Раздумья о народной лирической песне. Продолжение

  С IX века на Руси зазвучали церковные песнопения, ставшие основой профессионального искусства. Суровые, строго одноголосные византийские напевы начали приживаться в молодом государстве. И что же? Повлияли они на народное пение? Отнюдь – невольное, неосознанное поющими прихожанами внесение в церковное пение народных традиций подголосочности привнесло в церковную службу многоголосие. К XVII веку церковное многоголосие выстроилось в стройную систему функциональной гармонии (имеется в виду не только Россия, но и вся Европа в целом, где процесс проникновения многоголосия в сферу церковных песнопений идентичен с включением фольклорных особенностей того или иного государства). Что, опять-таки не отразилось на  народном искусстве. Удивительно, правда?

                ***

   Какие жанры могли существовать в IX веке? Да все, что связаны с бытом. Раз появились города, то и городской фольклор начал свой путь наряду с крестьянским. Люди так же, как мы, любили и страдали, поэтому вряд ли обходились без лирических песен (вполне возможно, что такие напевы как «Ты река ли моя, реченька» похожи на то, что пелось тогда). Колыбельные песни пелись, до нас дошли их интонации со словами «баю-баюшки-баю» и мягкими терцовыми покачиваниями. Кстати сказать, наши дети практически лишены  этого умиротворяющего «лекарства», разве что слышат задолго до сна одну, «государственную колыбельную» «Спят усталые игрушки» в исполнении артиста Олега Анофриева (дополненную совсем не убаюкивающей быстрой сменой разных картинок), а не  «свою» колыбельную, спетую тихим родным голосом матери над кроваткой с засыпающим дитятей. Свадебные многодневные ритуалы тоже были и сопровождались песнями, соответствующими определенным моментам свадебного обряда. Плачи-причитания звучали. Как же без этого? Обряд способствовал исцелению душ живых. Высокий напряженный голосовой регистр, выкрики, рыдающие интонации способствовали доведению горя до высшей точки, чтобы выплеснуть его наружу, чтобы не застревала в сердце ноющая заноза. На поминках же другие песни надобны – спокойные, без надрыва, дабы умерший успокоился вместе с живыми. Всевозможные календарные праздники сопровождались хороводами, песнями, играми. Хоровод  сам по себе лиричен с его плавным течением «веревочкой», неторопливыми песнями с большим количеством куплетов, заполняющих весь хороводный процесс, медленное развитие песенного сюжета в них. Например, в песне «Земелюшка - чернозем», дошедшей до нас из неизвестно какой давней старины, девятнадцать куплетов (по крайней мере, такое количество напечатано в сборниках). Песенка простенькая, из пяти звуков с добавленной внизу V ступенью. Эта V ступень звучит и внизу, и вверху, так что диапазон получается октавный – и просто, и размашисто. Октавный диапазон ненамного отличается от диапазона современных песен. А простота напева диктуется, скорее всего, не временем его создания, а условиями применения, ведь и в наше время танцевальные мелодии, рассчитанные на сочетание пения и движения, намного проще мелодий, поющихся вне танца. 

  Вообще, для современных людей характерна тенденция считать древних людей примитивными: и орудия-то у них примитивные, и напевы неразвитые. Для истории человечества пара тысяч лет – это тьфу, одно мгновение, физиология и психология мало изменились. Изменился круг знаний: то, что знаем мы, нашим далеким предкам недоступно, но то, что знали они, недоступно нам. Вряд ли те люди были настолько примитивны, что мыслили убого, жили скучно, творили незатейливо – пели свои трихордные напевы и были этим довольны.

