Царь опиума

 

Глава I

Известие застало Казанцева не в самое лучшее время. Когда раздался телефонный звонок и смурной, полузабытый голос сообщил о смерти Гришки Терещенко, Казанцев сидел на кухне в трусах и грязноватой майке, попивая горькую, и мрачно глядя в распахнутую створку окна на мужиков, забивающих «козла». Горькую он потягивал с самого утра, продолжая процесс, начатый еще с вечера. Не то, чтобы для этого имелся особый повод, нет. Просто так уж сложились обстоятельства, так уж мазь лягла. И не потому ему не хотелось выйти во двор к мужикам, что он считал себя выше их, нет. Просто он был другим. Он был опером, а не мужиком. При всем своем к ним уважении.
Гришка Терещенко тоже был опером и человеком городским. Но так уж сложилась кривая судьба, так уж ему мазь легла, что пришлось Гришке ехать в район на должность участкового. Теперь он помер. Он-то, конечно, переслужил сверх пенсии, но с чего было помирать в сорок три года? Казанцеву было сорок семь, он не вел здоровый образ жизни, но помирать не собирался. Казанцев был пенсионером, но продолжал оставаться опером, от этого избавиться невозможно.
Проблема с Гришкой состояла в том, что в городе он развелся с женой, с квартирой и со всем, что было в квартире, а в селе у него не было ничего, кроме служебной хатенки и табельного пистолета, даже его начальство сидело в райцентре, и хоронить его было некому. Смурной голос по телефону сказал, что мы-то, конечно, скинемся, но нужен организатор. Быть организатором никто не вызвался, поэтому телефонный звонок и раздался в квартире у Казанцева. Казанцев хорошо знал, что все Терещенки похоронены на городском Мушкетовском кладбище, и закапывать Гришку на каком-то деревенском погосте, будет, что называется, «впадлу».
Поэтому, Казанцев навел в кружке мощный чифир, залез в свою старую «шестерку» и поехал в Красный Партизан. Духан, конечно, был атомный, но всех гаишников в районе Казанцев знал в лицо и по именам.
Гришка, как помер, так и лежал, весь синий, на каком-то драном диване и уже припахивал, никто его даже не накрыл хотя бы какой-нибудь тряпкой. Он был в мятой форме, фуражка лежала рядом на полу. Пистолет, разумеется, забрали, но кобуру оставили, и она торчала на его вздувшемся животе, с расстегнутым клапаном. Свидетельство о смерти лежало в фуражке, видимо, его просто не знали кому отдать или куда сунуть. В свидетельстве было написано, что смерть наступила «от остановки сердца». Очень исчерпывающий диагноз.
Казанцев глотнул из фляжки и начал Гришку раздевать. Это было сложно, поскольку все, что могло впиться в тело, - пуговицы, молния, резинки и завязки, - в него впилось. Вся нижняя часть тела, - затылок, спина, ягодицы и ноги были покрыты синими пятнами, но никаких видимых повреждений Казанцев не обнаружил. Он пошевелил Гришкину челюсть. Челюсть ходила легко, но сломана не была. Нос, уши и ребра тоже были в порядке. То есть, Гришку, во всяком случае, не били.
Казанцев принес воды из колодца, выложил Гришку на стол и, как мог, так и обмыл его. Потом поискал среди одежды, но ничего, кроме мятых джинсовых тряпок не нашел, и снова одел его в форму.
Казанцев посидел рядом, обдумывая, что делать дальше. Гроб, - раз. Пару венков, - два. Место на кладбище, самое сложное, - три. Копачи, - четыре. Сколько бабок? А черт его знает. Казанцев уже похоронил отца, но это было давно, и он понятия не имел, сколько это может стоить сегодня. Обращаться к бывшей Гришкиной жене, к этой гниде, было совершенно бессмысленно. От конторы, кроме телефонного звонка, пока что ничего не поступило. Ладно, прорвемся, как-нибудь.  Всегда при жизни прорывались. И при смерти прорвемся.
Казанцев выпил еще малость и лег спать рядом с Гришкой, на полу.


Глава 2.

Контора помогла, - подогнали «уазик» для перевозки тела. С местом на кладбище тоже помогли, у Казанцева не было оснований «гнать волну» на бывших сослуживцев. Но все остальное ему пришлось делать самому.
Возле гроба, перед его погружением в могилу, стоял сам Казанцев, четверо пацанов, то ли из УВД, то ли из райотделов, которым просто хотелось отлынить от работы, и больше никого.
- «Мусор», - пробормотал один из могильщиков, подходя к гробу с гвоздями и молотком в руках.
Казанцев глубоко вздохнул. Ему очень не хотелось, но куда ж было деваться. Он подошел к могильщику и быстрым ударом сломал ему нос. К нему подскочиди сзади еще двое. Но Казанцев был привычен к таким делам и без особого труда свалил их на землю локтевыми ударами. Эти ребята не сильно его обидели. Но тот, который сказал «мусор», требовал дополнительной обработки. И Казанцев принялся методично избивать его ногами, стараясь попасть в печень и в почки. Пацаны из УВД или из райотделов особо никуда не вмешивались. Они просто молча совали кулаки под ребра двум друзьям могильщика, глядя куда-то в сторону. Друзья хекали, роняя на влажную землю пенистые слюни, потом упали, вскочили, побежали и скрылись из глаз.
Могилу закапывал сам Казанцев и четверо ментовских пацанов, которые сняли свои пиджаки и повесили их на ближнюю оградку. Гробокопатель, сказавший «мусор», несколько раз пытался подняться, но его каждый раз сбивали с ног ударами в голову или колени. Потом, закончив работу, ему позволили уползти. После этого, ментовские пацаны пошли своей дорогой, а Казанцев пошел домой и напился, как свинья.
Ночью ему снился Гришка Терещенко, стоящий возле кладбищенских ворот с протянутой ментовской фуражкой в руке. Казанцев хотел дать ему денег, но денег не оказалось. Тогда он решил высыпать ему какую-то мелочь. Но из горсти, в ментовскую фуражку посыпались пээмовские патроны.

Глава 3.

На следующее утро, Казанцев, еще сильно похмельный, поехал в Красный Партизан. Он хотел забрать Гришкино имущество. Конечно, ничего ценного там не было. Но могли оказаться какие-то личные, интимные вещи, фотографии, например. Казанцеву не хотелось, чтобы они валялись на мусорной свалке, выкинутые новым квартиросъёмщиком. А забрать их сразу, когда выносили тело, ему в голову не пришло, она была забита другими делами.
Ключ у него был. Когда он открывал перекошенную дверь, через забор за ним наблюдал заросший щетиной мужик. Казанцев кивнул ему, но мужик не ответил.
Перебирая вещи, Казанцев наткнулся на жестяную коробку, в которой лежало штук пятьдесят патронов для пээма. Он сразу вспомнил свой сон. Каждая пуля была распилена крест-накрест, как жакан. Казанцев знал, что так делают для того, чтобы стальной сердечник мог выскочить из тампаковой «рубашки» и пробить бронезащиту. В кого Гришка собирался стрелять? В принципе, он мог у кого-то изъять эти патроны и заначить. Но пятьдесят боевых патронов для пистолета, это не шутка. А Гриша Терещенко мог закрыть глаза на проделки хулиганистого пацана, но никогда не стал бы покрывать серьёзного урку. Значит, он купил патроны у кого-то из разрешительной системы. Казанцев и сам так делал, когда ему еще было интересно пострелять в посадке из табельного ствола. Однако, Гриша Терещенко давно вышел из того возраста. Если он купил патроны, значит, на то была веская причина. Какая?
После этой находки Казанцев перестал просто перебирать барахло и начал методичный, профессиональный шмон. Вскоре, под одной из базальтовых плиток, покрывавших пол в погребе, он обнаружил углубление. Там лежала жестяная банка из-под кофе, на двести грамм. Её доверху заполнял зеленовато-бурый порошок. Казанцеву не понадобилось совать туда пальцы и облизывать их, чтобы определить, - это ацетилированный опий. Ацетилированный опий, это промежуточный продукт, между исходным растительным сырьем и героином. Из-за рубежа возят только конечный, чистый и компактный продукт, нет смысла возиться с полуфабрикатами. Поэтому, ацетилированный опий бывает только местного производства. Около двухсот грамм ацетилированного опия, - это почти промышленное количество. Его невозможно получить из сырья, собранного на огороде. Значит, должна быть плантация.
Всё это Казанцев ухватил единым блоком. Он всю жизнь был опером и остался им. Ему не требовалось перебирать цепь логических размышлений, чтобы добраться до заключения.
Он положил банку на место, забрал Гришины документы и фотографии и сел в машину. По дороге он купил хорошей закуски и бутылку «немировской» горилки.
Подходя к Гришиной могиле, он заметил двух угрюмых могильщиков, которым давеча насовали в бочину. Третьего не было. Казанцеву совсем не хотелось каждый раз, приходя к Грише, вступать с ними в разборки. А еще больше ему не хотелось, чтобы они ходили ссать на Гришкину могилу.
- Ну, ладно, мужики, - сказал Казанцев, поравнявшись с ними. – Ну, не по делу вы подвязались, конкретно. И мы целый день на нервах. Погорячились. Короче, предлагаю проехать. И помянуть, по-человечески.
Он раскрыл перед ними свой пакет с припасами. Мужики переглянулись.
- Ну, ладно…, - помедлив, сказал один из них, втыкая лопату в землю. – Помянём, раз так.
Этим гробокопателям тоже не очень-то хотелось иметь постоянные разборки с ментами.
Они разместились неподалеку от свежего Гришкиного холмика. Молча выпили по кругу из одного стакана. Закусили, накатили еще пару раз.
- А где ваш третий? – как бы невзначай, начал разговор Казанцев.
- Болеет, - ухмыльнулся самый разговорчивый. – Душой. Он сам бывший мент. Только отсидевший. И  на контору сильно обиженный.
- Ну и хрен с ним, - легко махнул рукой Казанцев. – На обиженных, по жизни, воду возят. А вам тут что платят?
- От выработки зависит, - с набитым ртом промычал разговорчивый. – От клиента.
- Хороший клиент за двоих платит, - вступил второй могильщик.
- Это как? – не понял Казанцев.
- А так, - весело сказал разговорчивый, справившись, наконец, с куском колбасы. – Как цыган хоронят, знаешь? Могилу кирпичом выкладывают. Это денег стоит. А как мусульман хоронят, знаешь? Сначала яму копают, потом в стенке выдалбливают нишу для покойника. Вот так и хорошего клиента вставляют. Хоть он русский, хоть черный, хоть кто. Еще и нишу кирпичную делают. Все это накрывается плитой. А сверху насыпают гранулат, потом уже землей. И плитку вокруг могилы сразу ложат так, чтобы нишу прикрыть, и чтобы соседи не прихватили. Дорогая работа.
- Зато клиент не промокнет, - солидно добавил второй могильщик, наливая себе в стакан.
- Покойник в сухости долго хранится, - кивнул разговорчивый. – Сам видел. Особенно, если гроб пластиковый. Если перезахоронить надо, нет проблем. И место по новой можно использовать. А если родственникам место надо, так оно всегда под рукой. Плиту поднял, гроб рядом с нишей поставил, всего делов. Можно и троих упаковать, если кладку малость нарастить.
- Хороший клиент и за троих заплатит, - веско сказал второй могильщик, зажевывая водку огурцом.
Казанцев не стал задавать вопросы на счет конкретной оплаты таких операций, понимая, что работа, - левая, и вопросы будут неуместны. Они допили бутылку досуха и доели до крошки, на чем общение и закончилось. Потом, поколебавшись, пожали руки и разошлись. Дружбы не возникло, но перемирие, во всяком случае, состоялось.

Глава 4.

На восходе следующего дня Казанцев бросил в багажник рюкзак с самым необходимым, сел в машину и поехал в Красный Партизан.
Казанцев всю жизнь проработал оперативником. У него были веские основания подозревать, что Гриша собирал какую-то опасную информацию по собственной инициативе, и его смерть не была следствием болезни сердца. Казанцев понимал, что если просто выставить банку, найденную в доме Терещенко, на стол начальнику райотдела, - этого будет недостаточно. Нужна информация об источнике. Нужен подозреваемый или группа подозреваемых. Кроме того, производство опиума в рыночных количествах невозможно без надежного «крышевания». И нет «крыши», лучше ментовской. Поэтому, опиум может просто исчезнуть со стола начальника райотдела.
Казанцев не мог действовать официально, поскольку уже не являлся работником милиции. С другой стороны, это развязывало ему руки для нестандартных средств и методов.
Войдя во двор Гришиной хатки, Казанцев снова увидел через забор давешнего щетинистого соседа и подошел к нему, поздоровался. Сосед молча кивнул.
- Вот, хочу пожить здесь, - сказал Казанцев. – Мой друг тут жил, Терещенко Гриша.
- Знаю, участковый, - сказал сосед.
- Да. Хочу снять на лето, - Казанцев указал на домик. – Может, и насовсем останусь, если продадут. Я пенсионер. Зовут меня Василий.
  Казанцев протянул руку через забор. Сосед пожал ее и назвался:
 - Михаил.
- Только не знаю, к кому обратиться, - продолжал Казанцев. – Грише эту хату, вроде как, милиция дала.
- Да какая там милиция, - махнул рукой Михаил. – Баба Маня тут жила, померла. Хата беспризорная стояла. Ну, сельсовет и дал ее участковому, за так. Может, милиция и попросила, не знаю. Только прав тут ни у кого нет. Заходи и живи, веселее будет. Ты ж, наверно, пенсионер ментовский, так кто тебя тронет.
- Ну, раз так, пойду устраиваться, - сказал Казанцев и направился к дому.
- Эй, сосед! – крикнул ему в спину Михаил. – Если земля нужна, так я тебе продам сколько хочешь!
- Осмотрюсь, там видно будет, - ответил Казанцев.
Дверь отворилась со скрипом. Внутри ничего не изменилось. Подслеповатые окна едва пропускали свет. Пахло затхлым. Казанцев взглянул на продавленный диван, на котором умер Гришка, вздохнул и вышел вон. Но теперь здесь предстояло жить.
Ярко светило солнце. Невдалеке змеилась речка в обрамлении камышей. Было непривычно тихо, только стрекотали кузнечики. Казанцев затоптал окурок и пошел к машине, оставленной под забором.
Ворота отсутствовали. Часть забора, примыкающая к калитке, оказалась примотана к столбу куском ржавой проволоки. Казанцев размотал ее, оттащил гнилые доски в сторону и загнал «жигуль» в заросший высокой травой двор. Усмехнулся, снова прикручивая забор к столбу, - граница между двором и улицей была чисто условной.
Потом, вскипятил воду, привезенным с собой кипятильником, попил чаю и пошел осматривать окрестности.
Гришина хатка стояла на самом краю села, почти на берегу речки. Но где тут чего край, определить можно было разве что с вертолета. Дома были расположены кое-как, на холмистой местности. Половина из них выглядела заброшенными. Однако, Казанцев с удивлением заметил пару-тройку крепких, краснокирпичных строений, относительно недавней постройки. Село пересекала единственная дорога, между домами извивались глинистые тропы, по которым с трудом могла бы протиснуться легковушка, речная вода поблескивала то тут, то там, в ней отражались столетние ивы. С одной стороны к селу примыкал чахлый сосняк, постепенно переходящий в лесной массив, во все остальные тянулись поля, ограниченные где-то на горизонте зубчатой лесополосой, оттуда, через тишину, доносился далекий перестук вагонных колес. Было поразительно, что это глухое место находится всего в тридцати километрах от большого города и в семнадцати – от райцентра.
На единственной улице Казанцев никого не встретил, кроме кур и древнего деда, сидевшего на лавочке у своей калитки. Дед на приветствие не ответил, только посмотрел слезящимися, прозрачными глазами. Магазин, Казанцев с первого раза не нашел. Сельсовет нашел. Но дверь была заперта на замок, без всяких объяснений, которых и спросить было не у кого.
Попетляв по придавленному жарой селу, Казанцев вернулся «домой» и остаток дня посвятил уборке и обустройству. Под вечер, он искупался в речке и рано лег спать. Во сне он ничего не видел.

Глава 5.

