Мой взгляд на умение жить

Получив солдатское вознаграждение, я стал беден, как церковная крыса. Правда, получил 400 рублей, что можно купить на них, не представлял. Но зато знал, что с этого дня вообще лишаюсь каких либо доходов, а так же значит и семья не получит более по аттестату. Зато у меня в сумке лежало две пары обмундирования из хорошей шерсти. Брюки и гимнастёрки. Одну пару получил по положению, а другую в дар от жены Рузвельта Элеоноры, которая приезжала в Россию и распорядилась дать обмундирование каждому раненому офицеру.
Я знал, что это обмундирование пойдёт на продажу, а поэтому взял самый большой размер. Дело надёжное, в крайнем случае, всегда перешить можно. Правда, потом один костюм пришлось носить самому без перешивки. Так в него можно было бы двоих как я засунуть.


Меня не раз упрекали, что я не умею жить. Вот даже во время войны, можно сказать, во время боевых действий люди умели ловить момент.
Помню, один из офицеров хвастался перед нами, что он на всю жизнь обеспечил себя замечательными подошвами, которым износа нет. Он показал нам бунт широченного ремня удивительной толщины и крепости. Это что-то вроде кожи гиппопотама.
- Где ты отхватил его? – поинтересовались товарищи.
-  А вот когда наша часть освобождала город (он назвал одну из столиц наших прибалтийских республик). Там немцами был пущен один завод, вырабатывающий что-то для военных нужд. Забежал я в цех, а там такая махина, чтобы трансмиссию крутить. Смотрю, вот подошвы, износу не будет. Отхватил я себе кусочек метров на восемнадцать – двадцать. Смотрите, какая толщина, ну а потом с лёгкой руки другие начали кромсать, в момент не стало ремня.
-   Вот бы тебя за этот почин уложить под этой трансмиссией в назидание всем мародёрам. Чтобы другим не повадно было грабежом заниматься!
- А что тут такого? Ведь ремень то немецкий!
-   Ещё спрашиваешь! Город от немцев освободили. Значит, он стал нашим. Он и до этого был нашим. Люди будут восстанавливать своё хозяйство. Мало ли забот у разорённой войной страны, у каждой республики, каждого города, а ты на грабёж подал пример! Тоже мне, офицер. А вот из-за этого ремня фабрика стоять будет. Свою страну, свою Родину, свой народ грабишь! Мародёр!
- Ну, ты, поосторожнее!
-  Так ты скажи, как поосторожнее тебя называть. Если мародёр не нравиться, так просто грабитель или разбойник.
Тут вступились другие товарищи, которые поддержали меня. И уже назревало справедливое наказание, но виновник этого поспешил смотаться.
Не мало таких “героев” всплыло во время войны, и надо сказать, с каким презрением относились к ним честные люди.
В Нуримановском районе Башкирии до войны первым секретарём Райкома партии был Сагитов. Звёзд с неба не хватал, но за годы культа личности приобрёл славу человека сверх бдительного. Если в то время сумели легко расправиться с такими большими людьми как Блюхер, Тухачевский, Якир, Убаревич, Постышев и тысячи других, то, что стоит секретарю Райкома партии разделаться в своём районе с неугодными ему людьми. Однако когда прошёл угар массовых репрессий и жизнь стала входить в норму, Сагитов почувствовал себя неуютно. Люди не прощали ему напрасных жертв. Быть партийным руководителем в районе он уже не мог. Дискредитировал себя замашками старых жандармов.
Он приехал в Бирск. Здесь, видимо по старому знакомству, получил должность директора хлебоприёмного пункта. Пункта очень крупного, механизированного и приспособленного для отправки грузов водным транспортом. Весь пункт – это многочисленные склады для хранения и переработки зерна, были сосредоточены на обширной территории, примыкающей к пристани.
