Полундра, тундра!

Осень в тундру приходит в августе. Как нальется желтым пахучим соком рассыпчатая морошка, и полезут из кочковатого, пружинистого торфяника скользкие красные сыроежки, так значит, она и пришла. Здрасьте.
День-другой – и вот уж трава на пригорках сивая, ольшаник в бурых пятнах тлена, а в стоячей воде озер золотыми рыбками плавают листья ивы. Вылинявшая за долгий полярный день зелень уже не застит даль, и отчетливо видна на горизонте лиловая кардиограмма гор.

Лучшее время теперь в тундру пойти – нарвать костистых медовых ягод, посидеть в тихом распадке, бездумно глядя, как вьется столбик мошкары над шапкой карликовых берез.
Березы эти – одно название: кустарничек мне по колено с листьями жесткими и круглыми как копеечные монеты – растет густо, не продраться. Под ним в рыхлой почве, прошитой корнями, живут лемминги – тундровые мышки. Самое место им. Песец голодный сунется – всю шерсть на кустах оставит.

Если тихо сидеть – не шуршать целлофановым пакетом, предвкушая мятый запарившийся бутерброд, не хрустеть запасенными по карманам баранками – лемминги, может, вылезут. Неслышно качнутся стебли багульника, мелькнет рыжая спинка… Разведчик оглядится – никого нет – и тоненько засвистит. На зов придут другие: умостят пушистые попы на зеленых подушках мха, станут греться на солнышке. В распадке тихо, только лиственницы над головой поскрипывают. Вдруг ветер налетит – сыпанет за шиворот желтой хвои, сбросит пару шишек. «Полундра!» – пискнет разведчик, и вся компания как сквозь мох провалится. Видали? Шишкой мышку и зашибить может.

От баранок пить хочется. Воды нет. Зато шикши под ногами – ступить некуда! Вся земля ею выстлана: на игольчатых мягких лапках черные бусины ягод – вода водой. На зубах лопаются, наполняют рот сладковатой розовой влагой. В варенье шикша не годится. Чего там варить – сок да шкурка. Недаром ее ссыкухой нежно зовут.

***
Тундра – не лес, далеко видно. А толку? Побродишь часок, сразу вспомнишь, что Земля на три четверти из воды состоит. Начнешь озеро обходить, а там – другое, а за ним протока, а дальше – ура! – полянка, вся в розовых кустиках голубики. Шагнешь – и по колено. Спасибо еще скажи, что не по уши. Обидно, да? Вон же и город виден. А станешь блуждать, нескоро выберешься. Эх, голова моя, только шляпку носить…

А западный край неба уже брусничным наливается. От озер сыростью тянет. По лощинкам ложатся долгие тени. В поредевшем лозняке кто-то возится, хрустит ветками. Зверь? Заяц? Я заглянула. Из кустов выкатился лопоухий пес и с надеждой уставился на меня.
– Привет, потеряшка, – я нашарила в кармане последнюю баранку. Пес потянул носом и, не раздумывая, цапнул угощение. Потом обнюхал мои кроссовки, коротко тявкнул и, пригнув голову, побежал вперед, метя ушами по кочкам. Раз, другой оглянулся – иду я?
Обогнули извилистое озерцо, чуть не до середины заросшее осокой, миновали черничник (вот ягод-то будет!). Пес трюхал впереди – через знакомый распадок (у леминговых нор победно взлаял) и дальше, дальше... пока не забелело близкое шоссе, и выступили из битой холодами листвы красные крыши каких-то сараев.
– Ну что, друг, айда в город? Заживем с тобой… – я погладила ушастую голову.
– Найда, Найда! Домой! – донеслось со стороны красных крыш. Пес вскинулся, торопливо лизнул мне руку и, задрав хвост, помчался на зов.

Опубликовано "Юный натуралист" №8 (август) 2016