На рассвете Казанцев накопал горсть червей в сырой земле между сараем и забором и, прихватив стоявшую в сенях корявую удочку, отправился на рыбалку.
К его удивлению, у парующей речки уже сидел на корточках совершенно голый Михаил, ковыряясь в вытащенной на берег рачне, рядом с ним стояло ведро, почти доверху набитое здоровенными шипастыми раками.
- С легким паром, - поприветствовал его Казанцев.
- Чё? – не понял Михаил. – Какой пар? Ты глянь, раки какие. А пива нет.
- Будет пиво, - уверенно сказал Казанцев.
- Да ну? – обрадовался Михаил. – А то, денег нет, работы нет, раз в три месяца копейку платят, гады.
- Что, совсем работы нет? – сочувственно спросил Казанцев.
- Какой там! – махнул рукой Михаил. – Землю распаевали, а чем ее пахать? Я всю зиму «кировца» ремонтировал, один х…, не едет. Половина паев в аренде, за зерно. А другие гуляют, кто не сдал. Тут же неудобьев полно, колдыбины и камни. Сосняк еще прет.
- Ладно, - вздохнул Казанцев. – Я тут попробую надергать чего-нибудь, на уху. Все равно, за пивом еще рано. А потом смотаюсь в райцентр. Магазина я тут что-то не нашел.
- Так и нет его, закрыли, - сказал Михаил. – Автолавка два раза в неделю приезжает. Только пиво не возят. В Карловку надо, она ближе, и пива валом, какого хочешь. Там народ побогаче живет, дачи там.
- А здесь народ чем живет? – спросил Казанцев, закидывая удочку.
- Да ничем, - ответил Михаил. – Старики доживают, а кто помоложе, в город на работу ездят, в райцентр. Кое кто еще пробует сам землей заниматься, технику нанимают, кто где. Только мало что с этого выходит, деньги нужны. Арендаторы кормами платят, и то, от урожая зависит.
- А что за арендаторы? – следя за поплавком, вскользь спросил Казанцев.
- Та разные, - пожал плечами Михаил. – Один, вроде как, местный есть. Его родители тут жили, года четыре как померли. А сам он всю жизнь в армии служил, где-то в Таджикистане. Потом вернулся. Он от родителей землю получил и арендует еще. Богатый. Но работники у него все свои, типа в доле с ним, сослуживцы.
- Тоже корма сажает? – спросил Казанцев.
- И корма, - кивнул Михаил. – Кукурузой они занимаются, подсолнухом. Маслобойня своя есть.
- Вот видишь, - вздохнул Казанцев. – Есть и богатые пенсионеры, не то, что я
- Тебе еще повезло, - сказал Михаил. – Ты в ментуре отработал. А я колхозник, мне до пенсии еще двенадцать лет, как медному котелку. И деваться некуда. Из хозяйства уйдешь, так пенсии вообще не будет.
- Вот, блин, землевладельцы, - покачал головой Казанцев. – Ну, дали вам. Землю – крестьянам, заводы – рабочим. Ходите теперь, у кулака ярма просите. Прав был товарищ Троцкий, вас в счастье надо железной рукой загонять, а не демократией.
- Ишь ты! – окрысился Михаил. – А чего ж ты себя не загнал, чекист хренов? Сидишь тут с удочкой, ждешь, пока рак свиснет.
- Ты это, не гони! – Казанцев задрал небритый подбородок. – Мое пиво, твои раки. А свистеть будем вместе, когда мою пенсию пропьем.
Они оба невесело рассмеялись.
- Ладно, пойду картошки накопаю, - сказал Михаил, натягивая на голое тело брезентовые штаны. – К ракам. Твое пиво, мой первак. А ты посиди пока, подыши кислородом. Где рыба, я тебе потом покажу. Там дальше, запруда есть, возле бывшей свинофермы. Я там сетку ставлю. После Карловки заедем, вытащим. Ну, давай, часов до восьми.
Он затолкал рачню в камыши, сунул босые ноги в галоши, и подхватив скрежещущее ведро, ушел к дому.
Оставшись в одиночестве, Казанцев отложил удочку с мертво застывшим на воде поплавком и задумался. Гриша был человеком малообщительным и немало пьющим, как почти все старые опера. А с кем ему еще было и покурить, и выпить, как не с соседом Мишей, таким же, судя по всему, малосемейным, как и он сам? У Миши на левом предплечье была старая, выцветшая наколка, - факел за колючей проволокой. Видимо, сидел Миша по малолетству. Что удивительного, в стране, где каждый третий сидел или проходил мимо по делу? По опыту жизни, Казанцев знал, что среди простых людей, таких особенно много и совсем необязательно, чтобы они были закоренелыми преступниками, - просто откупиться им было нечем и защитить некому. И хорошо знал Казанцев, что старые, одинокие опера и одинокие, бывшие зэки нередко сходятся, не такие уж они противоположные. Не исключалось, что Миша мог знать что-то, если не об обстоятельствах смерти, то об обстоятельствах жизни Гриши и этим следовало воспользоваться.
К восьми  часам, Миша прибыл, как штык, в чистых джинсах, майке с надписью «Университет Лос-Анджелеса» и объемистой кошелкой в руке. Казанцев смотал удочку. Вместе они вернулись к жилищу Казанцева, Казанцев выгнал «жигуль» через дыру в заборе и руководимый проводником, запылил в Карловку.
Здесь было поцивильней. Имелась асфальтированная дорога, сельский мини-маркет и даже кафешка при нем. Не мудрствуя, Казанцев купил пятилитровый бочонок «бергера», Миша грустно пошарил глазами по пестрым полкам, и они отправились восвояси, к своим ракам. По пути заехали к запруде, где Миша, подозрительно оглядываясь, вытащил свою сетку и Казанцев понял, зачем нужна была брезентовая кошелка – в сетке трепыхалось десятка полтора жирных лещей, щука, килограмма на два и штук тридцать окуньков.
- А вяленого леща у меня валом, - говорил Миша по дороге домой. – До пива, ничего лучше нет. Раки, это так, для начала. Картохи я уже начистил. И литр пшеничного есть, как слеза. Не хватит, еще нагоним.
Им почти хватило.
- Нет, ты скажи, скажи, - твердил Казанцев, в очередной раз хватая за руку Мишу, все порывавшегося запустить самогонный агрегат. – С чего здоровому мужику было помирать, в сорок-то лет?
- Я бы не сказал, что от водки сгорел, - покачиваясь отвечал Миша. – Выпивал, но не больше других. И не на работе.
- А что он, вообще, тут делал? – спросил Казанцев.
- Ну, ментовскую работу свою делал, - Миша наморщил лоб. – Ездил куда-то…откуда же мне знать. У него мотоцикл был, в сарае стоит, видел? Он его тут купил, у Вовки-Афганца. По месту, не видел я, чтобы он кого трогал. Да и кого трогать? Тихо тут. Еще, на охоту мы с ним ходили, пару раз. У него ружья не было, а у меня есть. Два. Природу ему показывал, природой он интересовался.
- А баба у него была? – продолжал Казанцев.
- Подкатывала тут одна, - пожал плечом Миша. – Она у Сарепты работает, то ли родственница ему, то ли, типа, прислуга, не знаю. Сарепта, это арендатор, тот, который богатый. Ну, может, Гриша и дрючил эту Клаву, свечку я им не держал, не знаю. Но у него она бывала, точно.
- А кто Гришу нашел? – спросил Казанцев.
- Я нашел, - кивнул Миша. – Смотрю, долго не выходит. Ну, зашел. А он уже готов. Посинел уже. Ну, пошел к Афганцу, у него мобильник. Позвонили в ментовку. Давай помянем, что ли?
Миша снова начал подниматься.
- Сиди, - махнул рукой Казанцев.
Он сходил к себе, принес бутылку «немировской» из своих запасов и застолье продолжилось уже за упокой, закончившись затемно, после выбывания Миши из числа поминающих.

Глава 6.

Лес был смешанным. Столбы солнечного света пробивали высокие кроны деревьев и упирались в толстый ковер палых листьев и хвои. Накануне, Миша сообщил, что в лесу есть озера и источники вокруг них с, якобы, целебной водой. Естественным образом, самочувствие Казанцева с утра оставляло желать лучшего, и он решил пройтись, подышать свежим хвойным воздухом, а заодно и произвести рекогносцировку на местности.
Вскоре, озера он нашел. Однако, они мало соответствовали названию «Голубые», которое упомянул Миша. Они были черными, с топкими, заросшими камышом берегами, из мелководья торчали голые сучья коряг. Источники имелись, глубокие ямины, заполненные водой такой прозрачности, что если бы поверхность не отражала нависающие деревья, ее просто не было бы видно. Зрелище завораживало. Глубоко на дне одной из ям лежала свернувшаяся кольцом серая змея. Казанцев не стал проверять, живая она или мертвая. А когда, потревожив кристальную поверхность, он зачерпнул горстью воды из другого источника, из стенок ямины поплыли, как дым, тонкие струйки черной грязи.
Озер было два, как два глаза, слезящиеся каплями источников. На их черных зеркалах неподвижно стояли алые и белые кувшинки. Казанцев никогда такого не видел. Он вообще понятия не имел, что совсем недалеко от его городского дома есть такие места. Никакого человеческого мусора заметно не было. Видимо, особой популярностью озера не пользовались. Казанцев все же испил водицы, но никаких чудесных превращений в его испитом организме не произошло, и он продолжил свою прогулку, по широкой дуге выйдя из лесу к полям.
Угодья, на самом деле, были не ахти, - холмистые, что затрудняло обработку, и с огрехами по краям от небрежной запашки. Ближайшее поле оказалось засеянным низкорослой чахлой пшеницей, среди которой виднелись обломки сланца, поцарапанные бороной. С удивлением Казанцев заметил, что колосья усеяны багровыми стручками «маточных рожек». Кто купит такое зерно, зараженное чрезвычайно токсичным вредителем? Наверное, последнего сельскохозяйственного инспектора здесь видели в году тридцать седьмом. Но далее, на краю колдыбистой грунтовки, тянувшейся вдоль поля, Казанцева ожидал настоящий сюрприз. Сюрприз представлял собой уже почти засохший стебель мака. В принципе, ничего необычного. Если бы не головка, величиной с кулак. Не веря своим глазам, Казанцев присел на корточки. О маке он знал все. Такие растения не встречаются в природе. Сидя на уровне земли, Казанцев заметил среди стеблей пшеницы еще целый куст, - четыре огромные, бороздчатые, как гранаты Ф-1, маковые коробки, начиненные зрелым семенем. Это не могло быть ничем иным, кроме генетически модифицированного опиумного мака, с содержанием морфия до 5,5%. Такой продукт, не боящийся ни заморозков, ни засухи, в начале 70-х разработали пакистанские ученые при содействии американцев, когда моджахеды еще числились в числе американских союзников. Чтобы не было видно с советских вертолетов, моджахеды, менявшие героин на оружие, выращивали этот мак на террасах в горных ущельях, он мог произрастать и в тени. Очевидно было, что здесь его специально никто не сажал, он вырос самосевом. Но не могло же его принести ветром из Гиндукуша, откуда этот царь опиума, по имени «Raja-R-1», здесь вообще взялся?
Казанцев встал и насторожено оглянулся. В этот момент он пожалел, что у него нет с собой оружия. Бродить во владениях опиумного барона, которыми вполне могли оказаться эти поля, было совсем не безопасно. Тем не менее, он пошел вперед, внимательно вглядываясь в посевы. Километра через полтора пшеница закончилась, лесополоса, из-за которой доносился перестук вагонных колес, придвинулась ближе. Началась кукуруза, растения были мощными, здоровыми, видимо, на эту землю не пожалели нитратов. Казанцев свернул с дороги и двинулся через поле. Пройдя около ста метров, он наткнулся на первые признаки плантации.
Сбор сырого опиума, а также зеленых маковых головок, которые неправильно называют «маковой соломкой», начинается в середине-конце мая. Если маковый куст оставляют сохнуть прямо на поле, то в середине-конце июня. В этом случае, не требуется специальных помещений для просушки, но содержание активного вещества будет меньше. Для ускорения технологического процесса иногда применяют холодный или горячий отжим сырых, необмолоченных головок. Однако, при этом конечный продукт засоряется маковым маслом. Поэтому чаще всего используют усредненную технологию, разработанную венграми в начале 60-х годов. Зеленые семенные коробки высушивают, обмолачивают и ацетилируют. При этом естественный морфий присоединяет две ацетиловые группы и переходит в героин. Полученное путем выпаривания порошкообразное или слоистое вещество бурого цвета, обычно называют «грязным» героином. Или «ацетилированным опием», поскольку оно содержит все алколоиды натурального опия и природный краситель. Фармакологический героин имеет среднее число чистоты 98%. Из килограмма такого героина можно получить до десяти килограммов доз, продаваемых на улице, - «чеков». Цена одного грамма «чека» в восточноевропейском регионе колеблется от девятнадцати до двадцати семи долларов.
Казанцев ходил по золотому полю, которое давало доходу больше, чем если бы было засеяно алмазами. Стояла середина июля, и урожай был собран. Но следы плантации, располагавшейся на площади в двадцать пять гектаров, скрыть полностью было просто невозможно. А здесь был не скудный мергель и скалы Гиндукуша, здесь была среднерусская равнина с ее относительно плодородными землями. Какой урожай мог дать «царь опиума» на такой земле?
Кусты мака, видимо, были посажены поперек рядов кукурузы, в щахматном порядке. Таким образом они были скрыты не только от обзора сверху, но и частично, от прямого взгляда наблюдателя в любом направлении вдоль ряда. Судя по всему, плантаторы срезали зеленые головки, затем выдернули кусты и оставили сохнуть на земле. После чего собрали их и сожгли где-то в лесу. На земле остались лунки от корней и кое-где, отдельные сухие листья. Казанцев был уверен, что если поищет, то найдет в лесу кострища, с такими же, недогоревшими листьями по краям. Такие следы производства ему были хорошо знакомы. Но ему никогда не приходилось видеть таких масштабов.
Опиумное производство, само по себе, трудоемко, поскольку его почти невозможно механизировать без больших потерь, тем более, - в конспиративных условиях. Здесь требовались десятки рабочих рук. Требовалось промышленное оборудование и площади для просушки и переработки сырья, а также большое количество химреактивов. Производство опиатов имеет весьма специфический запах, и ядовитые отходы необходимо сжечь. Следовательно, подпольная фабрика должна находиться вдали от села, в уединенном месте. Где?

Глава 7.