                ***

   Первые века нашей эры, когда на арене Европы появились славяне и когда от них «отпочковались» русские, оставили нам только человеческие кости, черепки горшков да орудия труда и войны. Откуда пришли эти люди? Никто не знает. Одни говорят, что население Евразии – это следствие крушения двух материков. Один материк находился в Тихом океане, стихийное бедствие вынудило его жителей покинуть родину, расселиться по островам, а далее – по всему гигантскому тихоокеанскому побережью. Так появилась монголоидная антропологическая раса. Другой материк находился на Северном полюсе (материк Туле с горой Меру в центре, с четырьмя реками, стекающими с нее в виде свастики). Это – родина индоевропейской антропологической расы. Вследствие крушения материка народ перебрался на соседнюю землю, спустился на юг по Уралу и заселил Европу и Азию. Другие говорят, что монголоидный тип сформировался в зоне азиатских степей. Узкоглазость – это зашита от солнца и пыли, скуластость – результат особого строения голосового аппарата, способного извлекать звуки, слышимые на далеких расстояниях. Индоевропейцы – это лесные люди, которым нужны большие глаза, чтобы хорошо видеть во тьме лесов,  отсутствие скуластости – воздействие формирования голосового аппарата, не приспособленного к громким, летящим через большие пространства, звукам – мол, в лесной чаще они все равно заглохнут. Интересно все это до крайности, но тайны появления русоголовых голубоглазых славян, владеющих полетным прямым звуком и живших в лесостепной полосе между Днепром и Днестром, не раскрывает. Просто появились они откуда-то, расселились по обширной территории и начали делиться на  множество племен. Бережно хранили традиции предков, которые очень медленно менялись под влиянием изменения быта и речи, сохраняя, тем не менее, корневое единство. Занимались землепашеством, торговали с соседями, защищались от посягательств пришельцев из Азии и менее культурных северных «лесных людей». «Лесные люди», более дикие, были полигамны, а славяне – моногамны. Моногамность – союз двух людей на всю жизнь со всеми вытекающими из этого проблемами и ситуациями, любовью и любовными трагедиями. Неужели все это не нашло отражения в искусстве?

                ***

 Вся жизнь этих древних людей сопровождалась всевозможными ритуальными действами, посвященными богам, календарными обрядами, бытовым музицированием, пением. Пением, правда, это тогда не называлось, слово «пение» вошло в обиход с профессиональным искусством, но звуковысотное закрепление, запоминание и воспроизведение распевных звуковых «формул» в их различных сочетаниях было всегда. И не такое уж узенькое по диапазону. В середине  XX века была такая необыкновенная перуанская певица Има Сумак (любил ее наш Никита Сергеевич Хрущов, приглашал в Россию с концертами). Она, кроме классики, пела перуанские народные песни, в которых голосом изображала все звуки перуанских лесов – от пения колибри до рычания ягуара (в интернете есть много записей Имы Сумак, но перуанских песен я среди них, к сожалению, не нашла). Могли наши предки изображать звуки окружающего мира? Конечно, ведь для охоты, несомненно, пользовались манковыми звуками и искусство свое передавали подрастающему поколению, а то и хвастались перед соплеменниками охотничьими успехами, сопровождая рассказы звуковыми импровизациями.

                ***

 Говорят, что подражание – это одно, а сложение напева по музыкальным законам – это другое, это чрезвычайно длительный процесс, где ощущение взаимосвязи между ступенями начинается с двух-трех звуков. Такую трихордность считают основой ладового мышления древних славян. Опять не спорю, соглашаюсь – да, трихордность видна во многих песнях. Но мы почему-то начинаем «отсчет времени» от появления славян у Днепра, хотя взращивали они свой «культурный сад» не на пустом месте. За их плечами стояла невидимая и необозримая «рать» их предков. Да и что делать голосам с большим диапазоном, которым тесно в трихордном пространстве? Они требуют выхода наружу, особенно когда сердце переполнено чувством. В ритуальных заклинаниях – да, нужна предельная компактность, доступность для любого члена племени от детей до стариков, строгое соблюдение правил, а вот в лирической сфере, простора нужно больше. Любые обряды исполняются членами сообщества на протяжении всей жизни, поэтому они крепко сидят в памяти, и память эта проносится сквозь века. А любовные игры – это, в большей степени, время молодости, когда пылают сердца, когда рвутся на свободу душевные порывы. Они, эти порывы, быстротечны: или сменяются другими, или выливаются в более ровные устойчивые чувства. Поэтому любовная лирика более подвижна и неустойчива и не сохраненилась в вековой памяти. Для обращения к богам и духам использовалось минимальное по звуковому объему речетативное заклинательное «бормотание». Такие напевы, отмечают ученые, характерны практически для всех народов нашего времени, находящихся на первобытной стадии развития, из чего делается вывод о ладовых особенностях их музыкального мышления.  Для выражения же душевных порывов необходима широта высказывания. Уж если в простенькой песенке «Земелюшка- чернозем» диапазон достигает октавы, то в любовных мелодиях  разлив был никак не меньше. Мы не знаем ладовых особенностей этих напевов: то ли это были трихорды, «цепляющиеся» друг за друга, то ли какие-то другие закономерности действовали – записей-то нет. Мажорность, т.е. большая терция от I ступени ладового образования, была точно –  ведь это заложено в физической основе обертонового звукоряда. Минорность – куда же без нее в лирическом высказывании! –  могла произойти как «оппонент мажору», тем более малая терция образуется между IV и V обертонами, т.е. действует на музыкальное слуховое восприятие вне времени и национальной принадлежности. Темперированное мышление, без сомнения, отсутствовало, т.к. оно лишь к XVIII веку сумело закрепиться в сознании европейцев. Остальные особенности – тайна, сокрытая от нас временем.

