Альтернативы безальтернативности

                Политическая публицистика

 

Три  эссе о   трансформациях политического режима в Российской Федерации (2006 г.)



1.
Ельцинский «Бегемот» и путинский «Левиафан»

«Других денег, кроме государственных и частных,
в природе не существует….
А если рассуждать применительно к России,
 то все частные деньги у нас образуются путем воровства из бюджета.
В том числе и вашего».
(Кирилл Шелестов «Укротитель кроликов»)

Сама российская политика все больше и больше попадает в тень «проблемы 2008» (2012 – 2017…) -  когда случится некая процедура наделения кого-то президентскими полномочиями. Непонятно только кому выборная монархия в российском варианте предложит эту должность. Как пела женская рок-группа «Ночные снайперы»: «И все ждут кого-то./ Но кто этот?/ кто этот КТО?». Ясно только, что «Кто» не возникнет как реальная политическая альтернатива кремлевскому назначенцу –  политические институты нынешней РФ являются для этого надежной преградой. Впрочем, разве  отмена губернаторских выборов или новации в избирательном законодательстве, делающие итоги голосования почти полностью предсказуемыми, не были задумана именно для того, чтобы создать все условия для успешной передачи президентской эстафеты.
Главные политический эффект – это быстрое  сокращение зоны публичной политики в стране,   в регионах, на местах когда скоро можно будет говорить об эффекте ее отсутствия. Нет выборов с реальной конкуренцией – значит, отсутствуют политические альтернативы,  значит,    произвол в сохранении или смены нынешнего курса чреват самыми неприятными неожиданностями...
Распространенный и типичный и ответ о причинах неудач реформ в России в области  политики и  неудачи демократизации сводится к тому, что в России де не развито гражданское общество, и поэтому выходит «как всегда». При всей справедливости такого замечания, использование этого тезиса в качестве универсального объяснения, практически лишило его какого-либо содержания, и тем более, теоретического. Можно дойти до того, что народ не тот, у русских и других россиян «менталитет неподходящий» и т.п.  Но какой нужен «менталитет», если обыкновенная честность в делах выступает порой как подвиг, труд на полную ставку не гарантия от нищеты,  а естественное для любого сложного социума различие в подходах к тем или иным проблемам может быть заклеймено как «экстремизм». Дело все-таки не только в обществе, а, прежде всего  - в нашем родимом государстве.   
Вопрос о государстве имеет глубокие исторические и теоретические корни. Понятие государства чрезвычайно разнится в разных странах и в разные эпохи. Специалисты, например,  имели возможность обратить внимание на сборник статей по этому вопросу «Понятие государства в четырех языках». Олег Хархордин в предисловии к нему остроумно замечает: «почему людям, говорящим на русском языке, фраза типа «государство объявило войну» кажется непроблематичной и почти естественной? Поставим вместо корневого слова «государь» другое слово, например, «жлоб», и получим «жлобство объявляет войну»: насколько вам захочется поддержать такую декларацию? Действительно, почему «жлобству», «чванству» и даже «господству» мы не даем лингвистической позиции, позволяющей им начинать военные действия, а другое слово, которое также сначала означало лишь качество (в данном случае – качество бытия господарем-государем) легко наделяется таким правом? Как показывает анализ Скиннера (автора одной из статей в цитируемом сборнике – ВК), первоначальное  понимание государства даже на Западе  было связано именно с подчеркиванием личных и ощутимо физических качеств власти. Так что лидеры современных банд где-нибудь в Лос-Анжелесе могут смело читать Макиавелли о том, как подобает mantenere lo stato -  сохранить и удержать свое достоинство (лидера) и достояние (контролируемый район города) в столкновении с другими бандами…»
В другом отношении, это чрезвычайное временное и пространственное разнообразие напоминает нам, что прогресс в развитии государственных институтов отнюдь не гарантирован, более того – достигнутый уровень политических и гражданских свобод может быть потерян,  а сами политические институты будут инволюционировать к примитивным и, казалось бы, давно изжитым образцам. Поэтому вполне бывает такое, что в начале 21 века фракция «жлобов»   в  так называемом парламента приняла закон(ы), ущемляющие интересы населения, но позволяющие господствующим лидерам удержать свое «достоинство». Политкурс «жлобов» не остается без соответствующего идеологического обеспечения со стороны «чванства». Чванливый политтехнолог, сделавшийся телеведущим, в рамках идущего в прайм-тайм сеанса черной телемагии с немедленным разоблачениям, реально (то есть «чисто конкретно») разъясняет «народу» реальную политику «брателло» (слово из самой передачи!). Вполне возможна и ситуация, когда после ожесточенных столкновений в рамках неформальных институтов контроль над  достоянием территории (государства) переходит  к другой банде или делится между соперничающими группировками…
Этому сейчас учат даже студентов! Кто не верит, может почитать «Политологию», выпущенную  автором  многочисленных учебных пособий Альбертом Кравченко.  «Итак, государство – это специфическая фирма по продаже особого рода услуг – защитных. Иначе говоря, перед нами институционализированный рэкет» , - резюмирует автор. Положение истмата, что общественное сознание отражает социальное бытие, демонстрируется во всей своей неприглядной красе. Впрочем,  переводные учебники дают нам несколько больше альтернатив.
 Популярный американский учебник  излагает несколько теоретических перспектив в как понимании современного государства. Если обобщить в первом приближении   существующие   теоретические подходы к государству, то возможно:
• - государство классовое (марксизм);
• - государство на службе элит (разнообразные элитистские теории);
• - плюралистическое  государство (Р.Даль)
• - государство-левиафан (В.Нисканен, новые правые).
(Концепцию «патриархального государства», придуманного феминистками, мы в данном контексте опустим).
 Если государство демократическое и плюралистическое, то оно реализует интерес различных правящих групп, выявляемый через демократическую конкуренцию. Элиты в рамках демократической модели также должны в заметной степени ориентироваться на интересы населения, хотя бы в связи с очередными выборами. Но если даже минималистский уровень демократии  (процедурный подход, идущий от Й.Шумпетера) не достигнут, то здесь открывается простор для различных злоупотреблений. Часто в этом связи пишут об олигархии в России. Действительно нечто похожее на соревновательную олигархию существовало в ельцинской РФ. Тогда марксистски ориентированные или воспитанные в духе  советского обществоведения теоретики и публицисты  могли говорить о  классе буржуазии, о  «новых русских», которые формировались в ходе «дикой» приватизации. Российский капитализм конца ХХ века как будто специально создавался по карикатурным схемам столетия позапрошлого, только «минус» поменялся на «плюс». Но в этом случае стоило бы говорить о государстве как инструменте господствующего класса, подразумевающего: явный или скрытый авторитаризм, идею и практику «диктатуры буржуазии». Однако и этого пока  нет. Наше государство не успело и/или не смогло стать «классовым». Ибо вороватые олигархи  не перестали быть, по сути, антигосударственными фарцовщиками и спекулянтами, боящимися человека в форме. Если бы наша буржуазия имела бы классовый интерес, то она работала бы на перспективу, но ни до революции, ни сейчас она к этому  была мало способна. У «абрамовичей-березовских» интерес сильнее нажиться и покинуть эту страну. В идеале государство им нужно лишь в сильно ослабленном и коррумпированном состоянии, каковым оно и было в России в 1990-е годы.
  О демократии в России в тот период говорить можно с очень большими оговорками. Хотя выборы и проводились, но они были несправедливыми и несвободными. Фальсификация их итогов стала своего рода нормой. О каком-то намеке на полиархию, о мотиве согласования интересов различных групп смешно даже говорить. (Во многом по вине этих самых групп – пресловутая слабость гражданского общества). Демократические механизмы,  политика как публичный торг, устойчивость правовых институтов не прижились и/или были заблокированы. 
Остается из перечисленных выше альтернатив лишь  левиафанный вариант в самом неблагоприятном для россиян варианте. Некое, относительно многочисленное «сословие» (подходящего термина не придумывается) использует фасад государства и квазигосударственне механизмы (от доступа к «телу» до милицейских облав) в интересах собственной наживы.  Может ли такое государство не быть чудовищем и не проводить соответствующую политику?  Разумеется, любые из действующих демократических механизмов этому мешают и устраняются. Правда, в случае РФ это произошло не сразу, процесс затянулся более чем на десятилетие.
Популярные после расстрела Белого дома в 1993 году представления о том, что в России установился авторитарный режим , довольно быстро уступила место более спокойным рассуждениям, говорящим о гибридности этого режима, о сочетании в нем авторитарных и демократических элементов. И для многих исследовательских целей такой подход был вполне оправдан, так как позволял определить многие существенные черты политического взаимодействия в РФ. Но в целом – зададимся вопросом: могла ли оппозиция прийти к власти в «полудемократической России» в результате выборов. В истории ответ на этот вопрос был отрицательным, и, если попытаться отправиться в «область возможного», то, боюсь, ответ будет похожим.
  Демократия в РФ даже в прошлом десятилетии была какая-то «не настоящая»; она далеко отстояла от консолидации по западным либеральным образцам, носила управляемый характер, не сопровождается развитием партий и парламента, вела к расширению коррупции, в том числе, и политической и т.д. Выборы хотя и проводились регулярно, но их результаты подвергались фальсификациям, подчас меняющих результат народного волеизъявления на противоположный.
Последние мероприятия по отмене выборов глав регионов, ситуация со свободой слова, стиль проведения и результаты выборов в ходе третьего электорального цикла – и все это на фоне угроз внутри страны (терроризм) и на международной арене (проблемы во внешней политике РФ) - заставляют вообще серьезно усомниться в том, что на российской почве вообще могут прижиться хоть какие-то демократические ростки. В общем, поставлен вопрос «как Россия не справилась с демократией?»  (И могла ли вообще справиться?) В этой неудаче Российская Федерация отнюдь  не одинока.  Эйфория по поводу  транзитов в  рамках «третьей волны» демократизации давно прошла. Со времен падения коммунизма во многих странах мира сложились режимы вроде российского, в которых перемешаны выборность и авторитаризм, а именно – «нелиберальные демократии» . Переходы к демократии либо не удаются, либо порождают уродливые политические гибриды, которые представляют собой издевательство над демократическими нормами даже в их минималистском (процедурном) понимании. Поэтому вполне объясним скепсис по поводу парадигмы транзита, пользовавшейся немалой популярностью ранее в годы подъема  «третьей волны» демократизации.