- А как она выглядит, эта Клава? – спросил Казанцев.
Было позднее утро, они с Мишей сидели в сарае, сосед ковырялся в Гришином мотоцикле.
- Да не Клава она, - усмехнулся Миша. – Иванна Ли ее зовут. Кореянка. То есть, не совсем. Папа у нее кореец. Или китаец, хер его знает. Короче, слегка узкоглазая. Красивая, змеюка.
- Почему, змеюка? – удивился Казанцев
- А так, - Миша пожал плечом, - вроде, ничего плохого не делает. Но есть в ней что-то такое, подколодное. Гибкая вся, как змея, опасная. И с ножом ходит. Когда ей делать не хер, она его достает и в пальцах крутит, глазом не уследишь. Говорит, нож ей нужен, чтобы харч резать. Челюсть у нее болит. А у самой зубы, как у молодой суки.
- Может, она собак на харч режет, - ухмыльнулся Казанцев
- Не видел, не знаю, - покачал головой Миша. – Но собак у них на ферме полно. Здоровенные, кавказцы. Такие сами, кого хочешь схавают.
- А ферма где? – спросил Казанцев
- Там, - Миша махнул гаечным ключом. – Аж за железной дорогой. Далековато от поля. Но на пахотной земле не построишься. А у них там сушилка, ток, площади гектаров семь, под все это. Весовая еще, конюшня. Лошадей они держат, голов десять. Выпас там хороший. Там целина, никто никогда не пахал. Земля сильно каменистая, технику, на раз, поломаешь. Но трава хорошо растет. И вода там, речка рядом. Они еще и пруд выкопали, рыбу разводят. Ну, это для себя, не на продажу. Их там кагал целый, всем жрать надо.
- Да, не хило пенсионер устроился, - заметил Казанцев
- А чего не устроиться? - сказал Миша. – Он какой-то, сильно заслуженный. Ветеран и участник. Льготы у него. Он эту землю, считай, забесплатно получил. И друзья у него такие же, и тяги в районе есть. А еще, он спирт гонит из какой-то мачмалы, сам и выращивает. У него вся техника на спирту работает, ты прикидываешь? И для внутреннего потребления зерновую делает, - во! Иванна Грише приносила, я пробовал.
- Этот Сарепта, он что, тоже татаро-монгол? – спросил Казанцев
- Да хер его знает, - ответил Миша. – На вид, вроде как, русский. Только черный от солнца. И лысый, как колено. На лошади, однако, как джигит вышивает. Помощник у него есть, Клеман. Так тот с седла в зайца попадает, из карабина. Сам видел.
- Во, нашествие, - пробормотал Казанцев. – Так эта китаеза, она кем кому приходится, я не понял?
- Не знаю точно, - качнул головой Миша, - у Сарепты, говорят, жена была, узкоглазая. Так Иванна приходится ему какой-то родней со стороны жены. Или Клеману, хер их разберет.
- Клеман, это что, фамилия? – спросил Казанцев
- Может, и погремуха, - ухмыльнулся Миша. – У них там еще один есть, так они его называют Фредди Крюгер, ты прикидываешь? Тоже пограничник. А два кобеля у них, - Вагинил и Чубайс. Кто такой Вагинил, не знаешь?
- Знаю, - кивнул Казанцев, -это смазка для влагалища. Чтобы чувство юмора не засохло.
- Ладно, давай дрынчалку прокатим,- сказал Миша, поднимаясь с корточек. – Должна поехать.
«Урал» завелся не сразу, но завелся. Казанцев умостился на заднем сидении, поскольку мотоцикл водить почти не умел, и они не спеша затарахтели по селу.
- Вот она, сарептова хата, - кивнул Миша, притормаживая возле одного из домов. – Это он на месте родительской устроил.
Человек, который строил этот дом, мало заботился о своем имидже. Он заботился о своем удобстве и безопасности. Жилище господина Сарепты не имело ничего общего с краснокирпичными дворцами богатеев и не торчало над крышами села, как гнойный прыщ на морде нувориша. Это была простая квадратная коробка в два этажа, не презентабельная снаружи, но весьма функциональная. Здесь с толком использовался каждый метр площади, включая плоскую крышу, где располагались кондиционеры и антенны. Стены были выглажены до блеска сероватым искусственным камнем, крепким, как гранит. Тонированные окна отливали голубым – броневое стекло в стальных рамах. В целом, это напоминало цивилизованный командный пункт на какой-нибудь военной базе. Казанцев почти не сомневался, что под коробкой имеется просторный подвальный этаж с боксом для пары автомобилей и электрогенератором.
Хозяин знал толк в фортификации. Периметр был защищен стальной сеткой в три метра высотой. Казанцев знал такую сетку. Она растягивалась, как пружина, если кто-то пытался по ней залезть, имела режущие края, не поддавалась обычному слесарному инструменту, и почти наверняка, была углублена в землю на полметра. Внешне это инженерное сооружение выглядело вполне цивильно. Оно было даже увито идиллическим диким виноградом, не пропускавшим нескромных взглядов, но достаточно света, чтобы двор не выглядел тюремным. Цвет виноградных листьев, однако, слегка не соответствовал времени года, и присмотревшись, можно было заметить, что это, - вечнозеленый пластик. Если такие средства защиты и маскировки были применены для сельского жилища, то как должна была быть защищена подпольная фабрика?
- Ну, поехали на хозяйство, покажу, где работаю, - сказал Миша, покручивая ручку газа.
 Уже через пять минут Казанцев имел возможность любоваться обломками социалистического способа хозяйствования. Над дверями саманного сарая сохранился реликтовый лозунг, намалеванный облупившейся масляной краской: «Мы придем к победе социалистического труда!». Вот и пришли.
Сельхоздвор напоминал поле битвы под Прохоровкой. Повсюду стояла искореженная техника. В тени покосившегося комбайна сидели мужики и пили водку. Миша даже не стал подходить к ним, а только издали помахал рукой. Было очевидно, что никакого труда здесь нет и не предвидится.
Тяжело вздохнув, Миша обменялся взглядами с Казанцевым и снова крутнул ручку газа. Через сто метров захламленного пустыря они вырулили на единственную дорогу и затарахтели домой. Дорога впереди поднималась горбом, там стояло пыльное солнце.
- «Сансет-бульвар», -  подумал Казанцев и чуть не пропустил нужное.
- Стой! – крикнул он.
Миша затормозил.
Дверь конторы на этот раз оказалась открытой.
Казанцев взбежал по скрипучим ступенькам. Первая комната была пустой, дверь во вторую была распахнута, там сидел за письменным столом усталый мужчина, лет шестидесяти.
- Здравствуйте, - сказал Казанцев
- Здравствуйте, - вяло ответил мужчина.
- Я приезжий, - продолжил Казанцев. – Хочу, вот, пожить у вас в селе. В доме бывшего участкового. Ну, в том, что раньше бабе Мане принадлежал. Оформиться как-то надо.
- А что тут оформлять? – пожал плечами мужчина. – Я же не паспортный стол. А родни у бабы Мани не было, живи. Если ты человек нормальный.
Мужчина опустил голову и задвигал ящиками письменного стола.
- Ну, ладно, - сказал Казанцев. – Бывайте тогда, здоровы.
И вышел вон.
Миша дал газу, и они поехали домой, пить горькую. А что еще оставалось делать на склоне дня  двум одиноким мужикам, если у них нет срочных дел?

Глава 8.

- То, что ты рассказал, очень серьезно, - говорил начальник УБОП  по области, расхаживая по кабинету. – Это, может, и на литерное дело потянет. А агентурное я лично заведу, как с куста. В случае реализации, это большими звездами пахнет, в учебники войдет. Ты больше никому не рассказывал?
Казанцев молча посмотрел на него.
- Понял, - кивнул начальник. – Гриша тоже никому не говорил, иначе бы я знал. Значитца, только ты и я.
С этим начальником Казанцев учился на Высших курсах советского еще МВД. Потом пути их разошлись, но часто соприкасались, пока Смирнов шел наверх. Смирнов был прирожденным организатором. А Казанцев был одиночкой. Он никогда, никем не хотел и не умел руководить, кроме самого себя. Да и то, не всегда получалось.
- Ты и я, - повторил начальник, бросив взгляд на банку с опиумом. – Но как реализовывать? Если мазь ляжет, то на конечном этапе понадобится куча прокурорских санкций, процессуальные действия. Это невозможно организовать на основе анонимного телефонного звонка. А если не ляжет, то надо будет как-то обставляться. И я не могу впарить информацию через чужого агента. Скрысятничают.
- А свои? – усмехнулся Казанцев.
- Хуже чужих, - скривился начальник.- В разработке такого уровня агентурные правила не действуют. Агента допросят, особенно, если будут трупы. А что может сказать левый лох? Он меня закопает. Короче…,
- Нет, - сказал Казанцев.
- Почему, нет? – развел руками начальник. – Тебе нужна крыша.
- У меня крыша на месте, - сказал Казанцев. – А личное дело агента хранится вечно. Ты что, до конца жизни собираешься дергать меня за поводок?
- Я тебе резидентуру предлагаю! – повысил голос начальник. – Это хорошие деньги, в конце концов. Они тебе что, помешают? А потом ты смертельно заболеешь, и я тебя заморожу.
- Спасибо, - сказал Казанцев.
- А ты что, хочешь, как Гриша? – тихо спросил начальник. – А если ты сам кого-то завалишь? А если, тебя? Ну, замочили какого-то пенсионера, ну и что? Мы даже Гришу не можем эксгумировать, пока ты не поработаешь. Ты же мести хочешь, я так понял? Волына у тебя есть?
Казанцев молча посмотрел на него.
- Ясно, - кивнул начальник. – Если она выстрелит, то придется на кого-то сбрасывать. Тебе нужен «табель». И ты сможешь им воспользоваться, если надо. И никто тебя не тронет. Есть программа защиты агентов.
- Которая никогда не действует, -ухмыльнулся Казанцев.
- В твоем случае, подействует, - сказал начальник. – Я начальник УБОП по области, в конце концов, а не какой-то «земляной» опер.
- Спасибо, - сказал Казанцев.
- Пожалуйста, - ответил начальник. – Ты с самого начала знал, что я тебе это предложу, иначе бы не пришел. Поэтому, кончай юродствовать. Если хочешь торговаться, давай торговаться, только по делу. Со своей стороны могу предложить ежемесячные бабки на оперативные расходы, помимо зарплаты. Повышение пенсии – гарантирую. Жилищные условия тебе улучшим. При успешной реализации будет хорошая премия, не копеечная. Если тебя это интересует, то возьму тебя по делу в закрытую диссертацию. С твоей стороны не требуется ничего, кроме того, что ты и так делаешь. Только под моим формальным руководством. Я твой куратор, я хочу получить лавры. А ты получишь скальпы и бабки. Это что, плохо?
- «Если дело выгорит, он станет генералом и доктором наук», - думал Казанцев, руля в свой Красный Партизан. – «А если не выгорит, то спишет неудачу на меня как на официально зарегистрированного резидента, ответственного за информацию  от агентурной сети. Молодец, Смирнов.»
Когда Казанцев подъехал к дому, из-за соседского забора высунулась голова.
- Заждались, - сказал Миша. – Тут тебя видеть хотят. Зайди.
Под вишней, на вкопанном в землю столе, стоял чайник и чашки. За столом сидела молодая женщина. Казанцев сразу понял, кто это.
Ей могло быть лет тридцать пять-тридцать семь, но выглядела она моложе.
В своих многочисленных командировочных скитаниях по одной шестой части суши, Казанцев евразиек повидал немало и знал, что смесь европейской и азиатской крови дает очень неплохой результат. Но в этой женщине было нечто уникальное, - глаза. Казанцев никогда не видел таких светлых до прозрачности раскосых глаз на лице цвета бронзы и полагал, что это невозможно. Оказалось, что возможно все. Она выглядела, как дикая кошка, случайно забежавшая в человеческое жилье.
Она со щелчком закрыла лезвие, веером мелькавший в ее смуглых пальцах, и нож исчез.
- Здравствуйте, - сказала она и улыбнулась, у нее был алый, чувственный рот и кривоватые зубы, белые, как у молодого животного. – Меня зовут Иванна.
- А меня, Василий, - сказал Казанцев, садясь на лавку рядом с ней и окидывая быстрым профессиональным взглядом. У нее были стройные ноги, обтянутые синими джинсами и черной кожей верховых сапог, и тугая грудь под черной майкой. От нее пахло полынью.
- О, как красиво, - сказала Иванна. – Василий – Блаженный. Отдыхать приехали? Здесь есть где отдохнуть.
- Да, - кивнул Казанцев, - мой покойный друг рассказывал.
- Где он похоронен? – спросила Иванна. – Мы дружили. Я хочу отнести цветы на его могилу.
- А почему вы не пришли на похороны? – осторожно спросил Казанцев.
- Целая куча служивых и какая-то колхозница, - усмехнулась Иванна. – По-вашему, это было бы уместно?
В ее речи было нечто нездешнее.
- Может, вы и правы, -вздохнул Казанцев. – Он похоронен в городе, рядом с родными. Я покажу вам.
- Спасибо, - сказала Иванна, доставая мобильник из чехла на поясе. – Запишите мой номер и позвоните, когда будет удобно.
Они обменялись номерами.
Миша принес еще одну чашку.
- Чайку хочешь? – он плеснул в чашку бледно-розовый настой. – Гостинец от Иванны.
- Это красный «бон-фу», - сказала Иванна. – Лучшее из того, что придумали китайцы.
Над чаем поднялся ароматный пар.
- Опиум тоже придумали китайцы, - неожиданно для себя сказал, обычно осторожный, Казанцев.
- И опиум, и чай, - легко кивнула Иванна. – Потом их украли англечане и начали производить в Индии. Это ведь англосаксы наводнили весь мир наркотой, с которой теперь борятся. В Азии опиум употребляли тысячи лет, как лекарство. И ничего страшного не случилось. А европейца опиаты убивают. Потому, что он кушает их, как свинка чун-чун. Это, как дать вино ребенку. Он упьется и умрет.
- А к кому вы относите себя, - усмехнулся Казанцев, - к европейцам или азиатам?
- Я отношу себя к умным людям, который умеют выбирать хороший чай, - рассмеялась Иванна, - и не употребляют всякую гадость. Знаете, есть водка, которая не дает похмелья.
- Нет такой водки, - уверенно сказал Казанцев. – О водке я знаю все.
- Есть, - сказала Иванна. – Ее не пропускают ни через какие платиновые фильтры, и в ней нет никаких волшебных добавок. Просто, это другой спирт. Не тот, что используют в обычной водке. Спиртов, на самом деле, много, не меньше, чем белков. И каждый день синтезируют новые.
- Почему же тогда весь мир похмеляется? – хмыкнул Казанцев.
- Потому же, почему весь мир ездит на бензине, а не на спирте или электричестве, - сказала Иванна. – Если все откажутся от бензина, то нефтяные компании лопнут, нефтедоллар рухнет. Если производить безпохмельную водку, то не станет алкоголиков. Кто тогда станет ее покупать?
- Не алкоголики, - пожал плечами Казанцев.
- Не алкоголики не употребляют алкоголь, так же, как не наркоманы не употребляют героин, - сказала Иванна. – Вы представляете себе мир, где нет бензиновых ядов, нет алкоголиков, нет наркоманов? Чистый мир, - это высокие технологии плюс электрификация всего мира.
- Где вы учились? - спросил Казанцев.
- Везде, - ответила Иванна. – В университете. В конюшне. В горах. В казарме. Я старший прапорщик запаса российских погранвойск, между прочим.
- Рано постарели, - вздохнул Казанцев. – Я вот, капитаном милиции на пенсию уходил. А воинское звание мне оставили, - ефрейтор.
- Это потому, что вы не воевали, - сказала Иванна. – На войне стареют быстрее.
- На улицах идет война покруче, чем в ваших горах, - неожиданно обозлился Казанцев. – Более коварная и жестокая. Там нет своих. И неизвестно, кто победит.
- Победитель есть всегда, - поднимаясь, сказала Иванна. – Только побежденный об этом может и не узнать. Будьте здоровы. Я жду вашего звонка.

Глава 9.

Действия Казанцева теперь регламентировались правилами агентурной работы. Эти правила, изложенные в специальном секретном руководстве, имели силу подзаконного акта и были увязаны со статьями уголовного кодекса. Таким образом, нарушение их могло повлечь за собой вполне реальные и очень серьезные юридические последствия. Однако, дело было не только в этом.
Казанцеву было хорошо известно то, что мало известно среднему гражданину. Тот институт, который  средний гражданин в целом называет «милицией», на самом деле состоит из двух автономных институтов – цивильной службы и оперативных служб. Число оперативных служб и их названия могут изменяться в соответствии с веяниями времени, но суть всегда остается одной и той же – они борются с криминальным подпольем методами, близкими к методам криминального подполья. Милиционер в форме – это гражданский чиновник. Оперативник – это солдат без формы. Солдаты воюющих армий отличаются только целями, которые ставит перед ними руководство. Цель всегда оправдывает средства. Мелкие нарушения устава наказываются по уставу. Преступления против службы, на войне наказываются смертью. Суд и следствие могут применяться, а могут и не применяться.
Любая оперативная служба состоит из бригад, так же, как и криминальное подполье. Бригада спаяна взаимным доверием и дисциплиной. Войти туда сложно, а выйти навсегда – невозможно. В рамках государственной службы, бригада может называться группой или опергруппой, а по другую сторону линии фронта – бандой.
Резидентура – это бригада. Право организации резидентур имеет офицер оперативной службы не ниже начальника уголовного розыска области, с санкцией не ниже заместителя начальника управления внутренних дел области по оперативной работе. На деле, это правило нередко игнорируется, поскольку секретность агентурной деятельности предоставляет любому оперативнику широкое поле для личной инициативы. Бывало, что годами финансировались резидентуры-призраки.
Резидентура финансируется по статье – «оперативная работа». Подлинное имя резидента не имеет права знать никто, кроме организатора. Подлинное имя агента не имеет права знать никто, кроме резидента, который ему платит. Или не платит.
В случае Казанцева, правила были нарушены дважды. Во-первых, на момент назначения его на должность, никакой агентурной сети, которая и представляет собой резидентуру, - просто не существовало. Во-вторых, Смирнов не поставил в известность начальство.
Уже на следующий день Казанцев получил сведения о фигуранте, затребованные им в процессе вербовки. Учитывая, что по возрасту экс-полковник не счел нужным становиться на воинский учет по месту жительства и принимая во внимание места несения им службы, Смирнов сработал в рекордный срок.
Сарепта Александр Георгиевич, 1957 г. р., окончил Ленинградское Высшее училище погранвойск КГБ при Совете Министров СССР в 1978 г.
С 1978 г. по 1981 г. – проходил воинскую службу в Каахкинском погранотряде Туркестанского пограничного округа в должности начальника погранзаставы № 16-«Хивеабад».
С 1981 г. по 1984 г. – начальник погранзаставы № 13 Отдельного пограничного отряда в составе контингента советских войск в Афганистане.
 С 1984 г. по 1986 г. – начальник учебного пункта Объединенной военно-тренировочной базы Чирчик в Таджикистане.
С 1986 г. по 1988 г – замначальника штаба Отдельного пограничного отряда в составе контингента советских войск в Афганистане.
С 1988 г. по 1992 г. – начальник заставы № 7 в составе Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа КГБ СССР.
С 1992 г. по 1995 г. – командир особого мобильного отряда в составе Оперативной группы бывшего Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа КГБ СССР в Таджикистане.
С 1995 г. по 1996 г. – находился на излечении в окружном военном госпитале в связи с ранением.
В 1997 г. был комиссован и уволен в запас из погранвойск РФ с присвоением воинского звания «полковник».
С 1998 г. по 2002 г. – командир специального кавалерийского отряда пограничной охраны Республики Таджикистан.
С 2003 г. по 2006 г. – предположительно работал начальником охраны рудника «Ягут» в Горном Бадахшане, Таджикистан.
В 2007 г. зарегистрировал фермерское хозяйство в пос. Красный Партизан.
Что касается полковничьей челяди, то их  личности остались временно безвестными, поскольку на момент запроса отсутствовали какие-либо указания для установки.
Однако, из общения с Иванной Казанцев вынес впечатление, что под крышей экс-офицера двух армий собрались его бывшие товарищи по оружию. Наверняка у каждого из них имелись привязки и привязанности к прежнему месту жительства, и должны были существовать очень веские причины, чтоб они приехали вслед за ним в эту Красную Дыру. Любовь и деньги были наиболее существенными из известных Казанцеву причин преступления, причем вторую он полагал более частой, но менее веской.
Казанцев начал понимать, что имеет дело не со сбившейся в банду случайной группой преступников, а со спаянным воинским подразделением, перешедшим на сторону врага во  главе с командиром. Единственным преимуществом Казанцева было то, что противник находился на его территории и вряд ли имел понятие о войне в урбанизированных джунглях. Но это преимущество нейтрализовалось тем, что он не знал КАК иметь с ними дело и имел кучу врагов в собственном тылу.
Они будут воевать не по понятиям блатных и не по правилам Казанцева, они будут воевать по кодексу товарища Калашникова. Таких не положишь носом в пол, а только носом вверх, на них не наденешь наручники, потому что в обеих руках они будут сжимать по гранате.

