Роман в письмах

©, Алексей ИВИН, автор, 1976 г.
©, сборник «Русское восприятие», г. Александров, 2006 г.


                Алексей  ИВИН

                РОМАН  В ПИСЬМАХ



        Уборщица тетя Маша заканчивала мыть пол.


        Антон Клеверов дрожащими руками разорвал пакет. Оттуда выпали рукописи и фирменный бланк. Водрузив очки на нос, Антон прочитал:


        Уважаемый тов. Клеверов!


       Редакция ознакомилась с  Вашими рассказами, они нам не подходят. Литконсультант А.


       “Не иначе это А. родился в Лаконии. Больно уж краток, троглодит, чтоб ему в наборный цех провалиться! Мои рассказы ему, видите ли, не подходят. Висельник! Небо в клеточку тебе подходит, вот  что, это уж точно. До чего ведь нагл, ни строчки не добавил. Хоть бы потрудился объяснить почему. Зарезать тебя мало, параноик. А собственно, что я теряю? Решено: еду в Москву, разыщу и зарежу. Прикокну, будь здоров. О н   у б и л   л и т к о н с у л ь т а н т а   и   п р и о б щ и л с я   к  л и к у   с в я т ы х. Гм. Нет, сперва посмотрю, что в этом конверте”.


        Антон задумчиво прощупал конверт и облизнул сухие губы. Он подумал, что надо бы выпить пива, а вслед затем подумал, что хорошо бы устроиться барменом и подсыпать в пиво литконсультанту А. немного цианистого калия. А., кося желтым тигриным глазом под юбку долговязой поэтессы, берет огромный фужер – нет, рог марала, нет, жбан, - берет, сдувает пену, сакраментально улыбается и, поймав момент, когда на него уставятся все посетители бара, изящно, с этаким артистизмом, с вывертом пти-наполеона – вот позер! – чуть-чуть пригубляет. И тут же, обмякнув, сползает с кресла, дергаясь, как гусеница… Так тебе! Так тебе! Не пиши чего не надо, не пиши, не пиши!..


       Надорвав конверт, Антон вынул из кармана копейку и подбросил: если решка – приняли, если орел - отказали. Орел, Ну и черт с ними!


       Антон решительно разорвал конверт и среди вороха бумаг отыскал рецензию.


       О рассказах Клеверова “Универмаг” и ‘Сыворотка”.


       “Универмаг” – попытка рассказа о пустой душе. Автор хорошо видит будущее влюбленной пары. Но о каком-либо характере Юрия говорить  нельзя, его просто нет. Люба же вполне ординарная пустышка. Есть стилистические огрехи. Плохо сказано – “одушевлявшее лицо”, нарочито – “пощипывая свои мужские достоинства”. Разумеется, ни о какой любви читатель из этого рассказа не узнает. Скорее всего, перед нами фельетон. “Резеде” он явно не подходит.


       “Сыворотка” – стремление автора раскрыть психологию героя довольно интересно, хотя в этой попытке слишком много внешнего. Автор показывает отчужденность людей, случайность многих отношений, но глубинные процессы не затронуты, характеров героев нет. В итоге здесь скорее зарисовка, свидетельствующая о литературных способностях автора. Толстому журналу это вряд ли уместно публиковать. С уважением литконсультант журнала   “Резеда” Магнолиев.


       Антон закурил.


       - Способности, говоришь? – сказал он вслух. Уборщица тетя Маша, выжимавшая швабру, посмотрела на него внимательно. – Утешил, спасибо, друг. Спасибо, вовек не забуду. Это надо же! У меня – и вдруг способности! С ума сойти. Не поверю. Это у меня-то, который страдает “инфантилизмом мысли”, “патологичностью образов”, у меня, который “не сохранил  ничего святого за душой”, которому “следовало бы поработать года два-три на стройке и проникнуться духом созидания”, это я-то, этакий Асмодей, и вдруг талантлив? Неправда, умереть мне на этом месте.


        Антон вскрыл последнее, третье письмо. Его он берег, зная, что оно от любимой женщины, чтобы успокоиться и умилиться, предотвратив разлитие желчи. Правда, она давно не писала, но ведь это же ерунда: уж она-то ближе, чем все эти привратники и вышибалы, обязанность которых – указать, где от ворот поворот.


       Антон!


       Это последнее мое письмо к тебе. Прости меня, но мне надоело! Надоело!!! Ты меня обманывал. Скоро три года, а ты бьёшься, как рыба об лед, - и никакого сдвига. Мягко стелешь, да жестко спать. Да и спать-то с таким импотентом, хоть он и гений, - тьфу! Слов нет, чтобы выразить мое презрение к тебе. Прошли те времена, когда жены послушно следовали за мужьями хоть на каторгу. Теперь женщины выросли. Они хотят самоуправляться, нравится тебе или нет! Не пиши и не разыскивай. Я влюблена в хорошего человека, он инженер на станкостроительном заводе. Вот это мужчина, ты бы видел!


        Будь здоров. Оставайся со своими сопливыми бреднями о призвании, а мне все это до лампочки. Так и запомни. Кончаю. Нечего с тобой дебаты размазывать. Ты ведь и так размазня.


        - Шлюха! – сказал Антон, прочитав письмо. Уборщица тетя Маша спряталась за шкаф, который протирала влажной тряпочкой.


       - Предательница!


        Тетя Маша поникла. “И давно это с ним? Сводить бы его ко врачам подлечить. А то ведь шутки плохи. Как запустит сейчас стулом – что тогда? С них, с чокнутых, какой спрос!”


       - Три года срок большой, и ты дала тягу. Но чем ты мне помогла, чтобы бросать такие упреки? Ну и черт с тобой! Я не нуждаюсь в гнилых подпорках. Зато я верю в себя, верю в жизнь, верю в дерзость, которую не оскопишь прокрустовыми ложами, верю!


        “Господи Исусе, что это с ним? Ишь как дергается. А страшно-то как! Хошь бы припадок не получился…”


       - Эй, Антон Иванович! Ты бы шел домой, а то устал ведь. Кажинный божий день после работы на машинке печатаешь. Муторно ведь с устатку-то. Шел бы, правда, домой, прилег…


        - Чего тебе, тетя Маша?


        - Шел бы, говорю, домой, а то мешаешь только.


        - Некогда, печатать надо.


        - А много еще печатать-то?


        - До черта. Пока не сдохну, печатать буду.


        - А чего так?


         - А то.


         - Ну, так ключ-то от кабинета тебе отдать, что ли?


        - Отдай. Я еще посижу.


         Уборщица тетя Маша протянула ему ключ и ушла, бормоча:
          

         - Чего с дураком говорить… А случись что, опять на меня. Зачем оставила его одного! Видишь, что придурок, сообщи куда следовает. А ты ушла, а спички у него оставила. А он опять начнет свои бумаги сжигать да тут как раз и помешается – всю контору спалит. И сам сгорит, только кости найдут. Кто виноват? Тетя Маша! А почему? Да потому! Вы тоже хороши! Зачем допускаете к работе, да еще булгахтером? Булгахтер – работа тонкая, ума требует, а этот – видно ведь за версту, что дурак… Ох, Господи, согрешение грешное!