Медицинское обеспечение русской армии в войне 1812

«Малейшее искажение истины оскорбляет достоинство
Истории и потрясает доверие к целому труду».
генерал от инфантерии А.П. Ермолов

Изучение истории военной кампании 1812 года невозможно без рассмотрения вопроса медицинского обеспечения русской армии.
 
В России военно-санитарное дело никогда не отличалось хорошей организованностью и подготовленностью. До открытия в Москве в 1678 года. первого в России «военно-временного госпиталя», в армии почти вовсе не было врачей. В то время от больных и раненых даже откупались, выдавая на руки на «лечьбу» деньги, а где и как лечиться – каждый решал сам. Первые постоянные военные госпитали были открыты Петром I в Москве лишь в 1707 году, а второй в С.-Петербурге в 1716 году и, далее, в Киеве, Ревеле и Риге. По мере переноса границ Российской Империи в западном и южном направлениях, военные госпитали создавались на вновь обретенных территориях Литвы, Белоруссии и Украины. Одновременно создавались полевые и дивизионные лазареты (шпитили). Но этого было ещё слишком мало для военно-санитарного обслуживания всей армии, и масса раненых умирала на полях сражений без всякой пищи и без какой бы то ни было помощи.

В период наполеоновских войн ситуация в военно-санитарном деле изменилась мало. Наполеон как-то сказал, что «неопытность хирурга наносит армии больший вред, чем батареи противника». Но дело заключалось не только в неопытности хирурга, а в общей организации санитарного дела в армии. К примеру: после сражения под Аустерлицем в 1805 году тысячи раненых были оставлены на месте сражения; после битвы при Эйлау в 1807 году в Кенигсберге скопилось 18 тысяч раненых русских, пруссаков и французов, помощь которым была оказана лишь на третий день; после «битвы народов» при Лейпциге в 1813 году ещё на седьмой день приносили раненых с поля боя. При этом огромным было число тех раненых, которые умирали на поле боя, не получив никакой помощи или просто от голода.

Совершенствование вооружения и увеличение жертв в многочисленных военных конфликтах начала ХIХ века, выдвигали перед воюющими государствами  новые требования по более рачительному отношению к профессиональным военным и снижению уровня безвозвратных потерь посредством повышения роли военно-санитарной службы. Восполнению дефицита врачей способствовало открытие ряда новых медицинских учебных заведений. К 1812 году медицинские кадры готовили уже не только Московский университет и Медико-хирургическая академия (МХА), но и новые: Дерптский (1802), Казанский (1804) и Харьковский (1805) университеты. Большинство из них пополнили отряд врачей армии и флота.

В 1812 году общее управление медицинской службой Российской армии осуществлял Медицинский департамент Военного министерства во главе с директором Я.В. Виллие.
Виллие Яков Васильевич (1768-1854), баронет, шотландец по происхождению, российский военный врач-хирург, действительный тайный советник, почётный член Петербургской Академии Наук. После окончания Эдинбургского университета в 1790 г. поступил на российскую военную службу. Участвовал в польской кампании 1794 г., в наполеоновских войнах 1805, 1807, 1812-1814 гг., в русско-турецкой войне 1828 - 1929 гг. С 1799 г. являлся лейб-хирургом императоров Павла I, Александра I, Николая I и, с 1806 г. и до своей смерти занимал должность главного инспектора медицинской части по армии, с 1808-1838 гг. - президент Медико-хирургической академии в С.-Петербурге, с. 1812-1836 гг. – директор Медицинского департамента Военного министерства.

Я.В. Виллие разработал и внедрил в практику новую систему оказания медицинской помощи раненым. Благодаря его усилиям в 1811-1813 гг. возросло число временных военных госпиталей. Он реорганизовал медицинскую службу русской армии, разработал Положения о госпиталях и лазаретах в мирное и военное время, о службе и порядке чинопроизводства военных врачей, о рекрутских наборах, за свой счёт выписал из Великобритании образцы хирургических инструментов и организовал их производство в России. Он добился уравнения врачей в чинопроизводстве с прочими чиновниками, увеличения их жалованья, обеспечения пенсиями. В 1841 г. первым из врачей он был произведён в действительные тайные советники. Похоронен на Волковском лютеранском кладбище в С.-Петербурге.
 
