О нашем пророке К. Э. Циолковском
Но это событие, за пышными празднованиями 200-летнего юбилея победы России в Отечественной войне 1812 года, осталось незаметным. В прошедший «Год космонавтики» в память о К.Э.Циолковском проводились различные мероприятия и публиковались оптимистические статьи с его жизнеописанием. Но так ли у нас сегодня хорошо обстоят дела с современным изобретательством и техническим творчеством? Какие выводы мы сделали на примере жизни К.Э. Циолковского? Какие уроки наше общество извлекло за прошедшее время?
Странно, но никто не пытается дать ответ на эти, казалось бы, фундаментальные для развития технического потенциала России вопросы. В прессе – только воспоминания очевидцев и многократная перепечатка в позитивном виде известных фактов жизни Циолковского. В настоящее время те, кто мимолётно был с ним знаком или только видел великого изобретателя издали, получают больше почестей, чем его коллеги по «цеху технического творчества». Некоторые, извращая историю, приписывают ему несуществующие научные звания, забывая о том, что он не получил должного для этого обязательного образования…
После раздела Речи Посполитой в 1772 году между Пруссией, Россией и Австро-Венгрией, польское дворянство переживало тяжёлые времена. Род Циолковских сильно обеднел и продав свое имение Великое Циолково переселился на Правобережную Украину.
Согласно законам того времени, только представители дворянского сословия имели возможность продолжать образование. Поэтому прадед К.Э. Циолковского, Игнатий Фомич, для обучения своих сыновей выправил ранее жалованную роду грамоту на польское дворянство на свидетельство «о дворянском достоинстве» Российской Империи.
Сохранившийся польский герб рода Циолковских представляет собой геральдический щит, в голубом поле которого золотая подкова шипами вверх обращена прямо вверх, в середине коей кавалерийский крест. Герб увенчан золотой дворянской короной, в клейноде которой ястреб, обращённый в правую сторону, с двумя цепочками на ногах, держащим в правом когте такую же подкову.
С детского возраста жизнь преподносила Константину Эдуардовичу жестокие испытания. После тяжёлой в то время болезни скарлатины, он почти полностью потерял слух и с 14 лет учился самостоятельно. Недуг Циолковского в значительной степени ограничивал выбор его профессиональной деятельности. Поверив в увлечения сына техникой отец, Эдуард Игнатьевич, отправил сына поступать в Московское высшее техническое императорское училище (ныне МГТУ им. Н.Э. Баумана), но по неизвестным причинам туда он не поступил, и решил продолжить самообразование…
Отец, как мог, поддерживал сына материально и присылал ему 10-15 рублей в месяц. За три года упорных трудов Константин полностью освоил гимназическую программу, а также значительную часть университетской. К сожалению, отец планировал свой выход на пенсию и он больше не мог оплачивать проживание сына в Москве.
Полученные в Москве знания давали Константину возможность начать самостоятельную работу в провинции и продолжать своё образование. Тяжёлые условия жизни в Москве и напряжённая работа имели свои последствия. Зрение Константина ухудшилось, и он уже не мог обходиться без очков.
Трудовую деятельность он начал на педагогическом поприще с проведения частных уроков по физике и математике. Но для работы учителем была необходима определённая документально-подтверждённая квалификация. В 1879 году он экстерном сдал экзамен на звание уездного учителя математики и всю жизнь преподавал физику и математику сначала в уездном городе Боровске Калужской губернии, а с 1892 года – в Калуге…
В Боровске Константин Эдуардович жил и преподавал 12 лет, создал семью, написал свои первые научные работы, вышли его первые публикации, в частности, работа «Свободное пространство» (1883), главным результатом которой считается впервые сформулированный принцип реактивного движения в «свободном пространстве».
Не обошлось и без роковых неудач, сыгравших негативную роль в его жизни и жизни его семьи. Одной из них стала первая работа Константина Эдуардовича «Графическое изображение ощущений», посвящённая механике в биологии, в которой обосновывалась идея бессмысленности человеческой жизни. Эта и другие подобные философские идеи закрепили за Циолковским устойчивый образ «чудака».
Тем не менее, сегодня идеи гениального изобретателя и инженера-самоучки до настоящего времени не утратили своей актуальности при конструировании ракетно-космической техники. При этом общество уже забыло о тех лишениях, через которые пришлось пройти Циолковскому, работая над осмыслением теории современной космонавтики.
Будучи дворянином, Циолковский был вхож в Дворянское собрание Боровска, давал частные уроки детям Предводителя местного дворянства статского советника Д.Я. Курносова, что давало ему определённую защиту от нелицеприятных слухов и насмешек обывателей Боровска над «сумасшедшим изобретателем», чудачества и образ жизни которого кардинально отличались от их устоев. Благодаря этому знакомству и успехам в преподавании к началу 1889 года Циолковский получил чин коллежского асессора, что при его уровне официального образования было достаточно сложно.
