Тебя ещё не придумали

Нянявчику, хотя ему это читать рано.
Ему принадлежит графическое воплощение
одного из ликов Смерти

Все совпадения с известными персонажами
неслучайны, поскольку они служат
лучшими моделями для ситуаций.
Все несовпадения с реалиями игры
The Sims 2 тоже неслучайны.

1
Жатва. В этом городе она так редка. Можно забыть о срочных вызовах и пожить немножко для себя. Быть может, это нехорошо – но если некая сила, та, что превыше нас, так эффективно от меня обороняет людей, не прошибать же стену головой!
Никто меня не узнает. Все считают, что Смерть – это Мрачный Жнец, мужское божество, полупрозрачный скелет под тёмным плащом. Или страшная старуха с косой – впрочем, этот образ здешним жителям незнаком.
У меня тоже будет коса – но не та. Та будет надёжно спрятана в подпространстве. Моя коса будет длинной и чёрной, глаза тёмными и загадочными, кожа белой. И наряды я буду выбирать себе сама.
И никто не удивится, если в городе появится ещё одна красивая и одинокая девушка. Мало ли таких приходит из ниоткуда и уходит в никуда. Правда, я-то не буду бездомной. Мне хватит силы выдумать себе обиталище под стать. Самое обычное на первый взгляд, но со множеством потайных комнат…
И я буду звать к себе всех, кто пойдёт мимо и понравится. Сами-то не придут… А потом проверять их по своим книгам. Как здешнюю их судьбу, так и прежнюю. Ведь в этом городе очень мало кто создан с нуля. Большинство уже прожили жизнь на страницах книг, на кино- и телеэкранах. И здешняя их судьба обычно очень отличается от изначальной.
А вот и первый гость. Рыжий, располневший. Идёт с явным трудом и недоволен жизнью. Позвать, напоить чаем, расспросить.
…Ну и кикимора же она! Я разумею Демиурга. Этот дядька, Толик Саратовский – ужас, имя как у уголовника! – уже давно должен был умереть от старости. А она даже до сих пор не удосужилась найти ему работу по мечте. И не умеет исполнять желания! Мужик свихнётся скоро! Поцеловала бы, покой даруя, вот только у него две взрослых дочери и любимая женщина. Может, всё ещё наладится.
Теперь вот этот Толик придёт домой и будет рассказывать своей такой же толстой подруге, блондинке, перекрашенной в синий цвет: мол, встретил сегодня красавицу, зовут Танита… ой нет, Таната де Морт. Такие разговоры здесь никогда не были поводом к ревности. А вот Демиург – увидит ли она мой лик в облачке над головой Толика, окружённый сердечками? Наших разговоров она не понимает, при всём своём всемогуществе…
Самое-то очаровательное, что в родной книжке Толику не светило ничего плохого, и жена у него была в разы очаровательнее этой стервозной якобы японки. Дочка, правда, одна, но дико талантливая. И из всех перипетий он всегда выходил невредимым. Наверно, даже если автору надоест этот книжный сериал, он вряд ли прибьёт Толика. А тут, понимаешь, девочка заселила его сюда в числе первых, избрав для тренировки «на кошках»!

2
А вот её я помню. Огненные волосы, а в них корона. Белое платье, доставшееся от нечеловеческой расы. За этой дамой я даже приходила, когда она металась по дому с неработающим туалетом, сходя с ума от голода и разрываясь между двумя новорождёнными детьми. Только Демиург потом своим произволом отменила эту смерть, которую сама же и устроила.
Девочка, девочка, ты пыталась создать счастье там, где его не может быть. На руинах чужого мира. Тебе показали уже: есть карма, которую не переломить. Даже если сотворить персонажей с нуля. Всё равно – мёртвая жена, пусть в её роли и другая дама, двое сирот-близняшек и растерзанное сердце. Как и в чужом мире, который нравится тебе не настолько, чтобы уважать его законы.
Но ты не отступаешься, ты начинаешь снова и снова, ты борешься за семейное гнездо, за сердечки в глазах, за красоту, скрытую под видимым уродством, за детский смех и жизнь без серьёзных проблем. Мешать тебе или дать развлекаться дальше?
– Вы счастливы, миледи Мона? – спрашиваю я у рыжей.
– О да! Я люблю, я любима, у меня прекрасные дети!
– А если я скажу, что ваше счастье на самом деле украдено? Что оно должно было достаться другой? Что на самом деле тот, кого вы любите, – ваш смертельный враг? Полуживая развалина без лица, дышащая лишь за счёт тёмной силы?
– Я не стану вам верить. Вы всё равно ничего не докажете. А значит – говорите из зависти.
– Я не кто попало. Я Смерть, отвечающая за этот город. Я однажды приходила за вами, когда вы лежали на полу в луже крови, а рядом плакали ваши новорождённые дети…
– Но я никогда не умирала!
– Вы просто не помните. Есть силы, которые мечтают всё изменить. Они вмешались и переписали книгу судеб. Я явилась к вам ласковой, в кружевном плаще, под которым была пустота, и она была бы вашим щитом и успокоением. Но вас отняли у меня.
– Вы сумасшедшая! Я ухожу!
– Как знаете. Но помяните моё слово.
…Может, зря я это. Ушла в отпуск – так и надо отдыхать. А не лезть в чужую жизнь…
Ладно, если Демиургу удалось создать что-то настоящее – ничего мои слова не изменят.
А себе, наверно, не помешает устроить приключение.