Глава 10.

Казанцев сидел в высокой траве на склоне холма и рассматривал в бинокль раскинувшиеся перед ним владения господина Сарепты. Это все напоминало нечто среднее между современным агропромышленным комплексом и загородной усадьбой, представляя собой разительный контраст с захиревшим колхозным хозяйством.
Четыре аккуратных постройки под зеленой металлочерепицей, видимо были складами и цехами по переработке продукции. Рядом стояла башня красного кирпича, непонятного Казанцеву назначения. Обширная, забетонированное пространство, укрытое листами полупрозрачного пластика на высоких металлических опорах, вероятно являлось током, куда будут ссыпать черные холмы обмолоченного семени подсолнечника и желтые горы кукурузы. Нигде не было видно стоящей под открытым небом сельскохозяйственной техники. Возможно, она находилась в ангаре из оцинкованного железа. В центре комплекса было расположено приземистое бетонное здание с плоской крышей, сплошь усеянной сияющими солнечными батареями, - хозблок и контора, судя по всему. Казанцев не слишком хорошо разбирался в агропромышленном производстве и не мог определить, для чего служат несколько других строений, разной высоты и конфигурации, но одно из них, - низкое и вытянутое в длину, определенно было конюшней. Все площади, не занятые технологическими сооружениями, были вымощены розовой тротуарной плиткой, открытая земля здесь предназначалась только для цветов, на прямых углах дорожек зеленели декоративные туи.
Комплекс был обнесен стальной сеткой. За сеткой простиралось обширное пространство, огороженное добротным полутораметровым забором из оцинкованной колючей проволоки, натянутой в два ряда на прокреозоченные столбы. В кольце двух ограждений находился выпас, где гуляли лошади, там блестел пруд, и махал крыльями на открытом месте ветряк.
И все это служило лишь декорацией, за которой жил и плодоносил золотом «Raja-R-1».
Или нет? Или его слуга и хозяин, на самом деле любил это место и собирался здесь жить? Он был весьма самоуверен.
Казанцев усмехнулся. Ему пришла на ум фраза, которую произнес некто Гиммлер: «Чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят». И вслед за ней, - мудрость, озвученная могильщиком: «Бабки решают все». Когда нищий наркоман сажает пару кустов дерьмовенького масличного мака на каком-нибудь пустыре, его почти всегда хватают за руку и тащат в кутузку. А попробуй, потащи экс-полковника и лендлорда. Когда производство опиума затевается на площади в десятки гектаров – в это трудно поверить. А ведь этот герой-пограничник сажает яд в самое сердце своей родины, которую защищал ценой своей крови. Как поверить в это? Бабки ли здесь решили все, или родина стала пустырем? Кто кого предал?
На эти вопросы не было ответа, да и стоило ли искать? Здесь была родина Казанцева, плохая или хорошая, мать или мачеха, - какая разница? Казанцев не защищал родину, ни в афганских, ни в таджикских горах, - он защищал ее на улицах, от своих же сестер и братьев. Стоило ли путаться в моральных категориях? У врага тоже есть сестры и братья, мама и детки, - но это не значит, что надо стрелять мимо его головы.
А Гриша лежал в земле, потому что на эту землю пришел « R-1». Война на улицах излечила Казанцева от моральных категорий, но ему категорически хотелось закопать лендлорда прямо на его маковом поле.
Однако, для этого надо было найти способ. Казанцев встал и пошел искать направления для атаки.
Поместье находилось на достаточном удалении от полей, хозяин всегда мог сказать, что земля принадлежит сельской общине, вот с ней и разбирайтесь. Откуда я знаю, кто и что мог посадить среди моей кукурузы? Кусты мака, сами по себе, нельзя было напрямую увязать с арендатором. Хозяина надо было ловить за руку, когда он варит зелье в своем котле. Или при обмене товара на деньги. Вряд ли полковник мог поручить это кому-то другому. Кто-то другой Казанцева не интересовал. Он не сомневался, что любой из подельников возьмет все на себя. Потому что, одно дело, когда выращивание мака, на свой страх и риск, занимается какой-то одиночка, а другое дело, - когда организованная группа. При наличии на свободе такого покровителя, как полковник, одиночка уйдет от ответственности или, в худшем случае, получив лет семь, выйдет на свободу через два года богатым человеком. А если сядет организатор, возможно потянув за собой перекупщика, то группа наверняка распадется, даже если и не сядет, и с героиновым бизнесом будет покончено.
Поля и железную дорогу разделяла лесополоса. Между железной дорогой и поместьем лежал обширный участок холмистой степи. С того места, откуда Казанцев вел наблюдение, ему было не понятно, каким образом на ферму осуществлялся подвоз сельхозпродукции и стройматериалов для строительства самого объекта. Под прямым углом к линии его взгляда, к ферме шел короткий отрезок асфальтовой дороги, выныривающей откуда-то из-за холмов. Но в этом направлении, по карте, протекала речка Волчья. Ни эта дорога, ни, разумеется, ферма, на карте обозначены не были. Их как бы и не существовало. Судя по карте, поместье располагалось в густонаселенной местности, изрезанной целой сетью путей сообщения. На самом деле в ячейках этой сети укрылись обширные площади с никак не зафиксированными объектами. Если бы кому-то пришло в голову искать логово полковника, опираясь на географические и административные данные, то его ждало бы большое разочарование. Поселок Красный Партизан, где был прописан гражданин Сарепта, находился в километрах и километрах бездорожья от его полевой базы. Казанцеву были известны случаи, когда группы захвата путались даже на улицах большого города и промахивались мимо поставленной цели. Поэтому направления атаки следовало искать не по карте, а путем разведки на местности.
Казанцев пришел сюда вдоль полей по грунтовке и через просеку в лесополосе. Через рельсы он просто перешагнул, никакого переезда там не было. Но между посадкой и железнодорожным полотном тянулась какая-то странная, совершенно заброшенная дорога с покрытием из крупного щебня, едва скрепленного битумом. Вдали она сворачивала под мост, где, вероятно, протекала речка и исчезала из виду в складках местности. Казанцев знал, что такое покрытие используется для одноразовых дорог к какому-нибудь строящемуся объекту или под военные тягачи. Он предположил, что именно от этой дороги был отведен самодельный отрезок к поместью и зашагал по ней.
Километра через полтора, дорога нырнула под мост, и Казанцев начал убеждаться в своей правоте, - она тянулась вдоль берега речки, скрытая пологим краем лощины. Еще через несколько сотен метров, он увидел правый поворот, перекрытый шлагбаумом. За шлагбаумом, в низине, виднелось поместье.
Теперь стало понятно, что путь сырья к закромам начинается там, где грунтовка пересекается с асфальтом. Однако, следовало выяснить, где кончается эта дорога, вымощенная серым базальтом.
Через полчаса, Казанцев сильно пожалел, что не отправился на мотоцикле. Через час, он уже жалел о том, что отправился в это путешествие вообще. Но через час с гаком дорога закончилась.
Перед ним простиралось всхолмленное, изрытое мелкими воронками и траншеями пространство. На краю дороги лежала проржавевшая табличка: «Проход запрещен! Идут стрельбы!»
Казанцев не стал исследовать покосившуюся деревянную вышку и какие-то вкопанные в землю сооружения. Он отвык от подобных прогулок на свежем воздухе. Он устал, у него болели ноги после целого дня ходьбы. А предстояла еще долгая дорога к дому.
«Где твой дом, господин резидент?» - подумал Казанцев с ухмылкой, поворачивая назад.

Глава 11.

- Вы не боитесь выпить за рулем? – спросила Иванна.
- Вообще-то, поостерегся бы. Когда в салоне такая женщина, как вы, - галантно ответил Казанцев. – Но, раз такое дело…
Они сидели на траве, возле уже подсохшего холмика Гришиной могилы. Хотя никто не удосужился справиться о Гришином вероисповедании, и было ли у него вероисповедание вообще, из земли торчал пластиковый крест, снова ставший традиционным. Под крестом лежали два вечнозеленых пластиковых венка и в изголовье, - букет алых роз, принесенный Иванной.
Казанцев начал подниматься, чтобы сходить к машине за водкой.
- Попробуйте вот это, - сказала Иванна, вынимая из кармана серебряную фляжку.
- Ну, стаканы принесу, - пожал плечами Казанцев.
- Не надо, не на свадьбе, - сказала Иванна. – Гриша пил из этой самой фляжки без всяких стаканов.
Они по очереди выпили молча. Водка опахнула гортань Казанцева как бы горячим воздухом. Не было никакого вкуса и запаха.
- Сколько здесь градусов? – спросил он.
- 38, - улыбнулась Иванна. – А кажется, что все 50, да? Это тот спирт, о котором я вам говорила.
На фляжке была гравировка, архар на вершине горы и два скрещенных автомата Калашникова.
- Подарок? – спросил Казанцев.
- Сама себе подарила, - качнула головой Иванна. – Она сделана из моджахедского серебра. Трофейного. Между моджахедами ходили старые серебряные монеты, иранские. Они даже покупали их за доллары. Считалось, что такое серебро приносит удачу.
- О-о-о, какие люди! – вдруг раздалось за спиной Казанцева. – Привет, Иванна!
Казанцев обернулся и встретился взглядом с разговорчивым могильщиком.
- Здрасьте, - несколько растерянно сказал тот. – Поминаете?
- Поминаем, - улыбнувшись, ответила Иванна, но фляжку ему не предложила.
- Ну, ладно, - потоптавшись, сказал могильщик, обращаясь к ней. – А за вашим мы присматриваем, все в норме там.
- Хорошо, - сказала Иванна и, достав из кармана несколько банкнот, вручила ему.
- Вы знакомы? – спросил Казанцев, когда могильщик ушел.
- Да, - кивнула Иванна. – Один из наших здесь лежит. Давайте пройдемся, это недалеко.
Вскоре они подошли к могиле, которая выглядела достаточно непривычно. Над ней стояла приземистая гробница, с врезанной в серый гранит стальной дверью. Вдоль стен квадратом росли огороженные чугунной цепью и хорошо ухоженные кусты алых роз. Иванна срезала одну из них и открыла дверь своим ключом.
Внутрь проникало немного света из фигурных отверстий под крышей. На полу лежала черная плита. На ней золотом были выбиты имя, воинское звание и две даты, больше ничего. Иванна положила на плиту алый цветок.
- Две войны прошел и погиб в автомобильной аварии, - сказала она. Потом вынула фляжку и вылила содержимое возле плиты, - Земля ему пухом.
- А как вы попали на службу? – спросил Казанцев, когда они вышли под яркий солнечный свет.
- Просто, - ответила Иванна. – Отец был пограничником. И другом Сарепты. Я полжизни провела на заставе. А моя университетская специальность, - фарси. В университете была военная кафедра. Это ведь враки, что в советской армии не служили женщины. Но после 92-го года их стало намного больше. Мужчины разбежались.
- А что вас потянуло вслед за Сарептой? – осторожно спросил Казанцев.
- А вы знаете, что такое Таджикистан? – усмехнулась Иванна. – Гриша знал, он там родился, вам это неизвестно? Это глухая, мусульманская окраина мира. В детстве я жила в мире отца. Но сегодня, если человек родился женщиной, там нет для него места.
- А другие сослуживцы Сарепты? – спросил Казанцев.
- Не все они сослуживцы, - пожала плечом Иванна. – У каждого своя судьба, но ни у кого нет легкой.
После этого Иванна замолчала. В ее руке появился нож и веером завращался меж пальцев. Казанцев понял, что она не желает продолжать тему и от дальнейших расспросов воздержался.
В салоне машины, по дороге домой, Казанцев вдруг резко ощутил запах Иванны. С любой другой женщиной он завел бы ничего не значащую болтовню, переходящую в легкий флирт, а затем остановил бы машину на обочине. Но с Иванной такое было невозможно. Она сама выбирала линию отношений. От нее пахло самкой животного. Но это была самка горного барса, не имеющая ничего общего с человеческим стадом.
Всю дорогу они молчали. Но взгляд Казанцева все время сползал с ветрового стекла на ее грудь, вздымавшуюся под тугой майкой. У Казанцева давно не было женщины. Резидент сжимал зубы, чтобы не совершить роковую ошибку.
За окном мелькали придорожные деревья. Будущее накатывало по дороге вымощенной черными камнями ненависти и красными рубинами любви тяжелой, как ненависть. Двое, готовые к броску, мчались в машине навстречу времени, не зная, какого цвета камень за пазухой. Чья кровь окрасит дорогу? Что ждет их за поворотом судьбы?


Глава 12.

- Где вербовки? – требовательно спросил Смирнов. – Где они?
- Да не вопрос, - лениво ответил Казанцев.
Он взял со стола лист бумаги, написал на нем несколько строк и подвинул Смирнову:
 - Пробей по адресному.
Поморщившись, Смирнов схватил телефонную трубку и через три минуты вернул Казанцеву лист с установочными данными Мельниченко Михаила Семеновича.
- Бумаги еще дай, - буркнул Казанцев. – Ну, и корочки…
- Блин, а ключи от сейфа, где бабки лежат, тебе не надо? – сварливо сказал Смирнов, роясь в письменном столе.
Еще через 15 минут Казанцев передал Смирнову картонную папку, озаглавленную «Личное дело агента «Соколов» и содержащую пять листков серой конторской бумаги: запрос на вербовку, паспортные данные Миши и три рапорта из пяти строк о встречах с кандидатом в агенты. Вербовка состоялась.
Не глядя, Смирнов черкнул на запросе: «Разрешаю» и бросил папку в сейф.
- Сегодня зарегистрирую. Но надо еще три-четыре штуки. Иначе, это не сеть. Не могу же я тебе платить из своего кармана?
И он, и Казанцев знали, что это – туфта. Если появится толковый агент, то его информация будет списана на «чучело», вроде Миши, возможно и не подозревающее, что оно, - «агент». За информацию от агентурной сети несет ответственность резидент. В экстренных случаях начальство может потребовать встречи с агентом. Но резидент имеет право и отказать. Однако, личное дело агента проходит, как минимум, через две пары рук, - лица, дающего разрешение на вербовку, и начальника спецчасти, регистрирующего это дело. Поэтому серьезного агента никогда не загоняют в бумаги. Что является единственной возможностью сохранить секретность. Которая дорого стоит. Вот так и возникает липовая агентура, за счет которой оплачиваются рабочие агенты.
Пока Казанцев раздумывал кого бы еще из знакомых «завербовать», Смирнов отстегивал от толстой пачки шелестящие банкноты.
- На. Только не бухай, я тебя прошу.
- Как это, не бухай? – сгребая деньги в карман, возмутился Казанцев. – А как я буду проводить агентурную работу? Я их возьму за сраку, ты не боись. А когда я выиграю, никто у тебя не спросит, сколько допинга я принял за казенные бабки. Победителей не судят. Да. И волыну дай.
- Что, уже понадобилась? – подозрительно спросил Смирнов. – Я так понял, что у тебя своя есть.
- Может и есть, но чего я должен амортизировать собственное имущество? – удивился Казанцев.
Со вздохом, Смирнов выложил на стол потертый браунинг – «баск» и один запасной магазин.
- Ты же говорил, что будет табельный ствол? – подозрительно спросил Казанцев.
- А чего я должен брать на себя ответственность за «табель», когда ты еще ничего не сделал? – удивился Смирнов.
Со вздохом, Казанцев положил пистолет в карман.
Он знал, что Смирнов, как и любой вербовщик, мягко стелет, да жестко спать. Что пообещал, - дели на два.
На обратном пути Казанцев купил на деньги, уплаченные государством «агенту Соколову», все необходимое для себя на две недели вперед и пять бутылок водки для агентурной работы.
Потом он заехал в свою городскую квартиру. Там все уже покрылось пылью.
Во дворе сидели мужики, забивая «козла». Ничего не изменилось.
Без дела потынявшись по квартире, Казанцев запер за собой дверь. И ушел на войну.