Госпитальное дело (за исключением лечебной части) находилось в ведении Комиссариатского департамента. По «Учреждению для управления Большой действующей армии» от 27.01.1812 г., разработанным под руководством военного министра Барклая де Толли (так же, как и Я.В. Виллие, Барклай де Толли был выходцем из Шотландии – прим. Автора), главой медицинской службы определён главный доктор, в армиях – штаб-доктора, в дивизиях – дивизионные штаб-лекари, в полках – полковые лекари. Госпитальной частью ведал директор госпиталей, аптечной – инспектор аптечной части. Директору госпиталей был подчинён главный комиссар, ведавший развозными и подвижными госпиталями. При главном докторе (или при главном полевом военно-медицинском инспекторе) состояли: главный медик, главный хирург, главный аптекарь, секретарь с канцелярией.

Главный доктор и генерал-штаб-доктор армии ведали распределением медицинских чиновников и аптекарей по госпиталям, выбором мест для их дислокации, контролировали лечение раненых и больных, а в день сражениях находились при развозных госпиталях.
Заготовкой медицинского имущества и созданием его запасов в действующих армиях ведал Медицинский департамент Министерства полиции, снабжение госпиталей необходимыми припасами, кроме медикаментов, возлагалось на интендантское отделение Главного полевого штаба. Генерал-штаб-доктор армии руководил медицинскими чинами, находившимися в госпиталях и полках, он пользовался правом приглашать и экзаменовать иностранных врачей, наблюдал за распределением больных, санитарным состоянием армии, при возникновении эпидемий созывал Медсовет. Через главного аптекаря он руководил работой всех полевых аптек. Генерал-штаб-доктор подчинялся де-журному генералу, а по специальности – главному полевому военно-медицинскому инспектору при главном командовании всех действующих армий. 28.03.1812 г. было создано Аптекарское управление во главе с инспектором аптечной части, подчинённым директору госпиталей.
 
Как видно, структурная реформа медицинского обеспечения русской армии начала осуществляться только с начала 1812 г. и, естественно, к войне завершиться ещё не успе-ла. Точные данные о численности медицинских чинов в армии отсутствуют, во многих случаях штатные медицинские должности были вакантны. Всего в армии в 1812 г. состояло 800-850 лекарей (старшие и медицинские лекари 1-го и 2-го класса) и 1000–1200 фельдшеров 1-го и 2-го класса.
 
Для сравнения, к началу кампании 1812 года медперсонал французской армии насчитывал 5112 человек, в том числе свыше 2 тысяч хирургов, что более чем в три раза превосходило реальную численность медперсонала в русской армии. Кроме этого, по своей оснащённости подвижным составом, медикаментами, хирургическим инструментом и разборными носилками медицинская служба французской армии имела значительное превосходство.

Тем не менее, к началу 1812 г. в распоряжении армейской медслужбы русской армии имелись 52 постоянных госпиталя на 36,3 тысяч коек и 29 военно-временных госпиталей, число которых в ходе военных действий превысило 70. По мере движения армии одни госпитали создавались, других ликвидировались. Многие постоянные и временные госпитали, расположенные в Литве, Белоруссии, Смоленске, Вязьме, Можайске и Москве были захвачены французами и использовались для лечения своих раненных и больных воинов. Потеря значительной части госпиталей на первом этапе войны, нанесла медслужбе русской армии невосполнимый урон, пагубно сказавшийся на медицинском обеспечении армии и росте безвозвратных потерь.