 Этапной в осмыслении трудностей перехода стала работа Т. Карозерса, который пишет что «в странах, политическая жизнь которых отмечена синдромом бесплодного плюрализма (…), обычно существует некоторая политическая свобода, регулярно проводятся выборы и происходит чередование у власти действительно отличающихся друг от друга политических группировок. Несмотря на эти положительные признаки, демократия остается поверхностной и проблематичной. Политическое участие, хотя и достаточно широкое во время выборов, не простирается далеко за пределы голосования. Политические элиты всех главных партий и группировок воспринимаются  массовым сознанием как коррумпированные, неэффективные или эгоистичные, глубоко безразличные к судьбе страны. Чередуясь у власти, они только спекулируют на её проблемах, не решая ни одной из них. Общественное мнение серьезно разочаровано в политике, и, хотя всё ещё сохраняет приверженность идеалам демократии, чрезвычайно негативно относится к политической жизни. В целом,  политика воспринимается как затхлая коррумпированная область господства элиты, от которой страна не видит ничего хорошего…»
Несмотря на типичность подобного синдрома для ряда и наличия  в них сходных признаков, хотелось бы здесь остановиться именно на российской специфике. Явные неудачи демократизации в России заставляют со всей остротой поставить вопрос о причинах этих неуспехов. Мы считаем, что Россия первоначально имела великолепные шансы на удачный демократический переход (частично они даже сохраняются и сейчас!). Не было каких-то объективных (в смысле непреодолимых) преград для того, чтобы наше страна стала по-настоящему демократической. Такая возможность была открыта в период либерализации советского режима и начала этапа демократизации в конце 1980-х – начала 1990-х годов. По крайней мере, оптимизм в вопросе шансов нашей страны на демократизацию был вполне оправданным.  Это было государством со среднем уровнем развития экономики (а некоторых отраслях занимающее передовые позиции!), с достаточно высоким среднем уровнем дохода (и главное – не имеющая  больших контрастов в его распределении), страна была урбанизированной, ее население было хорошо образованным и т.д. Немаловажно, что идеи демократизации встречали в обществе огромный энтузиазм в период так называемой «гласности» и первых демократических выборов. В политическом плане противником демократического режима не удалось оказать эффективного сопротивления курсу на демократизацию. Так называемые «консерваторы из КПСС» были деморализованы, «путч» провалился за три дня – шансы демократов, повторяю, были очень велики. Наоборот, практика демократизации в России (если она, конечно, была таковой!) стремительно ухудшала российские шансы на достижение консолидированной, либеральной демократии.  Этот перелом произошел в начале 1990-х годов, после распада СССР и начала «шоковой терапии».
Разумеется, нельзя было забывать об экономических трудностях, проблемах федерации и т.д. Но эти проблемы были вполне решаемы хотя бы на уровне, необходимом для выживания демократии (В России или в бывшем СССР в значительно усеченных размерах). Увы – иметь шансы – это не значит их использовать. Несмотря даже на то, что   в условиях специфической практики проведения в нашей стране выборов 1990-х годов, большинство россиян позитивно относились к возможности свободных выборов,  так называемая «демократия» себя немало скомпрометировала.
Разве практика последних полутора десятилетий, распад страны, обнищание, деградация – это все не сопровождалось «демократией»? Разве не использовали демократию и демократов наши недоброжелатели? Разве чеченские банды не  стали вооружаться оружием советской армии  вскоре после победы над ГКЧП? Время демократической России – это время её неслыханного национального унижения. Все это  так. Демократия в России измеряется двумя президентами. Один скомпрометировал ее, как мог, своими выходками, а второй фактически демонтирует ее – при пассивной  поддержке или отсутствия сопротивления со стороны большинства населения.
Даже те, сильно ограниченные политические свободы, которые Россия выстрадала в 1990-е годы,  сейчас тают, как весенний снег.
Но о какой демократии идет речь? Ведь и в условиях «бесплодный плюрализма» (то есть в 1990-е годы) характер режима был, по существу, авторитарным. Деятели  от власти могли проводить ротацию внутри своего круга (так, как искали преемника в конце 1990-х: Н.Бордюжа, А.Николаев, Е.Примаков, С.Степашин…), но никогда бы не отдали власть по-настоящему оппозиционной партии, на роль которых в прошлом десятилетии претендовали:   КПРФ – коммунистическая, левая оппозиция;  Яблоко» - демократическая оппозиция и, возможно, КРО, среди патриотической оппозиции (во всяком случае, существовала и до сих пор существует эта перспективная политическая ниша для оппозиционных сил, примером чему является успех «Родины» в 2003 году).
Среди причин для этого мы видим две основные:
1) Конституционное устройство Российской Федерации, организация ее политической системы («институциональный дизайн») и
2) Политэкономические проблемы, связанные с характером российской приватизации и необходимости ее политического прикрытия и обеспечения.
Прежде всего, Конституция РФ, надежно блокировала возможности политических ротаций и препятствовала политической мобильности. К удивлению многих, Ельцин и его команда после осени 1993 года пошли на проведение выборов (может быть, это нужно было перед лицом Запада), но что это были за выборы; куда они могли привести оппозиционные партии? Оппозиция могла попасть в Думу, чтобы иметь там весьма ограниченные возможности…
Поэтому софистической уловкой представляются рассуждения о том, что в политическом плане фигура президента в РФ не является сильной. Как утверждал автор этого оригинального подхода Алексей Салмин, гипертофмированное влияние Президента на российскую политику определяется слабостью иных институтов, прежде всего – партий и парламента .
Но кто же позаботился о том, чтобы эта слабость была перманентной? После переворота 1993 года институты в России были сконструированы так, что даже «несильного» то есть, недееспособного (или как утверждают злые языки – склонного к алкоголю) президента невозможно было отодвинуть от власти. Слова о слабости других институтов звучат в этих условиях издевательски. Понятно, что при «плохом и слабом» президенте Ельцине эти институты (парламент и партии» были слабы, а при «хорошем и сильном» президенте Путине они стали просто техническими органами – наряду со всеми остальными). Ельцинского «Бегемота» сменил путинский «Левиафан».
Антидемократизм ельцинской конституции состоит не в том, что у президента было сосредоточено много полномочий (в условиях переходного периода это было вполне оправданным).  Проблема, что в РФ и президент, и правительство были беспартийными, партии не работали как механизм ответственности перед избирателями. Партии, даже пройдя в Думу, не могли влиять не на состав правительства, ни на политический и экономический курс. По сути, преодолев 5% барьер, в ходе далеко не честных и не вполне справедливых выборов, они пробивали головой стену, чтобы оказаться перед другой стеной.
Институциональный дизайн в России был сконструирован таким образом, что поистине победитель получал все на выборах президента. И здесь урок 1996 годы был  чрезвычайно нагляден. Одна часть ельцинского окружения была за отмену этих выборов (поскольку Ельцин не в форме – заявление Коржакова). Другая часть, та, что стали называть «семьей», толкнула Ельцина на выборы. Вакханалия кампании «голосуй или проиграешь», популистские посулы избирателям, которые никто не собирался выполнять, массовые фальсификации (очевидно!)   в обоих турах и т.д. И со всем этим кандидат №2 согласился, открыто признал свое поражение. В.Гельман совершенно справедливо пишет: «коммунисты и их союзники, не имея шансов прийти к власти даже в случае получения большинства голосов избирателей, фактически отказались от борьбы за победу».   После этого с так называемой политической оппозицией можно было делать все что угодно…
Каковы же были причины такой странной ситуации. Скорее всего, правящая группировка, опирающаяся на «семибанкирщину» и часть «силовиков»,  просто-напросто,  не отдала бы власть, даже если бы на выборах Зюганов набрал   больше голосов, и нашла бы способ признать выборы недействительными. Заявление Коржакова и фигура Лебедя, ставшего на несколько месяцев союзником Кремля, недвусмысленно говорили о возможности силового решения. И оппозиция отступила, чтобы уже НИКОГДА не приближаться к победе, а лишь играть декоративную роль в конструкции – рамках этого, сложившегося в РФ режима.
Ельцин не отдал власть потому, что олигархи не хотели отдавать собственность – впереди был «пир победителей» - залоговые аукционы и пр. И позади уже был соответствующий опыт – в  главном пункте – не уступили бы власть, потому что за спиной преступления грабительской приватизации. Проельцинская группировка сражалась не только за будущие приобретения и безнаказанный грабеж, но и, в каком-то смысле,  за свою жизнь и свободу. (Этот опыт она повторила накануне думских выборов 1999 года,  когда возникла  угрозы со стороны Лужкова. ОВРаг же тогда был поставлен в сложное и двусмысленное положение. Экономический и политический строй России они менять не хотели и не могли, борясь просто за то, чтобы занять место «семейных». Но для поддержки со стороны населения, деятели блока «Отечество - Вся Россия»  были вынуждены прибегать к угрозам по отношению к  «семье» , загнали ельцинистов   в угол, и вызвали яростную ответную реакцию).
Повторим, что после  серии выборов 1990-х годов судьба тогдашней оппозиции была предрешена. Экономический строй и институциональный дизайн, казалось,  не оставляли ей никаких шансов. Дальнейшая борьба в русле существующих в России политических порядков, была безнадежной, иллюзии сохранялись лишь в силу специфических особенностей фигуры Б.Ельцина. В условиях слабости демократических институтов и существенных конструктивных пороках разделения властей в РФ, гипертрофированное значение приобретают личные качества лидеров. Но даже при всех ельцинских болезнях и пр., на фоне дефолта, унижения России в связи с агрессией НАТО против Югославии, попыток импичмента, неполностью контролируемой прессы, телеканалов в руках политических противников  и т.д., Ельцин в главном выиграл – он не отдал власти своим конкурентам. Правда, за исключением главной игры по сохранению президентского поста, сил на другие направления у него почти не оставалось. Отсюда политические демарши оппозиции,  «свобода слова», вольница региональных «феодалов» и другие признаки «демократии»  прошлого десятилетия. Но всё это достаточно быстро закончилось. Стоило  только прийти к власти Путину в результате наследования-выборов (вот она «выборная монархия»!), который был молод и здоров. Для того чтобы укротить фронду в парламенте, в средствах массой информации и т.д. потребовалось всего-то лет. Но это было предопределено именно 1990-ми годами. Воистину, Путин – это Ельцин сегодня.
Как точно пишет Вячеслав Игрунов: «Разве Путин писал нынешнюю конституцию, делающую его демократически избранным монархом? Нет, ее писали «демократы», поддержанные едва ли не всей либеральной элитой. А для того, чтобы внедрить эту авторитарную модель, они же распустили и немножко расстреляли  Верховный Совет, пытавшийся предотвратить концентрацию власти в одних руках. Это «демократы» шельмовали противников ельцинского антидемократического курса, причисляя их то к раскольникам в стане демократов, то к пособникам красно-коричневых. Это либеральная пресса по зачину властвующих «демократов» начала бешеную антидумскую кампанию, дискредитируя основу демократической власти – парламентскую систему. И пусть не говорят о добрых намерениях. Не было добрых намерений. Ориентиром был режим Пиночета, который железной рукой проводил либеральные экономические реформы. Не было недопонимания – Ельцин в вашем присутствии, господа, любил говаривать: «Исполняй, царь сказал!» И вы аплодировали ему. Это вы советовали первому президенту попирать решения Думы и действовать силовым путем. Разве такой курс мог дать другие результаты? Когда Примакова назначили премьер-министром, разве не либералы улюлюкали, разве не они воспрепятствовали вхождению в правительство молодых и талантливых демократов? Разве не их партии развязали грязную травлю, обвиняя правительство Примакова в коррупции – пожалуй, наименее коррумпированное правительство в истории новой России. А все потому, что испугались деприватизации – и потому же выбрали «своего» чекиста для защиты награбленного. Путин – это ваш выбор, господа либеральные демократы...»