3
Вот он – мужчина мечты. По всем книгам – свободный, это хорошо. И в своём первоисточнике в этом возрасте ещё неприкаян, и в нашем городе пока жених на выданье. Брюнет с голубыми глазами, красавец, джентльмен.
Я умышленно выхожу к нему в нижнем белье. Здесь это грехом не считается, а я знаю, как выгляжу. Бельё заказываю только по каталогу «со звёздочкой». Открыто ровно столько, чтобы ещё было что вообразить.
Подхожу к нему и не успеваю руку протянуть, как вижу в глазах рои сердечек. Улыбаюсь, целую в щёку, веду к себе.
– Таната.
– Эрнст.
Он интересный. Говорит, что бандит, подвизается в одной из здешних группировок «в законе». Но я ему не верю. Всю дорогу под пером своего автора он ловил и разоблачал преступников. Наверняка работает под прикрытием. Ну да не буду мешать ему красоваться. Займусь лучше более приятными вещами.
Он целует мне руку, мне мало этого – я тянусь обвить его за шею и прижаться к губам. Всё идёт само собой и стремительно.
И когда мы уже лежим на кровати и он успевает меня раздеть – звонит телефон.
На кого угодно бы наплевала – но это звонок по особой линии. Жёлтое мерцание, видимое только мне.
Кому-то в этом городе в самом деле понадобилась Смерть.
Выскальзываю из объятий Эрнста, хватаю трубку. И пусть мой гость смотрит на мою наготу – точно потом вернётся.
– Прости, срочная работа, – переодеваюсь в платье.
– А кем ты работаешь?
– Я доктор. Только такой, который приходит последним.

4
Оглядываюсь на дом. Эрнст собирается и уходит. Когда он исчезает из виду, накидываю плащ и становлюсь невидимой. Достаю из воздуха косу, машу ей – и вот я на месте.
Некоего типа только что сожгло молнией. А небо чистое, ясное… Значит, произвол Демиурга.
По земле около обгорелого трупа ползает маленькая девочка и заливается слезами. Над ней порхают бабочки, но больше её не интересуют. Девочка беленькая, нежная, с кошачьими ушками и хвостиком. А у её отца топорное лицо с огромными губами – демиург просто бросила кости и приняла то, что получилось. Но девочка-то всё равно вступилась бы за него, если бы могла.
Я пишу в своих книгах, говорю положенные страшные слова положенным толстым голосом. С неба падает луч света – пора исчезать вместе с мёртвым телом. Моя работа закончена. Но я напоследок треплю девочку по мягким волосикам. Её зовут Фелина. Фамилию можно не запоминать, сменят, когда её возьмёт приёмная семья. Ведь именно с этой целью Демиург устроила всё сегодняшнее действо. Не забыть проследить, что станет с малышкой.
Сдаю душу невинно убиенного молнией куда следует. Встряхиваюсь, засовываю в подпространство тяжёлый плащ и косу. Хочется жить. И ещё – оторвать голову тем, кто вот так играет чужими жизнями.
Пока добираюсь домой – в голове созревает новое решение. Быстро-быстро набираю номер приюта. Обещают, что завтра привезут мне приёмного ребёнка. Теперь только ждать – кто успеет быстрее, я или демиург, чьей волей кто-то из жителей наберёт этот номер.
* * *
А вот получай, властительница мира! Крошка с ушками будет жить у меня и звать меня мамой. А Демиург получит в свою семью какого-нибудь малыша из заложенных в базе и будет долго поражаться глюкам.
Кстати же. В моих книгах начертано, что у этой девочки нет судьбы, описанной в книге или показанной в фильме. Оказывается, Демиург сочинила эту малышку сама.
Ну что ж, тем интереснее.