  Мне кажется, что при исследовании фольклора упускается из виду «психологический фактор», в результате чего выводы становятся шаткими, не всегда соответствующими действительности. Например, обратимся к еще более далекому от нас по времени греческому профессиональному искусству – фольклор не оставил письменных следов, поэтому заглянем к профессионалам. Остались лишь несколько записей мелодий и немного теоретических выкладок по ладовому строению греческих напевов. Там действовала тетрахордная система, дающая возможность соединять тетрахорды между собой. Кроме того считается, что великие греки так и не постигли искусства многоголосия. Опять с трудом верится. Еще в VI веке до новой эры устраивались Пифийские соревнования певцов и инструменталистов, на которых оценивалась и красота голоса, и красота мелодий, и мастерство исполнения – искусство уже тогда было на высоте. Наверняка, мелодии были разнообразны и богаты мелодическими находками, а представить себе аккомпанирующий пению струнный инструмент, способный воспроизвести множество звуков, но, по незнанию законов гармонии, просто дублирующий голос вокалиста, или выдающий пару дополнительных звуков, просто невозможно.

                ***

   В начале нашей эры славяне тесно контактировали с греками. На берегах Черного моря в греческих колониях успешная торговля привлекала и западных соседей, и восточных. Разные языки, разные культуры, разные песни. Слышат эти песни славянские певуны, дивуются, «пробуют на вкус», потом поют их своим соплеменникам. А чего же не повторить, коли «зацепило»? И тогда матушка природа наделяла своих избранников поэтическим и музыкальным даром и голоса дарила редкие. И дар природный всегда находил выход наружу, привораживал слушателей. Очаруется певун теми звуками необычными, запомнит, да не только своим перепоет, но и еще, на основе услышанного, свою импровизацию выдаст. Слушает народ, ахает, хвалит певца, но продолжает петь свои, близкие сердцу, песни. И нет в них никакого намека на иноземные влияния: ни восточной пряной узорчатости, ни изысканной четвертьтоновой греческой истомы – только свое, простодушное, равнинное, душевно тонкое видение мира.

                ***

 Если заглянуть еще дальше, в «эпоху мамонтов», то археологи сообщают нам о найденной ими свирели, сделанной из костей мамонта. Представляете?! Что такое свирель? Дудочка, в которой просверлено шесть-восемь отверстий. Даже если предположить, что отверстий в той дудочке было меньше (я не знаю таких подробностей) – ну, пусть четыре, то это уже минимум пять звуков (не трихорд, а пентахорд), а если полузакрыть отверстия, то новые звуки появятся, и их станет еще больше. И мастерство исполнителей на свирели не уступало по совершенству современным инструментальным виртуозам – ведь действовал все тот же природный дар. Отличие – сам инструмент и особенности музыкального языка. Ответ на вопрос – что было первоначальным: музыкальные инструменты или пение – сомнений не вызывает – конечно пение. Значит, и в те далекие времена было пение, и к началу нашей эры прошло путь не в одну тысячу лет. Поэтому называть примитивным искусство первых славян, а с ними и русских, прямо скажем, неразумно.

   Феноменом остается сохранение своих национальных особенностей из года в год, из века в век. Именно в народном творчестве выражается со всей полнотой душа народная, очищенная от бытовой суеты и грязи. Суета и есть суета – толкотня временных мгновений, быстро испаряющаяся. А грязь на то и грязь – подвергается гниению, счищается небесными дождями. Остается в веках очищенное от наносного, бесконечно прекрасное, то, что является подлинным.

                ***