В связи со всем известными политическими изменениями в России ряд авторитетных авторов высказали суждение об «откате» России, об отступлении с демократического пути . Но ведь ни характер власти, ни отношения собственности в России по сравнении с прошлым десятилетием существенно не менялись. Сменился лишь президент, который своей «вертикалью власти» и реализовал потенции режима, которые были уже в нем заложены Основным законом 1993 года.
И поэтому мы не совсем понимаем, про какой «откат»  так любят рассуждать наши так называемые демократы. Конечно, олигархический плюрализм сменился пресловутой «вертикалью власти», выборы, даже не президентские, стали более «предсказуемыми», но причем здесь демократия? 
В общем, гораздо лучше так называемых социологов и  политологов ситуацию понимает  писатель Виктор Пелевин. В его последнем бестселлере лиса оборотень по имени А Хули пишет сестричке в Лондон: Элита здесь делится на две ветви  … – это бизнес комьюнити, пресмыкающееся перед властью, способный закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А «аппарат» - это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым» .
Мистическому оборотню вторит вполне реалистичный персонаж из моего любимого романа про «политику» и «бизнес». Здесь также наблюдается известная безальтернативность: «Других денег, кроме государственных и частных, в природе не существует…. А если рассуждать применительно к России, то все частные деньги у нас образуются путем воровства из бюджета. В том числе и вашего..»
Мы берем слова «политика» и «бизнес» в кавычках, потому что в любой нормальной стране это считалось бы криминалом.
Итак, это государство работает на удовлетворение интересов криминала и/или  бюрократии. От нормального обслуживания гражданских интересов оно давно отказалось. Если взять примеры с людоедской социальной реформой, положение бюджетников и пенсионеров, юное поколение, бросаемое на произвол судьбы, да и просто – организации услуг населению в налоговой инспекции или при оплате коммунальных услуг – видно, что государство совершенно безразлично к потребностям граждан. Оно безответственно.
 В современной России наблюдаются:
• Моносубъектность власти
• Вынужденное согласие  граждан на минимизацию функций государства.
• Ориентация государственных деятелей и бюрократов на выгоду и личный успех без служения обществу.
• Отсутствие общего интереса реализуемого через государственную стратегию.
В спорах о том, что в РФ больше авторитаризма или демократии, ответ простой – больше бюрократической клептократиии. Когда читаешь В.Пелевина, понимаешь, что во времена «Generation «P» оно носила более плюралистичный характер, а во времена «Священной книги оборотня» - более моноцентричный. Но именно бесконечная «приватизация» ресурсов общества -  было  основой и того, и этого режима.
Ставшая знаменитой после интервью В.Геращенко «Эху Москвы» фраза:  «спи…дили, бл...ди!» - это не об активах нефтяной компании.
Это – о России.


2.
От «феодализма» к «абсолютизму»

Свобода приелась до тошноты.
В республике конско-ослиной
Решили выбрать себе скоты
Единого властелина.
 (Генрих Гейне. «Ослы-избиратели»)
 

         Применительно к нашей стране проблема имеет еще одно – региональное - измерение, ведь России является (формально, но даже и фактически) федеративным государством. Большая часть 1990-х годов в РФ прошла под знаком децентрализмации, тогда как в 2000-е годы наблюдается обратная тенденция. Централизаторский импульс связывают с именем нового президента, что в целом справедливо, хотя и не совсем точно. Но  наряду с  субъективным фактором, процесс имел серьезные экономические основания. В 1990-е годы помимо фрагментации российского государства  наблюдалась и фрагментация экономическая, связанная с характером приватизации бывшей общенародной (социалистической) собственности. Процесс этот изначально носил криминальный характер. Это объясняется хотя бы тем, что в стране не было денег для выкупа социалистических активов по честной цене. (Возможной была альтернатива, состоящая в том, чтобы сбережения советского населения встретились с мощностями и неликвидами советской экономики. Это определило бы иной характер  и российского «капитализма», и российской демократии». Но этот шанс был навсегда упущен после того, как инфляция, раскрученная особенно сильно во время гайдаровско-чубайсовских реформ,  уничтожила сбережения населения). Русло приватизации после этого определялось бандитами и коррупционерами. Собственно, последующие за «перестройкой»  события и происходили в интересах тех, кто смог урвать кусок или кусочек бывшей государственной собственности. Эти проблемы изучены гораздо меньше, нежели, связанные с ними  политические колебания, но все же некоторые работы на этот счет опубликованы. Возникло и разрослось российское силовое предпринимательство, детальное и достоверное описание которого содержится в исследовании Вадима Волкова . Первоначально федеральный центр не мог контролировать процесс всероссийского мародерства, хотя защита раздираемой и пожираемой добычи, в условиях распада прежнего (СССР) и фрагментации нового (РФ) государства, требовала силового прикрытия. Процесс пошел, можно сказать, «демократическим»  образом – снизу: «Изначально рэкетирские бригады, охранные фирмы и другие неформальные силовые структуры создавались «под» новые коммерческие возможности, появляющиеся в результате рыночных реформ… Возросший риск экономической деятельности вызывал встречное движение: большинство предприятий было вынуждено обзавестись силовыми партнерами. Одни хозяйствующие субъекты попадали под контроль ОПГ, другие покупали силовые ресурсы и связи частных охранных агентств,  третьи «работали» с местными администрациями и, соответственно,  пользовались услугами органов милиции. В результате образовывались своего рода кластеры, состоявшие из некоторой совокупности хозяйствующих субъектов, или «территорий»,  связанных с теми или иными силовыми («политическими») структурами. Для того чтобы между этими кластерами происходил стабильный экономический обмен, требовалось создание общего для всех, более или менее безопасного и предсказуемого пространства»
Минувшее десятилетие ознаменовалось тем, что  уровень региональных «хозяев» оказался, наверное, наиболее удобным и доступным для того, чтобы «разруливать» большинство противоречий власти-собственности в процессе первоначального накопления. Но на этом процесс не остановился. Вольницу региональных хозяев территорий в ельцинскую эпоху удачно сравнивают с периодом «феодальной раздробленности», чреватой многочисленными издержками. В.Волков заканчивает свою книгу о силовом предпринимательстве так: «Прибегая к исторической аналогии, можно сказать, что формирование национального рынка сдерживалось системой «феодальных» перегородок. Соответственно,  смысл новой, а по сути, извечной политики централизации государства состоял в том, чтобы решить две задачи: упорядочить отношения между центром и региональными властями и создать единое правовое пространство. Множество локальных монополий силы или «островков власти» подлежать  теперь объединению в одну большую монополию, называемую государством. Но это уже стало задачей не бандитов, а силовых предпринимателей, называющих себя «государственниками», отличие и преимущество которых состоит в легитимности, которую они приобретают по мере решения этой задачи» .
  С этим  утверждением можно было бы полностью  согласиться, если  оставить в стороне  вопрос о том,  перестают ли  «силовые предприниматели» быть бандитами, оттого что носили или  носят  погоны, в том случае, если они работают не на государство,  а на себя? (Правда, когда «силовики» занимают нишу тех, кого они должны были именем государства сажать в тюрьму, возникает подвижка со «свободой слова». Прежние «прихватизаторы» не очень обижались тогда, когда их так называли грабителями национального достояния – не до того им было. Нынешние хозяева  жизни – подобные слова могут квалифицировать  как экстремистские действия).
Пока же отметим, что процесс централизации силового предпринимательства в Российской Федерации имел кульминацией решение об отмене прямых выборов глав исполнительной власти в российских регионах.
Теперь посмотрим на политическое измерение этих процессов. Прошло два года после речи В.Путина 13 сентября 2004 года, где он предложил в рамках борьбы  с терроризмом, отказаться от прямых  губернаторских выборах.  С 2005 года в Российской Федерации  это стало обычной политической практикой. Новый порядок – это свершившийся факт, когда уже более полусотни губернаторов получили свою власть из рук президента .  Словосочетание «новый порядок наделение полномочиями»  не должно вводить в заблуждение, так как фактически в нескольких десятков случаев, кандидатуры губернаторов, предложенные президентом РФ, не были, да и не могли быть отвергнуты. А в случае внесения нескольких кандидатур одна из них все равно была «опорной». Основные результаты «наделения полномочиями» уже налицо.
Главные политический эффект – это быстрое  сокращение зоны публичной политики в регионах, когда скоро можно будет говорить об эффекте ее отсутствия.  Можно увидеть  наиболее характерные черты трансформации политических режимов в российских регионах в последние годы.  Это и дальнейшее снижение роли органов законодательной  (представительной) власти в субъектах федерации, и изменение положения политических партий в региональной политике, и противоречивое влияние на развитие местного самоуправления, сопровождаемое постоянными требованиями установить «вертикаль власти» до местного уровня. По сути, на уровне региональных элит происходит замена политики администрированием. Не оправдывается, на наш взгляд, и предположение о повышении роли региональных законодательных собраний в связи с тем, что именно они утверждают кандидатуру на губернаторский пост  - это примерно такая же формальность, как поставить в канцелярии штамп на уже подписанный начальником документ. Эти органы еще больше попадают под контроль исполнительной власти. Отличие от ситуации 1990-х годов состоит в том, что тогда это была исполнительная власть, представленная главами субъектов РФ. Сейчас, через механизм насильственного введения в регионах принципа формирования ассамблей через пропорциональную систему (не менее половины депутатов), произошло становление еще одного канала контроля над региональной политикой – через представительство «партии власти» - «Единой России».  (Говорят еще какого-нибудь партийного клона, подконтрольного администрации президента, который будет изображать оппозицию и сдерживать амбиции функционеров «ЕР». Сейчас на эту роль пробуется объединение «Родины-Партии жизни» плюс «Партия пенсионеров», но - это не принципиально).
Итак, с конца 1990-х годов  в России идет процесс рецентрализации, что получило наиболее полное выражение в шагах нового президента В.Путина,  сразу после  прихода к власти (назначения главных федеральных инспекторов, полпредства и федеральные округа, приведение в соответствии с федеральным  регионального   законодательства). Курс на рецентрализацию получил дальнейшее развитие в «совершенствовании» избирательного законодательства, а добровольно-принудительный отказ региональных элит от политических амбиций на общероссийском уровне и от укрепления собственной легитимности путем губернаторских выборов в регионах выглядит для политолога даже некоторой загадкой.  Разбирая один из региональных случаев такой значительной политической уступки, мы писали: «Руководители субъектов Российской Федерации за короткий период упускают значительное влияние, обретенноё на федеральном уровне: достаточно сравнить положение Совета Федерации во второй половине 1990-х гг. и то, чем верхняя палата Федерального собрания является сегодня» . Почему?