5
– Я хочу себе нэко-девочку, чтобы у неё были нэко-ушки, нэко-лапки и нэко-хвостик!
Опять этот парень поёт у неё под окном! А глупая Фелина только потягивается, как настоящая кошка. Подходит в своей тонкой ночной рубашке к окну, машет хвостом.
– Но Флорес, у меня же не кошачьи лапки!
– Это ничего, – он снова не говорит, а поёт, отвечает музыкальными фразами, как в опере. – Я хочу, чтобы этот хвостик она использовала как тентакль!
Фелина взвизгивает, краснеет и отскакивает от окна. Эрнст хватается за помойное ведро:
– А ну пошёл вон!
Парень удирает, громко смеясь. Я тоже смеюсь:
– А сам-то в его годы!
– Мы и слов-то таких не знали!
…Когда я пригласила его на второе свидание, он несколько удивился, что я успела обзавестись ребёнком. Но крошка Фелина быстро нашла тропинку к его сердцу. И вскоре Эрнст переехал к нам. Теперь Демиург потеряла и его. И его дом стоит пустой, с голыми стенами, и даже сантехника выворочена из пола. Хотя нет, наверняка там уже живёт другая семья.
А этот парень, что поёт глупости моей дочке, живёт в семье, куда должна была попасть сама Фелина. У толстого Толика и его не менее толстой крашеной сожительницы по имени Кодзуэ. У мальчика тоже нет биографии, засвеченной где-то в мировой культуре. Он вообще существо неприкаянное. Но для сгенерированного базой он очень хорош собой – смуглый, ловкий латиноамериканский красавец. И имя у него из случайного набора, вообще-то оно фамилия. Хуан Диего Флорес – известный оперный певец. Но правду говорят – имя определяет судьбу. Даже если ты Флорес Саратовский, Господи прости. И поёт этот парень как соловей, и по окнам лазит не хуже всех тех повес, которых изображает на сцене артист, давший ему имя.
Как-то неспокойно думать о том, что такой вот Флорес станет моим зятем. Боюсь, он будет изменять Фелине. Быть может, изменяет уже сейчас. Боюсь, она будет из-за него плакать и царапать морды посторонним кошкам…
Но раньше случается иное. Фелина не приходит домой.

6
– Её вытащили из нашей семьи, – хмурится Эрнст. – Добавили в другую.
– Демиург засекла? И, скорее всего, дома у Флореса. Если он привёл нашу девочку из школы.
Бежим туда. Заглядываем в окна. Дружно видим картинку: на диване сидят Фелина и Флорес, обнажённые. Целуются. Он гладит её между ног, а она ласкает хвостиком всё его хозяйство и, кажется, собирается залезть ему в задницу. И не жалко же пушистой шёрстки!
Понятно. Чёртову Демиургу захотелось поглядеть порно. Без её вмешательства такие штуки подросткам недоступны. Равно как и переезд школьницы в чужой дом.
Эрнст сжимает кулаки.
– Погоди ты, – шепчу я. – Давай по-культурному.
И давлю на кнопку звонка.
Открывает нам заспанная Кодзуэ с «вороньим гнездом» на голове. Входим в дом и уже не видим ничего неприличного. Только глаза у ребят пьяные, будто сами не понимают, что же это было.
– Мама, мы любим друг друга, – мурлычет Фелина. – Мы так захотели быть вместе, что небо нас услышало!
– Мы поженимся, – твёрдо говорит Флорес. – Весь универ будем вместе, а потом поженимся.
– Я тебя убью, – обещает ему Эрнст. Кажется, просто на всякий случай.
Толик и Кодзуэ зовут нас ужинать. Но нам некогда. Демиург уже наверняка нас засекла и может наложить на нас лапу. Надо быстро исчезать.
– Чёрт с ними, – шиплю я, – пусть будут счастливы. Но Демиургу я свою девочку не прощу! Я буду мстить! Я подниму всех, кого она сделала своими игрушками!
– Пошли, – по-деловому кивает Эрнст. – Сейчас позвоним одному человеку, со мной работает. Отличный полицейский, и ей есть что тебе рассказать.
Мой милый давным-давно признался, что и вправду играет не на стороне преступников.
* * *
Меньше чем через час к нам приходит Дженевьев. Быстрая, нервная, очень темпераментная, с непослушной волной тёмных кудрей.
– Я в деле, – с порога объявляет она, сверкая чёрными глазами. – Моя девушка ждёт ребёнка от Смерти.
У кого-то будет моя генетика. Вдыхаю, выдыхаю, листаю свои книги. А Дженевьев продолжает:
– Ладно, да, она ненормальная, она любит дурноватые эксперименты – но почему небо услышало её, а не меня? Другие такие пары вполне заводят общих детей!
– Демиург козлиха! – горячо поддерживаю я гостью. – Вы ещё хоть по своему сериалу почти что парочка, а большинство тех, кого она решила осчастливить детьми, даже и лесбиянками-то никогда не были!

