И вновь рассвет... Глава 32

Солнце стояло высоко, и ботаник Зафф был ещё жив, и Хозяйка ещё только показывала ему собранную по его просьбе смертоносную траву, когда несколько женщин в тёмной бесформенной одежде неторопливо направлялись к Западному Храму.

Возможно, Первая Жрица Востока смотрела на них, так что спешить было нельзя, да и не хотелось.
Не хотелось спешить, не хотелось возвращаться в храм и вообще — двигаться, а особенно — встречаться с Первой Жрицей Запада, той самой, о встрече с которой так мечтала Служительница.

Правда заключалась в том, что к этой встрече стремились лишь те, кто ещё ни разу её не удостоился. Второго раза никому не хотелось. Но выбора уже не было.

Ещё молодая жрица по прозвищу Тупица медленно переставляла ноги, стараясь, чтобы движения усиков не выдали охватившего её смятения.
Слова Первой Жрицы Востока всё ещё звучали у неё в мозгу, перед глазами стояла её фигура в одежде священного белого цвета, благородный, даже в гневе, изгиб усиков.

Достоинство и смирение, искренность и жертвенность… как давно, как немыслимо давно она не встречалась с ними, не видела даже проблесков чего-то подобного… Жиззеа, подобные Служительнице, остались далеко — в прошлой жизни, которая со временем стала казаться не более чем прекрасным, но несбыточным сном, волшебным видением…

Но ведь она была! И… есть? Да, ещё есть, и Служительница  тому подтверждение, ведь она ей не приснилась! И (подумать только!) может быть, она могла бы часто видеть эту прекрасную женщину — истинную Жрицу! — даже говорить с ней, служить ей… какое невероятное счастье, какая блаженная участь!
Спохватившись, девушка удержала выгнувшиеся, начавшие подрагивать усики. Только бы не заметили…

Да, в шесть шестёрок раз лучше быть последней ученицей у самой младшей жрицы самого бедного и скромного храма, чем оказаться здесь!
Там её не стали бы звать Тупицей, даже будь она и в самом деле умственно отсталой. Самое чтимое святилище Аззы… Пожалуй, она отдала бы всю оставшуюся жизнь, чтобы хоть один сезон прожить подальше отсюда!

Когда-то её звали Афази. Прекрасное имя, означающее "добрая мать". Носить такое имя почётно, уж не говоря о том, что оно на редкость красиво. Она очень гордилась своим именем. И не только им.

Афази подавила тяжкий горький вздох, идущий из глубины души. Ей было некого винить в своих бедах, она знала, что заслужила это. Гордыня привела её сюда. Она была для неё источником наслаждения, а в конце концов — стала её палачом.

Афази вспомнился родной дом, любящая мать, заботливая сестра… Иногда появлялся отец, тихий, скромный, трудолюбивый жиззеа, он всегда приносил им с сестрой что-нибудь — украшения, красивую ткань на платья, вышитые шарфики, а когда они были маленькими — игрушки и лакомства.
Девочкой Афази не хотела его отпускать, не понимала, почему он должен уходить, почему нервничает мама? Потом она поняла.

Их мать принадлежала к небогатому, но знатному и гордому роду. Связать свою жизнь с мужчиной означало бы отказаться от своего положения — важные высокородные дамы не потерпели бы этого в своём избранном кругу.
Когда-то за такое даже лишали наследственного имущества и земли, но эти строгости остались в прошлом, однако смягчение нравов и отказ от старых традиций шли медленно. Впрочем, когда-то Афази так не казалось.

Едва расставшись с детством, она легко и с удовольствием освоилась среди знатных особ, которые восхищались красивой изящной девочкой, хором предрекая ей особый путь, какую-то завидную и возвышенную будущность.
Их туманные намёки, похвалы и ласковые взгляды, словно отравили её сладким ядом. Мать, всегда баловавшая её и гордившаяся ею, лишь добавляла к нему каплю за каплей.

И вот уже Афази не желала видеть отца, ведь мать нарушала традиции, позволяя ему встречаться с дочерью. Жаи — старшая сестра Афази, никогда не знавшая собственного родителя, жалела его и утешала, как могла.
Она же передавала Афази его подарки и только вздыхала, укоризненно опуская усики, когда младшая сестра с презрением отказывалась встретиться с ним и высокомерно рассуждала о том, как подобает вести себя девушкам их круга.
Впрочем, подарки Афази всё же принимала, ведь ей так шли изящные шёлковые платья и дорогие шарфы.

В танцах ей не было равных. Едва достигнув совершеннолетия, она стала победительницей Танцевального Турнира, и вся столица восхищалась её выступлением.

Жаи отказалась участвовать в Турнире. В то время она уже была ученицей жрицы и уверяла, что ей совершенно не до этого. Но Афази усмотрела в её отказе признание собственных талантов, но главное — нежелание при всех признать превосходство младшей сестры.

Это раздосадовало Афази. У неё не было соперниц, а крепнущее тщеславие требовало столкновений и побед, тогда-то она и вообразила, что сестра соперничает с ней, бросает ей вызов на свой особый, скрытый и хитроумный лад.

Афази окончательно утвердилась в этом мнении, когда Жаи пригласила её (как и прочих членов семьи, подруг и знакомых) на церемонию посвящения. Время её ученичества закончилось, Жаи облачили в белоснежные одежды и она танцевала Священный Танец — такой простой по сравнению с замысловатыми фигурами, которыми гордилась Афази, и несравненно более величественный в своей чистоте и строгости.

