Юродивый. эпизод 6

       – Капустку квашеную берите… огурчики свежие… лучок… – монотонно бубнила Егоровна, раздосадованная незаконченным разговором с соседкой по рынку.
       А у той, как назло, покупатели не успевали отходить.
       – Илинишна, – наконец не выдержала старуха, – не дуйся ты на меня.
       – Занята я, Егоровна, – отозвалась Вера Ильинична, объясняя попутно дородной покупательнице как пересаживать алоэ.
       Но старуху словно прорвало:
       – Я же, почитай, тридцать годков одна кукую. С той поры, как Мишку моего молния убила. Вот ведь как обидно. Ни война, ни революция, ни болезнь – гроза окаянная. Корову ему, видите ли, стельную стало жалко, когда с сарая крышу снесло. Вот и выскочил… А то, что я одна могу остаться, не подумал…
       – Поторгуй-ка, солнышко, – шепнула женщина внучке, а сама подсела к старухе. – В церковь тебе надо сходить, Егоровна. И за его душу помолиться, и свою от лишней маяты очистить.
       – За своей маятой следи,  – беззлобно отреагировала та, флегматично помахав над банками и овощами первой, наконец-то, выручкой. – Думаешь, я не знаю, какую он тёлку, на самом деле, пошёл глядеть? На Ольку эту ненавистную всё время пялился. Та в дожди чуть не нагишом у окна стояла. Вот и достоялась, а мой доподглядывался. 
       Вера Ильинична, наслышанная о щекотливых подробностях поведения покойного, лишь сочувственно кивала головой. А Егоровна продолжала нарочито плаксивым голосом:
       – Ну чего ему не хватало? Как сыр в масле у меня катался – и водку сама ему покупала, лишь бы дома в запои сидел, а не под забором валялся. И Надьку, подружку свою ему простила – с кем не бывает… Так нет, за нелюдимкой этой малолетней вздумал ухлёстывать. Как у быка глаза наливались, когда её увидит. А она, к слову сказать, и «здрасте» ему не говорила, стороной его обходила, как прокажённого. Но он только пуще заводился…
       – Баба, – просящим голосом протянула подошедшая девочка, – мы скоро домой пойдем?
       – Скоро, Ксюшенька, скоро, – ответила Вера Ильинична. – Вон и солнце уже высоко, а дома дел невпроворот. Ты начинай горшочки в тележку составлять, и я подойду.
       Когда Ксюша отошла, Егоровна склонилась близко к уху собеседницы и тяжело зашептала:
       – Живой ведь он ещё успел в дом зайти. Глаза дикие, волосы дыбом стоят, на лбу пятно лиловое – доктор потом сказал, что это его молнией… Вошёл, выдохнул из себя: ворон, – и упал замертво. А я держу это в себе тридцать лет – ведь за полоумную посчитали бы…
       – Как я тебя понимаю, – не успевала всплёскивать руками Вера Ильинична. – Давай-ка, подруга, я вечерком к тебе на чай загляну. Потолкуем, поплачем – глядишь, и легче станет на душе.
       – Заходи, конечно, заходи, – старуха ещё больше сгорбилась, болезненно опуская руки. – Я наверно сейчас товар на Петровну вон оставлю и к Фаильке сбегаю – что-то у меня в груди сильно ноет…
      
       – Баба, – подёргала Ксюша женщину за край одежды, когда они катили тележку к дому. – А почему ты себя так странно ведёшь?
       – Почему же странно, солнышко?
       – То ругаешь эту бабушку, то шепчешься с ней, – девочка сняла с головы свой платочек, и налетевший ветерок едва не вырвал его из её рук.
       – На дорогу вон смотри, – насупилась Вера Ильинична, но потом заставила себя улыбнуться. – Я вот на тебя тоже ворчу. Натура у меня такая. Ну, беги, открывай калитку.
       Вера Ильинична тяжело вздохнула, и в приоткрывшуюся тоской душу бесцеремонно ворвалась волна прошлого…
       Рано вышла замуж, рано осталась одна с грудным ребенком на руках. Сколько сил пришлось потратить, через сколько унижений пройти, пока подняла дочь на ноги, пока благословила её на взрослую жизнь. А судьба не унималась – страшная болезнь скосила дочь. Теперь только одна радость осталась – внучка, которую Вера Ильинична без разговоров забрала у зятя, не побоявшись его высокого поста, и посвятила ей остатки своей жизни…
       – Баба, что с тобой? – Ксюша озабоченно положила ей руку на локоть.
       – Всё нормально, солнышко. Соринка в глаз попала. Я сама тут управлюсь – сходи, погуляй немножко. Ванька с Нюркой вон уже десятый раз в забор заглядывают. Только кофточку накинь.
       Дважды девочку не пришлось просить. Прихватив гостинец давешнего бродяги, она выпорхнула за калитку.
       Ваня и Аня – погодки из соседнего дома – поспешили ей навстречу со свежими детскими новостями. С ними были ещё двое мальчишек с дальнего конца улицы, Борька и Серёжка.
       Бананы были розданы и молниеносно съедены.
       – Бабушка раздобрилась? – деловито предположил Ванька.
       Ксюша заразительно рассмеялась в ответ:
       – Нет, это мне бомж подарил. Он дяде Арутюну разгружаться помогал. Только странный какой-то – молчит всё время. Я его раньше тут не видела.
       Подростки переглянулись, а всезнающий Ванька гордо сообщил:
       – Это который с резным посохом и рыжей бородой? Я его знаю – это блажной Никитка. Он каждые полгода в городе появляется.
       – Да, леший с ним, с блажным, – перебил его Борька, самый рослый в компании и уже обзаведённый прыщами. – Куда играть пойдем? На карьер или на завод – там сегодня краны разбирают.
       Аня не дала ответить брату, показав, что она тут тоже не последняя:
       – Успеем на карьер. Пойдёмте сначала к храму – туда сегодня матушка Ефросинья с благотворительностью пришла…                Продолжение следует http://www.proza.ru/2012/10/31/1487