Как-то, известному калужскому изобретателю в области телефонии и создателю первого в мире микрофона Павлу Михайловичу Голубицкому (1845-1911) попалась статья в газете «Калужский вестник» (№ 200 от 11.10.1897 г.) «Нет пророка в отечестве своём». В ней давалась заметка из одного популярного французского журнала того времени «Revue Scientitigue», в котором проводилась параллель между Андрэ и господином Циолковским и сообщалось: «… что если бы Андрэ ознакомился с брошюрой Циолковского «Аэростат металлический управляемый», то он никогда не предпринял бы своего безумного полёта». В России же Циолковский был предан полному забвению, хотя уже в конце XIX века имя К.Э. Циолковского было уже широко известно, а часть его важнейших работ была переведена заграничной прессой на европейские языки, и за ними была признана значительная ценность.
После прочтения этой статьи, Павел Михайлович направил в редакцию газеты «Калужский вестник» открытое письмо со статьёй «О нашем пророке» (№ 201 от 17.10.1897 г.), в котором он писал: «Эти правдивые строчки глубоко взволновали меня. Много раз прежде думал о Циолковском и, памятуя наречение, - что всякий человек, сознающий истину, не только имеет право её высказать, но даже обязан это сделать, я произносил горячие тирады в пользу Циолковского в частности и русских изобретателей вообще. <…> Браться за перо я не решался по неимению ни опытности, ни знаний деятелей прессы. Но «Калужский Вестник» кидает упрёк в замалчивании Циолковского, всем лицам, которые могли бы высказаться о нём, а потому я берусь за перо и прошу извинения у Г.[осподина] Циолковского и у читателей, если я неумело исполню свою задачу. Я глубоко убеждён, что Циолковскому не только надо, но стыдно не помочь в его средствах работать на пользу родной земли».
Голубицкий в 1884 году проездом через город Боровск случайно задержался в нём на несколько дней. Его крайне заинтересовали рассказы местных жителей о «сумасшедшем» изобретателе Циолковском, который утверждал, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят. Голубицкий решил навестить этого странного изобретателя.
Так и состоялось знакомство двух великих русских изобретателей.
«Первое впечатление при моём визите – сообщает в своей статье Голубицкий, - привели меня в удручающее настроение: маленькая комната, в ней небольшая семья: муж, жена, дети и бедность из всех щелей помещения, а посреди его разные модели, доказывающие, что изобретатель действительно немножко тронут: пожалуйте, в такой обстановке отец семейства занимается изобретениями <…>.
Беседы с Циолковским глубоко заинтересовали меня: с одной стороны меня поражала крайняя простота приёмов, простое, дешёвое устройство моделей и с другой – важность выводов. Невольно припоминалось, что великие учёные Ньютон, Маер и многие другие, часто из ничего не стоящего опыта, приходили к научным выводам неоценимой важности. Да впрочем, кто не знает что дело не в цене скрипки, а в таланте музыканта? Однако ж без струн играть нельзя и реализовать Циолковскому его идеи без денежных средств тоже невозможно».
Тогда в Боровске Голубицкий со всей остротой своего творческого мышления осознавал, что главным на тот момент стоял вопрос не о реализации идей Циолковского, а о том, как бы устроить ему возможность высказаться не только перед ним, но и перед компетентными светочами российской науки. Он прекрасно понимал, что пробелы в образовании Циолковского и последствия болезни не оставляли ему шансов на признание его идей научным сообществом. Но только оно, своими указаниями и рекомендациями могло бы ему помочь, подвергнув его работы строгой критике и воздав ему должное по заслугам.
П.М. Голубицкий предложил Циолковскому поехать с ним в Москву, представиться знаменитой Софье Ковалевской, приехавшей ненадолго из Стокгольма. Однако Циолковский не решился принять это предложение, признавшись: «Моё убожество [вероятно, имеется в виду глухота – прим. Автора.] и происходящая от этого дикость помешали мне в этом. Я не поехал. Может быть, это к лучшему».
Отказавшись от поездки, тем не менее, Циолковский воспользовался другим его предложением – написал письмо в Москву, профессору физики Московского университета Александру Григорьевичу Столетову (1839-1896), в котором рассказал о своём дирижабле.
Спустя некоторое время Голубицкому удалось встретиться с профессором Столетовым и передать ему письмо Циолковского. Несмотря на безвременную смерть, имя Столетова остаётся записанным неизгладимыми буквами на скрижалях науки, как славного европейского учёного XIX века.