К началу 1812 г. в армии была создана система эвакуации, однако Я.В. Виллие только 12.08.1812 г. (т.е. после сдачи Смоленска) предложил план эвакуации и расписание госпиталей для 1-й и 2-й Западной армий. Важными составляющими частями «Учреждения для управления Большой действующей армии» являлись «Положение для временных военных госпиталей при большой действующей армии» и «Положение о развозных и подвижных госпиталях армии». Суть этих положений можно свести к следующему: в составе армии, при централизованном снабжении лекарствами и врачебными припасами, учреждались развозные и подвижные госпитали, а в тылу армии - главные временные госпитали. Непосредственно вблизи места сражения в естественных укрытиях развёртывались полковые перевязочные пункты, предназначенные для первичной перевязки всех раненых, остановки угрожающих кровотечений и подготовки раненых к эвакуации в развозные госпитали, которые предназначались для оказания первой помощи раненым (обработка ран, операции, перевязки, иммобилизация), их питания и доставки в подвижные госпитали 1-й линии. Места для развозных госпиталей определялись главнокомандующим в день сражения. Развозные госпитали прикреплялись к подвижным госпиталям, предназначенных для лечения раненых и больных со сроками излечения до 40 дней во время движения армии. Остальные раненные с «долговременными болезнями» и тех, «которые и по излечении не в состоянии будут продолжать службу», подлежали эвакуации в главные временные госпитали, разворачиваемые «по назначению главнокомандующего» за линией подвижных госпиталей.

Для переноски раненых с поля боя на перевязочный пункт в каждом полку должны были иметься 20 или более нестроевых солдат с четырьмя носилками и с двумя лёгкими линейками. Во время сражений 1812 года вынос раненых производился преимущественно силами ратников ополчения. Место перевязки обозначалось «флагом или другими какими-либо знаками, чтобы раненые, не блуждая, могли оное сыскать». Каждый перевязочный пункт был оснащён готовыми повязками, бинтами, компрессами, корпией, хирургическими инструментами. На местах перевязки находились полковые священники и должное количество лекарей.

На военные медицинские кадры возлагалась также обязанность наблюдения за санитарным состоянием армии. С началом наступательных действий в российской армии, вступившей на заражённую территорию, стали отмечаться случаи массовых инфекционных заболеваний – сыпного тифа, дизентерии и др. Из-за отсутствия специализированных лечебных учреждений инфекционных больных возили по общим дорогам, нередко на порожних провиантских фурах, останавливаясь на общих станциях и распространяя инфекцию по коммуникациям армии, в госпиталях и в тылу. Армия инфицировалась от среды, в которой она действовала, и, в свою очередь, становилась источником распространения эпидемий среди населения.

Особо сложными в инфекционном плане стали территории Бородинского поля и Калужской губернии.
 
После самого кровавого, данного Наполеоном, сражения на Бородинском поле свыше 3-х месяцев оставались не захороненными около 50 тысяч человеческих останков, в основном русских воинов (своих погибших воинов наполеоновской армии в основном удалось захороноть – прим. Автора) и около 28 тысяч трупов лошадей. От такого количества гниющей плоти вблизи тех мест невозможно было находиться. Эту информацию можно найти в различных источниках, в частности, в «Воспоминаниях сержанта Бургоня»: «<…> 16-го (28-го) мы выступили спозаранку и днём, переправились через какую-то речонку, очутились на знаменитом поле сражения, всё ещё покрытом мёртвыми телами и обломками разного рода. Кое-где из земли торчат руки, ноги, головы; почти все трупы принадлежат русским — наших, по мере возможности, мы всех предали земле. Но так как всё это было сделано на скорую руку, то наступившие вслед затем дожди размыли часть могил. Нельзя себе представить ничего печальнее, как зрелище этих покойников, уже почти утративших человеческий образ; после битвы прошло пятьдесят два дня.
 
Мы расположились бивуаком подальше, впереди, и прошли мимо большого редута, где был убит и похоронен генерал Коленкур. Остановившись, мы занялись устройством себе убежищ, чтобы как можно удобнее провести ночь.
 
Мы развели костры при помощи обломков оружия, пушечных лафетов, зарядных ящиков; относительно воды встретилось затруднение: речка протекавшая возле нашей стоянки и очень маловодная была вся полна гниющими трупами; пришлось идти повыше, чтобы достать воды, годной к питью. Когда мы окончательно устроились <…> пронёсся слух, что на поле сражения найден ещё живым один французский гренадёр: у него были оторваны обе ноги; он приютился за остовом убитой лошади и всё время питался её мясом, а воду доставал из ручья, заражённого трупами. Говорят, будто его спасли; пока, на время — это весьма вероятно, но что касается будущего, то едва ли: вернее всего несчастного пришлось бросить на произвол судьбы, как и стольких других <…>. На сле-дующий день мы проходили мимо монастыря, служившего госпиталем для части наших раненых в Бородинском сражении. Многие находились там и до сих пор».