7
Идём по домам. Будто на Хэллоуин – хоть и без костюмов, так зато и всё серьёзно. Во главе процессии – не карнавальная Смерть. Пора бы уже, наверно, принять свой истинный вид. Если народ не будет верить просто так.
На первом же участке видим идиллическую пару. Они сначала лениво перекидываются мячиком, потом обнимаются, и вокруг обоих так и разлетаются вихри сердечек.
Она – строгая блондинка в тяжёлом, красном с золотом старинном платье и с диадемой в волосах. Доспехов на ней в этом мире нет, но держится по-прежнему королевой-воительницей. А вот он смотрится очень забавно без своей чародейской мантии, а вместо того в джинсах и свитере. И чёрный, не седой. Острые эльфийские ушки на месте, и от этого ещё забавнее.
– Ох, – говорю я, – что-то мне не хочется трогать Оттавио и Мерете. Им и так досталось. Самое паскудство-то в чём: за кого ты в той игре ни играй, что ни выбирай – этих двоих в любом случае придётся убивать. Даже когда это совсем нелогично. А ещё… да, они были врагами, они почти ни в чём друг с другом не соглашались, но и жизни своей друг без друга не представляли. Если бы кто-нибудь вовремя толкнул их в объятия друг к другу… Или помог вместе сбежать! На случай если объятия уже были фактом, а ссоры – фикцией. Да, Демиург изрядно наколбасила с их внешностью, но в целом я на её стороне. Они идеальная пара, они заслужили.
– Откуда ты столько знаешь? – Дженевьев глазеет на меня.
– Расскажи ещё, – просит Эрнст.
– Милый, тебе может стать плохо.
– С нашей-то работой? – удивляется его коллега.
– Ты не знаешь его, как я.
Но всё же я рассказываю. Как вижу, как помню. Нож в руке, и кровь фонтаном, и зелёные глаза мертвеют, затягиваются плёнкой, и это куда страшнее, чем видеть чудовище, в которое превратил себя согнутый бременем жизни красавец эльф. Чудовище несмысленное и несообразное, которое остаётся только добить.
Мне не надо такой жатвы. И то, что Мерете в любом случае будет сожрана безумием, тоже несправедливо. Её даже не придётся добивать – когда падут сторонники, она просто застынет с заколдованным мечом, выгорит заживо изнутри.
– Ему бы раньше спохватиться, этому Оттавио, – говорит Дженевьев. – Хреново он её любил, если любил, раз не отобрал у неё эту поганую штуку.
– Так она ж упрямая, как чёрт, – вздыхаю я, – не отдала бы. Даже просеки он, что и отчего с ней неладно. Тут очень нужен был кто-то, кто взял бы их за шкирки и вытащил из того проклятого города. Предварительно отобрав оружие. И Демиург это сделала. Теперь они живут скучно и хорошо.
– Если это возможно для таких, как они.
– А почему нет-то? Вон, слегка поспорили для тонуса – он сорняки не полет, ей это не нравится – и пошли бурно мириться.
– Ну ладно. А то есть люди, которые в мирных условиях просто не могут существовать, им обязательно нужен внешний враг, опасности, экстрим…
– Ничего. Здесь нет тех немирных условий, которые их создали такими…
– Так ведь здесь их ни у кого нет, – Эрнст наконец отмирает после моего рассказа. – У кого есть право судить: кому эти новые условия подходят, а кому нет? За Фелину я драться готов, но…
– Поверь, дорогой, у меня такое право есть. Ты ведь должен был заметить, как наша семья отличается от остальных. А остальное ты узнаешь, когда придёт время.
Двое полицейских недоверчиво переглядываются.