Голубицкий рассказал Столетову о жизни некоего «чудака» - учителя математики уездного училища из небольшого городка Боровска Калужской провинции. При этом особо было отмечено, «что он, не смотря на мизерность занимаемого им места, как самоучка и любитель, знает высшую математику, относится научно и серьёзно к своим работам, и желал бы познакомить с ними других». По свидетельству современников, кто был знаком с Александром Григорьевичем, отзывались о нём, как о глубоко порядочном человеке, который, с присущей ему энергией, старался оказать поддержку всем «мелким сошкам» русской науки, если они только знали её хоть немного и горячо любили.
Вскоре Циолковский получил письмо от Столетова с приглашением выступить в московском Политехническом музее на заседании Физического отделения Общества любителей естествознания.
В 1887 году К.Э. Циолковский выступил в Москве с докладом «О возможности постройки металлического аэростата, способного изменять свой объём и даже складываться в плоскость». Слушатели отнеслись к докладчику благожелательно. По совету Столетова Циолковский передал рукопись своего доклада Н.Е. Жуковскому.
Таким образом, именно благодаря протекции А.Г. Столетова, для Циолковского были созданы такие условия, которые дали ему возможность прочесть несколько своих сообщений в научных и технических собраниях Москвы, напечатать свои работы и перевестись из уездного города Боровска в Калугу, учителем математики и физики уездного училища.
Жизнь К.Э. Циолковского, с лёгкой руки А.Г. Столетова, постепенно стала налаживаться в лучшую сторону. Основным препятствием для Циолковского было то, что он не прошёл систематического образования, которое на грани веков ещё не было доступно беднякам. Он не имел ни свидетельств, ни аттестатов, которые могли бы дать ему право на занятие лучшей должности. С установленными порядками приходилось считаться и талантливым самоучкам….
В настоящее время уже мало найдётся читателей, знакомых с нучно-фантастическими произведениями Циолковского. Возможно, это исходит от того, что они тесно связаны с его научными трудами. К.Э. Циолковский является автором научно-фантастических произведений: «Свободное пространство» (1883), «Грезы о Земле и небе», «На Весте», «На Луне» (1893). году, неоднократно переиздавалась в советское время).
А.Г. Столетов «открыл» для России К.Э. Циолковского. Он признавал серьёзность его работ и их научный их характер. С его помощью были опубликованы в России работы Циолковского, но со смертью своего покровителя он потерял могучую научную и нравственную опору. По словам Голубицкого: «Теперь он безвыездно сидел в Калуге на жаловании 30 р., но имея хоть несколько лучшую обстановку, чем в Боровске, по прежнему бессильно борется с непреодолимыми затруднениями, по неимению денежных средств к успешному продолжению своих работ. Недавно я был в Калуге и провёл весь вечер у Циолковского. Циолковский мне показал новые простые приборы, которые позволяют определять зависимость сопротивления воздуха от формы аэростата.
При этом Циолковский сообщил мне, что он просил бы физическое отделение С.П.Б. физико-химического общества при университете, предложение произвести в его собрании свои опыты. И если физическое отделение даст ему средства на поездку в Петербург. К сожалению, я должен был высказать Циолковскому, что физическое общество, как не богатое денежными средствами, едва ли будет в состоянии исполнить его просьбу. С другой стороны, я познакомил Циолковского с личностями профессора Ф.Ф. Петрушенского и других дорогих моих учителей профессоров С.-Петербургского университета и успокоил Циолковского, что ему не поставить в вину его звание учителя уездного училища и что ему радушно окажут полную возможную поддержку и внимательно отнесутся к его работам».
Здесь будет уместно отметить, что Циолковский привык к замкнутому образу жизни. Неизбежным результатом лишений и обстановки в которых он жил в Боровске и в которых продолжал жить в Калуге, стала некоторая боязнь людей. XIX век, как век великих изобретений и открытий, по мнению Столетова являлся с одной стороны переходной ступенью от века электричества к веку эфира, но с другой стороны отсутствовала всякая возможность для бедного труженика познакомить со своими работами тех лиц, которые, по своему общественному положению и должностным обязанностям, могли бы заинтересоваться ими.