В Калужской губернии, кроме решающих сражений у Тарутино и за Малоярославец, жертвы которых с большими усилиями удалось захоронить, проходили постоянные боевые столкновения в пограничных уездах губернии калужских ополченцев, летучих армейских отрядов и крестьянских отрядов самообороны с отдельными частями, фуражирами и мародерами наполеоновской армии. В лесах и полях лежали не захороненными тысячи трупов солдат противника. Начиная со Смоленска из Калуги в армию через день, а в Тарутинский лагерь каждый день, отправлялись транспорты со всем необходимым в 5000 подвод. Можно предположить, что на обочинах дорог валялись сотни трупов павших лошадей. Кроме этого, через Калужскую губернию шли транзитные маршруты для перевозки инфицированных больных в другие регионы, а в самой губернии скопились тысячи военнопленных, больных и раненных русских воинов. С середины ноября 1812 года в Калужской губернии начался голод. Многие сёла так и не смогли собрать урожай. Не было ни лошадей, ни подвод - всё отдали армии. В результате крайней нужды и вследствие большого сосредоточения больных и раненых воинов, вспыхнули эпидемии гнилой горячки, сыпного тифа и кровавого поноса. Более четверти населения (около 200 тысяч человек) губернии вымерла, торгово-промышленная деятельность в Калуге замерла. Трагедия Калужской губернии ноября 2012 – марта 2013 годов осталась незамеченной на фоне торжеств по случаю изгнания армии Наполеона из пределов Российской империи.

Медицинского персонала в ту пору было крайне мало. В связи с этим, 19 августа 1812 г. министр внутренних дел доносил Александру I о русских солдатах, раненых под Витебском: «Многие из них от самого Витебска привезены не перевязанные, ибо при них было только двое лекарей, а в лекарствах и перевязках – совершенный недостаток».
 
Русские войска понесли значительный урон от эпидемий сыпного тифа и дизентерии. Уже в начальный период войны с Наполеоном санитарные потери стали весьма ощутимыми. После соединения двух русских армий в Смоленске, вместо предполагавшейся численности личного состава в 160 тысяч солдат и офицеров, фактически же 3 августа 1812 г., оказалось около 112 тысяч человек. «Болезни, смертность от болезней, отставание съели эту огромную массу». Первый период войны был чрезвычайно сложным для организации медицинского обеспечения. При отступлении русской армии полный вывоз больных и раненых вглубь страны не производился. Часть из них оставалась в населенных пунктах. Питание и лечение оставленных были на попечении местных жителей.
 
После Бородинского сражения, главнокомандующим русской армии М.И. Кутузовым были оставлены в Можайске на голодную смерь около 12, 5 тысяч раненных и около 21 тысячи раненных умерло от голода и сгорело в пожарах Москвы.

На заключительном этапе войны санитарные потери русской армии возросли ещё больше. Так, за 2 месяца преследования отступающей армии Наполеона на отрезке пути от Малоярославца до Березины из 150-тысячной армии М.И. Кутузова осталось в строю около 28 тысяч человек. Куда исчезла 122-тысячная армия Кутузова до настоящего времени не известно. Известно только, что из около 60 тысяч выбывших из строя по болезни человек, только 48 тысяч больных лежало в госпиталях и многие из них умерли….

Но трудности в медицинском обеспечении испытывала и наполеоновская армия. Французский интендант Пюибюск так описывал положение раненых после Бородинского сражения: «Горе раненым, зачем они не дали себя убить. Несчастные отдали бы последнюю рубашку для перевязки ран; теперь у них нет ни лоскутка, и самые лёгкие раны делаются смертельными… Мёртвые тела складываются в кучу, тут же, подле умирающих, на дворах и в садах; нет ни заступов, ни рук, чтобы зарыть их в землю».

После Бородинской битвы огромное число раненых осталось лежать на поле боя. По словам одного из участников тех событий, когда после битвы, оставшиеся в живых, с наступлением ночи жгли костры, то «около каждого огня собирались раненые, умирающие, и скоро их было больше, чем нас. Подобные призракам, они со всех сторон двигались в по-лумраке, тащились к нам, доползали до освещённых кострами кругов. Одни, страшно искалеченные, затратили на это крайнее усилие, последний остаток своих сил: они хрипели и умирали, устремив глаза на пламя, которое они, казалось, молили о помощи; другие, сохранившие дуновение жизни, казались тенями мёртвых».

