда вместе со мной.