8
Идём дальше. Спутники смотрят на меня со всё большей опаской.
– Кто же ты? – спрашивает Эрнст. Кажется, впервые за всё время жизни со мной у него включаются мозги. И он разом припоминает все странности – и то с моей же подачи.
– Та, которая тебе вроде бы небезразлична. Остальное ты узнаешь позже. И если это тебя отпугнёт – пойму.
– Во что ты меня втянула, Таната?
– И меня, – подхватывает Дженевьев.
– Уже поздно, – мрачно говорю я. И со всей силой давлю на кнопку звонка на двери Моны и её проклятого лорда.
Она выходит только в трусах и лифчике – как люблю подчас делать я сама – и держит на руках белокурую малышку.
Ох, ладно, не помеха. Этого ребёнка не должно было существовать.
Моих спутников Мона, видимо, знает и мило им кивает. А потом видит меня.
– Снова та сумасшедшая! Что вам надо?
– Открыть вам правду.
И я перекидываюсь собой. Книга-то спрятана в плаще!
Дженевьев и Мона дружно визжат, малышка плачет, Эрнст отшатывается.
А я зачитываю – будто бы по книге, на самом деле своими словами:
– Чёрный лорд, которого миледи Мона ныне зовёт своим мужем, в той жизни, что была до этого города, лично убил её сына. Конечно, перед самой смертью лорд исправился. Но подумайте, сели бы вы с ним даже рядом?
У Моны так дрожат руки, что она сажает девочку на пол. А я подхожу ближе, расстегиваю на рыжей лифчик и прикладываю костлявую руку к её трепещущему сердцу.
– Он вас не любит, – шепчу ей на ухо. – Даже если бы вы увели его на свою сторону до того, как он причинил вам столько боли… Его сердце – выжженная земля, на которой уже никогда не вырасти цветам. Демиург всё наврала. Лишила вас памяти, взяла за шкирки и посадила в одну коробку. И пришпилила друг к другу булавками.
По груди Моны течёт кровь – кажется, я перестаралась. Но она не чувствует боли, не замечает ран.
К ней возвращается страшная память.

9
Дженевьев и мужчина, которого я выбрала, о чём-то шепчутся, но не вмешиваются. А потом и вовсе отвлекаются на малышку. Мона обмякает у меня на руках.
И тут к дому подъезжает армейский грузовик. И из него выходит Лорд Кошмар, в камуфляже и бронежилете, но в своей всем известной маске, под которой здесь он неадекватно хорош собой.
Он тут же падает на колени:
– Смерть, не забирай её, верни мою любимую!
– Она вам никто, милорд. Она чужая женщина, даже если не враг. Вашу любовь украли давным-давно. А потом ещё заставили вас забыть о ней. Вы – кукла в руках Демиурга. Она нарисовала вам смазливую физиономию, а поверх нацепила то страшное, что в её глазах делает вас вами. Она стёрла вам память и дала новые чувства – фальшивые, как блестящая бумажка без конфеты.
Я опускаю Мону на землю. И касаюсь груди лорда, возвращая память и ему.
Через мгновение он грохается рядом с криком:
– Не-е-ет!!!
– Хотите отомстить? – спрашиваю. – Той, кто отнял ваше прошлое и дал вам карамельное счастье, о котором вы не просили?
– Да, – Мона поднимается, скрещивая на груди руки.
– Да, – встаёт на ноги и её всё ещё муж.
– А ребёнок? – вырывается у Дженевьев.
Малышка плачет, тянется к родителям. Мона берёт её на руки и убегает в дом:
– Я только переоденусь.
– Идём, да, Смерть! – Лорд Кошмар пылает гневом.
Мона возвращается – снова в своём белом платье и с дочкой за спиной.
– Вот теперь идём! – командую я. – Господа полицейские, вы в деле?
– Я – да, – бесстрашно кивает Дженевьев. – Ты ведь уже говорила, что Мара мне и правда очень дорога! Мне есть за что сражаться. Хотя лучше, конечно, по дороге верни память и мне.
– А я не знаю, – вздыхает Эрнст. – Вы меня обманули, мадам Смерть, и вы очень жестоки.
– Но справедлива. В моих книгах записано, кто, как и когда должен умереть. Мона – в старости, от мучительной болезни, её лорд – не дожив до пятидесяти, искупая свои грехи.
– А я?
– А вот твоя смерть нигде не описана. В той жизни ты был феерически везуч во всём, кроме любви. Ты позволишь? – и тянусь к его сердцу.