 Можно согласиться с тем, что регионализация как одна из вольностей ельцинского периода носила во многом ситуативный характер. «Развитие российского федерализма», как и «разгул демократии» 1990-х годов не нашли опоры ни в «низах», ни в верхах»,  и были легко отменены в силу смены политической конъюнктуры. «Как и децентрализация 1990-х годов, рецентрализация была частью более широкомасштабных преобразований. Консолидация государства и восстановление его административного потенциала, утверждение моноцентрического политического режима, снижение дифференциации и фрагментации элит и формирование «навязанного консенсуса» между Кремлем и подчиненными ему политическими и экономическими акторами – вот лишь некоторые аспекты российской трансформации 2000-х годов и её развертывание в постсоветский период напоминало колебание маятника между консолидацией и дезинтеграцией, минуя эквилибриум демократии и рыночной экономики»  -  пишет В.Гельман.
Причины резкого ослабления региональных властей в 2000-е годы неоднозначны и оцениваются исследователями по-разному.  Тот же  Владимир Гельман пишет, что «когда региональное измерение стало затрагивать интересы всех акторов федерального уровня, идеологические расхождения (между ними – ВК) отступили на задний план,  и перестали препятствовать единству действий Центра, что дало ему возможность перейти от реактивного к активному политическому курсу в сфере региональной и местной политики» .  Конечно,  «умирание региональной политики» произошло не исключительно в силу путинских новаций. На экономическую подоплеку рецентрализации мы уже указывали.  Наряду с этим, губернаторский корпус РФ, который в конце 1990-х годов приобрел изрядное политическое влияние, стал тяготиться демократическими методами разрешения политических противоречий (например, постоянно прибегая к фальсификации результатов выборов, тормозя местное самоуправление и т.д.). У многих действующих глав исполнительной власти в регионах были и вполне обоснованное беспокойство за сохранение своих постов, судьбу которых они не слишком хотели доверить новому избирательному циклу. В силу этого, когда региональные элиты столкнулись с организованным давлением федеральной бюрократии, напуганной ростом региональной «вольницы», они не имели ни достаточных ресурсов поддержки на местах, ни сильного желания и воли противостоять наступлению Кремля и легко согласились на зависимое от Москвы положение. Ряд региональных «патриархов» также с радостью согласились на уход  из Совета Федерации и замену выборов назначением в обмен на возможность остаться губернаторами на второй, третий и даже – в перспективе -  на четвертый сроки. Несогласные же с кремлевской политикой были «вычищены» из региональной власти различными способами.
Мы считаем, что это лекарство оказалось хуже болезни. При всех издержках, связанных с практикой региональных выборов и работы заезжих «пиарщиков-мордоделов», включении административного ресурса, постоянных попытках подправить результаты голосования  и т.д., у этой системы все же были шансы постепенно  приобрести более цивилизованные очертания. И с нарушениями в ходе выборов, и с сепаратистскими тенденциями можно было бороться правовым путем, добиваясь соблюдения всеми законов России. Новый порядок назначения губернаторов таких политических возможностей попросту не дает, (прото)демократическая политика заменена бюрократическим администрированием.
Очевидные последствия укрепления «вертикали власти» в русле дальнейшего уничтожения конкурентной и публичной политики в современной России будут связаны с выхолащиванием демократических и федеративных принципов организации российской политии, превращения их в пустую декларацию.
Тезисно представим влияние отмены губернаторских выборов по ряду направлений внутренней политики в РФ на региональном местном и федеральном, уровнях. Это и всевластие бюрократии, и перераспределение ресурсов в пользу Центра и проблемы федерации. Очевидно, что значение выборов в регионах снижается, «госупр» вытесняет «пиар». Потеря политических возможностей для регионов бесследно, разумеется, не проходит.  Недавно были обнародованы страшные, по сути, цифры. По подсчетам аудиторов Счетной Палаты РФ из-за налоговых новаций 2003-2006 гг. региональные бюджеты потеряли почти 600 млрд. руб. доходов, а приобрели на порядок меньше — 53 млрд. руб.  Не во всех субъектах федерации ситуация выглядит однозначно (это предмет для отдельного подробного анализа), но общая тенденция сомнений не вызывает – почти вся Россия превращается в удобрение для роста и процветания Москвы. Всего лишь 10-15 регионов из более чем восьмидесяти субъектов федерации являются донорами. По оценкам экспертов Центра фискальной политики, в дотациях нуждаются 80-85% муниципальных образований. Такова отечественная налоговая и бюджетная система. 
Далее. Региональная «деполитизация» окончательно превращает субъекты федерации в игрушку для чиновничьего произвола. Становится совершенно невозможным решить такую актуальную проблему как региональные диспропорции между субъектами РФ. Приходится тратить огромные деньги на поддержание бюджетной обеспеченности дотационных регионов (подавляющего большинства) без надежды вытащить их из этой ямы. За последние пять лет политика бюджетного выравнивания для примерно семи десятков субъектов федерации уже «съела» примерно 750 млрд. рублей . Но бедные и депрессивные регионы так и остались бедными и депрессивными. Наивно объяснять это только с точки зрения экономической географии. Не меньшее значение в этом перманентном кризисе играют политические факторы. Если раньше, в 1990-е годы, Россия находилась в глубочайшем экономическом кризисе, то сейчас, наметившиеся   оздоровление экономики просто мало  и недостаточно используется для улучшения жизни в российской провинции! После же отмены губернаторских выборов у  регионального руководства просто нет политических стимулов для того, чтобы оздоравливать экономику своей территории, эти задачи становятся второстепенными. Главное – это не поссориться с Москвой, получить оттуда материальную помощь на «прокорм», а потом уехать,  пойти на повышение или получить благодарность от бизнес-структур, работающих в регионе. Собственно российская провинция – это сейчас бесправная колония для действий чиновников  и олигархов. Без возвращения себе политических прав ей уже не подняться. Вы можете представить себе страну, где примерно 4/5 населения были бы иждивенцами и жили на подачки, распределяемые по произволу хозяина, без стимулов и возможностей изменить свое унизительное положение? Но ведь в административно-территориальном отношении положение в Российской Федерации обстоит именно так, и политические возможности улучшения для представителей регионов ликвидированы. Можно лишь просить, жалуясь на свое бедственное положение,   – какие возможности для коррупции создает эта анормальная ситуация!
Отмена выборов в регионах кардинально изменило и федеральную политику, и даже, на наш взгляд, сыграли в это решающее значение. Наличие избираемых губернаторов, имеющих в этих выборах независимый от Кремля (хотя бы частично) источник легитимности, служило каким-то препятствием для узурпации власти в России в целом. Сейчас же, в случае каких-либо серьезных политических и экономических осложнений, в  России препятствий для такого захвата власти нет. Нет никаких реально независимых политических институтов для установления в России любой диктатуры! – понимают ли это защитники путинской стабильности?
Пока же ситуация не кажется драматичной и после подчинения властей субъектов федерации выборы на всей российской территории становятся полностью управляемыми и контролируемыми. В принципе, элемент неожиданности при голосовании за Думу или президента стремится к статистической погрешности. Конечно, миллионы граждан могут проголосовать не так «как надо», но в отсутствии сильной оппозиции и цивилизованной судебной системы важно не как голосуют, а как считают. Если отсутствуют сколько-нибудь независимые политические субъекты, заинтересованные в более-менее объективном подсчете голосов, то  власть может «нарисовать» такие  результаты, какие ей будет угодно. С устранением с политической арены избираемых губернаторов возможности артикуляции и агрегации  различных политических интересов сильно уменьшились. Возможные локусы для проявления политической свободы исчезают один за другим.
На уровне регионов сопротивления этому новому российскому политическому курсу пока ожидать не приходится. Среди губернаторского корпуса только политические авантюристы (вроде последнего и предпоследнего из выбранных губернаторов Ненецкого автономного округа) решаются на открытое неповиновение и оспаривание интересов столичной и окружной (федеральные округа) бюрократии. 
Но при внешней лояльности, изменения в порядке формирования губернаторского корпуса не решили многих целей,  декларируемых после объявления этого шага. После переназначения большей половины глав регионов большинство старых кадров сохранили свои посты, среди них немало откровенно одиозных фигур. Об эффективности борьбы с коррупцией и повышении эффективности управления «бабаев» и «ханов» мечтать наивно. Николай Петров из Московского центра Карнеги утверждает в связи с этим: «уверенно можно говорить лишь о переориентации финансовых потоков. Место публичных и часто скандальных избирательных кампаний заняли подковерная борьба и акции протеста против действующей власти, организуемыми конкурирующими элитными кланами» .
Мало что изменит и практика рекомендации на должность губернатора со стороны партий, победивших на выборах в региональные парламенты. Это, если использовать образы из рекламы растительного масла – далеко не «первый  холодный отжим» - и даже не второй,  и не третий… Формально кандидатура от регионального отделения партии поступить, конечно, может, но, сколько же согласований и в скольких кабинетах эта фамилия пройдет до того! Аналогия с советской практикой «выборов» под руководством КПСС напрашивается сама собой. В условиях отсутствия публичности и политической автономии – «партийные» кандидаты – это почти пустая формальность. К тому же, большинство губернаторов уже переназначены без всякого участия  политических партий.
Роль губернаторов, даже, если это те же самые лица, кардинально поменялось. Теперь сохранение его кресла зависит не от выбора населения территории (даже при всех издержках существовавшей избирательной практики!), а от благорасположения Центра. А из Центра (Москва и столица федерального округа) постоянно следят, чтобы даже в мелочах региональное законодательство не расходилось с федеральными нормами, а Центр забирает себе львиную долю доходов регионального бюджета. Данные тенденции, скорее всего, будут  нарастать. И это практика государства, которое по Конституции называется Федерацией! Доступные в регионах ресурсы стремительно убывают,  и подковёрная борьба за них ведется все более ожесточенно.
Ни развитию многопартийности, ни представлению интересов населения регионов обязательное формирование не менее половины региональных ассамблей по партийным спискам не отвечают. Российский партогенез на федеральном уровне изначально уродует то, что даже победившие политические партии не имеют прямой возможности влиять на формирование правительства, а в парламенте во-многом остаются статистами .
В этих условиях, выборы по пропорциональной системе в субъектах федерации являются явно преждевременным шагом, с точки зрения интересов населения, которое мало доверяет партиям, но вполне укладывается в логику укрепления федеральной бюрократии, эти «партии» контролирующими.