Глава 13.

- На охоту собрались? – спросил Казанцев, когда они встретились. – Так не сезон. Зачем вам эта штука?
- Я здесь никогда не охочусь. На кого? На бедных маленьких птичек? Это не для охоты, - Иванна подбросила в руке тяжелый охотничий арбалет. – Потом увидите, для чего.
Они шли по лесу в сторону озер. Стоял яркий полдень, но здесь было сумрачно. Колонны солнечного света подпирали высокие кроны деревьев, пронизывая насыщенный лесными запахами полумрак.
- Там, откуда вы приехали, была дичь покрупнее? – спросил Казанцев.
- Кабан, - кивнула Иванна. – Его можно подстрелить у водопоя. А вот архара без хорошего ствола не возьмешь.
- А человека? – поинтересовался Казанцев.
- Против человека с автоматом надо применять автомат, - усмехнулась Иванна. – А не стрелы и не приемы каратэ. Если бы Рэмбо вылез со своим луком на реальной войне, его пришили бы первой же очередью.
- Все-таки эти рэмбо выиграли Афганистан, - заметил Казанцев.
- Афганистан проиграл Горбачев, - резко ответила Иванна. – И Союз в придачу. По этой причине, сотни тысяч таких, как я, остались без дому.
- Зато, теперь мы живем в демократической стране, - вздохнул Казанцев.
- Мы живем в олигархической стране, - сказала Иванна. – В которой народ просрал свое имущество, как наркоман за дозу.
- Ну, господину Сарепте не на что жаловаться, - усмехнулся Казанцев.
- Господин Сарепта оплатил землю, на которой живет, своей кровью, - ответила Иванна.- Он никому ничего не должен. Кстати, эту землю я знаю лучше, чем вы, абориген. И сейчас докажу это.
Они подошли к заросшим камышами озерам.
- Вы знаете, как здесь ловить рыбу? – спросила Иванна.
- Рыбу? В этом болоте? – удивился Казанцев.
- Сейчас увидите, - сказала Иванна.
Из дальнего озера широкой лентой вытекал ручей. В этом месте вода была необыкновенно прозрачной.
- Дальше он становится уже и глубже, потом впадает в речку, - махнула рукой Иванна. – Здесь лучше всего рыбачить.
Она сдернула с плеча арбалет.
Из камышей появился роскошный золотой карп. Тренькнула тетива. Карп забился в мелкой воде, поднимая со дна струйки ила.
Иванна подняла стрелу с насаженной на нее рыбиной:
- Вот так!
Во второй раз пришлось ждать дольше, но минут через двадцать на берегу ручья лежала пара сонно вздыхающих жабрами карпов, килограмма на полтора каждый, и бился полосатый окунек, чуть поменьше.
- Хватит, - сказала Иванна. – А теперь я вам покажу, как солдат шилом бреется.
Она сноровисто развела жаркий костерок, одним движением выпустила карпу кишки наконечником стрелы, насадила на ту же стрелу, и не выпуская ее из рук, быстро поджарила рыбину прямо в чешуе. Затем выложила жаркое на мокрые листья, сняла кожу с верхней его части, вручила стрелу Казанцеву и сказала:
- Ешьте.
Казанцев попробовал. Было непривычно сыровато, но очень вкусно, нежное мясо пропиталось древесным дымком.
- А вы? – спросил он.
- Мне нельзя, - покачала головой Иванна. – Я принимаю мумиё, а с рыбой оно не подействует.
- Зачем? – спросил Казанцев.
- Рука побаливает, - Иванна повращала кистью. – Запястье было сломано. Поэтому я и делаю эти фокусы с ножом. Чтобы сохранить подвижность.
- И сноровку не потерять, - усмехнулся Казанцев. – А Мише говорили, что челюсть болит.
- И сноровку не потерять, - согласилась Иванна. – Нож, это все, что у нас остается, когда нет автомата.
- Чтобы нам не ломали руки и челюсти, - кивнул Казанцев.
- Давайте искупаемся, - предложила Иванна, уводя разговор от военно- медицинских тем.
- Где тут купаться? – удивился Казанцев. – Грязюка везде, и камыш. Разве что в ручье руки помыть.
- Пойдемте, абориген, - вставая, сказала Иванна.
Она провела его прямиком через шелестящие заросли и, к своему удивлению, Казанцев вдруг оказался на небольшом пятачке ослепительно белого песка. Песок полого уходил в воду. Вода у берега была абсолютно прозрачной, а дальше, - как черное стекло.
- Я без плавок, - предупредил Казанцев.
- Ну и правильно, - сказала Иванна. – Я тоже.
Через несколько мгновений она стояла на белом песке совершенно обнаженной, если не считать черной полоски между ног.
Казанцев понимал, как будет выглядеть со своим волосатым брюхом, плешью и бледными ногами рядом с этой Дианой. Но понадеявшись, что остальные детали его организма перевесят, быстро разделся. Трусы, при этом, он незаметно сунул в карман штанов, поскольку показывать их было еще стыднее, чем детали. Путь назад был отрезан.
Вода у берега была холодной, а дальше, - ледяной. Впереди черноволосая голова Иванны лежала на черном зеркале среди алых и белых кувшинок.
Внезапно, правую икру Казанцева пронзила острая боль. Стараясь не паниковать, он попытался нащупать дно левой ногой. Но дна не было. Судорога пронзила вытянутую ступню, было ощущение, будто пальцы левой ноги самопроизвольно сжимаются в кулак.
На мгновение Казанцеву показалось, что время исчезло. Голова Иванны лежала на застывших ребрами концентрических кругах воды.
Казанцев выгнулся дугой, пытаясь высунуть лицо к воздуху. Но ноги камнем тянули вниз, а руки проваливались.
Он находился в каких-нибудь пяти метрах от берега. Возможно, ему удалось бы выбраться самому. А возможно, и не удалось бы.
- Такие вещи случаются, - говорила Иванна, разминая его скрюченные пальцы. – Если много пить и мало двигаться. Наверное, на днях, вы дали слишком большую нагрузку ногам. А здесь ямы. Вам не требуется искусственное дыхание?
Она переместилась ближе к его лицу, с ее сосков стекли капли воды на его грудь.

Глава 14.

- К вам не забегала дикая кошка? – спросил мужчина.
- Привет, Клеман, - улыбнулся Миша. – Заходи.
Гость спешился, бросил повод на столбик забора и вошел. Он был высок и широкоплеч, лет сорока, одет так же, как и Иванна, - джинсы, черная майка и сапоги для верховой езды.
- Вот она! – Клеман обличительно ткнул пальцем в  Иванну. – Атаман ищет ее по всей округе, а она чаи распивает.
- И ты выпей, - усмехнулась Иванна. – Работа не волк.
- Волк, - присаживаясь, не согласился гость. – Клеман.
- Василий, - Казанцев пожал протянутую руку.
- Так это вы увели лучшую лошадку с нашего двора? – удивился Клеман.
- Вы же кошку искали, - усмехнулся Казанцев. – А кошка гуляет сама по себе.
- Поймал. Дай лапу, друг! – сказал Клеман.
Он выглядел слегка подгулявшим, но в словах была скрытая насмешка, глаза смотрели холодно и трезво.
Казанцев снова пожал протянутую ему широкую ладонь.
- А верхом умеешь ездить? – прищурился Клеман, не выпуская из ладони руку Казанцева.
- Да, - глядя ему в глаза, ответил Казанцев, хотя последний раз сидел на лошади в четырнадцать лет.
- Так поехали! – воскликнул Клеман. – Ванька, почему ты не пригласишь своего друга к нам?
- Если ты еще раз назовешь меня Ванькой, то пойдешь пешком, - сказала Иванна.
- Ты собираешься заняться конокрадством? – укоризненно спросил Клеман.
- А ты собираешься отвечать за свои слова? – вопросом ответила Иванна. – У нас две лошади на троих.
- Ну и что? – удивился Клеман. – Разве ты не подвезешь друга Васю на своем крупе?
- А меня возьмете? – встрял Миша.
- Ты можешь и на тракторе приехать, - махнул рукой Клеман. – Не в первый раз.
- Ладно, - сквозь зубы, сказала Иванна. – Поехали.
- Теперь слушайте внимательно, - сказала Иванна, когда они подошли к лошадям. – Поедем на моей. Сразу галопом. Иначе, вы себе всю задницу отобьете на рыси. Или вообще, съедете набок. За седло не хватайтесь, держитесь за меня. Я вставляю в стремя пятку, а вы – носок. Понятно?
- Понятно, - кивнул Казанцев.
Иванна взлетела в седло. Опершись на забор, Казанцев умостился за ее спиной, на крупе лошади. Иванна слегка коснулась лошадиных боков шенкелями и резко выдохнула – йок! Лошадь сорвалась с места.
Казанцев никогда не думал, что на лошади можно ездить так быстро. Село мгновенно осталось позади. На грунтовке вдоль поля Клеман вырвался вперед. Но кобыла Иванны под двойным грузом, упорно преодолела разрыв. Некоторое время они шли голова о голову. Потом Иванна вынула ногу из стремени и пнула лошадь Клемана в шею. Мерин шарахнулся в сторону и едва не упал на пшеничном поле. Оглянувшись назад, Казанцев увидел, что всаднику удалось удержать коня на ногах резким рывком повода вверх.
Возможно, Клеман и смог бы взять реванш на прямой дороге вдоль железнодорожных путей. Но Иванна одним махом преодолела рельсы и погнала кобылу через холмы. На пересеченной местности, крупный, тяжелый мерин Клемана безнадежно отстал.
У ограды из колючей проволоки Иванна сказала:
- Слазьте!
Они спешились. Иванна сразу отпустила седельную подпругу и вынула трензель из лошадиного рта. С трензеля упала пена, бока лошади вздымались.
- Хорошая моя, - Иванна поцеловала кобылу в морду, потом открыла проволочные ворота своим ключом. Оставшийся путь до фермы они прошли пешком.
Их ждали. У ворот стоял крепкий мужчина лет пятидесяти, одетый так же, как и все здесь одевались, - джинсы, майка, верховые сапоги. Абсолютно лысая, загорелая голова и очки в стальной оправе придавали ему сходство с японским офицером периода мировых войн. У него была осанка человека, привыкшего командовать, и квадратный подбородок. Желтые, ястребиные глаза смотрели властно, у рта залегли жесткие складки.
Раздался топот копыт, и полковник взглянул через плечо Казанцева:
- Ты опять проиграл, Клеман.
Пена капнула Казанцеву на шею, он обернулся. Над ним моталась оскаленная лошадиная морда, Клеман гарцевал прямо у него за спиной.
- Беречь лошадей надо, - сказал полковник. – Слазь, наряд вне очереди.
- Она сбила  Дончака с трека, - сказал Клеман.
- Иди, проигравший получает все говно с конюшни, - сказал полковник. – А победителей не судят, добро пожаловать.
- Я вложил в эту ферму душу, - говорил Сарепта, направляясь вглубь поместья, с Иванной по правую руку и с Казанцевым, по левую. – Всю жизнь мечтал о таком месте. Я родился на этой земле. И здесь собираюсь умереть.
- Да, - Казанцев прямо посмотрел ему в глаза. – Правильно умереть не менее важно, чем хорошо прожить.
- Мне множество раз представлялся случай правильно умереть, - усмехнулся полковник. – Но я его упустил. Теперь остается хорошо жить. Прошу к столу.
Они подошли к открытой ажурной беседке, где стоял стол с настоящим угольным самоваром на нем, и стопка пиал.
- Азиатская привычка, - сказал полковник. – Ни часу без чая и первое, что предлагается гостям.
- Все эти электрические прибамбасы, - неторопливо продолжал он, опуская в три пиалы по щепоти красно-зеленых листьев, - быстро кипятят, но не умеют держать нужную температуру в девяносто градусов. А старик Горыныч умеет, только угли подсыпай.
Полковник залил чайные листья некрутым кипятком из медного краника. Казанцев взглянул на сияющий самоварный бок, - на нем были выбиты китайские иероглифы.
- Да, - кивнул полковник, заметив его взгляд. – Китайский. Азия сохраняет то, что мы тратим. И создает лучшее.
- Бон-фу, процентов пять кофеина. Это лучшее, что придумали китайцы, - глядя в пиалу сказал Казанцев, но от дальнейших комментариев воздержался.
- Узнаю руку Иванны, - полковник поправил очки на переносье. – Ручка у нее легкая. Как китайский веер из перьев петуха. Чтобы не петушился, его опускают в кипящий самовар, перед ощипом.
- Да ну? – удивился Казанцев. – И пролазит?
- Пролазит, - заверил полковник. – Если умеючи. И пельмени в самоваре варят, и «сладкую свинину». Раньше так называли человеческое мясо. Хотите попробовать?
- Нет, спасибо, - вежливо ответил Казанцев.
- Ну, что вы, - ухмыльнулся полковник. – Теперь это блюдо готовят уже из настоящих свиней. Но рецепт остался прежним. Сначала свинью режут на куски очень острым ножом…
- Не надо никого резать, - вмешалась Иванна. – Все уже готово, ты же знаешь.
- Но должен же я объяснить нашему гостю, как у нас готовят «сладкую свинину»? – возразил полковник. – Ее выдерживают в маринаде из виноградного уксуса и шафрана 12 часов. Затем тончайшие полупрозрачные ломтики опускают на мгновение в кипящую воду и тут же укладывают в сладкий грушевый соус. Потом Иванна идет на кухню и возвращается с тележкой, на которой стоит черная икра, оливки, свежий хлеб, а так же хорошее французское вино на ее усмотрение. И «сладкая свинина», если вас уже не пугает это некошерное название.
Через час Казанцев чувствовал себя в логове наркобарона вполне комфортно и даже находил его общество вдохновляющим.
- Бог умер, - говорил полковник, между ложкой черной икры и глотком «Креман д’Эльзас». – Карл Маркс не выдержал конкуренции. Изверг, это тот, кто изверился. Мы вложили нашу веру в интернет, интернет и ответит на наши молитвы.
- Вы вложили вашу веру во что-то, вроде кибуца, - заметил Казанцев. – Почему я не вижу коммунаров за нашим столом?
- У нас цивилизованное предприятие, - усмехнулся полковник. – Никто не ходит строем на обед и в туалет. Здесь работают соучредители и совладельцы. Любой может взять вино в подвале, и никому не нужен надсмотрщик, чтобы исполнять свои функции. Вот они и исполняют.
- Странно, - озадаченно сказал Казанцев. – Я бы не вылазил из подвала.
- Дисциплина, это то, что делает моих людей свободными, - сказал полковник.
- Она что, создает сверхдоход? – ухмыльнулся Казанцев. – Колхознику такого не понять. Он не ходил на пулеметы.
- Не ходил, - кивнул полковник. – Бог умер. Маркса расстреляли возле Белого дома. А обыватель ничего не заметил. Растущее поколение, - это вы****ки гнилого социализма и гнилого капитализма. Они вымрут и не заметят. Деньги, это такая же отвлеченная идея, как и Маркс. Мир без Бога принадлежит людям, а не идеям.
- Этому вас научили на занятиях по политподготовке? – вежливо спросил Казанцев.
- Этому меня научила своя и чужая кровь, - резко ответил полковник. – Пейте «Креман д’Эльзас», не ждите, пока и вас научат.
Домой Казанцев возвращался сильно навеселе и комфортабельно, - в джипе, который вел Клеман.
- Это у тебя второй наряд вне очереди? – с пьяной фамильярностью осведомился Казанцев. – Гостей по домам развозить?
- Зачем? – ухмыльнулся Клеман. – У меня у самого дом в селе. И не только у меня. Дома там ничего не стоят, вот и купили. Мы же законопослушные люди, нам прописка нужна. А что до нарядов, так не бери дурного в голову. Просто командир любит армейские выражения. На конюшне сейчас работы вообще нет, лошади сутками на выпасе. Вот жатва начнется, тогда работы будет валом.
- А что с зерном делать будете? – поинтересовался Казанцев.
- Часть отдадим за аренду, часть продадим, - ответил Клеман. – Остальное на масло, на спирт перегоним.
- «Вот оно», - подумал Казанцев. – «Основной урожай они уже собрали. Теперь будут маскировать переработку среди обычных сельхоз. работ».
- А когда жатва?  - спросил он.
- Да через пару дней и начнем, - беспечно ответил Клеман.