10
Продолжаем путь, и почти всем, кого встречаем, я возвращаю память. Не все ропщут на небеса, не все присоединяются к нам, но всё же наши ряды растут.
Последним у границы нашего игрушечного мира стоит дом Дженевьев и Мары. И нашей толпе не удаётся пробежать незамеченной.
Мара, светло-рыжая, в длинном сером одеянии «нейтральной» ведьмы и с чуть заметно округлившимся животом, гуляет по участку. А в гостях у неё внезапно Оттавио и Мерете.
– А куда это вы такой компанией? – окликает нас Мара. Кажется, мой вид её совсем не пугает.
Да оно и неудивительно. Она как раз и есть «последний доктор» – доктор мёртвых. Я понимаю, почему Демиург заставила именно её забеременеть от Смерти. От меня.
Чувствую к ней нежность и жалость. Дженевьев подбегает к своей девушке, целует, нашёптывает что-то обманно-успокаивающее.
А тем временем к нашей компании мстителей подходит Мерете.
– А вы что-то затеваете… Возьмите меня с собой.
– Засиделись в мирном городе? – оказываюсь прямо перед ней. – Наш путь, быть может, на тот свет.
Она почему-то тоже меня не боится. Голос её твёрд:
– Возьмите, это то, что нужно. Здесь так давно нет внешних врагов!
– Таната, – шепчет мне Эрнст, – если ты справедлива – тебе надо и ей рассказать правду.
– Какую правду? – к нам подходит и Оттавио, обнимает жену за плечи, расширенными глазами смотрит на меня.
– Вы такой милый, – и позволяю ему увидеть в недрах пустоты у меня под капюшоном блестящие глаза и ласковую улыбку. Такой я прихожу к счастливым. И к тем, к кому я расположена. – Вы сейчас учились магии у ведьмы Мары. А в давней, прежней жизни вы были магом по рождению, и весьма одарённым. А ваша супруга магов терпеть не могла.
– Да я и сейчас недолюбливаю.
– Правда, вы всё равно любили друг друга. Скорее всего. Но совершенно точно оба умерли страшной смертью. Моя бы воля – я бы вас не забирала. И сейчас я миновала ваш дом – мне казалось, здесь вы получили то, чего заслуживаете.
– Поменьше бы вы думали за других, – фыркает Мерете, и на ней будто снова доспехи. – Покой – это не то, что выбрала бы я. Я хочу назад мою память.
– Тогда и я, – Оттавио так её и не отпускает.
– А не боитесь, – подходит к ним Мона, – что ваша жизнь превратится в кошмар, а любовь окажется просто наваждением?
– Нет, – дружно говорят оба.
И я касаюсь их сердец.
Оба вскрикивают. Но потом глядят друг другу в глаза – и в них снова пламя и сердечки.
– Мы рады, что встретились после смерти, – говорит Оттавио, – но мы и вправду устали от мирной жизни. Я прикрою твою спину, Мерете, дорогая.
Она довольно фыркает и треплет его за ухом.
И только тут я замечаю, что уже давно нас слушает и Мара.