В.И. Ассонов в своей книге «В тылу армии. Калужская губерния в 1812 году», на основе имеющихся у него архивных документов и материалов представил положение медицинской службы в то грозное для всей России и, особенно для Калужской земли время.
«Почти одновременно с появлением в городе пленных, появились со стороны Смоленска, лежащего в 330 верстах от Калуги, партии больных и раненых воинских чинов. В наше время трудно представить себе, какого рода страдания должны были переносить эти борцы за свою Родину. Дороги были только грунтовые, худо содержимые; удобных приспособлений для перевозки заболевших или получивших раны нижних чинов – не было. Медицинская помощь в пути едва ли могла быть оказываема, т.к. врачей в войсках было очень мало. Так как госпитальная часть в русской армии к началу войны 1812 года не была организована, то можно себе представить, что ожидало этих страдальцев в Калуге, Козельске и в некоторых селениях, куда были они привезены. Надо ли говорить, что во время пути большая часть труднобольных умерло.
 
В Калуге все местные лечебные заведения – лазарет, Хлюстинская и Золотарёвская больницы, небольшие лазареты при гимназическом пансионе и семинарии не могли вместить их более 200 человек. Первая большая партия, пришедшая из Дорогобужа 10 августа, была размещена в местном лазарете и в бараках за р. Окой. Затем раненые и боль-ные стали прибывать чаще и в значительном количестве. Помещения для них в лазарете оказывалось недостаточно. 19 сентября стало известно, что в Калугу пребудет партия в 2 200 человек на 300 подводах. Кроме того, ожидалась ещё партия труднобольных на 100 подводах. Ввиду такого неожиданного наплыва в городе больных и раненых, военный комитет решил немедленно устроить два временных госпиталя: один в Калуге на 1 000 человек, а другой в Козельске на такое число больных «сколько их случится», содержание больных приняло на себя дворянство.
 
Согласно Рапорту господину Калужскому гражданскому губернатору командира гарнизонного батальона Махова № 3524 от 16 октября 1812 г.: «Вследствие предписания Вашего превосходительства от сего числа за № 7431 о принятии больных в здешний госпиталь, оные мною приняты, по мере прибытия  их и находящихся в ведении моем мест для помещения оных. А как прибывающее число больных столь велико, что поместить более оных совершенно негде, хотя и остались казармы бывшей семинарии, верхний этаж, но оные без печей и окна во многих местах выбиты. Также и там, где уже помещены больные, как-то: в бывших присутственных местах и общественных домах, в которых в печах для закрышки вьюшек не имеется. Притом  хотя и была доставлена для постилки солома от здешнего уезда, но оная вся вышла, и ныне в соломе настоит крайняя надобность. Нары для посетителей во многих местах не сделаны и недостаток в котлах для варки пищи, также не имеется команды для отвоза и погребения умерших тел сего госпиталя и нет назначенной команды для очищения нечистот. И больные, буде находиться будут здесь,  почувствуют крайний недостаток в госпитальном белье и рубашках. Все таковые недостатки были уже мною объявлены Вашему превосходительству и рапортовано в разные времена о том. А как без всех выше изъясненных надобностей госпиталь не имеет надлежащего своего устройства, то дабы я не мог за оное ответствовать, долгом поставляю Вашему превосходительству сим донести».

Из Рапорта от 27 октября 1812 г. № 795 господину Калужскому гражданскому губернатору генерал-штаб доктора Вицмана из г. Мценска: «По теперешнему времени необходимо строить госпиталь в городе Калуге на 2000 человек больных и если будет согласие Вашего превосходительства, то покорнейше прошу приказать построить для расположения больных нары таким образом, чтобы могли лежать два и два. На сей же случай будет мной приказано перевести из Мценского госпиталя 1000 кроватей с надлежащим прибором, аптеку, медицинских и комиссариатских чиновников, там находящихся, и для лучшего устройства порядка я возьму его под своё ведение, а особенно для удовольствия Вашего превосходительства».

