Простите нас, потомки!

В начале 70-х годов прошлого века захолустные поселки охватила эпидемия: местечковые пацаны стали добывать себе гитары. Днем никого из подростков на улице невозможно было найти – все прятались по домам и, стирая пальцы в кровь, учились «лабать».

Долбить целыми днями «бои» и приучать пальцы к аккордам было занятием нудным, поэтому сразу старались разучивать песни. Играть музыку любимых «Битлов», «Роллингов» и «Цепеллинов» мы - по многим причинам - не могли, поэтому пытались подбирать наше, русское. Не то, что было на виниловых пластинках – нам и это было не по зубам - а то, что игралось проще и, одновременно, позволяло отрабатывать необходимые упражнения. «Мясоедовская…», например, лучше всего шла под «пятерочку», для «Поспели вишни в саду у дяди Вани…» больше подходила «семерка», «Лучше гор могут быть только горы…» идеально ложились на «восьмерку».

Вечерами, очумев от бесконечных «лесенок», «звездочек», «баррэ», «пятерок», «семерок», «восьмерок» и прочих гитарных премудростей, братва выползала во дворы, хвастаться друг перед другом, кто чего достиг.

«Жил в Одессе славный паренек,
Ездил он в Херсон за голубями», -

начинал, как правило, кто-нибудь один. К середине - подключались другие, а ближе к коде, где-то на словах «Лагерь познакомил детка нас с тобой…», - подхватывали все.
Никто из поющих тогда нигде не сидел, из лагерей прошли разве что пионерские, но тема «цепляла». Пацаны понятия не имели, откуда  взялась эта песня «на поселке» – догадывались, что из далекой Одессы и явно не от родителей – однако слова знали назубок. Мы не ведали тогда о сталинских лагерях, о волнах эмиграции, о пласте дореволюционной каторжной культуры – просто пели то, от чего щемило в наших полудетских душах.

«Пара гнедых, запряженных зарею,
Пара усталых и хмурых на вид.
Что ж вы бредете, усталые кони,
И вызываете грусть у других?»

«Окурочек», «Вот бледной луной озарился…», «Дело было в старину…», «Сижу на нарах, как король на именинах…», «Шлю тебе Тамара синеглазая…» - были неизменной частью репертуара почти каждого.
Иногда шалили, стараясь как можно громче выкрикивать слова крамольных, на наш, мальчишеский, взгляд, песен:
«Раз на Дерибасовской, угол Ришельевской,
В восемь часов вечера разнеслася весть,
Как у нашей бабушки, бабушки-старушки,
Шестеро молодчиков отобрали честь!»...

или
«Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою.
А если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я».

Любимыми песнями шпаны тех времен были: «На Дерибасовской открылася пивная», «Денежки», «Мурка», «Как-то по прспекту с Манькой я гулял…». Любимыми авторами – да кто ж их знал?!
Много воды утекло с той поры. Спились, сели, или погибли многие приблатнённые певцы и слушатели той поры. Позабылись  мелодии… Но жив, курилка… Жив.
В начале 90-х так называемый русскоязычный шансон вышел из подполья.
Песни, считавшиеся ранее «блатняком» и «дворовыми» стали пробиватся эфир, и уже через несколько лет буквально заполонили собой радио- и телепростанство.
А еще через пару лет  от его низкопробности просто некуда стало деваться.
Сегодня этот монстр  повсюду: в ресторанах и VIP-заведениях, в городских дворах и сельских клубах, в личных авто и общественном транспорте, у музыкальных киосков и на рынках, у костров и на привалах, в далёкой эмиграции и местах "не столь отдалённых".
Он живет, жиреет и ест юношеские души, чтобы потом сожрать и тела. Мало того, вся наша жизнь стала сродни примитивному шансону.
И все чаще и чаще у меня возникает мысль: «Что же мы, идиоты, натворили?!»
И хочется заорать на всю Вселенную: «Простите нас, потомки!»