11
И вот мы доходим до горизонта. Я собираю все свои силы и открываю проход. Эрнст опережает меня, прыгает в пустоту и подхватывает свою Танату, даже такую. За нами, помогая друг другу, лезут остальные.
И мы оказываемся на столе, спинами к компьютеру, из которого мы только что выбрались. В мониторе чернеет огромная дыра, под ногами у нас осколки. А за столом сидит девчонка с глазами как блюдца – и даже не визжит.
– Привет, Демиург, – почти ласково говорю я. – Я самая безработная в мире Смерть. Я пришла за тобой.
– За что? – офигевает девчонка. – Я же всех люблю и всем желаю счастья! Я никогда не мучаю персонажей!
– Да, ты их только перекорёживаешь и лишаешь памяти. Не всегда, но…
– Ну и что такого? Это моя игра, как хочу – так и делаю! Даже в Сеть не выкладываю, сама развлекаюсь! А ты влезаешь и всё портишь!
– Мне положено! Я скашиваю младенцев, если знаю, что из них вырастут мерзавцы, я даю отсрочку тем, кто ещё может исправиться…
– Мать, ты не в том мире работаешь. У меня все мяшечки. А дети вообще не могут умереть.
– Но у каждого есть своя судьба. Например, сделать всё, что можно, хорошего, а потом умереть, потому что для себя уже ничего не надо. И уж точно не надо любви идеологической противницы, пусть и бывшей.
– Слушай, костлявая, это всего лишь твоё видение персонажей. Ты такой же потребитель фан-продукта, как и я. И ещё мне только не хватало шипперских войн со Смертью.
– Я знаю лучше. Я спрашивала у них, у их памяти, их разума и сердец. Фильм «Не горюй» смотрела? Ты себя ведёшь как те, которые насильно героиню Вертинской и героя Бубы Кикабидзе притискивали друг к другу и говорили: «Ах, какие голубки!» А она любила другого, и он другую любил…
– Какая культурно подкованная Смерть, чёрт побери! Может, тебе чаю налить?
– Может, и выпью, пока с тобой будут разбираться обиженные персонажи.
Первым к ней подскакивает Лорд Кошмар, а за его спиной подпрыгивает злая Мона – маленькая, по грудь ему.
Оттавио кивает на них Мерете:
– «Давай я буду её держать, а ты будешь её бить». Так знакомо, правда?
– Да нет, – отмахивается она. – Они поругались навсегда, всё ведь было враньём.
Персонажи бегают по Демиургу, кусают, как муравьи, выкрикивают обвинения.
– Нам не дали общих детей!
– А нам зачем-то дали, хотя мы просто друзья!
– И девочку ты сделала сиротой! А потом растлевала её и глазела на это!
Демиург уменьшается, становится ростом с нас. Лорд и Эрнст хватают её и как есть, в ночнушке, закидывают в дыру в мониторе. Дыра сразу зарастает. На экране возникает заставка игры. И мы усаживаемся смотреть и управлять.

12. Демиург
Ева стояла босая на холодном полу, в каком-то круге вроде не слишком магического вида, и чувствовала, как неведомая сила вертит её туда-сюда. На ней меняли одежду, что-то делали с волосами, проходились по лицу кисточками. Наконец повернули девушку лицом к зеркалу.
Она никогда не красилась, а теперь губы у неё были коричнево-оранжевые, глаза изящно подведённые, и серо-жемчужные тени вокруг них. Причёска замысловатая, в бусах и камнях, платье длинное-длинное, но с более чем откровенным вырезом. Ну что ж, может, и неплохо.
Видимо, сейчас будут заселять. Что ж, посмотрим, что придёт им в головы.
…Дом оказался большим, добротным, а вот соседи… Точнее, один сосед. Картинно красивый, но сугубо не в её вкусе, с наглыми глазами, похожий не то не какую-то звезду эстрады, не то, быть может, на политика противоположных взглядов. Ещё и звали его Эдуард. А цеплялась к нему табличка, вспыхивающая при каждом взгляде на него: «На самом деле он мяшечка».
Оказался сосед бессовестным и бесстыжим, распускал руки, раздевал взглядом… и сколько девушка ни отбивалась – скоро выяснилось, что не только взглядом. Раз – и с неё пропало платье, и тяжёлое тело придавило её к ковру, и не вырваться было… А не успел Эдуард её отпустить – как перекинулся мохнатым оборотнем. От этого он, честно сказать, сильно похорошел – даже захотелось погладить. И он позволил. Но почти тут же толкнул её на колени и взял снова – сзади, резко, лапая за груди, прихватывая соски когтистыми пальцами и до крови кусая шею.
Раны потом быстро затянулись, но боль была дикая. А ведь потом почему-то ещё тянуло забыть про еду и сон и мило общаться с этим типом. Со смехом лупить подушкой и всё такое…
А потом есть, спать, помыться и в туалет хотелось уже невыносимо, но тут явились соседи. И вот так не успеешь примерить красивое платье – как опять окажешься обнажённой, и перед глазами всё поплывёт, и уже перестанешь понимать, кто кому передаёт тебя в потные руки. Или лапы. Или щупальца. Которые пройдутся по всему телу, оставляя склизкий, но почему-то приторно пахнущий фиалками след. Полезут внутрь, и в задницу тоже, разопрут изнутри, достанут до таких точек, о каких в себе и не подозревала. Кровь, пот, слёзы и нечистоты – всё смешается в луже вокруг юной женщины, у которой ни на что уже не останется сил. И парочка чистых щупалец склонятся над её лицом, и на их концах откроются нежные голубенькие глазки. И тентакли тихонько прошепчут:
– А поговорить? А приласкать?
И бывший Демиург громко призовёт Смерть, а та лишь усмехнётся из пустоты:
– Это только первый день! Ты воскреснешь столько раз, сколько понадобится!