«Но так как, ни дворянство, ни городское управление не ожидали прибытия такого значительного количества больных и раненых и было основание предполагать, что их будет ещё больше, как из своей, так и из неприятельской армии, то, конечно, вскоре оказался сильный недостаток а помещениях с подходящей обстановкой. Соответственно числу больных чувствовался и сильный недостаток во врачах: на 2 200 человек приходилось всего 2 врача! Фельдшеров и госпитальной прислуги также было крайне недостаточно….».

Здесь уместно привести письмо Я.В. Виллие, главного инспектора медицинской части в армии к Калужскому губернатору от 9 сентября 1812 г. № 422 из Красной Пахры: «Нужным считаю предварить Ваше превосходительство, что сверх раненых и больных, находящихся во вверенной управлению вашему губернии, предписано сего числа отправить на Калугу до 6 000 больных и скоро может быть получите вы гораздо большее оных число, но сие будет зависеть от положения обеих армий и от продолжительности неприятельских действий. Я уверен, что, Ваше превосходительство, примете все меры к неутесненному в тёплых и сухих покоях помещению больных, к содержанию их в чистоте и к продовольствию хорошей пищей. Что принадлежит до медицинских чинов, то прошу Вас, милостивый государь мой, обратить ко мне всех военного ведомства врачей без коих можно будет обойтись, поруча пользование больных и раненых гражданским, губернским и уездным медицинским чиновникам, ибо в армии настоит во врачах большой недостаток».

Видимо господин инспектор в тот момент не думал о жителях Калужской губернии, которые отдав всё возможное, в том числе и последнее своё пропитание, были обречены на верную смерть от голода и различных заразных заболеваний, а им ведь тоже была крайне необходима медицинская помощь тех немногих, состоявших тогда на службе в губернии, врачей и лекарей.

«…В числе неудобств для призрения и пользования больных и раненых нужно отнести и то обстоятельство, что временный госпиталь не занимал одного помещения; для него здания достаточной величины в городе не оказалось. Вследствие этого, больные были размещены в разных зданиях: в доме присутственных мест, в казармах, в городских больницах, в части гимназического здания, в городском общественном и в бывшем воспитательских домах.

Впоследствии, в октябре после Тарутинского и Малоярославецкого сражений, количество раненых и больных воинских чинов было настолько велико, что и этих помещений было недостаточно. Было сделано распоряжение, распределить больных по частным квартирам, с какой целью в первой части города, во втором квартале, было занято 605 домов! Такое огромное количество домов было занято потому, что для больных были отведены большей частью небольшие одноэтажные деревянные дома; каменные же и большие деревянные дома, принадлежащие, например, купцам не занимались для больных, на что жаловалось госпитальное начальство. Кроме города, больные размещались в ближайших селениях, например, в д. Желыбино (7 вёрст от города), в с. Спас за Угрой (9 вёрст от города). В г. Козельске удобного помещения для госпиталя совсем уже не было: для него была занята полотняно-парусиновая фабрика купца Брюзгина, а также частные дома и избы в соседних селениях. Вообще, по распоряжению князя Кутузова, врачебные заведения были распределены так: в Калуге временный госпиталь для всех больных и раненых, поступающих из армии, затем отсюда наиболее трудные отправлялись в Тулу, в главный госпиталь, из Козельска, если там мест для больных не хватало, они отправлялись в Белёв, а если и там мест не было – то в Орёл. Можно себе представить, что должны были переносить больные, путешествуя по скверным дорогам, большею частью на крестьянских телегах из одного города в другой. К этому надо ещё добавить, что больные были плохо одеты, а раненые большей частью – без перевязки».

Из Предписания Губернатора от 23 сентября 1812 г. за № 6371 следует, что первые раненые в Калугу были отправлены из Дорогобужа 10 августа из 2-й Западной армии князя П.И. Багратиона. При этом, все тяготы по обеспечению госпитальных потребностей были пожертвованы дворянством Калужской губернии без всякой платы.