Ко всем имеющимся качествам, создавшим ему недобрую славу, Сагитов был не чист на руку, а хлеб в те времена, когда шла война, был исключительной ценностью. Мошенник попался с поличным. Он торговал государственным хлебом, набивая свои карманы. Но у него были друзья, пользовавшиеся его щедростью. Чтобы унять поднявшуюся шумиху, вызванную его мошенничеством, он совершает патриотический жест, подаёт заявление о добровольном желании идти в армию. Его друзья, пользовавшиеся его щедрыми подачками, постарались замять его мошенничество, а этот случай добровольного вступления в армию преподнесли как особо патриотический подвиг, подняли на щит.
Но патриот при помощи друзей из военкомата постарался не попасть в армию на запад, где шла жестокая борьба с фашистами, а попал на восток, в Сибирь, где формировались наши новые части, где было много работы по формированию этих частей, а также держались не малые силы на случай предполагаемых выступлений Японии.
Но вот дело повернулось так, что на западе требовались люди, и лишних людей с востока начали направлять на запад. Видя такую ситуацию, Сагитов срочно заболел и лёг в госпиталь. Лежал до тех пор, когда наши войска шли уже по Германии, когда начали штурмовать логово фашистского зверя. Тогда Сагитов «выздоровел», направился на запад, чтобы присоединиться к победителям, и там его назначили комендантом какого-то немецкого города.
Тут он действовал, не стесняясь дал волю своим рукам, чувствуя безнаказанность. А немцы мирились с этим, так как считали такой грабёж – правом победителей. Ведь они сами издавна применяли такой же метод, и особенно отличились этим в Великой Отечественной войне.
В Бирске, после войны, я встретил старого рабочего Месягутовского совхоза Иванова, которого знал очень давно, по совхозу. Старик до войны приехал в Бирск, он был из этих мест, и по дому оказался соседом Сагитова.
-    Мне, - говорил он, - казалось, что Сагитов ограбил половину Германии. Мне приходилось часто бывать у него. Просили по соседству помочь, сделать то одно, то другое наладить по хозяйству. Выручали меня за эту работу хлебом. У них была хорошая корова и другой скот. Мне приходилось ремонтировать сарайчики, делать кормушки и выполнять другую хозяйственную работу.  Сагитов был ещё в Германии, а сюда, прямо в Бирск, солдаты привозили на машинах различное имущество, сама жена Садыкова на каждой руке носила сразу по двое золотых наручных часов. Когда ей делали замечание, указывая на эту сверхроскошь, она отвечала: “Я так привыкла”.
 В это трудно поверить. Пожалуй, её отец  никаких часов, кроме петуха не признавал.
Её девочки, по 10 – 12 лет, даже летом носили богатые меховые воротники. В каждом уголке дома стояли аккордеоны, а играть никто не умел. Лежали ковры. Приехал Садыков, так сразу то ли купил, то ли построил дом в Уфе.
В Дуванском районе управляющий банка Рухтин тоже “трофейщик”. Жители Дувана говорят, что он столько навёз всего, что не только ему и его детям, но и внукам и правнукам хватит на всю жизнь.
Награбленное таким образом имущество, почему-то называют “трофеями”. Трофеи - это принадлежность государства, а не отдельного человека. А такой, который грабит, должен так и называться своим именем: грабитель, бандит. Только этот грабитель ещё опаснее, потому что он пользуется предоставленной ему властью, по должности, и кроме того, своими действиями он порочит ту власть, которая предоставила ему эту высокую должность, которую он использует для своей наживы.
Кроме того, я убедился, что в этих “трофеях” меньше всего повинны рядовые бойцы. Оно и понятно, что им каждый килограмм в тяжесть. И что, если он решиться взять, то может быть кусок хлеба, или сала, когда ему не аккуратно доставляют продовольствие. Или какую-нибудь тряпку, чтобы заменить порванную портянку. Были как-то в начале среди них охотники за часами. Но после того, как наткнулись на заминированные часы, охота на них отпала.