Определенный интерес вызывает концовка открытого письма П.М. Голубицкого, в котором он говорит: «Пройдут года, лишения создадут чахотку, от которой умрёт Циолковский и за смертью его, быть может, пройдут сотни лет, кто знает? Покуда опять народится самоотверженный изобретатель, который своими работами приблизит тот момент, когда люди будут мчаться по воздушному океану, как теперь они несутся по земной поверхности. В тот век, нас, прикованных к земле, будут сравнивать с улитками, прикованным к раковинам. Циолковский, конечно, не разрешит свою задачу вполне, но очень может быть, что его работы, его выводы составляют неизбежную ступень в той лестнице, по которой человечество поднимается к эксплуатации воздушного океана. Во всяком случае, Циолковский горячо и самоотверженно любит область своих исследований, его выводы научны и многоценны, а потому, во что бы то ни стало, покуда работает его мозг, ему надо предоставить возможность работать. В чём же дело? В недостатке денег! Я обращаюсь к вам, глубокоуважаемые профессора и титаны русской науки, окажите вашу могучую поддержку бедному труженику, так сказать, вашему чернорабочему, укажите ему на его промахи, помогите ему вашими советами. Эта просьба, я глубоко убеждён, будет удовлетворительна. Обращаюсь к вам, людям чуждым науки и заявляю, что компетентные люди признали большое научное значение работ Циолковского и потому помогите ему. Разве не могут, например, калужане, обязанные поддержать Циолковского, как своего согражданина, уделять при игре в карты некоторую часть выигрыша в пользу работ Циолковского? Должен заметить, что Циолковский не ищет вовсе личного обогащения, ему лишь бы хотелось сделать личный вклад в те сокровища знаний, сумма которых приведёт человечество к обладанию воздушными океанами. Пусть не покажутся странными мои воззвания в пользу изобретателя Циолковского. Уже неоднократно высказано, что в России нет условий благоприятных для изобретателей. Прожив почти два года в Париже, я могу засвидетельствовать, что там всякий дельный изобретатель легко найдёт поддержку капиталистов, которые помогут осуществить ему свои задачи. У нас же, русского изобретателя, при жизни терзают всякие лишения, а после смерти его, часто не на что его похоронить. Циолковский мне говорил: «Я готов на всякие унижения, лишь бы мне представилась возможность работать в развитии моих идей и на пользу их осуществления и потому пишите всё обо мне, что хотите, меня нисколько не страшит критика моих работ, но меня страшит моё полное одиночество, замалчивание и моё бессилие». Ещё раз обращаюсь с горячею просьбою к русским людям оказать посильную поддержку Циолковскому, учителю Калужского уездного училища, отсылкою ему той, или другой денежной суммы, как бы она ни была мала».
Сомневаться в объективности слов П.М. Голубицкого не приходится…
Интересно, как бы отнёсся Константин Эдуардович, к проводимым в его честь в наши дни всевозможным мероприятиям, если бы свершилось чудо, и он случайно оказался среди нас. Многочисленные научные исследования его жизненного пути, научные чтения, спортивные марафоны, концерты, детские конкурсы на лучшее сочинение о Циолковском, публикации в прессе, создание из имени изобретателя главного бренда города Калуги, госуниверситета, музеев и.т.д. Всё это имеет право быть, каждый имеет право на проявление чувств к своему великому земляку. Но как бы оценил эти проявления чувств сам Циолковский, испытывающий в своё время при жизни крайнее стеснение в деньгах и непонимание современников…?
Вероятно, он был бы шокирован тем количеством людей, сделавших на изучении его жизни и популяризации его творческого наследия себе научные звания, карьеру, рабочие места, награды, общественный имидж и т.д. Убеждён, что от проницательного взгляда Циолковского не укрылось бы то обстоятельство, что отношение власти и общества к современным изобретателям (имеется в виду настоящих генераторов идей мирового уровня, а не тех многочисленных «соавторов», ставших таковыми в силу своего служебного положения) осталось прежним, как и век тому назад, а в некоторых вопросах стало ещё более удручающим. За целый век общество так и не осознало того, что «настоящих» изобретателей, способных интуитивно найти рациональное зерно, соответствующее критерию «мировой новизны», в его среде в начале 90-х годов прошлого века было ничтожно мало, в среднем 1 на 1000 работающих в производственной сфере деятельности. В современной России это соотношение, надо полагать, увеличилось более чем на порядок, а то и на два… В 2008 году было отменено почётное звание «Заслуженный изобретатель России», фиксирующее полное уничтожение государственного института технического творчества в России. После увиденного – остальные мероприятия, посвящённые чествованию его памяти, у Циолковского, вероятно, вызывали бы только гнетущие чувства…
Тем не менее, калужская земля ещё не оскудела талантами. Сегодня, несмотря на отсутствие экономической поддержки и тяжёлые условия жизни, здесь всё ещё живут и создают свои творения десятки безвестных энтузиастов своего дела, современные Циолковские, Голубицкие, Глинковы, Докучаевы, Кропоткины, Иноземцевы, Чебышевы, Чижевские, Дашковы, Поленовы, Баженовы, Кириевские и многие другие, в честь которых, возможно, через 100 лет будут проводиться аналогичные празднования. Опять, после их смерти, уже новые десятки человек, описывая их жизнь и творчество, защитят диссертации, а некоторые сделают увековечивание их памяти своей профессиональной деятельностью.
История повторяется…
Горолевич Игорь Евгеньевич,
Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (СПб),
Изобретатель СССР, Отличник изобретательства и рационализации (СССР),
автор 30 изобретений
Свидетельство о публикации №212103000810