По сути, у региональных властей остается сейчас одно направление экспансии и проявления своих политических амбиций – это перераспределение в свою пользу ресурсов и полномочий местного самоуправления. Но Общероссийские политические тенденции и последовательное изымание ресурсов снизу делает перспективы хотя бы «земского народоправства» призрачными –
Мы уже рассматривали этот сюжет в отдельной работе .  Повторим, что перед местным советами стоят следующие основные группы проблем:
• Отсутствует надежная финансовая база МСУ.
• Не отрегулированы пока многие правовые вопросы.
• Нет кадрового обеспечения.
• Население не относится к реформе активно и позитивно, в массе своей не поддерживает ее. И, наконец –
• Политические условиях для развития местного самоуправления в Российской Федерации сейчас неблагоприятны.
Какой в этой ситуации может быть  «муниципальная реформа»?  Местная и региональная политэкономия напрямую упирается в экономическую политику центральных властей. При продолжении такой политики (нефтепровод туда – газопровод – сюда, доходы присвоить или стерилизовать) большая часть населения будет лишней и/или нищей, а подавляющее большинство территорий бедными и дотационными. При сверхконцентрации власти и денег в Москве серьезной альтернативы курсу на антимодернизационное укрепление «вертикали» в энергетической сверхдержаве возникнуть не может. В ельцинские времена провинция почему-то считалась андидемократической «Вандеей», откуда идут авторитарные импульсы по отношению к либеральной политике Центра и политический режим в РФ свои авторитарные очертания якобы приобретал с окраин. Сейчас очевидно, что процветание Москвы куплено за счет обнищания этих «вандей». Но Центру – и что немаловажно – живущим в Центре  всё это выгодно. Российская провинция сейчас – это навоз, удобряющий рост и процветание Москвы.  Столица вписалась в «глобализацию», население там радуется жизни и вовсю пользуется благами современной цивилизации. Хорошо проплаченная публика от пропагандистов до «экспертов» не перестает восхвалять прелести «стабильности» в условиях «суверенной демократии». Те, кто  совсем недавно с удовольствием получал американские доллары сейчас уверяют, что демократия – это происки Сороса и западных спецслужб.  Деятели от политики и бизнеса, немало поспособствовавшие при Ельцине обрушению российской мощи и благополучия населения теперь вдруг стали записными патриотами и энтузиастами осуществления национальных проектов.  Даже количество публикаций по проблемам демократии и федерализма заметно сократилось   – гранты не выделяют.
А непрекращающийся социально-экономический кризис продолжает пожирать Россию. Провинция испытывает настоящую социальную «гангрену», когда идет процесс деградации поселений, начиная от «неперспективных деревень» и далее – к районным центрам. Даже те города, которые дают значительные поступления в бюджет (например, от нефти), испытывают массу социальных проблем – транспортных, в обеспечении населения жильем, в поддержании изношенной инфраструктуры и т.д. То, что бюджетники  (то есть люди, работающие на государство, на общий интерес), в городах и весях огромной страны при  огромны доходах прозябают и останутся прозябать в нищете,  и могут спастись от нее  отнюдь не в «национальных проектах», а только в коррупционных сетях, что нынешняя политика заведет страну в тупик, из которой ей будет не выбраться,  наших московских «соотечественников» мало волнует.
Действительно, Москва слезам не верит.
Москва верит только деньгам.
 

3. Либеральное попечительство или демократическая конкуренция

      
А мы... если трезво на вещи смотреть,
На кой нам дьявол кайзер?
(Генрих Гейне. «Германия. Зимняя сказка»).

Третья часть настоящей работы посвящена вопросу о третьем сроке президента Путина и сопутствующим этому проблемам. Согласно результатам летних опросов 2006 года, к руководителям своих регионов хорошо относятся 36% россиян, плохо - 17% плохо. Остальные либо определили свое отношение к ним как безразличное (34%), либо затруднились с ответом (13%).  При этом более чем за 2 года (последний раз такой вопрос задавался респондентам в мае 2004 года) доля заявляющих о положительном отношении к главам регионов не изменилась, а выражающих негативное отношение к ним стало несколько меньше (в 2004 году - 24%).
Вместе с тем за это время ощутимо усилились подозрения россиян относительно склонности региональных руководителей нарушать правовые нормы: с 32 до 43% выросла доля опрошенных, полагающих, что среди действующих глав регионов больше тех, кто "за время пребывания на посту совершал серьезные правонарушения", нежели не совершавших таких правонарушений. Число тех, кто придерживается противоположной точки зрения сократилось вдвое - с 27 до 14%. Ответить на этот вопрос затрудняются 43%.
Госдуме доверяют столько же, сколько не доверяют - по 46%.Такие данные публикует Всероссийский центр изучения общественного мнения на основании результатов опроса, проведенного в конце июля в 46 регионах России. Опрос также показал, что российские профсоюзы находятся скорее в зоне доверия (47% им доверяют, 39% нет), политические партии - скорее в зоне недоверия (38% и 48%).  На этом фоне  Президент России пользуется практически безграничной поддержкой и доверием граждан страны (в той или иной степени ему доверяют 87%, не доверяют 10% опрошенных).
В такой ситуации проблема «третьего срока» для действующего президента, при том, что Путин пока официально отказывается от продления своих полномочий, вызывает особый интерес. Что будет с государством, доверие к которому у большинства населения держится только на личности лидера – если этот лидер покинет свой пост? Социальный контракт, так называемый «общественный договор» существует в лучшем случае между большинством телезрителей и лично В.В.Путиным, но никак не между российским обществом и этой властью.  Теперь получается, что стране придется расстаться с президентом, которому страна доверяет и остаться с лицами и институтами, к которым доверия нет.
В связи с этим  и очевидной опасностью последствий новых президентских выборов сейчас раздаются призывы оставить В.В.Путина президентом еще на один срок. Проблема «третьего срока» является темой  статьи даже академического журнала , не говоря уже о публицистике .
Но ведь сама проблема то останется, даже если получит отсрочку. Научный директор Института права и публичной политики Владимир Пастухов предлагает смотреть на вещи реалистично, без политического ханжества. В конце своей весьма примечательной для нынешних времен статьи, где доказывается пагубность ограничения власти Путина следующим годом (двумя сроками), он пишет: «Путину сегодня противостоят не идейные борцы. Но обойденные удачей конкуренты. Чтобы выросла реальная альтернатива, нужен срок. А это как раз и есть тот самый пресловутый третий срок! Решающим для России окажется скорее не 2006, а 2012 г. К тому времени костяк нашего общества составит уже другое поколение, для которого споры о коммунизме и демократии будут не более. Чем история отцов. Возможно,  оно сумеет сформулировать новую повестку дня для страны, что вызовет реальную потребность в новом лидере. Так почему не дожить до этого часа при Путине,  не ломая копий понапрасну? Ведь заранее известно, что лучше точно не будет, а хуже – почти наверняка.
Русскому обществу пора взрослеть и, взрослея, привыкать вещи своими именами. Нельзя  вечно выдавать хаос за демократию, воровство за рынок, произвол – за управление. Мы были и остаемся «идеологическим народом». Мы создали в своем воображении, и более того, навязали миру иллюзорный образ новой России, которой никогда не было и неизвестно – будет ли. И теперь под этот образ мы подгоняем решение нешуточных вопросов, таких как преемственность власти. Надо учиться быть «практическим» народом, хотя это и противно. И дискуссию о третьем сроке Путина надо вести, имея в виду не ту Россию, «которую мы потеряли», а ту, которая у нас есть» . С последним нельзя не согласиться, но  ведь хаос, коррупция,  воровство и произвол в сфере государственного управления при Путине никуда не делись, а лишь прикрываются новыми PR-схемами. Эта и есть та Россия, «которая  у нас есть», а еще более циничное нарушение записанных в законе норм (касающихся выборов)  никак эту ситуацию не исправит. В условиях подавления политических и гражданских свобод – какая может вызреть политическая альтернатива, и где вырастут новые лидеры – в движении «наши»? А что делать «ненашим»? Надежда на молодое поколение, конечно, трогательна, но если посмотреть на следующую генерацию – малочисленную, нездоровую, не имеющую достаточного иммунитета к телевизионному дебилизму, получившую образование гораздо худшего качества, чем советские поколения, зато большую тягу к наркотикам и т.д., то надежды на их «правильный выбор» как-то не укрепляются. Впрочем, спор «отцов и детей», как всегда зайдет в тупик, но «отцам» ведь тоже хочется пожить в «хорошем обществе», в стране со сносным уровнем жизни, которой руководят демократические органы власти, а не коррумпированная бюрократия. «Практический  народ» ищет выход   не в упражнениях политических циников, а в том, чтобы  нормы Конституции и законов страны были реальностью, а не «иллюзорным образом».
Если уж рассуждать цинично, как призывает автор процитированной работы, то еще один срок – это возможность для значительной части нынешней «элиты» избежать других «сроков» и спокойно наживаться, а все остальное – это идеологическая дымовая завеса. В условиях авторитарного режима выборы – это всегда опасный кризис, так как возникает трудно разрешимое противоречие: придать демократическую легитимность недемократической власти. Отсюда потуги выдать несправедливый порядок за единственно возможный, стремление клептократов загипнотизировать своих жертв, чтобы потерпели еще несколько лет. Отсюда газетенки «Не дай бог», эстрадные туры кампании «голосуй или проиграешь», обвинение оппозиции во всех смертных грехах от экстремизма до антисемитизма, угрозы со стороны «семибанкирщины», «телекиллеры», операции «преемник»; отсюда химеры «суверенной демократии» (как на Тайване?), «проблема 2008», потом «проблема 2012»… Сколько веревочке не виться, серьезный политический кризис в постсоветской России, скорее всего, неизбежен,  и разразится он в гораздо менее благоприятных экономических обстоятельствах, чем сейчас.
В случае нового приступа Смуты, о чем в открытую предупреждают наиболее проницательные аналитики , можно опасаться и установления откровенно авторитарного режима. Нынешний правящий класс, опасаясь за свою власть и собственность (можно обозначить и одним словом: «власть-собственность», не разделяя их) пойдет на жестокие меры для сохранения своих доминирующих позиций и игры в «демократические процедуры» будут окончательно отринуты. Но и в этом случае на смену нынешним «элитам» придут другие деятели.
Пока же серьезные усилия, которые предпринял режим для ликвидации ростков демократической политике в регионах, вскоре будут вознаграждены тем, что вся Россия проголосует «как надо», и не потребуются даже чересчур масштабные фальсификации.
