Письма прошедшего времени. Письмо десятое

 
       Какое детство будет у тебя, Котенька? Что главного случится в нём? Интересно, что некоторые помнят себя, какими они были в три годика. Что было на них надето, светило ли солнце, что сказала мама. Смотрю на таких индивудуумов с изумлением. Не-по-сти-жи-мо! Фантастика.

      Себя вспоминаю фрагментами. Бегу из детского сада, цветет тополь, улицы засыпаны пухом. Не вижу ничего. Счастлив и во всё горло пою миру свою песню: А-А-А! Мама где-то позади. Вдали мелькнуло её платье. Разворачиваюсь и припускаю с новой силой.
 
      Цель - прибежать на трамвайную остановку раньше, чем светофорную линию пересечет машина, что едет сбоку и чей гул настигает меня. Чувствую, в запасе секунд пять, максимум три ( знал ли я тогда, что есть секунда?  – большой вопрос). Рывок... Последнее усилие... Уф!.. Будем считать, что воображаемую линию мы пересекли вместе.
       
      Я тяжело дышу, радостный и мокрый победой. Неслышно, как мираж, с затемненными ярко-синими окнами остановку настигает трамвай. Такой трамвай из детства я встречу потом, через двадцать пять лет, во французком Лионе. И то, окна у него не будут так ярко-синими. Мамы еще нет, и трамвай, деловито тренькнув, удаляется. Обидно! Следующий придёт обычный, белостекольный.

      Помню, как папа впервые меня отвез НА МАШИНЕ!!! НА ОЗЕРО!!! Это сегодня любой европейский идиот, который имеет в кармане хотя бы сотни три евро, имеет машину. Идиотов, имеющих в кармане менее трёх сотен евро, мы не учитываем, как бесконечно малую величину. Во времена детства твоих родителей, в той стране, где мы родились, во-первых, МАШИНА «имела» водителя, во-вторых, владеть машиной значило тоже, что сегодня владеть самолетом.

      Как пахла кожа в салоне... Конечно, она не была новой. Какая огромная скорость - 80км в час! Какая даль - 10 километров от центра города! Когда, Котя, ты сможешь прочесть это письмо самостоятельно, ты оценишь, как быстро кукожится мир. Если сначала он был огромен, подобно дирижаблю,то потом, когда человек приручил лошадь, изобрел колесо, мир сдулся до размеров обыкновенного воздушного шара. В начале девятнадцатого века это был еще большой детский мяч. В двадцатом мяч стал футбольным. Мне кажется, в день твоего совершеннолетия мир станет величиной с горошину и обязательно куда-нибудь закатится...

      Так вот об озере. Когда мы приехали!.. Котя!.. Это другая вселенная! Сосны, ложбинки, впадины, перепады, гул близкого луга, кукушка… Озерцо небольшое, овал правильной формы. Я выскочил из машины, восторг охватил меня, и я побежал. Котя, я бежал, когда меня настигла Цель. Впервые жизнь предоставила мне возможность обежать ОЗЕРО!
 
      Никогда не восторгался Форестом Гампом. Милый фильм, не более.  Может, потому, что не понимал, как можно бежать без цели. Бег и Цель. Эти вещи всегда идут рядом. Одно без другого, как правая нога без левой. Я бежал, Котя. Минут через двадцать, запыхавшись, начал уставать. Озеро, казавшееся маленьким, выросло. Но я бежал...

      Я должен... Должен обежать его, не останавливаясь. Осмотревшись, рванул наперерез, сквозь тростник. Ноги стали мокрыми, сердце заколотилось сильнее. Вдруг здесь болото и трясина засосет, а если не засосет, то обязательно влетит за мокрые ноги... Я бежал. Тростник кончился, и я взлетел по склону наверх, там... Расстилалась пашня, за ней лес, за лесом блестела речка. Мир оказался огромным. Я перевел дыхание и.., побежал обратно к машине.

     Котя, когда мне стукнуло двенадцать, в выходной, с утра, чаще в субботу, я брал лыжи. 15 минут по разбитой городской лыжне - и начинался лес. Снег в ту благословенную пору лежал глубокий, по пояс двенадцатилетнему мальчику. Он свисал с толстых елочных веток, искрился на солнце, проглатывал звуки и хранил тишину «берендеевой чащи». Снег, обживая лес, делал его сказочным, а мороз придавал воздуху ту прозрачность, когда видно за горизонт.
 
    Катался я самозабвенно, до сумерек. У меня были любимые маршруты, а каждая новая лыжня становилась предметом исследования. Катишь, лес окружает тишиной, петляет, давит сумерками, радует солнцем. То пугает, то завораживает. Перчатки от наросшего льда к концу дня становятся жесткими, как рыцарские латы. Лыжня подкладывает всё новые сюжеты, ведет от пригорка к холму, захватывает дух на спусках и манит, манит вдаль.

     Незаметно, исподволь, но всегда внезапно солнечный шар из желтого становится красным и быстро-быстро начинает катиться по небосклону вниз. Чтобы вернуться на освещенную часть трассы, в твоем распоряжении минут сорок. Страх замерзнуть и заблудиться расправляет за спиной широкие крылья. Летишь на них с огромной, как представлялось тогда, скоростью в сторону дома.
 
      Сосны по сторонам сливаются в сплошной фон. Ты сосредоточен только на ходьбе. Краешком глаза отмечаешь, что в небе уже висит только половина диска. Значит, до заката минут пятнадцать, не больше. Успею? Должен. Ходу. Ночь заливает лес, как вода трюм. Внизу снег становится совсем темным. Он не отбрасывает тени. Он уже сама тень. Последний подъем. За ним должен быть виден первый фонарь. Интересно, он работает?
Солнце и я скатываемся вниз одновременно. Фонарь, разгораясь, приветливо моргает дневным светом, и, пока качу к трамвайной остановке, на горизонте виден узкий красный штришок – всё, что осталось от субботнего дня.

       Когда ты встанешь Котя, ты побежишь. Будут дни, когда бег доставит тебе радость, но придут и такие, когда начнёшь задыхаться. Я думаю, куда ты побежишь: к малому, что окажется большим, или к большому, что вдруг станет малым? Впрочем, чего умничать? Пока бег приносит радость, с целями всё хорошо. Беги, Котик, беги. Дядя купит тебе тапочки. И если не зажмотится, тебе светит «Найк».

                Бесконечно твой, д.Вадим.
                22. September 2008 02:56