Остановка

Забор, исковерканный срамными надписями, высок и чуден. Но не проволока, что, перевиваясь венцом на чепце его, нежно колет глаз. Я встаю на виски и пробую губами кислород.

Гулко пахнет солью, сероводородом, древесными стружками и углём. Голубиные лапки еле-еле покрывают толстый слоёный снег густой сеткой. Дышать из вырытого котлована жидким нерастворённым трудно.

И не оторвать взгляд от льда, не накинуть петли на заводские трубы! Слишком тесно для бренчания нержавейного. Столько воздуха здесь, но весь он нем.

Железный козёл украдкой по рельсам скользит, и - вдруг поднимается на цыпочки, кренится, норовит перелезть через цех. Дорога, вспученная грыжей тут и там, бороздит вдоль рельс, перебиваясь шлаком. Каждый раз погружая в замёрзший студень шаг, я слышу звонок в углах пустых цехов, вагонов, могильных ям.

Из глубины завода, из самой его ломовой трясины тянутся ко мне кости арматуры. Волосы проводов незаметно стягиваются в кольцо. Не восток пылает рассветом, а края котла.

Я опустился на бетонный блок и сказал “доброе утро” вороне, присевшей рядом прожевать мякиш фирна. Смотрела ворона куда-то мимо, как обычно смотрит на меня она - не мигая, голову свесив, спрятав в оперение клюв. Верно, ждёт, урвать хлеба хочет с моей груди. А мне и самому бы.

Скоро дорога, наконец, вернётся в русло, и рявкнет в рожок сторож. Свинцовые ходики мои шансы не нарушают: я итак весь дрожу, пробую зажать уши - прореху рта пытаюсь перекольцевать арматурой.

Февраль 2012