13
– Ну и как вам кино? – спрашиваю.
Эрнст уже сидит весь зелёный. Дженевьев плюётся. Мона отвернулась ото всех и кормит грудью малышку. Беременная Мара с отрешённым видом профессионала рассуждает:
– Судя по кровотечению, на концах этих щупалец должны быть острые шипы.
– Хватит уже, – говорит Оттавио. – Слишком жестоко.
– А по-моему, ещё мало, – фыркает Мерете. – Её надо голой провести через весь город, и чтобы имел каждый, кому захочется. А потом коли жива останется – чтобы нежно полюбила самого из них отвратительного!
– Инквизиторша!
– Смерть, а Смерть! – зовёт меня Лорд Кошмар. – Можно я уже сдохну? Всё равно жить незачем, – он старательно отводит глаза от своей крохотной дочери.
Все остальные как-то уже и разбежались. Квартира-то огромная, а мы маленькие, как куклы.
– Сейчас, ладно… – подзываю лорда к себе, снимаю с него маску и закрываю ему глаза. Нежно, осторожно. Последнее, что он увидит, будет самый мой ласковый лик. Остальные увидят, как истает его тело. Только Мона так и не повернёт головы.
А ты, Эрнст? Чего захочешь ты?
Эту комнату будут обживать две парочки и одна мать-одиночка. В игре всё, наверно, пойдёт на самотёк. Хотя нет, надо будет проведать Фелину и Флореса. А остальные и так проживут, раз выбрали такую жизнь. И уж точно Демиург пусть сама выкручивается как хочет.
И да, совсем забыла. Скоро здесь появится ещё один ребёнок. Наполовину мой.
– Мара, Дженевьев… Если вам не нужен плод чужого эксперимента…
– Ребёнок не виноват, – бросает полисменша, старательно застилая лоскутками какую-то пластиковую коробку. Вьёт гнездо.
– Мне просто очень интересно, что получится, – мило улыбается «доктор мёртвых». – Хотите помочь – будем рады. Если вас не слишком обременяют ваши прямые обязанности.
– Ничего, найду время.
Делаю вид, что не слышу тихих всхлипываний Моны – она не хотела бы, чтобы кто-то заметил.
Оттавио с Мерете тоже заняты. Он водит её по серванту, показывает сокровища, предлагает выбрать место для житья.
Вздыхаю и всё же спрашиваю:
– А чего хочешь ты, Эрнст?
– Хотел бы, может, проклясть тебя, но что тебе моё проклятие… Может, хотел бы, чтобы ты убила и меня. В той жизни, что я теперь вспомнил, знавал я одну женщину, которая называла себя Смертью.
– А, помню. После нескольких несчастных случаев с её кавалерами она решила, что несёт погибель всем, кто с ней близок. И стала встречаться только с негодяями – и старательно отшивала тебя.
– Да, так и не разубедил. Ты похожа на неё… когда в облике Танаты.
– А как её звали? Книги хранят молчание.
– Я потом дознался – Ева. Жизнь.
– Странно. Как её. Как Демиурга. Тебе жаль её?
– Да. Она заслужила наказание, но не столь жестокое.
– Ничего, уже всё. Встряхнётся – и пусть сама себе делает «скучно и хорошо». Её уже любят, и сильно… пусть это всего лишь политик, которого в жизни она хотела бы прибить, а теперь он ещё и трансформировался в тентаклевого монстра. Всё равно – её любят, – перекидываюсь снова Танатой, и вырывается: – А меня?
– У кого чистая совесть, – вздыхает он, – тому Смерти бояться нечего. И даже Смерти нужен защитник, ведь так?
И тянет меня к себе на колени.

Задумано: апрель 2012
Записано: май-июнь 2012, Луговая