Но концентрация власти и ответственности у федеральной исполнительной власти для такой сложной, разнообразной и огромной страны как Россия становится просто опасной. Такая концентрация выглядит внушительно в спокойные и относительно благополучные времена (к коим, с определенной натяжкой, можно отнести последние годы путинского правления). Но выхолащивание политического содержания и самостоятельного значения политических институтов дорого обойдется в случае осложнения ситуации. Самостоятельных политических институтов и также людей, способных принимать ответственные решения в политике не окажется именно в то время, когда это будет особенно необходимым – в период кризиса. В свое время гениальный немецкий социолог Макс Вебер писал о бюрократии в царской России, которая обладает крестьянской хитростью и монгольским коварством, бюрократии столь изощренной в каждом отдельном случае и столь же бесконечно глупой политически. И далее: « подобно тому,  как лицемерие – это уступка порока добродетели», кодификация псевдоконституционализма – это унизительная дань которую автократия платит конституционализму» . Написано, как будто сегодня! По крайней мере, термин «псевдоконституционализм»  наилучшим образом характеризует политико-правовое состояние, как сто лет назад, так и сегодня. (Только в отличие от Российской империи к этому в РФ добавляется проблема «федеративных отношений»).
Именно такими глупыми чиновниками, не способными на политические действия в решающий момент, показали себя и царские сановники, и советские партократы – вы можете ждать чего-то принципиально иного от деятелей нынешней «партии власти» в условиях современного псевдоконституционализма?
  Сейчас  силы, которые могли бы построить принципиально иной режим не организованы в принципе. Они и не могли быть организованы в прошедшее десятилетие в принципе, ибо вместо «Общественного договора» ельцинская Россия имела подобие сговора верхов и низов о взаимной безответственности. Известный социолог Леонтий Бызов высказал, например, идею о том, что население позволяло «верхам» воровать в обмен на невмешательство в свои дела . И в 1990-е годы это обеспечивало некий консенсус. Но сейчас положение стало меняться. Государство предъявляет обществу все больше требований и закрепощает его, но в обмен власть решительно освобождается от своих обязательств перед населением собственной страны. Почему-то это называется «либеральным курсом». Все эти попытки чреваты либо диктатурой (недаром отечественные «либералы» так боготворили Пиночета с его расправами над мирным населением и оппозицией!) или новым кризисом. Вызревающий на наших глазах новый авторитаризм лишен легитимности, но не демонстрирует он и эффективности. Перезаключить общественный договор,  и сделать власть ответственной было бы выходом из нынешнего социально-экономического и политического тупика, но для этого требуется развитая гражданская ответственность. И поэтому, конечно, проблемы развития гражданского общества в России стоят очень остро. Россияне хронически не умеют организовываться и проявлять социальную солидарность при защите своих интересов. Фактически действия элит в отношении российского населения являются  почти неограниченным произволом.
 Пассивность населения как будто даже не требует от властей искать сильные аргументы выбранному курсу. Представляется, что практика «демократии» 1990-х говорит сама за себя, а сейчас идет «укрепление российского государства». И опять – иного не дано!?
Еще раз хочется подчеркнуть, что мы не принадлежим к толпе «демшизы» и не считаем прогрессом тот обвал, который пережила наша страна вслед за   «демократизацией» рубежа 1980-90-х годов, вызванной стремлением сейчас и немедленно перенести к нам западные порядки, несмотря ни на что. Однако,  рассуждая о теоретических и практических аспектах отечественной демократизации, мы видим неразрешимые противоречия, настоящие политические апории. 
 Так, Михаил Ильин в послесловии к переводу труда классика современной политической науки Роберта Даля «Демократия и ее критики» замечает: «Жесткое аналитическое противопоставление демократических и недемократических систем («воображаемых фруктов») мешают Далю искать ответы на возникающие апории с помощью сравнительного анализа фруктов «настоящих»… Заслуживает внимания, например, рассмотрение практики недемократической, но предполагающий демократизацию систему принятия решений, например либерального попечительства… Аналитическая модель либерального  попечительства предполагает, что демократизация осуществляется путем повышения уровня политического участия и соответственно требований к участникам, а не понижения этого уровня» .
Кто бы спорил! Проведение укрепляющих экономику реформ, постепенное расширение политических прав, воспитание народа в духе уважения к закону и постепенное приобщение его  к либеральным ценностям и практике демократии – это почти идеальный вариант развития, только вот он имеет все недостатки «воображаемого фрукта». Нельзя выдавать бесконечное воровство за рыночные реформы, а стремительное сокращение политических возможностей считать предпосылкой для повышения уровня политического участия. В стране просто нет элит, которые бы были заинтересованы в такого рода реформах, нет и стимулов для них. Где тот «русский отбор», о котором в свое время мечтал русский мыслитель Иван Ильин, и который мог бы установить в стране нечто вроде «развивающей диктатуры»?
Сама возможность достичь сначала успешного развития экономики, а потом уже демократизироваться – была  упущена в советские времена . Некие надежды на это давали «косыгинские» реформы или закончившееся катастрофой «ускорение». Но из-за  тех неудач теперь отменять демократию, якобы для ускорения экономического роста просто глупо. Демонтаж либо выхолащивание последних демократических механизмов лишь закрепят всевластие тех групп (олигархи и коррумпированная бюрократия) которые этот рост успешно тормозят и/или на нём паразитируют. Как пишет Ф.Закария: «Получается, что нелиберальная демократия хороша тем, что может случайно породить либерального автократа, а тот, возможно, когда-нибудь приведет свою страну к подлинной либеральной демократии. Это аргумент в пользу либеральных деспотов, но не демократии. К сожалению, сохраняется вероятность того, что Путин (а, скорее всего, один из его преемников) окажется злым царем и применит свою гигантскую власть в менее благородных целях. Такое уже не раз бывало в прошлом» .
Недавно пришлось слышать от одного прокреплевского политтехнолога идею  о   так называемой проектной партии. Прежние партии де, устарели в информационную эпоху распространения телевизионных мифов. Новая партия власти» - это не «Единая Россия» - та слишком неэффективна и опять таки строится по традиционному образцу. А пот новый проект – это объединение ведущих чиновников  из администрации президента, верхушки медиакратии (телевизионные бонзы) и, конечно же, те, кто будет вырабатывать сами  проекты – выбранные из «мыслящего тростника» консультанты, которые будут сидеть рядом с «царем» и потчевать власть своими советами. Бред?
Скорее определенная традиция. В мечтах о проектной партии нет ничего принципиально нового по сравнению со «внутренней партией», выведенной Оруэллом.  Ущербность указанного «проекта» не только в том, что он слишком принижает традиционные партии, ориентированные на выборы и парламент; телевизор их заменить не может, как показывает опыт более развитых (в том числе и в информационных технологиях и способах манипулирования) стран. Но главное – это то, что вновь и вновь говорится о власти Партии в единственном числе. Видимо, наша страна недостаточно натерпелась от монополии КПСС или «партии власти» - «Единая Россия». Такое состояние опасно как в социальном, так и в политическом отношении. Наличие социального деления массовых общественных систем, обусловленного экономической дифференциацией, требует и адекватного политического деления социума. В противном случае общественная система теряет управляемость, устойчивость, её постигают кризисы или катастрофы .
Теперь допустим, что в новую проектную партию будут собраны наиболее ловкие администраторы, наиболее умелые манипуляторы и лучше всех соображающие эксперты. Приведет ли это объединение страну к «прорыву в постиндустриальное общество»? Нет, станет еще хуже. «Эффективные администраторы» без эффективного контроля со стороны демократического политического руководства будут  набивать себе карманы. Стоимость депутатского мандата в миллионах у.е. будет расти, но такие вложения будут считаться очень выгодными. Правоохранительные органы так и останутся «силовиками» крышующими полулегальный бизнес, армия будет успешно решать задачи вероятного противника по уничтожению нашей живой силы,  калеча и убивая наших ребят. Столица по-прежнему будет бездумно прожирать наши сильно ограниченные ресурсы, лишая страну возможности дальнейшей модернизации. Про так называемый бизнес, имеющий преимущественно перераспределеительно-сырьевую ориентацию, мы уже упоминали. А - что какое СМИ в условиях отсутствия свободы слова, каждый день  показывает нам телевизор, глупость и пошлость российского ТВ стала просто невыносимой, хотя до зарубежных стандартов им, возможно, еще далеко. Сами выдающиеся эксперты «проектной», (то есть внутренней)  партии очень быстро станут апологетами существующей реальности, и вместо хотя бы ограниченной и осторожной критики власти будут соревноваться в ее восхвалении, их ум не будет оттачиваться в научных дискуссиях и идеологических схватках.  Нам это надо?
Но,  похоже, что новый застой нам на некоторое время гарантирован. И  разве не это является истинной целью нынешней власти? Вот ее молодой-перспективный идеолог утверждает: «Реальным предметом транзита-2008 станет борьба за преемственность курса Путана, а не за то, какой будет фамилия президента» . Действительно, пусть будет Иванов … Медведев, да хоть кто! - лишь бы господствующие ныне группы сохранили свои позиции. Тем, кому сегодня хорошо – станет еще лучше, а проигравшие будут в постоянном проигрыше. Они хотят, чтобы как можно больше шла игра в одни ворота. Охранительная статика реальной политики  для нынешней власти объективно является более важной, нежели  стремление продемонстрировать «динамизм» власти.  Но ведь проигравшие на рынке вчера и сегодня должны иметь возможность отыграться – повысить свое благосостояние, если экономика не монополизирована олигархами-«государственниками» и национальные богатства как природные, так и созданные трудом предыдущих поколений не разворовываются направо и налево. Оппозиция должна иметь шанс победить на следующих выборах, если  результат их заранее не известен. В противном случае –  что остается проигравшим?!
В сложившейся ситуации любой потенциальный реформатор становится заложником бюрократической косности. Количество чиновников выросло с 1,1 млн. в 2002 г. (начало так называемой административной реформы) до 1,5-1,7 млн. в 2005 году . Расходы на «аппаратчиков» (выражение времен перестройки, во время которой мечталось о том, что демократизация победит бюрократизацию) растут сумасшедшими темпами . Этот рост чиновничества,  сопровождался  его непропорционально большим влиянием на политику (в качестве выразителей интересов этого слоя обычно называют «Единую Россию»), что оказалось роковым и для содержания политики, и для качества государственного управления. Оно сейчас таково, что практически любое заметное решение властей вызывает негативные социальные последствия и/или подменяется «пи-аром». Для самосохранения нынешняя власть прибегает к тому, чтобы «спускать на тормозах» все объявленные реформы – от муниципальной до пенсионной. Так называемые «национальные проекты» - это опять-таки не более чем PR. К примеру, о каком «доступном и комфортном жилье» может идти речь при бешеном росте цен на недвижимость, а  образование и здравоохранение разве улучшатся в условиях, когда зарплата педагогов и медиков никак не может угнаться за ростом цен.   Дошло до того, что, справедливо  опасаясь роста коррупции, власть боится тратить деньги даже на очевидные цели, но взяточничество в условиях задушенных политических и гражданских свобод цветет еще пышнее. В целом же реализация принципа «как бы чего не вышло» является идеалом для бесконтрольной бюрократии и является оборотной стороной ее безответственности.