Младшая сестра почувствовала себя уязвлённой, почти униженной, а когда она обнаружила среди приглашённых собственного отца, то это, неизвестно почему, окончательно вывело её из себя и убедило в том, что Жаи каким-то изощрённым и коварным образом насмехается над ней, доказывая своё превосходство.

Теперь Афази понимала, что это было плодом её собственного больного воображения, но преимущественно — глубоко упрятанного сознания пустоты и неполноценности своей жизни, желаний и стремлений.

Жаи была сильной, цельной и искренней, ей и в голову не могло прийти шестой части того, что приписывала ей сестра, хотя она и видела, что с "малышкой" творится что-то не то.
Жаи пыталась поговорить с сестрой, помочь, поддержать, но её усилия приводили к прямо противоположному результату, а каждое слово истолковывалось не просто превратно, но начинялось такой порцией яда, что, узнай об этом Жаи, она была бы потрясена.

Наконец, главной целью Афази стало желание обойти сестру. Но это оказалось невероятно сложной задачей, что лишний раз доказывало её злонамеренное желание унизить Афази.
Жаи казалась недосягаемой. Как бы ни старалась младшая сестра, любые её занятия выглядели пустыми и никчёмными по сравнению со служением старшей.
В какие бы наряды она ни облачалась, будь то великолепно изукрашенные или изящно простые, они меркли, казались блеклыми или, что ещё хуже, безвкусно-кричащими рядом с неизменно белоснежным одеянием сестры.

И разве какой бы то ни было танец может сравниться со Священными Танцами?! Даже походка её изменилась, даже наклон головы, изгиб усиков, но перемены, которые больше всего задевали Афази, произошли в отношении окружающих.

Теперь младшая сестра была для всех не более чем милой, но легкомысленной особой, не стоящей серьёзного внимания; а старшая — всеми уважаемой жрицей, благородной и самоотверженной служительницей Алтаря.
Это было невыносимо!
Афази осознала, что в глазах окружающих превзойти жрицу может только другая жрица.
Ах, как великолепно она могла бы исполнять Священные Танцы! Как пошли бы ей одежды из ценной, запретной для всех, кроме жриц, белоснежной ткани! С каким изяществом она могла бы шествовать "смиренно" принимая поклоны и украдкой ловя почтительно-восхищённые взгляды встречных! Но и здесь её ждал тупик.

Во-первых, Афази была не настолько наивна, чтобы не понимать: белые одежды, Священные Танцы, Праздники и почтительные приветствия занимают лишь малую часть жизни жрицы, а большая — это работа, работа, послушание, утомительные молитвы и снова — работа.
Она не желала ухаживать за крикливыми детьми, капризными больными и брюзжащими стариками, возделывать землю, мыть, убирать, ткать — это было не для неё! А подчиняться безропотно каждому слову старших жриц — и подавно!

Но, кто знает, возможно, она в конце концов решилась бы и на это, если бы не ужасная мысль, что Жаи будет выше её. Может быть даже, ей придётся подчиняться сестре, которую к тому времени Афази почти возненавидела.

Конечно, она льстила себя надеждой, что со временем непременно обошла бы сестру, сумела бы подняться выше и уж там — наверху — испытала бы блаженство полной и безоговорочной победы в соревновании, о котором знала она одна. Но то — со временем… Это её не устраивало, требовало слишком больших усилий и слишком больших "унижений" — как она понимала служение и подчинение.

Когда муки неудовлетворённого тщеславия и уязвлённой гордыни стали нестерпимыми и затуманили её разум, Афази решилась на отчаянный шаг. Она решила поступить в Западный Храм. Самое чтимое святилище Аззы — это было по ней! Её не остановило даже то обстоятельство, что никто из знакомых, в том числе и Жаи, не станет свидетелем её триумфа.

Довольно и того, что они будут знать об этом. Она останется в их памяти отважной и недосягаемой, отрёкшейся от всего, что имела, ради самого возвышенного жребия; познавшей тайны далёкого загадочного Святилища, недоступные даже для Первой Жрицы Востока… Победительницей!

И уж там-то, если ей и придётся заниматься грязной работой, то её будет несравнимо меньше, ведь Западный Храм не принимает ни больных, ни одиноких стариков, ни сирот, ни просителей, а всё необходимое для жизни ему жертвуют.

Возможно, Афази и посещали сомнения, но после того как она сообщила о своём намерении и с наслаждением пожала немалую толику восхищения, смешанного даже с некоторым благоговейным ужасом, пути назад уже не было.

Её слабеющую решимость, сама того не желая, укрепила Жаи. Может быть, она была единственным существом, любившим её такой, какая она есть, с недостатками и слабостями, которых прочие либо не замечали, либо недооценивали.
Жаи огорчало легкомыслие, вздорность и неуёмное тщеславие младшей сестры, но это не умаляло её любви, лишь подмешивало к ней горькую струю тревоги, соединённой с нежностью.

Жаи, хотя и не знала, какую роль сама невольно играет в происходящем, одна вполне ясно понимала, что Афази подвигли к такому решению лишь гордыня и глупость — ничего больше.
А значит, подобный шаг может погубить её окончательно и бесповоротно. Афази — та Афази, какой она была тогда, вовсе не годилась для Служения, не говоря уж о Западном Храме.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/10/31/1823