Глава 15.

- А чего ты не продолжишь использовать ее «втемную»? – подозрительно спросил Смирнов. – Если она такой ценный кадр, так зачем ты загоняешь ее в бумаги?
- Затем, что хочу отмазать ее по  концовке, - твердо ответил Казанцев. – Это наш человек, ее нельзя сажать.
- Потому, что она уже села тебе на х…? – ухмыльнулся Смирнов. – Может, ты еще и моими бабками с ней делиться будешь?
- Она сама с кем хочешь поделиться может, - хмуро ответил Казанцев.
- С кем? – еще шире ухмыльнулся Смирнов. – Делим тут шкуру неубитого медведя, а ведь ты ее скальп хотел. Сменил ориентацию?
- Ориентация у меня нордическая, не гони волну, - скривился Казанцев. – И про жадного фраера, я не хуже тебя знаю.
- Ладно, - пожал плечом Смирнов. – Ты резидент. Установки есть, вербовка по любому нужна, я подпишу. Но ты ее своим стволом прикрываешь, так пусть за него и держится. Если крутая сильно и кого-то замочит при задержании, то назад ходу не будет. Ты мне организатора дай, товар дай, который можно в руки взять, и можешь валить со своей узкоглазой хоть в Шанхай.
- Мне и здесь хорошо, - сказал Казанцев.
- Плохо будет, если просрем реализацию, - прошипел Смирнов. – А пока, взяться не за что. В поле ветер, в п…де дым. Если есть склад сырья, - то где он? Ферма, самое удобное место, но они могут устроить схрон и в десяти метрах от забора, и мы его никогда не найдем. Если намечается переработка, - то где и когда? Если упустим передачу, - то что? Ждать до следующего года? Активизируйся.
Казанцев по-партизански вернулся в свой Красный Партизан и заперся в доме наедине с кружкой чифира.
Что делать? Смирнов был прав, время поджимало. Краткая экскурсия по усадьбе, которую устроил гостю Сарепта, разумеется, никакой оперативной информации дать не могла. Но для того, чтобы спустить с поводка «ОМОН» и перевернуть там все кверху дном, прокурору требовалось нечто большее, чем подозрение. Надо было найти и указать склад сырья, или хотя бы прекурсоры для производства героина, - ангидрид уксусной кислоты, соду, соляную кислоту, ацетон, емкости для выпаривания, - позволяющие ломать стены и вскрывать полы.
Смирнов был прав и в том, что все это могло храниться до поры до времени за пределами усадьбы Сарепты, на одном из адресов, принадлежащих его подручным и формально не имеющих никакого отношения к нему, а значит, и к выданной на него санкции, или даже просто в какой-нибудь яме в чистом поле. Если обыск ничего не даст,
то такой опытный волк, как Сарепта, никогда не предоставит второго шанса, но у инициаторов наезда появится шанс предстать перед законом в качестве «оборотней в погонах». Если же наличие улик будет установлено оперативным путем, то это даст возможность взять организатора с поличным на производстве или передаче товара, а обыск в этом случае явится лишь рутинным процессуальным действием
Казанцев прикидывал и так и этак, ему очень не хотелось, но другого выхода он не видел, - надо было идти самому.
Остаток дня он провел в подготовке к несанкционированному проникновению в частную собственность. 


Глава 16.

Ночь была безлунной. Казанцев подошел к первому кольцу ограждений с раздвижной алюминиевой лестницей на плече. Он был одет в серенькие колхозные шмотки, на голове – колхозная кепка, чтобы прикрыть глаза от ночного освещения, на ногах – стоптанные кеды. В карманах штанов и рубашки лежали репеллент-аэрозоль от собак, слипшиеся в комок женские лайковые перчатки без подкладки и складной нож на клипсе. Пистолет он решил с собой не брать.
Две верхние горизонтальные нити колючей проволоки выдержали его вес легко. Он перебрался через забор и пошел через выпас. В темноте к нему подошла лошадь, тихо фыркнула, ткнулась носом в ладонь.
Возле ограждения из сетки он приставил лестницу к металлической опоре и, осторожно балансируя, взобрался наверх. Теперь предстояло самое сложное. Он сел на опору, стальная труба больно впилась в ягодицу. Затем подтянул лестницу, бросил ее вниз и спрыгнул вслед за ней. Собак пока не было слышно.
В темноте, вдоль дорожек горели кое-где вполнакала садовые фонари. То, что искал Казанцев, могло находиться в одном или трех складских строениях в глубине усадьбы. Избегая желтоватых пятен света и оглядываясь, он двинулся вперед по полоске подстриженного газона. Собак все еще не было видно и слышно. Но они могли быть приучены атаковать без голоса, со спины. Казанцев принимал во внимание и возможность наличия скрытых систем защиты, но с этим ничего поделать было нельзя, оставалось просто держаться подальше от предметов, на которых они могли быть закреплены.
Он остановился перед белым строением под металлочерепицей. Над красными воротами с дверью гостеприимно горел неяркий фонарь, никаких запоров не наблюдалось. Казанцев толкнул дверь, она приоткрылась, в щели зияла тьма. Он открыл дверь пошире и переступил порог.
Вспыхнул ярчайший свет.
Посреди пустого помещения перед монитором сидел в кресле полковник.
- Добро пожаловать, капитан, - сказал он. – Заждались.
Дверь захлопнулась. Казанцев ощутил толчок между лопаток и невольно сделал два шага вперед. Из-за его спины вышел мужчина с изуродованным, обожженным лицом.
- Знакомьтесь, это Фредди, - сказал полковник. – Фредди Крюгер. Фредди, помоги гостю сесть.
Мужчина исчез из поля зрения, потом что-то ткнуло Казанцева под колени, и он упал на жесткий стул.
- Рассказывайте, капитан, - доброжелательно сказал полковник. – Или предпочитаете остаться ефрейтором и умереть стоя?
- Не понимаю…, - начал было Казанцев.
- Бросьте, - прервал его полковник. – Не надо рассказывать, что пришли ко мне на чашку чая и заблудились.
Сзади на плечо Казанцева легла тяжелая ладонь. Он вздрогнул:
- У меня свидание с Иванной…
- Не верю, - вздохнул полковник. – Вам не сыграть Ромео даже на сельской сцене. Что еще?
- Ну, хотел прибарахлиться, - смущенно ухмыльнулся Казанцев. – Спиртец у вас…
- И это не пойдет, - покачал головой полковник. – Глаза выдают. Вы не похожи на воришку. Вы похожи на шпиона, который переоделся колхозником. Смерть шпионам, Казанцев.
- Чего вы хотите? – устало сказал Казанцев.
- Я? – удивился полковник. – Да ничего, кроме заслуженной мною откровенности. Должность. Цель задания. Фамилия начальника. Иначе, будем пытать.
- Меня будут искать,  - сказал Казанцев.
- Вот это ближе к теме, - удовлетворенно кивнул полковник. – Только, опять врете. Ваш визит сюда, это отсебятина. Так на войну не ходят, капитан. У вас в кармане какая-то железка, но это не пистолет. А ведь вы не с мелким ворьем дело имеете.
- С крупным? – усмехнулся Казанцев.
- Извиняю попытку оскорбить, - снисходительно улыбнулся полковник. – Это от слабости. Вам никогда не хотелось быть сильным, Казанцев?
- Я уже не играю в суперменов, - ответил Казанцев.
- Играете, - покивал головой полковник. – Иначе, не явились бы сюда. Вы ведь хотите отомстить мне за смерть Терещенко, верно? Так вот, я его не убивал. Хотите узнать, как все было?
- Хочу, - ответил Казанцев.
- Терещенко пристрастился к опиатам, еще работая в уголовном розыске, - сказал полковник. – Он был одиноким, неустроенным и несчастливым человеком. Совсем как вы. Здесь он достал грязный героин. И начал употреблять его так, как употребляют на его родине, в Таджикистане, - вдыхая дым. Поэтому на теле и не обнаружили следов инъекций. Однажды он выпил, а потом перебрал с ингаляцией. Вот и все. Смесь алкоголя с опиатами, - это страшная вещь. Она останавливает сердце. Вы тоже так хотите?
- Нет, - ответил Казанцев.
- А что вам еще остается? – невесело сказал полковник. – Алкоголь или героин, какая разница? У вас не слишком радостное прошлое, подневольное настоящее и никакого будущего. Но имя начальника вы не назвали, хотя я его и так знаю. А знаете, что такое «Белая стрела»  ?
- Чушь собачья, - через силу ухмыльнулся Казанцев.
- Конечно, - согласился полковник. – Но за чушью собачьей может скрываться нечто вполне реальное. Вы же агентурщик, Казанцев, должны знать такие вещи. То, что вы, - безобидный рыбак-пенсионер, это ведь тоже чушь собачья, не правда ли?
Казанцев промолчал.
- А то, что вы три года отдали Родине на Северном флоте и принимали присягу на верность ей, - продолжал полковник, - это чушь? Вы четыре года служили в батальоне специального назначения №16 МВД СССР, получили пулю в Карабахе, - это чушь? Вы принимали присягу дважды и оба раза не той стране и не тому закону, которым служите сейчас. Двадцать лет в уголовном розыске. И все для того, чтобы увидеть, как все валится, мразь торжествует на костях и бандиты становятся сенаторами.
- Ну, и что я могу с этим сделать? – спросил Казанцев.
- Можете, кое-что, - ответил полковник. – Вы же понятия не имеете о том, чем мы тут занимаемся.
- Чем? – спросил Казанцев.
- Скажем так, мы помогаем честным людям изыскать средства для борьбы с бесчестными, - ответил полковник.
- Цель оправдывает, - усмехнулся Казанцев. – Добро должно быть с кошельком.
- Деньги, - это фикция, - сказал полковник. – Но они решают все в этом мире фикций. Деньги, - это чушь собачья. Но на них можно купить нечто реальное, - людей, средства связи…
- Пушки для диктатуры пролетариата, - вставил Казанцев.
- Пушки могут быть такой же фикцией, как и диктатура пролетариата, - сказал полковник. – Если их идеализировать. А идеи могут быть разрушительнее пушек. Такова диалектика мира, в котором мы живем, капитан. Идеализированный пролетариат превратился в дерьмо собачье, в котором утонули Маркс, Энгельс и Ленин. В новом мире нет места для дерьма. Им будут править простые человеческие ценности: хлеб, меч…
- Героин, - подсказал Казанцев.
- Героин, - это дерьмо, в котором утонет кучка взбесившихся с жиру негодяев, способных его купить! – крикнул полковник. – Иначе, они никогда не поделятся награбленным!
Наступила пауза.
- Ну, и что дальше? – спросил Казанцев.
- А ничего, - пожал плечами полковник. – Федор Игнатьич отвезет вас домой, к вашим крючкам и наживкам. Лестницу не забудьте.
Казанцев начал подниматься.
- Не торопитесь, коллега,- усмехнулся полковник. – Надо же закончить это маленькое дельце, ради которого вы сюда пришли?
Он выложил рядом с монитором толстую пачку стодолларовых банкнот:
- Это ваша зарплата. Здесь чуть больше, чем платит Смирнов, подставляя вашу голову под топор. А вот бумага. На которой вы скоренько, но подробно изложите суть задания. С именами, датами и собственноручной подписью. Ничего нового вы не напишите. Просто мне нужен ваш автограф. Для отчетности, вы же понимаете. У нас серьезное предприятие, а не шалтай-болтай.
Казанцев качнулся от толчка в спину.
- Потом выпьем по чашечке бон-фу, да и обсудим злобу дня, - улыбаясь, продолжал полковник. – Пока вам еще не надоело мое гостеприимство.
Казанцев не двинулся с места.
- Иначе, вы не выйдете отсюда никогда, - сказал полковник.

Глава 17.

Через два часа Казанцев, покуривая, сидел возле Гришиной могилы. Солнце уже стояло высоко. Метрах в десяти, Фредди Крюгер внимательно изучал надпись на чьем-то памятнике.
За спиной Казанцева раздались шаги. Он обернулся. К нему подошел могильщик. Тот самый, которому за Гришу дали по мордасам. Казанцев молча указал глазами на пластиковый пакет, украшенный поверху бутылкой водки и пучком редиски. Могильщик дернул в ухмылке углом рта, подхватил пакет с земли, и не говоря ни слова, ушел.
Фреди Крюгер сунул в карман мобильник с видеокамерой. И после этого отвез Казанцева к его крючкам и наживкам.
Проторчав с удочкой на берегу контрольные полчаса, Казанцев сел в машину, и тщательно проверяясь, поехал на встречу с куратором.
- Так я не понял, ты внедрился или тебя перекупили? – спросил Смирнов, глядя на пачку долларов.
- Я внедрился и честно заработал эти бабки, - ответил Казанцев, пряча пачку в карман.
- Мне бы так, - вздохнул Смирнов. – Ты хоть помни, кто тебя устроил на эту работу.
- Гриша устроил, - сказал Казанцев. – А мы, похоже, лоханулись со сроками.
- Ты лоханулся,  - тут же вставил Смирнов.
- За первым пакетом последует второй, - не обращая внимания , продолжал Казанцев. – Первый был средством нагрузить перебежчика. По второму Сарепта будет отслеживать, насколько удачно пробный шар дойдет до заказчика.
- Точно, - кивнул Смирнов. – Только после этого он двинет по маршруту основную часть груза. Из чего с большой долей вероятности следует, что груз уже готов к отправке. Ты теперь ходи и оглядывайся. Он тебя не ликвидировал сразу, чтобы не поставить под сомнение исход операции. Теперь будет держать на виду, - потом подставит, не исключено, что на ту же роль готовили и Гришу.
Казанцев знал, что Смирнов прав. Именно так поступили бы на месте полковника они оба. Использовать и утилизировать – это принцип работы с одноразовыми и двойными агентами.
- Этот волчара знает обо мне такие вещи, о которых я и сам подзабыл, - сказал Казанцев. – Ты тоже оглядывайся.
- Крысы кругом, - сквозь зубы процедил Смирнов. – То, что он рассказал тебе о Грише, также может оказаться правдой.
Они оба знали, что контора балуется наркотой. Здесь близость соблазна совращает, как и в медицине. Правда, в основном этим грешили уличные менты-отморозки, а не розыск.
- Но где Гриша мог взять такое количество, если ему не всунули банку прямо в руки? – продолжал Смирнов. – Если бы он просто отобрал ее у кого-то, его бы убили за такие дела и забрали наркоту назад. А чтобы купить двести грамм почти чистого героина, ему бы пришлось десять лет работать за свою зарплату.
Смирнову не хуже Казанцева было известно, что манера называть темный героин «ацетилированным опием» пришла в среду нынешних правоохранителей из советского периода, когда власти пытались скрыть, что в стране массово употребляют тяжелый наркотик.
- Да какая разница, каким способом они подсадили Гришку на «передоз»? – досадливо сказал Казанцев. – Я их по-любому на вилы подсажу за их же бабки. Давай лучше обсудим способы связи, меня теперь пасти будут. Но ты тоже платить не забывай, они мне последний стакан водки не поднесут.
Получив скудное государственное пособие, Казанцев рулил к месту работы и размышлял о смысле жизни.
Казанцев давно уже исповедовал следующую жизненную философию: не верь, не бойся, не проси. К этому следовало бы еще добавить – не пей. Но этого он уже сделать не мог.
Он не поверил ни единому слову Сарепты. Он не убоялся физической расправы. Он ничего не попросил.
Однако, парадокс заключался в том, что высокие идеалы, на которые намекал «безидейный» Сарепта, вполне могли оказаться правдой. Можно быть белым рыцарем без страха и упрека и не гнушаться сбить деньжат на большой дороге. Как и поступали настоящие рыцари. Менты, в начале 90-х, убивавшие преступных авторитетов за деньги и давшие повод для слухов о «Белой стреле», полагали, что очищают общество. А ассенизаторам надо платить за их тяжкий и грязный труд. «Народные» революции всегда спонсировались за счет «эксов» и денег, выбитых из обывателя. Многочисленные «красные» и «черные» бригады во всем мире сочетают приятное с полезным в борьбе за интересы народа, не забывая и о своих собственных. За примерами не надо было далеко ходить в Латинскую Америку, - то же самое было в Чечне. Сарепта вполне мог оказаться идейным моджахедом и терминатором, очищающим собственную землю от вредителей.
Круг замкнулся. Все эти соображения ничуть не отменяли основного факта, - цель Казанцева оставалась прежней и она оправдывала средства. В том числе и выбитые из обывателя в виде налогов и изъятые у моджахедов в качестве трофея. Казанцев на ходу отхлебнул из бутылки. Его личная и совершенно безидейная цель, - месть, оплачивалась оплаченной обывателем государственной идеологией. В некотором смысле, бывший ментовский капитан, а ныне солдат невидимого фронта Казанцев, был братом-близнецом бывшего полковника, а ныне наркобарона Сарепты, пролившего свою кровь за землю, которую продал Царю Опиума. И нет вражды и мести страшнее кровной, ибо родная кровь знает свои пути.