Этот фатализм объясняется просто. Достаточных стимулов для проведения продуктивных реформ у нынешней российской власти просто нет. «Как только у государства в руках оказывается альтернативный источник дохода – рента от продажи природно-сырьевых ресурсов … получаемые доходы при этом рационально (с точки зрения власти) будет тратить на вооруженные силы (защита властей от внешних претендентов на ренты) и правоохранительные органы (защита властей от своих граждан, претендующих на часть ренты от продажи природных ресурсов). Из состава же гражданского населения достойными заботы оказываются только те, кто непосредственно связан с добычей и продажей природных ресурсов, в то время как остальные граждане становятся лишь нежелательной нагрузкой  на получаемые рентные доходы. (Курсив мой – ВК). Действительно, в несырьевой экономике все граждане важны для государства, т.к. они своей работой создают стоимость, часть которой через налоги изымаются на нужды власти; в сырьевой экономике создание стоимости – лишь некоторая добавка к потоку ренты, присваемой государством»  . Как следствие,  импульс к реформированию – экономическому и социальному теряется, отношение к населению выражается в популизме (сейчас это «национальные проекты») и/или репрессиях против недовольных, режим остается недемократичным, долгосрочные перспективы развития государства и общества отсутствуют. Поэтому, немного расслабившееся российское население находится сейчас в огромной опасности. Эта опасность исходит от  нынешних «хозяев жизни», которые, в принципе, заинтересованы в том, чтобы население страны серьезно уменьшилось, особенно в случае кризиса.
  Многие говорят и пишут о  том, что нынешнее шаткое благополучие закончится из-за возможных негативных последствиях падения цен на энергоносители или исчерпании источников их рентабельной добычи. Это заблуждение. Даже сейчас, когда РФ занимает первые места по добычи нефти газа, это не может служить источником благополучия для всех наших граждан. Во-первых, получаемых доходов мало; и, как убедительно показано в работе Владимира Милова, в России «этих доходов едва хватает на удовлетворение минимальных текущих потребностей нации и аппетитов госчиновников... Большая численность населения и повышенные собственные потребности в энергии практически закрывают нам путь к «нефтяному счастью» . Оно, в принципе, возможно, лишь в странах с высокой добычей и низкой численностью населения, а «если вы экспортируете не более 2-3 т. углеводородов на душу населения в год, то нечего и думать об «энергетической сверхдержаве» как о национальной идее» .
Во-вторых, в России «нефтедоллары» распределяются крайне неравномерно и несправедливо.  Те, кто ими перекормлен, готовы платить сумасшедшую цену за недвижимость, без всякой пользы для нас прожигать огромные средства от продажи невозобновимых ресурсов, и – одновременно – блокируют развитие альтернатив экономического    развития.  Нечто подобное уже было и именовалось «застоем». Дело не в нефти, дело во власти. Конечно, «катастройка» и развал Союза в свое время были связаны с падением цен на нефть на мировом рынке, но чтобы страна, выстоявшая в страшнейшей из войн ХХ века, распалась от изменения экономической конъюнктуры – это абсурд. В СССР произошло другое  ¬-  вырождение  элит, которые уже не были скованы страхом сталинской эпохи, а нового эффективного механизма заставить их отвечать за свои действия так и возникло. 
 Сам  российский кризис не будет напрямую зависеть от цены нефтяных фьючерсов, и заставит ждать себя так долго. Скорее, он будет само-порождением управленческой немощи  нынешнего «вертикали» (по аналогии с советским самораспадом), ведь россиянская бюрократия способна на создание проблем из ничего, впряженная в единую упряжь система застревает на ровном месте (вспомним истории вроде монетизации, «банковского кризиса» или теперь вот акцизных марок на импортный алкоголь. Вообще, дурость российского Чиновника не знает границ; корысть, разумеется, тоже…  Конечно же и корыстные интересы крупных бизнес-игроков никуда не делась. Вдруг кто-то захочет повторить подвиг лоббистов от «автогражданки», заставивших государство обслуживать частные интересы отдельных коммерческих структур. К примеру, изменение правил в торговле  спиртным тоже принесло миллионные прибыли – и известно кому . Вынесет ли  наше смирное и обираемое со всех сторон население эту новую попытку покушения на свои кошельки. А такие шаги, как «реформы» ЖКХ, «муниципальная, ухудшение состояния здравоохранения и образования, разочарование в разрекламированных «нацпроектах», отмена отсрочек от армии, миграционные наплывы, демографический спад, неизбежный рост межнациональной напряженности – да мало ли что еще!   -  может стать  причиной нового витка социальной напряженности, отчаянного  «русского бунта», хотя, возможно, это и будет бунт на коленях.
***
Предположения о возможных сценариях трансформации отечественной политики, (в том числе и   российского федерализма) связаны с политическим кризисом, который может вызреть из-за «проблемы 2008» и в дальнейшем.  Процесс формирования нового корпуса «хозяев» регионов в самом разгаре и при этом российская политика все больше и больше попадает в тень  грядущих президентских выборов. Впрочем, разве отмена губернаторских выборов не была задумана для того, чтобы создать все условия для успешной передачи президентской эстафеты.
 Российское государство, что в смутные, что в спокойные времена отличалась одной главной особенностью – произволом власти или же потенциальной возможностью такого произвола.  Отсутствие гарантий от выходок власти, которые дает только политическая демократия,  и создает постоянный фон социальной нестабильности и катастрофических ожиданий. Тем более - при убывании многих прежних (территориальных, демографических) резервов; тем более - в условиях усиливающейся региональной дифференциации, для преодоления которой бюрократическая унификация власти мало что дает.  А население? Его ведь никто по-настоящему не спрашивал и не спрашивает, постоянные социологические замеры не могут заменить регулярного проведение свободных выборов.
Сейчас очень модно говорить о едином русле, преемственности  российской общественной жизни, несмотря на меняющиеся декорации, о некой особой исторической судьбе России, о некой особой «русской системе» с  нераздельной связью между властью и собственностью, о  каком-то едином коде российской государственности (почти что «код Да Винчи»!) и т.д. и т.п. Да действительно, что при царях, что при коммунистах, что при президентах - Россия не имела ответственной перед народом власти и циклично двигалась между тупым подчинением негодным правителям, ростом социального протеста и революционным пожаром очередной смуты. Выходит, что мы как белка в этом «красном колесе», и надо благодарить высшие силы (если не бога, то Президента), что сейчас все относительно спокойно и благополучно – могло бы быть много хуже. Но может быть, стоит отойти от этих историософских,  и поэтому бездоказательных рассуждений, от псевдокультурологических экскурсов и спекуляций по поводу исторических судеб отчизны к размышлениям более приземленного и прагматичного характера. Скажем, не без помощи так называемых демократов в российский Основной закон образца 1993 года был заложен принцип «выборного самодержавия» - президент контролирует в стране    практически всё, а механизм его ответственности перед обществом, по сути, отсутствует.  Он не отвечает ни перед своей партией, ни перед парламентом, не расплачивается постом за плохую работу правительства, а теперь еще может полностью контролировать политику в субъектах федерации. Любой политический актор стремится к максимизации своей власти, и ограничить это стремление  в состоянии лишь другие сильные политические игроки на разных уровнях. Говорят о неуважении в России к законам. Это верно, но кто же заставит саму «вертикаль власти» эти законы уважать, если можно и не уважать, продолжая оставаться у власти? Дело не в «плохих» правителях, а в том, что стимулов быть «хорошими» у них недостаточно. Как преодолеть «самодержавные» традиции отечественной политики, постоянные срывы в катастрофу, когда достигнутое потом и кровью в результате жесточайших авторитарных мер, потом обращалось в пыль. Этого нельзя сделать, не меняя по сути, политических институтов, не создавая механизма ответственности властей. И при чем здесь пресловутый «менталитет», стремление к якобы «жесткой руке», если речь идет о том, что стране нужна новая редакция Конституции и реальный политический плюрализм?
Как же разрешится нынешняя ситуация: дальнейшей стагнацией («стабилизацией»), бунтом, скоротечным угасанием, после которого ни о каком возрождении говорить не будет смысла, или все же конституционной реформой, на которую в перспективе придется пойти под давлением обстоятельств?
В этом случае возврат на демократические рельсы становится  спасительной альтернативой для дальнейшего развития страны, хотя мы понимаем, что многим в сегодняшней России милей вариант «железной руки». Но – в современных российских обстоятельствах надежда на реформатора-автократа столь же утопична, как и на то, что «Запад нам поможет». Только сами – и под свою ответственность. В политическом отношении это означает не замораживание политических свобод и удушение демократической политики. А ее воз-рождение; «демократический процесс сводится к ставке на то, что народ, действуя самостоятельно, учится поступать правомерно».
Из этой надежды мы и исходим в своей оценке отношения к «третьему сроку». Он недопустим, хотя и серьезными политическими альтернативами выборы 2007-2008 года отмечены не будут. Серьезная оппозиция в России не сформирована и стратегического плана у нее нет. Копии путинского режима будут хуже оригинала, здесь бы согласны с В.Б.Пастуховым.  Однако даже при проведении этого опереточного голосования важно, чтобы сохранялось пространство политической дискуссии и формальные правила демократических выборов - как залог возникновения политических альтернатив на будущее. Надо, чтобы  президентские выборы  хотя бы прошли в срок и чтобы страна стала привыкать к смене президентов, чье пребывание у власти заканчивается политически, по закону, а не физически в случае смерти или какого-нибудь переворота. Важно, чтоб российский лидер не превратился в аналог Брежнева или Франца Иосифа – пусть он спокойно уходит, а государство, пусть и не без проблем, продолжает жить.
