КАК ЖЕ БЫТЬ?

©, Алексей ИВИН, автор, 1973 г.
©, сборник «Русское восприятие», г. Александров, 2006 г.


                Алексей  ИВИН

               
                КАК  ЖЕ  БЫТЬ?
                притча



     Он раскачивался на тонкой лиане над бурным потоком, стремившим свои прозрачные воды по каменистому руслу. Его тело было совершенно, оно повергло бы ниц самого зиждителя; оно совмещало силу Геракла, статность Адониса и проворство лесной рыси; кожа имела цвет бронзы;  повязка вокруг бедер размоталась и упала, зацепившись за куст и одним концом окунувшись в хрустальную влагу горной стремнины. Он вскарабкался вверх по гибкой лиане, уселся на дереве и, срывая плоды, стал надкусывать их и бросать вниз. Неожиданно взвизгнув, он спустился по дереву, обдирая кору когтями, и, встав на четвереньки, подобрал плоды. Когда же он насытился, то почувствовал жажду и, боязливо подойдя к воде, стал лакать у самого берега. Потом длинной палкой достал набедренную повязку и надел ее, прикрыв срам. Затем он развлекался и ловил пролетавшую мимо нарядную бабочку, клацая зубами. Через некоторое время ему стало душно, блохи стали беспокоить его, он выискивал их и пробовал на зуб, но они пуще прежнего докучали, и тогда он бросился в воду, шумно работая руками и повизгивая от разноречивых ощущений. Наконец он вышел на берег и, бесшумно ступая по плоской гальке, удалился в лес легко, как несомое ветром привидение.


     Тогда на смену ему выбежал я и остановился посреди большого желтого солнечного пятна, обрамленного черными трепетными тенями колыхающихся листьев. Я осязал тепло, идущее от вечного  светила, поэтому нетерпеливо снял радужную, как хвост павлина, рубашку, майку, узкие  брюки, которые страшно стесняли меня и обтягивали ляжки, и, немного  поразмыслив, трусы, которые, словно последние непрочные узы, связывали меня и общество. И остался гол. И подумал, глядя на свои члены, ощущая свои мышцы, крепостью напоминавшие парное молоко, и пристрастным оком изучая себя, - я подумал, что мне нужна Ева, чтобы, сладострастно обняв ее, бродить с нею по ковру шелковой травы, раздувая ноздри, как кровожадный зверь. Еще  недолго я переминался с ноги на ногу, потом преодолел робость и, удалившись от вороха оставленных вериг, нетвердым шагом, то и дело останавливаясь, чтобы вынуть занозу, подошел к лиане, на которой совсем недавно раскачивался он, мой предшественник на благородной стезе пасторального жития. Я обвил девственный стебель руками и, взобравшись на высоту сажени, перевел дух; затем раскачался так, что смог довольно ловко ухватиться за сук одного из соседних деревьев. К несчастью, он оказался сухим и сломался, по причине чего я упал наземь и был придавлен им сверху. Ободранный, будто только что из запанибратских объятий бурого медведя, я отполз от места падения и принялся зализывать кровоточащие раны. Я мечтал о том времени, когда густой волосяной покров застелет загрубевшую кожу и когда я не более буду похож на европейца, чем барс на косолапого щенка дворовой собаки. Я решил обмыть ранения и царапины, искупавшись в реке, и наложить затем на них листы подорожника. Я приковылял к воде и напился, припав жадными устами к ее поверхности, волнуемой стремительным течением: вода показалась холодной; к тому же, брызги, долетавшие с кипевшего неподалеку пенного буруна и падавшие на обнаженную спину, были, как показалось, холоднее, чем прикосновение железа, застывшего на сильном морозе. Однако я знал, что это впечатление обманчиво, ибо стоит только залезть в воду, как она покажется теплой. И я, скользя ногами по ослизлым валунам, терзаемый ребристыми неровными камнями, продираемый сотнями неприятственных мурашек и лязгающий челюстью от озноба, смело пошел вброд. Я выбирал себе место поглубже, где бы можно было выкупаться, но вдруг под ногой подвернулся камень, я рухнул, ударившись боком о каменистое дно, отнюдь не  пуховую постель, и был тотчас подхвачен бурным течением, которое повлекло меня, бросая, как щепку, на гранитные глыбы, выпиравшие из воды. Впрочем, очень скоро я остановился, затянутый между двух таких глыб и уподобившись затычке. Я не думал о жизни, ибо, должно быть,  мозг наполнился прохладительной влагой, размягчился и утратил способность мыслить. Кое-как выбравшись из щели, я сел на камень и боле не помышлял о купании,  ибо знал, что в противном случае в местности не хватит подорожника, чтобы залатать бесчисленные ссадины на теле.


     "Почему же все-таки он, поселившийся здесь всего лишь год назад, так превосходно чувствует себя, свеж, бодр и быстр? Почему же мой предтеча обходится безо всего того, что дано людьми, а я уже продрог, хотя тропическое солнце светит без устали, и для того чтобы согреться, мне надо развести костер?" Так размышлял я, сидя на гладком и мокром камне, поджав под себя ноги и потупив очи.


      Мои печальные сетования были прерваны близким всплеском: я обернулся и увидел е г о, приближающегося со смиренным видом. Я хотел было бежать, но он еще издали приветствовал меня словами:  "Ты из желтого дома, да? Ты из желтого дома, да? Я из желтого дома!"


     "О каком доме ты говоришь?"  – спросил я, опустив обе ноги в воду, чтобы в случае, если он бросится на меня, тотчас задать стрекача. Но он был настроен миролюбиво и ответил на мой вопрос теми же словами. Тогда я осмелел и спросил, нравится ли ему здесь жить. Он ответил, что тоже из желтого дома, и повторил это трижды. Тогда я поверил, что он действительно оттуда и что здесь ему живется прекрасно.


     Так мы беседовали долгое время. Сильно удрученный,  я отказался от первоначального замысла жить в этом райском уголке подобно питекантропу, ибо увидел, к каким последствиям это приведет. В глубокой тоске я направился к оставленной на берегу одежде, а он поплелся за мной; я обозвал его бродягой, сутягой, кретином, дебилом, ослом и сказал, что неплохо бы ему заняться каким-нибудь ремеслом, а не валять дурака. Так как он ровным счетом ничего не понял, я схватил первую попавшуюся дубинку и огрел его пару раз по  безмозглому  черепу. И этот человеко-зверь с воплем скрылся в чаще.


     Я напялил на себя одежды, закурил трубку и, пуская облачка дыма к бирюзовому небу, медленно зашагал прочь в родную цивилизацию, думая, что уж если жизнь станет невмоготу, я постараюсь найти утешение в любви, благодаря которой мы на краткий миг перестаем ощущать тяжесть губительно-необходимых законов.