Глава 18.

Казанцев проснулся от громкого стука в дверь.
- «Блин, дворнягу какую-нибудь завести надо,» - подумал он, сползая с постели.
На пороге стоял старший лейтенант милиции с папкой под мышкой.
- Здрасьте, - сказал он, - я участковый из Синичино, Савин Владимир Иванович. Временно Терещенко подменяю, земля ему пухом.
- Здравствуйте, - ответил Казанцев. – Заходите, пожалуйста.
- Да нет, я ненадолго, - сказал лейтенант.
Казанцев вышел на крыльцо.
- Мне сказали, вы вроде как, дачу тут снимаете? – продолжал участковый.
Казанцев воздержался от дежурного вопроса, - « кто сказал?». И так было понятно, да и не стоило напрягать разговор с самого начала.
- Точно так, - кивнул он. – Был на Гришиных похоронах, осмотрелся. Ну, и решил лето здесь провести, порыбачить.
- Прописки, я так понимаю, у вас нет? – улыбнулся участковый.
- В городе прописан, - ответил Казанцев. – А здесь-то, зачем? Но я в сельсовет заходил, хотел отметиться как-то. Сказали, не надо ничего. Паспорт принести?
- Да не надо, - отмахнулся участковый. – Отдыхайте себе, Василь Дмитрич. Места здесь хорошие, речка, лес. Я просто познакомиться зашел.
Он протянул визитку:
- Звоните, заезжайте, если что. Я смотрю, машина у вас есть. Синичино в пяти километрах всего. Я сам там живу, и участок там же.
Казанцев усмехнулся про себя, когда участковый ушел. Было очевидно, что заработала местная «крыша» Сарепты. Полковник показывал, что не оставил Казанцева своим вниманием.
А вскоре, его навестил старый друг Фредди. В джипе с ним сидела женщина средних лет, с жестким, мужским лицом.
- Наш бухгалтер, - представил ее Фредди. – И по совместительству, моя жена, Мария Федоровна. На озера едем, на шашлык. Если делать нечего, давай с нами. Послезавтра уже не до шашлыков будет, жатву начинаем.
- Да я…, - начал Казанцев.
- Ничего не надо, - оборвал его Фредди. – Все есть. Надевай штаны и поехали.
Все у Фредди было. И мангал, и готовый уже древесный уголь, и замаринованное мясо. И роскошная, беспохмельная водка, ледяная и чистая, как слеза. К озерам он выехал одному ему известным путем без всякой дороги и почти не снижая скорости между деревьев, восхитив Казанцева искусством вождения.
Теперь они сидели на берегу, и пропустив по рюмке, наслаждались нежнейшей, восхитительно пахнущей дымом свининой.
- А что у тебя с лицом? – решился спросить Казанцев после второй.
- В бронетранспортере горел, - ответил Фредди. – Командиру тоже тогда досталось. Видал, лысый ходит? Потому что вся плешь кусками выгорела. Это сейчас, Машка бухгалтер, курсы закончила. А тогда она санитаркой была. У нас в спецназе чужих не было. Вот как выбрила тогда командиру редьку, так и осталась. А Ванька снайпером была, знаешь? У нее эсвэдэшка есть, командир заставил спрятать. Весь приклад в насечках, как пила.
- А Клеман? – спросил Казанцев.
- Клеман потом уже прибился, - ответил Фредди. – Его командир из таджикской погранохраны забрал. У Клемана папа – курд. На четырех языках шарит. Ну, и по лошадям. Он у нас ковкузнец.
- Он у нас кобель, - сварливо вступила Машка. – Ему самому яйца отрезать надо, как его мерину.
- Ты, это… . – Фредди посмотрел в глаза Казанцеву. – С Клеманом полегче. У него лапы по плечи в крови.
- А у тебя? – спросил Казанцев.
- Я душманские уши в карман не собирал, - ответил Фредди. – Я долг исполнял. И буду исполнять. Страны нет, присяги нет. А долг есть.
- « Перед кем же у тебя долг?», - подумал Казанцев. – «Перед наркобароном?».
Они великолепно провели время, после чего очень веселого Казанцева Фредди отвез домой. Быть мафиози оказалось совсем неплохо.
Ночью, лежа в постели, Казанцев раздумывал:
- «Кто кого держит под контролем? Кто кого ведет к яме? Завтра полковник нагрузит меня еще одним мешком с героином и запишет это на пленку. Чего он потребует послезавтра? Крови? У него уже есть моя подписка. Сможет ли Смирнов меня отмазать? А кто будет отмазывать Смирнова, если все пойдет наперекосяк?»
Он так и заснул, не найдя ответов на свои вопросы.

Глава 19.

- Этот мент опасен, - упорно повторил Клеман.
- Чем он может быть опасен? – пренебрежительно сказал полковник. – Он дрянь. Пытается одной задницей сидеть на двух стульях. Придет время, я выбью из-под него один стул, а Смирнов второй. Вот и все.
- Я убежден, что он продолжает работать на своих, - сказал Клеман.
- А кто у него свой? – ухмыльнулся полковник. – Он пытается использовать в личных целях Смирнова. Смирнов в своих целях использует его самого и контору. Ни у кого из них нет целей выше личных.
- Зачем тогда разговоры о чести, присяге и достоинстве? – спросил Клеман.
- За тем, что все это у него когда-то было, - сказал полковник. – Если позволить ему снова выковать свой стержень на почве мести, - вот тогда он станет по-настоящему опасен. Он должен чувствовать стыд. Вина – груз виноватых. С ним он далеко не уйдет.
- Не уйдет, - кивнул Клеман. – Он его сбросит и пойдет себе дальше. С нашими бабками в кармане. Он волк. Это он сейчас виляет хвостом, пока думает, что играет с нами. А наступите ему на лапу, он вам на горло кинется.
- Вот чтобы не кинулся и надо его приручать, - поучительно сказал полковник. -  Он деньги взял. От этого отмыться невозможно. Если отдаст их своему начальству, - будет еще хуже. Никто, никогда не поверит, что отдал все.
- Тот, кто его в угол загонит, кровь свою увидит, - угрюмо сказал Клеман. – Точно вам говорю. Лучше его сразу замочить.
- Нет, не лучше, - покачал головой полковник. – Ликвидировать его сейчас, это значит выдать себя с головой. Когда они его сюда прислали, у них не было ничего, кроме подозрений. Потому и прислали. А если его кончить, то будет уверенность. Доказательств у них и сейчас никаких нет. Но если есть уверенность, то доказательства они будут не искать, а выдирать из глотки. Лучше иметь дело с двойным агентом, чем с системой. А не цепляя контору, мы легко обыграем нечистоплотных игроков. Пусть этот шулер ищет, пусть вынюхивает. У Ваньки между ног. Что он может им рассказать, кроме того, что там увидит?
- Мой х… он там увидит, - злобно сказал Клеман.
- Ты это дело брось, - строго предупредил полковник. – Волос не должен упасть с его головы, пока я сам с него шкуру не сниму. А сейчас, давай по плану. Сегодня ты будешь его сопровождать.
У ворот засигналила машина, Казанцев вышел.
- Поехали, - бросил Клеман. – Дело для тебя есть.
- Дай мне чашку чая выпить, - сказал взъерошенный Казанцев.
- У меня целый термос, садись, - нетерпеливо сказал Клеман.
По дороге Клеман не проронил ни слова, а когда они въехали на кладбище, дал наставление:
- Все то же самое. Пакет в багажнике, под запаской. Отдашь его работяге. Все.
- Какому работяге? – процедил Казанцев, которого задел этот тон.
- Могильщику, мать твою! – крикнул Клеман.
Стоило бы промолчать. Но Казанцева вытащили из постели и притащили черт знает куда. Он был взвинчен и с похмелья. А теперь еще этот черномазый на него покрикивал.
- Если ты еще раз проедешься по моей матери, - глубоко дыша, сказал Казанцев, - Я тебе нос на полдевятого поставлю.
- Ну, попробуй, - удивленно сказал Клеман.
Хлопнув дверью, Казанцев вышел из машины, достал из багажника пакет и оглянулся. К нему уже приближался, ухмыляясь, бывший мент.
- На, - Казанцев сунул ему пакет.
- Открой, покажи, - все так же ухмыляясь, пожал плечами могильщик.
Казанцев рывком открыл пакет, выбросил на землю бутылку водки, какую-то закуску и достал со дна сверток, перевязанный бечевкой. Сверток был тяжелым. Казанцев понятия не имел, что в нем.
- Ну, развязывай, - сказал могильщик.
Казанцев сунул руку в задний карман, выхватил «выкидушку» и щелкнул лезвием у него под носом. Могильщик отпрянул. Казанцев ухмыльнулся и перерезал бечевку. Потом развернул сверток. Там лежал пистолет Стечкина.
Казанцев глянул в сторону машины. За стеклом горел индикатор видеокамеры.
- Заряжен? – спросил могильщик.
- Не знаю, - ответил Казанцев.
- Ну, так посмотри, - сказал могильщик.
Казанцев выщелкнул магазин. Он был полностью снаряжен.
- Ладно, - вздохнул могильщик. – Держи бабки.
Он протянул Казанцеву пачку долларов. Казанцев посмотрел на деньги, потом, с ненавистью, - в лицо могильщику. Выхватил деньги, упустил пистолет на землю и пошел к машине.
- Ты что, ствола испугался? – с усмешкой спросил Клеман, когда они выруливали с кладбища.
Казанцев промолчал.
Когда он вернулся домой, Иванна его ждала.
- В ближайшие несколько дней тебе надо быть очень осторожным, - сказала она.
- А потом? – невесело усмехнулся Казанцев. – Вся моя жизнь, как у волка. Бегу и оглядываюсь.
- Я тоже, - сказала Иванна. – Но мне надоело бежать. Надоело убивать. Я рожать хочу. Дом хочу и семью.
- Тогда тебе следовало выбрать другую профессию, - сказал Казанцев. – И другого командира.
- Судьбу не выбирают, - сказала Иванна. – Но ее можно исправить.
- Как? – спросил Казанцев.
- Уйти с линии судьбы, - сказала Иванна. – Уйти с линии прицела.
- Не выйдет, - ухмыльнулся Казанцев. – Найдут. Надо вышибить прицел вместе с глазами и мозгами, тогда не найдут. Уходить надо так, чтобы сзади все горело, тогда не найдут. А если тебе птичек жалко и орлов твоих армейских, так сиди и жди, пока заклюют.
- У меня есть деньги, - сказала Иванна.
- А у меня их нет, - отрезал Казанцев. – И никакие  деньги не спасут, если хоть кто-то из них уйдет со стволом в руке. Меня не тронут. Я мент, всех не перестреляешь. А ты, - их боевой товарищ. Или они уйдут с линии твоей судьбы, или ты разделишь свою с ними. Вот так.
- Нет, не так, - Иванна печально покачала головой. – Ты говоришь, как будто решаешь мою судьбу. Ты даже свою не решаешь. Люди, которым ты пытаешься помешать, - это часть системы. Теневая часть. Вот как. Такое это государство. Оно борется само с собой, оно не ведает, что творит. Это взбесившаяся машина. Единственный способ уйти от нее, - это уйти совсем. А не становиться на сторону одного поршня или другого. Мы уйдем, если ты спрыгнешь. А не спрыгнешь, так сиди и жди, пока раздавят.

Глава 20.

- Ну? – сказал Смирнов.
- Подготовил, - ответил человек в форме майора внутренних войск. – По программе «Обмен».
- Надежные? – спросил Смирнов.
- Надежней всех тот, кто ничего не знает, - хмыкнул майор. – Нет человека, нет проблемы. А их и не будет, когда закончат.
- Где ты их взял? – спросил Смирнов.
- Разные регионы, разные структуры, - майор пожал плечами. -  Есть из «ОМОНов», есть из спецназа ВВ. Каждый даст подписку о неразглашении. Уедут и забудут. Если погибнут, - Родина не забудет. И не узнает, где. Программа секретная.
- Где они? – спросил Смирнов.
- Двое здесь, - ответил майор. – Ведут наблюдение за базой. База проявляет активность. Остальные, - на местах. Готовность, - один час.
- Нам необходимо численное преимущество, – озабоченно сказал Смирнов.
- У нас бригада спецов, - возразил майор. - А у них две бабы и «крот».
- Это такие бабы, что мужикам фору дадут, - сказал Смирнов. – И такой «крот», что неизвестно, куда рыть будет. Ладно. Результаты наблюдения?
- Не суетись, - поморщился майор. – Результаты на двоих делить будем. Но пока их нет. Активность есть. Автотранспорт и люди передвигаются постоянно, но в ходе сельхозработ. Работают и ночью, что затрудняет наблюдение. Не исключено, что кто-то может отскочить в сторону незамеченным. Но силами двух человек исключить такую возможность нельзя. А если я буду держать там всю группу, их быстро расконспирируют.
- В городе группу расконспирируют еще быстрее, - сказал Смирнов. – В городе есть еще внутренняя безопасность и СБ. Операция может начаться в любой момент, и реагировать надо будет мгновенно. А если мы будем держать их раздельно в гостиничных номерах, то можем и не успеть собрать и доставить на место.
- Они могут получить инструкции по пути к месту сбора, - сказал майор. – И начнут действовать сходу.
- Транспорт подготовил? – спросил Смирнов.
- «Газель», два «нисана», все изъятые, номера конспиративные, - ответил майор.
- Оружие, экипировка? – спросил Смирнов.
- По месту несения службы обеспечены, - ухмыльнулся майор. – Или ты хочешь им здесь, за свои бабки покупать?
- Хорошо, -  пропустив колкость мимо ушей, кивнул Смирнов. – Добавь еще одного наблюдателя и сохраняй готовность.
А в это время полковник Сарепта давал указания одному из своих людей по имени Стас Черный:
- Вот ящик. На этот раз, возьмешь с собой новичка, Казанцева. Скрывать от него ничего не надо, пусть учится.
Через час Казанцев и Черный въехали на кладбище. Черный отпер своим ключом гробницу офицера российской армии. По сути, это неприметное сооружение представляло собой бункер, защищенный стальной дверью. Затем они вдвоем внесли внутрь ящик с надписью  на крышке: «Абсорбент влагопоглощающий». Черный присел на корточки и вставил зазубренную пластину в  щель между могильной плитой и основанием. Внутри щелкнуло запорное устройство. Они подняли плиту, укрепленную на стальной раме, с полированного гранита упал засохший цветок.
- Спускайся, - мрачновато ухмыльнувшись, сказал Черный.
Под плитой была яма, выложенная черным камнем. Казанцев спрыгнул вниз. Сбоку от него, в нише, стоял гроб. Казанцев потянул носом. Запаха не ощущалось. Он принял увесистый ящик и опустил его на дно. Черный смотрел на него сверху. Потом протянул руку.
Они закрыли за собой двери в земле и в стене, после чего, никого не встретив, покинули тихое кладбище.
Еще через час Казанцев докладывал по мобильному телефону, полученному от Смирнова на последней встрече:
- …учитывая, что товар замаскирован, если вообще есть, то в ящике его не может быть больше нескольких сот грамм, остальное, - туфтовый наполнитель. Это не все. Это пробный шар. И в этот раз никаких камер не было.
- Понял, - ответил полковник Смирнов. И скорректировал свои указания майору.