Возможно, тогда и мы доживем до смены политического курса – ведь нынешний - не устраивает очень многих. При регулярных и честных выборах несообразными станут так называемые «цветные» революции. В последнее время о них написано очень много, но при всех издержках «оранжевых» и прочих подобных событий, при несомненном вмешательстве извне, такие сценарии разворачиваются в силу внутренних предпосылок: олигархической закрытости власти и заведомой уверенности населения, что результаты голосования подделают. «Цветные» революции – это возможность для населения хотя бы таким, далеким от либеральных образцов действиями выправить политический курс и подействовать на политический режим, который потерял чувствительность к импульсам «снизу», это напоминание власти, что есть еще и население, об интересах которого надо заботиться. Конечно, после «майданов» может  стать хуже, может быть и много  хуже, но ведь может быть и лучше. Игра продолжается,  игроки получают новый шанс. «Цветная революция» - это почти последний шанс для исправления политики того или иного государства, потом,  когда корректировка курса станет вообще невозможной, государство может просто прекратить свое существование.  Произойдет обрушение по примеру Российской империи и СССР. Потом можно будет спорить о  значении «пломбированного  вагона», агентов влияния, роли ЦРУ или грантов Сороса…
Вот, к примеру, Глеб Павловский в предисловии к русскому изданию одной оранжевой книги утверждает: «Технологией тотальных выборов является массовое вовлечение граждан страны в добровольный демонтаж ее суверенных институтов (выделено не мной!). И далее: «Революционные технологии дешевле и проще демократических – киллерами которых наняты. Одноразовая имитация демократических процедур с привлечением масс для объявления подлинного результата выпотрашивает (так у Павловского!) этический смысл демократии. Под флагом легитимности упраздняется гражданский суверенитет. Да – это увлекательная политическая игра – для удаленного игрока»
 Наш «социогуманитарный мыслитель №1», без сомнения, знает, о чем говорит. Правда, раньше он оценивал первичность/вторичность внешних/внутренних факторов в успехе политического переворота, замаскированного под демократические процедуры: «Я помню, что в конце 1989 года, когда дело шло к выборам в Российской Федерации, Дж. Сорос собрал несколько человек и сказал: «Ну что, вы так и будете телиться?» Каждый по-своему описал, каким образом он не будет телиться, и Сорос сказал «Ваши проекты интересны и, и, в принципе, я готов потратить на это миллион долларов». На такая поддержке фактически играла роль лишь дополнительной катализации достаточно динамичного процесса».  Понятно, что перед тем, как крикнуть «грабь награбленное» надо действовать по-иному, чем после того, как уже получил свое; зарубежные  товарищи из союзников становятся нежелательными конкурентами – и нужно   в завуалированной форме им это объяснить. Впрочем, если не поймут, можно сказать и прямо: перекроим газ, если поставите под сомнение наше право владеть этой страной…
Ну, а если серьезно, то, конечно, предпосылки массовых «революционных» потрясений вызревают внутри страны. Конкуренты и противники могут помочь им проявиться, чтобы с помощью «мягкой силы» или «гибкой власти» (soft power ) увлечь массы выгодными для себя образами и идеями, поспособствовать приходу к власти авторитарных приватизаторов, деспота-самодура с демократической фразеологией. Но при чём здесь народо-властие? настоящая демократическая политика?
Сама необходимость подлинно демократической политики – это не идеологическая диверсия Запада, а его важнейшее конкурентное преимущество; неудивительно, что и проблемы демократии наиболее подробно разработаны именно в западной литературе. Ведь там авторы имели дело с противоречиями реально существующего объекта. А о преимуществах пишет Фрэнсис Фукуяма:   «Чем больше сообщает нам наука о природе человека, тем больше следствий отсюда для прав человека, а значит для организации институтов и политических законом, защищающих эти права. Среди прочего, эти открытия заставляют думать, что современные институты капиталистической либеральной демократии преуспели, поскольку основаны на допущениях о человеческой природе куда более реалистичных, чем любые альтернативные» .
Демократия даёт возможность внутри определенного общества, внутри страны имеется   находить согласованные решения для различных социальных интересов. Эти интересы будут различаться всегда, в силу самой человеческой природы, не сводимой к потребности в сытости и безопасности, в силу разнородности элементов сложных в любой сложной социальной системе. Можно игнорировать или подавлять эти интересы, прибегая к тактике запугивания или обмана. В отношении большинства, это, к сожалению, эффективно работает, но всегда,  или почти всегда,  находится несогласное меньшинство, готовое идти на риск сопротивления правящему режиму и не видящее для выражения своей позиции никаких других каналов, кроме «экстремизма»… И вот мы уже знакомимся с выводами молодого человека, попавшего в одну из облав, проводимых во время саммита «большой восьмёрки»: «В изменившихся условиях оппозиции нужно вырабатывать новую тактику действий. Становятся актуальными старые добрые методы русских революционеров начала 20 века: жесткая конспирация, переход на нелегальное положение, работа в подполье и пр.».  Нынешняя автократия в своей корысти и тупости  является главным виновником роста «экстремизма». Сколько можно наступать на одни и те же грабли! Опять «юноша бледный со взором горящим» готовится уйти в подполье вместо того, чтобы спокойно учиться и использовать по своему выбору свои гражданские и политические права. Неужели опыт дореволюционной России  с ее  подпольщиками и  провокаторами, катастрофы революции, гражданской войны и большого террора – не в состоянии ничему научить на российское общество, ни российскую власть?
Демократия – это не только институты, но и постоянно действующие коммуникации. Обществу нужны не сеансы односторонней популистской телемагии, а  непрекращающаяся дискуссия о наилучших путях развития общества. У различных группы эти представления существенным образом разнятся и невозможно выбрать единственно верную и безупречную линию. Рациональная стратегия развития появляется как результат долгого торга и взаимного компромисса, демократия выступает как переговорный процесс .
 Все эти дискуссии, доставляют обществу массу хлопот. Впрочем, как и периодически проводимые,  конкурентные выборы, Но в этих неудобствах можно и нужно видеть совершенно необходимую прививку от революционной безответственности и экстремизма. Альтернативой  являются великие потрясения. Нет, они приходят не сразу. Первоначально даже кажется, что мечта о великой России почти сбылась. Такова империя   в год  трехсотлетия дома Романовых или СССР  в  середине 1980-х годов.     Блеск и мощь власти, контроль над огромной частью мира – и спустя несколько лет смута, обвал, катастрофа. Но эти обрушения государства  готовилось не один год и  не отчаянными от своей слабости революционерами и диссидентами, а самой властью, опьяненной своим могуществом, своей кажущейся безальтернативностью, и не желающая никого слушать..
В годы гласности я искренне ненавидел подпольщиков и революционеров, недоумевал, почему не переименуют быстрей все улицы, названные в честь этих «бесов». И сегодня я решительно не принимаю призывов к насилию и террору, но хорошо понимаю, даже, скорее,  чувствую, как и почему можно  зайти в этот тупик революционного насилия. Не будет  невероятным утверждение, что народовольцы убили царя, потому что не могли с ним свободно подискутировать…
 
 ***
Мы реалисты и отчетливо понимаем, что большинство населения не очень расстроилось из-за того, что его лишили возможности лишний раз приходить на избирательные участки. Отстаивать свои политические права россияне, увы! – не умеют. Но и молчаливое большинство, и недовольное меньшинство страдает от отвратительного качества госуправления в России, которое  отмена губернаторских выборов отнюдь не улучшило. Вот если бы президент-реформатор решился бы на вариант авторитарной модернизации, решительного реформаторского прорыва, и ради этого временно бы ограничил избирательные права граждан, расставил бы в регионах людей, которые могли бы вытолкнуть Россию из колеи стагнации, экономической отсталости и нищеты – это бы встретило бы понимание и поддержку.  Но  этого как раз и нет! Мы видим, что   «стабильность» хороша, когда ничего, по сути, не делаешь, а лишь паразитируешь на продаже энергоносителей. 
 Альтернативы сейчас это  – либо   ожидать очередной катастрофы, либо постепенное движение к демократии. Между прочим, здесь действительно можно говорить о суверенной демократии для России. На излете «перестройке» одну из моделей предложил А.И.Солженицын в статье «Как нам обустроить Россию». Многоступенчатые выборы, децентрализация, власть земств и т.д. – много интересных, много спорных предложений. Но все обсуждаемо и, в случае целесообразности, внедряемо, если не играть в одни карты с идеологами нынешнего режима, для которых «суверенная демократия»  - это орудие для более длительного закрепления     возможностей наживы для господствующей группы. Чем больше и дольше – тем лучше. Ранее уже импорт «западной  демократии» был ширмой для демонтажа прежнего государства и организации воровства в национальном масштабе, для приватизации национального богатства «этой страны».
В будущем принципиальным моментом, наряду с декриминализацией и демократизацией, представляется   то, что в России распоряжаться ее богатствами и избирать себе свою власть должна российская нация, а не деятели компрадорского капитализма и «политики», кормящиеся правозащитными грантами.  Нужен синтез патриотизма и демократии, когда народовластие будет выстрадано нами самими, а не принесено очередной «волной демократизации». К сожалению, этот синтез патриотизма и демократии не состоялся как политический проект, потому что как проект интеллектуальный он не пользовался особой популярностью. Он, если угодно, он не успел вызреть.  Очень важно понимать, что без обращения к ресурсу патриотизма  (или гражданского национализма) демократия у нас не выживет и останется лишь достоянием клубов энтузиастов или ширмой для недемократических практик.
В перспективе для осуществления связи между электоральными импульсами и проводимым политическим курсом в России президент должен быть связан с какой-то политической силой, и отказаться от популистских игр во всенародного президента. Должно быть понятно, в пользу кого прошло голосование и в пользу кого прокладывается государственный курс. Организационно – это партийный президент, который заставит политическую силу и самого президента брать на себя ответственность за происходящее. А политические партии не будут уподобляются тем фирмам однодневкам, которые неистово себя рекламируют, а потом, всучив некачественный товар, не оправдав надежд покупателей – избирателей исчезают в неизвестном направлении. В этом плане прошедшие в парламент партии должны иметь реальную возможность формировать правительство. Избранная по пропорциональной системе Дума должна быть дополнена избираемым населением Советом Федерации, что позволит повысить эффективность работы всего Федерального Собрания. (Пока изменения идут в противоположном направлении). Но одних институциональных изменений недостаточно. Без возникновения в России сплоченной гражданской нации мы обречены быть «людьми песка», попадать под власть коррумпированной бюрократии, преследующей свои частные и корпоративные интересы, питать своими ресурсами наглых проходимцев-олигархов, а политика сведется к пи-ару и политическим провокациям, как и советско-партийные времена с единственным значимым центром принятия решений на старой площади. Не избежать в будущем и решения вопроса о собственности, награбленной в результате приватизации. (К сожалению, российский бизнес, если посмотреть хотя бы деловую прессу , постоянно уходит от этой проблемы, обрекая себя на перманентную нестабильность и неопределенность. Ограбленные в результате приватизации могут и будут терпеть несправедливость в силу своей очевидной слабости – в том числе, и в силу ухудшения своего экономического положения, но вряд ли забудут про свои потери. Этот раскол никогда не даст создать единую нацию, он чреват холодной гражданской войной, а при случае и энтузиазмом по поводу нового передела. Сегодня  актуальнее то, что собственность, приватизированная в 1990-е годы,  является лакомым куском для тех, кто к ее дележке не успел, но зато обладает властью).  Просто закрыть этот вопрос нельзя, он всегда будет оставаться взрывоопасным. Наилучшим вариантом было бы согласие собственников заплатить за свои активы честную цену (раз сейчас у них есть такая возможность) и вести свой бизнес спокойно, а не ожидать каждый день новых налоговых проверок и абсурдных претензий со стороны приватизированного государства. Это поле нужно «разминировать» и самое главное реприватизации должно быть подвергнуто российское государство.
Разумеется, эти изменения не осуществить сразу, но их направление надо представлять себе уже сегодня. Демократический метод предполагает власть элит, а не населения, но для действенной подготовки элитной перезагрузки, отстранения от власти тех, кто губит страну, не дает ей развиваться, необходимы усилия всего общества, и, не в последнюю очередь, ее интеллектуального класса.   
2006-6