Из рапорта Калужской врачебной управы от правящего должность Калужского гражданского губернатора вице-губернатора № 560 от 28 октября 1812 г.: «Вследствие предложения Вашего высокородия сего октября от 27-го за № 8017, которым изволили предписать отрядить медицинского чиновника для подания пленным, раненым и больным нужного лекарского пособия, сия врачебная управа Вашему высокородию донести честь имеет, что так как в городе Калуге находится военно-временной госпиталь, в котором состоит больных и раненых разных чинов до тысячи человек, а медицинских чиновников только на лицо находятся двое, которые за великим количеством больных и раненых не успевают дать больным надлежащей помощи, то не благоугодно ли будет Вашему высо-кородию истребовать из подвижного военного госпиталя медицинского чиновника для подания означенным больным лекарского пособия».

Из книги одного современника тех событий Гр. Зельницкого «Описание происшествий 1812 года, случившихся в пределах Калужской губернии, или Изображение достопамятных деяний, героических подвигов и отечественных пожертвованиях Калужского Дворянства и всех сословий губернии, почерпнутые из достоверных известий Надворным Советником, Доктором Философии и Калужской Гимназии учителем Естественной Истории, Технологии и проч. Григорием Зельницким». М. (1815), следует, что в лазаретах и госпиталях Калуги лежало 11 тысяч человек; часть больных переправлялась в другие пункты и другие губернии, так например: в сентябре прапорщику Шеину предписано отвезти в Козельск более 1000 человек (Предписание за № 6371).
 
Из Козельского госпиталя раненые и больные эвакуировались также в губернии: Орловскую и Тульскую. Чрез Козельский госпиталь, с 5 по 23 октября, прошло 7 470 больных и в то же время там умерло 619 человек. Об уходе за больными и ранеными можно судить по следующему сообщению, что назначенные в г. Козельск лекаря из городов: Мещовска, Лихвина и Жиздры, не явились к месту служения.
 
Из книги Гр. Зельницкий «Описание происшествий 1812 года…» следует, что условия для перевозки больных и раненых были крайне неблагоприятны. Так козельский уездный предводитель дворянства Щербачёв, Рапортом от 28 октября № 514 временному Калужскому комитету докладывал, что «по наступлении холодной зимней погоды, а кольми паче сего и вчерашнего числа морозов и снеговой метели, вышеописанным отправляемым чинам, по случаю одержимой в некоторых болезни, именуемой «горячки и кровавых поносов», а также по случаю ветхости на них платья, предстоят не только неудобность, но и самый вред и гибель для больных, почему я за лучшее нахожу, да сохранить жизнь таковых людей и избегнуть угрожаемой для них от холоду непременной смерти обязанностью себе поставил, остановясь отправлением означенных больных».

Одной из главный гигиенических мер, - уборка умерших людей и павших животных по пути следования отступавшей французской армии была вызвана ВЫСОЧАЙШИМ Указом, на основании которого сделано распоряжение, «чтобы трупы всякого рода, как человеческие, так и скотские, кои могут быть отысканы или на поверхности земли, или в земле, но зарытые неглубоко, были неотлагательно  преданы сожжению». Трупы иноверцев, умерших в военных госпиталях, предавались сожжению, а лиц греческого исповедания закапывали в большие и глубокие ямы (Отношение Губернатора от 7 ноября № 9308).

В Отношении Калужского гражданского губернатору заведующему военно-медицинской частью в армии сенатору Ланскому № 4624 от 12 августа 1812 года представлено следующее: «С большим усердием поспешаю исполнить требование вашего превосходительства, с усердием жителями здешними приготовлено корпий 4 пуда и компрессов 329 аршин, да холста купленного здесь 5407 аршин с четвертью, по 30 копеек за аршин, на 1622 рубля 17 копек с половиной, да на увязку всего онаго употреблено 21 рубль 90 коп.; корпия и часть холста доставить вам нарочно посланный мною поручик Волженский остальное же количество онаго следует за ним также на переменных подводах.

При сём посылаю ещё 2000 аршин тесьмы и 24 тысячи булавок, а деньги что стоит сочтём, вам сообщим.

P.S. Рекомендуюсь в новом звании: милосердие Государя возвело меня в сенаторы».
Вообще, по сведениям известного калужского краеведа Григория Кирилловича Зельницкого (1762-1828), узнаем, что от скопления такого громадного количества больных, раненых и пленных среди городских жителей стали развиваться заразные болезни (гнилая горячка, тифы), от которых увеличивалась смертность так, что по достоверным сведениям в ноябре – декабре ежедневно в Калуге умирало от 50 до 70 жителей. Были примеры, когда в некоторых селениях Калужской губернии из 400 человек в то же короткое время умерло 120 одних ревизских душ.