Глава 21.

- Только не надо освобождать меня из паутины наркомафии! – резко сказала Иванна.
Вернувшись с кладбища и понимая, что операция близится к концу, Казанцев решился на прямой разговор. Теперь они стояли, напряженно выпрямившись, по обе стороны стола, на котором Казанцев обмывал Гришу. В руке Иванны веером мелькал нож.
- Тебя самого запутали, как муху! – продолжала она. – Ты думал, что используешь контору, чтобы отомстить за убитого друга, но его никто не убивал!
- Откуда у него банка с опием? – глухо спросил Казанцев.
- От меня! – крикнула Иванна. – Он ее украл из моей машины, в которой мы трахались!
- Зачем? – спросил Казанцев.
- Откуда мне знать? – ответила Иванна. – Я только знаю, что он не доверял никому. Ни тебе, ни мне, ни своим начальникам. Иначе, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
- Мы разговариваем, потому что он умер, - сказал Казанцев. -  Он оказался недостаточно крутым, чтобы вытащить тебя из дерьма, да?
- Люди смертны, - бросила Иванна. – И смертны внезапно.
- Это не ответ! – повысил голос Казанцев. – Я хочу знать, почему умер Гриша.
- Так спроси об этом у своего начальства! – крикнула Иванна. – Почему вы не провели судмедэкспертизу? Почему вы закопали его, как собаку? Почему ты не хочешь оглянуться и посмотреть, кто у тебя в тылу?
Казанцев промолчал.
- Послушай, - сказала Иванна. – Ты что, всерьез думаешь, что если Гриша был хорошим человеком, хорошим другом и хорошим опером, то он не мог покуривать опиум? Да на его родине это делают все, включая очень уважаемых имамов. Но там не пьют. А опиаты с алкоголем – это смертельный яд. Если хороший человек случайно схватился за обнаженный провод, то совсем не обязательно за это сажать кого-то на электрический стул. Баловаться с героином так же опасно, как с гранатой, предназначенной для врага.
- Вы убиваете толпу ни в чем не повинных людей вашими гранатами, - сказал Казанцев.
- Кто не виновен?! – свирепо крикнула Иванна. – Эти мажоры? Они отобрали у меня Родину, пусть сдохнут! Работяге не нужна граната, ему нужна лопата, у него нет денег на «мерседес» и героин. Ты знаешь, что мой отец застрелился с горя, когда рухнул Союз? Ты знаешь, чем мне пришлось зарабатывать на жизнь, пока меня не подобрал Сарепта?
- А что он теперь хочет от меня? – угрюмо спросил Казанцев.
- Он? – Иванна широко раскрыла глаза. – Ты пришел за его головой и спрашиваешь, чего он от тебя хочет? Головы твоей хочет, чтобы сохранить свою. Но у него есть чувство ответственности, которого нет у тебя. Он отвечает за своих людей. А тебе не за кого отвечать. Ты играешь своей, моей и его головой просто потому, что тебе не хрен делать. Иначе, придется залезть в бутылку и сдохнуть там.
- Я вас всех с собой утащу, - скрипнул зубами Казанцев.
- За что?! – крикнула Иванна. – Гриша принял свою судьбу, и никто за него не в ответе. У тебя ничего не выйдет. От тебя освободятся, как от балласта, просто перерезав глотку. Я предлагаю тебе выход из бутылки. Ты не мой освободитель. Ты мой партнер. Я нуждаюсь в партнере, чтобы уйти с линии судьбы. Хватайся за мою руку и пошли вместе.
- Ты знаешь, где будет передача товара ?- глубоко вздохнув, спросил Казанцев.
- Нет, не знаю, - ответила Иванна. – Раньше мы просто оставляли товар в гробнице. Но теперь все изменилось.
- Не все, - покачал головой Казанцев. – Фактор передачи остается неизменным. Если только не остался в прошлом.
- Нет, - твердо ответила Иванна. – Я бы знала. А ты был бы мертв.
- Значит, моя смерть на кончике иглы, - кивнул Казанцев. – А игла не могла остаться там, где меня поймали за жопу. Она находится в точке передачи. Где?
- А если ты будешь знать, где твоя смерть, - усмехнулась Иванна, - ты сообщишь об этом начальству?
- У моего начальства хороший нюх на падаль, - ухмыльнулся в ответ Казанцев.



Глава 22.
 

Было около двенадцати часов ночи. Пискнуло переговорное устройство, Смирнов подпрыгнул на сидении автомобиля и схватил трубку:
- Да!
- Слушай доклады наблюдателей, - скороговоркой сказал майор. – И быстро принимай решение. С кладбища груз изъят. «Мерс»-700, два бойца, уходят на юг, в сторону Петропольской развилки. С базы вышли два джипа, пять стволов на бортах, направляются куда-то на север, там ничего нет, кроме бездорожья. Ну?!
- Контролируй базу, остальных – на северное направление! – крикнул Смирнов. И повернул ключ в замке зажигания.
- Что происходит? – вполголоса обратился Казанцев к сидевшему рядом в машине Стасу Черному. – Где товар?
- Какой товар? – дурашливо ухмыльнулся Стас. – Не видел, не знаю. Нема лавэ, нема кохання. Вот люди клиента посмотрят, возьмут в рот и скажут, что можно давать. Тогда клиент отдаст свое лавэ командиру, и мы свалим. Вот тебе и весь базар до копейки.
Казанцев кивнул. Передача осуществлялась по принципу «товар руки тянет», - старым, надежным способом, которым пользовались уличные дилеры. Всякая видимая подготовка к операции отсутствовала. На протяжении дня, Сарепта не отпускал от себя двойного агента ни на шаг, а потом просто приказал садиться в машину и привез на заброшенное стрельбище. Теперь полковник уже минут десять непринужденно беседовал с невзрачным мужчиной, похожим на бухгалтера, в ухе «бухгалтера» поблескивал наушник. В отдалении стоял на высоких колесах «шевроле»-пикап.
На периферии освещенного круга, словно из-под земли, появились двое мужчин и остановились, опустив на землю громоздкие пластиковые ящики. За ними вышел Клеман с помповым ружьем на плече. «Бухгалтер» поднес руку к наушнику, кивнул и направился к пикапу. Клеман встал на половине дороги между командиром и пикапом, перекинув ружье в сгиб локтя.
«Бухгалтер» взял из машины дипломат, улыбнулся, проходя мимо Клемана, и приблизившись к полковнику, откинул крышку.
- Стоять всем! – взревел мегафонный голос. В темноте заметались красные нити лазерных прицелов, нащупывая неподвижно замершие фигуры. В круг света выскочил полковник Смирнов с пистолетом в руке, погон вспыхнул серебром.
- В чем дело, полковник? – брюзгливо спросил Сарепта.
- Все задержаны, - жестко отчеканил Смирнов. – Не двигаться.
- На каком основании? – пожал плечами Сарепта.
- По подозрению в нелегальном обороте наркотиков, - сказал Смирнов.
Люди в черном камуфляже и масках вытолкнули к свету мужчин с пластиковыми ящиками.
- Открыть, - приказал Смирнов.
Мужчины переглянулись и откинули накладные замки. В ящиках рядами лежало нечто, сильно напоминающее сморщенные человеческие уши.
- Что это такое? – ошарашенно спросил Смирнов.
- Это китайский черный гриб, - вздохнул Сарепта. – Очень полезен для потенции.
- Откуда тут эта дрянь? – крикнул Смирнов.
- Я фермер! – повысил голос Сарепта. – Я произвожу этот целебный продукт в числе прочих сельскохозяйственных культур. Здесь. Потому что здесь есть подземные помещения для мицелия. Ясно?
- И это стоит таких денег? – Смирнов кивнул на раскрытый дипломат в руках «бухгалтера».
- Это мое дело, за сколько мне продавать свой товар, - процедил Сарепта. – Я рабочий человек, в отличие от некоторых, и плачу налоги с каждой копейки.
- Почему ночью торгуетесь? – набычился Смирнов.
- Потому что днем я занят на уборке зерновых, - раздельно сказал Сарепта. – Потому что гриб боится солнечных лучей и высокой температуры. Теперь понятно?
- Почему ваши люди вооружены? – бросил Смирнов.
- Это ваши люди напали на меня с оружием в руках! – вспылил Сарепта. – А у меня нет людей, у меня есть сотрудники. Которые владеют охотничьим оружием на законных основаниях. И взяли его с собой, потому что ночью на дороге попадаются зайцы. А земля, на которой вы стоите вместе с зайцами и со всеми потрохами, принадлежит мне! Что еще?
На груди Смирнова заныла рация.
- Мы их взяли, - сказал ему в ухо голос майора. – Давай на ферму.
- Изъять железо и всех в наручники, - опуская рацию, приказал Смирнов старшему группы. – И по машинам.







Глава 23.


Ангар был залит ослепительно ярким белым светом. У одной из стен, лицом вниз лежали несколько человек в милицейской форме. Один из них попытался поднять голову, но тут же получил удар каблуком в ухо от бойца в черном камуфляже и затих.
Посреди ангара стоял легкий компьютерный стол. Тот самый, сидя за которым Сарепта наблюдал в монитор за ночным вторжением Казанцева. Теперь на столе грудой были свалены пластиковые пакеты с белым порошком.
Рядом со столом, на полу сидели Маша-бухгалтер и Фредди Крюгер со скованными за спиной руками. Напротив них, в такой же неудобной позе, неестественно выпрямившись, сидел незнакомый Казанцеву молодой человек в расхристанном деловом костюме и порванной рубашке.
Вокруг задержанных полукругом стояли майор и пятеро его бойцов с короткими автоматами наперевес.
- Что это за шушваль? – кивнул Смирнов на лежащих носом в пол людей в милицейской форме.
- Судя по документам, предатели, - процедил сквозь зубы майор. – Если довезем до СИЗО, разберемся.
Смирнов прошел к столу и взял в руки один из пакетов.
- Всего килограмм десять будет, - сказал майор. – Денег я не нашел.
- Деньги они в другом месте передавали, - усмехнулся Смирнов. – Думали ментов нае…ть, моджахеды фуевы.
- А ты мусором навсегда останешься! – крикнул от дверей Сарепта.
Смирнов подошел к нему и ударом кулака сбил на пол. Клеман дернулся, но получил тычок стволом автомата в печень и упал на колени.
- Это мой дом, а не твой, - с ненавистью сказал Смирнов, глядя на бывшего полковника сверху вниз. – И это наше дело, ментовское, давить таких жуков навозных, как ты.
- Я тебя найду…, - прохрипел Клеман, из угла его рта стекла струйка желчи.
- Х… ты на зоне найдешь, на свою жопу, - презрительно бросил Смирнов.
- Ай-ай-ай, начальник! – крикнул со своего места Фредди. – Нехорошо бить повязанных пацанов!
- Молчи, урод, пока язык в башке болтается! – ухмыльнулся Смирнов и повернулся к майору. - Ну, теперь давай, как положено. Видеосъемка, осмотр, изъятие.
- Понятые? – деловито спросил майор.
- Вот этот гражданин пойдет, - Смирнов кивнул на Казанцева, помедлил и указал подбородком на Иванну. – Ну…, и вот эта гражданка.
Иванна отшатнулась.
- Стой! – Казанцев крепко схватил ее за руку и прошипел в ухо: - Это твой шанс уйти с линии судьбы. Бери меня за руку и пошли вместе.
Смирнов усмехнулся и отошел в сторону, ему еще предстояло много дел.
От того, как будут проведены первоначальные оперативно-следственные действия, будет зависеть и окончание дела в суде. Следовало провести обыск во всех помещениях, протоколируя каждый шаг, изымая все, что может относиться к составу преступления, а может и не относиться, но послужить страховкой к основному обвинению. При этом держать под контролем Сарепту с подельниками и покупателя с его бойцами, после чего выставить охрану на месте и суметь доставить всех задержанных в управление так, чтобы не дать им возможности сообщаться между собой.
Теперь у полковника Смирнова были развязаны руки, чтобы ломать стены, срывать полы и бить по головам сарептовскую челядь вместе с хозяином. Мак рубят – щепки летят, и если под ноги попадет невинная трава, ну и что? Не дело полковника Смирнова отделять зерна от плевел, он будет молотить все подряд, - а прокурор своих отличит. Это ядовитое гнездо надо вырывать так, чтобы и трава не росла, и землю посыпать солью, даже если эта земля и своя. Полковник Смирнов не получал третьей части от имущества сожженных, звезды падали ему с государственного неба, но он жил и трудился на этой, своей земле и не желал, чтобы ее поганили пришлые уроды. Даже если одно сарептовское зерно закатится меж несорванных половиц – Царь возродится и прорастет сквозь тела удельных князей.
Дома не полыхали, и не горело в амбарах зерно, когда кортеж черных машин отъезжал на рассвете от выпотрошенной усадьбы бывшего полковника и бывшего помещика. Зачем? Землица, очищенная от сорняков, тут была неплоха, да и ферма хороша. А отчужденное по закону имущество будет стоить недорого, особенно, если ты сам, - Закон.
Но занавес еще не упал.
Исполнителям, воображающим себя действующими лицами, предстояло узнать, что действо превосходит воображение и идет по лицам исполнителей, а не по их сценарию.
Никто, кроме Казанцева, не заметил, что Стас Черный исчез со сцены. Но Казанцев полагал, что его затолкали при задержании в другую машину, и забыл о нем. Стас напомнил.
Он возник в предрассветных сумерках, когда колонна машин выезжала за первый периметр ограждений, и поднял к плечу гранатомет. Война для него не закончилась.
Никто, кроме Казанцева и не заметил его появления. Все были заняты делом. Бойцы спецназа и триумфатор Смирнов не спускали глаз с задержанных. Майор ВВ орлом сидел на драгоценных пакетах с героином, подозрительно косясь на Иванну и Казанцева, ехавших с ним в одной машине. Лишь безработный резидент бесцельно таращился в окно.
Стас стоял близко, его можно было достать пистолетным выстрелом.
За изъятым у Сарепты «лендровером» двигался микроавтобус «газель», единственная машина с нетонированными стеклами. Стас мог видеть бойцов спецназа, сидевших вдоль бортов, и Смирнова, стерегущего своих пленников. Стас не знал и не мог знать, что его командир, Клеман и Фредди с женой, скованные наручниками, сидят на полу. Он пропустил машину Сарепты.
Казанцев выхватил смирновский браунинг, высунул руку в окно и нажал на спусковой крючок. Оружие отказало. Как и было задумано реквизитором.
Стас выстрелил.
Кумулятивная граната, предназначенная для танков, подняла «газель» в воздух и швырнула о землю, машина вспыхнула огненным шаром.
Сидевший за рулем «лендровера» опытный боец принял мгновенное и единственно верное решение. Он вывернул руль и рванул джип задом на гранатометчика.
Стас спокойно заменил гранату, повернулся к едущей следом машине и нажал на спусковой крючок.
Машина взорвалась. Одновременно, струя реактивного огня отразилась от «лендровера» и вернулась к гранатометчику, превратив его в пылающий факел. В следующее мгновение «лендровер» ударил Стаса сзади. Третья граната в комплектом чехле за спиной гранатометчика сдетонировала. Три огненных шара слились в один, к небу поднялось грибовидное облако.
Пламя отразилось в вытаращенных глазах майора, вжавшегося в сидение одной из уцелевших машин, Иванна вскрикнула и прижалась к Казанцеву.

*        *        *

Реализация состоялась. Все зрители, трясущиеся от пережитого, остались довольны тем, что пережили финал. Обгорелые действующие лица уплыли носом кверху в санитарной машине. Краны растащили дымящиеся остатки оставшегося. С оставшимися в живых задержанными, майор отбыл в управу в машине, набитой вещдоками и протоколами, - ставить спектакль суда над живыми и мертвыми.
Для Казанцева суд закончился.

*        *        *

Вечером того же душного дня. Кладбищенские цветы поникли. Бывший мент с отвращением ковырялся в чьей-то могиле. Возле него затормозила обшарпанная «шестерка». Из машины вышел Казанцев, и ни слова не говоря, сломал ему нос. Потом, перешагнув через корчащееся тело, подошел к Гришиному холмику и высыпал горсть патронов на совсем уже высохшую землю.
-  Быстрее! – крикнула Иванна.
Казанцев сел в машину, «жигуль» сорвался с места и исчез в сиянии заходящего солнца.





КОНЕЦ.