Из Ордера Калужского вице-губернатора к Козельскому городничему от 2 ноября 1812 года № 8749: «Так как в городе Козельске учреждён военно-временный госпиталь и число умирающих из оного нарочито превосходит меру городского кладбища, отчего погребению на оном тел необходимо случиться может теснота, особенно же если не будет к тому и в погребении соблюдено от поверхности  земли в глубину указанной пропорции, впредь и самая зараза легко случиться может, чего боже сохрани. А потому  в пре-досторожность от величайшей  гибели и от неизбежной  ответственности за нерадение, к отвращению того рекомендую Вашему  высокородию, елико возможно поспешно, по сношению с градской думой, отвести от города вдали особое кладбище, также потребовать от нее для копания ям рабочих людей  и учредить им на погосте пристанище. Определить от полиции Вашей надёжного чиновника к наблюдению, чтобы от  погребаемых тел до поверхности земли было не менее 2 ; аршин, особенно чтобы тела в лазаретах, ежедневно умирающих, до другого дня отнюдь не оставлять, а за исполнением столь немаловажным изволите самоличный производить надзор, в чём я и полагаюсь  на известное мне усердие Ваше к службе, отдавая всё то на единственную Вашу в последующее время ответственность».

В заключение приведем еще два документаиз книги В.И. Ассонов в своей книге «В тылу армии. Калужская губерния в 1812 году», представляющих особый исторический интерес о госпитально-санитарном состоянии в русской армии в период Отечественой войны 1812 года.

Из предписания главного инспектора госпиталей генерал-майора Левицкого к майору калужского гарнизонного батальона Махову следует: «Велико было количество начальствующих лиц, надзиравших за госпитальной частью в армии, но, несмотря на это, мало или вовсе не оказывалось врачебной помощи для выздоровления или облегчения страданий больных и раненых нижних чинов и в каком ужасном положении они находились. Так, например, один начальник пишет заведующему калужским госпиталем: «Воины, проливавшие кровь за Отечество на поле брани, израненные валяются в гнилом положении на земле, без одежды, не имея подстилки и не получая для подкрепления своих сил пищи. Найдено много таких, которые с самого доставления их сюда не перевязывались, отчего завелись в ранах черви, отчего идёт смрад, так что нет возможности переносить воздуха». Другой пишет губернатору, что «замечен недостаток в воде, соломе, дровах, посуде, белье, песке и ельнике, что иные слабые бродят по городу в безобразных видах» и проч.
 
«Господину Лихвинскому дворянскому предводителю флота лейтенанту Панину Калужской временной военной госпитали штаб-лекаря Красотина.

В препровождаемом мною из города Калуги в город Белёв транспорте раненых и больных нижних воинских чинов – на многих рубашки или вовсе изорвались, или чрезвычайно черны, особенно раненые, не переменяя другой целый месяц рубашки, на которую гнойная материя беспрестанно изливаясь, переменила даже вид иной, от чего не только препятствие сим страждущим вспоможению, но и великий вред для всего организма, ибо, всасываясь гнойная материя в поверхность кожи, производит беспокойный зуд, чесотку и даже самые раны.
Почему и прошу покорно Вашего Высокоблагородия, ежели имеется какой либо способ на сей предмет страждующим, сделать вспоможение, то сим не только подадите оным облегчение, но и споспешествование к скорейшему их выздоровлению.
Штаб-лекарь Красотин».

Положение пленных, которых скопилось около Калуги более 16 тысяч человек, в этом отношении было ещё хуже: их врачи, которые понимали их, отняты были для службы в Калужском госпитале, где их работало 6 человек. Вообще же в русских госпиталях к апрелю 1813 г. находилось 143 военнопленных врача и несколько фармацевтов и фельдшеров.


Выражаю искреннюю признательность Гущиной Наталье Викторовне за предоставление некоторой интересной информации, используемой в настоящей статье.



Горолевич Игорь Евгеньевич,
директор НП «Калужский областной исследовательский и
культурно-просветительский центр «ГАРАЛЬ»,
Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (СПб.)