После жары

       Лето. Суббота. Зной. Город выплеснул широко-узко-средне- и никак необеспеченную публику за свои границы. Неопереворот в акклиматизации людей и животных. Земля «горит», собаки спят стоя. Лужи в дефиците. Мухи отказываются есть из помойки. Прогноз погоды никто не смотрит – температура стабильная +42 °C. График потребления жидкостей известен.

    В городе появились новые насекомые. Говорят, что это солнечные клопы. От них чешутся. Их никто не видел, но от них всем больно. Старые добрые тараканы обиделись на жару, творческий неуспех и разгул телефонии, и не попрощавшись, ушли в луга. Краснокнижные олени вырвались из заказника и устроили дебош у фонтанов на улицах города. Филин пролетел вертикально на красный свет.
     Парки стали непригодны для отдыха. Тени и лавочек нет. Деревья не уверены, что растут правильно. Кафе больше, чем деревьев. Теперь тут «отдыхает» новая «интеллектуальная» элита: манагеры по продажам, торговые представители, водители-экспедиторы, охранники всех мастей в сланцах и шортах, грязных майках, в сопровождении мятых, густо накрашенных девиц, которые все почему-то или длинные или толстые – типичные скай-сквайеры* и мини-скреперы*. Их совместные дети ревут, заглушая сирены. Тухлый общепит, консервированное пиво, «блатняк» и турецкая эстрада. С потемнением выползает эмигрантское подполье – вечер становится ещё чернее, звучат «этнические» мобильные звонки, похожие на завывание муэтдина.
    Учителям, мамочкам с детьми и пенсионерам вход в парки не рекомендуется во избежание социального стресса и ломки культурологических основ.

   Двор вымер. За исключением всепогодно стабильно сидящих у песочницы пары пьяных и трех-четырех ненормальных воробьев в пыли – никого. Всё жёлтое, даже через тёмные очки. Ноги позиционируют перископы зрителя туда-сюда, изменяя глубину резкости и угол выпадения языка. Постоять и присмотреться – жизнь всё так же, плавясь и тягуче медленно, как растительное масло, течёт. Слышно как тикают часы и сердце. Вот выбросили из окна скелет селёдки. Вот у подвала, чистые и невредные с виду коты, долго держат засаду на мышь, попеременно нюхая воздух под дверью. Та долго не шла, а появившись, растерялась и её зафрендили три к одному пацифисты, мягко толкая лапами, вихляясь и подпрыгивая над ней без перспектив физического насилия. В результате был насмерть затоптан беспечный клоп-солдатик. На втором этаже сгорел лук.

***
-Сидишь?
-Сижу!
-Давно?
-Давно!
-Птицу видишь?
-Вижу!
-Достать?
-Не надо!
-Чего ждёшь?
-Шестёрку!
-Хочешь, я буду твоей "шестёркой"?
-Я про автобус!
-Долго будешь ждать! Сегодня суббота. После четырёх, по субботам, «шестёрка» через рынок не ходит. Конечная на Кировской!
-Тьфу ты! Пойду на Кировскую!
-Я с тобой. Не против? Туалетная бумага есть?
-Однако?
-Мне завернуть! Жук сушёный!
-Жук? Покажи! На, платочек бумажный, или вот, коробочка от туши! Зачем тебе жук?
-Разомну и подсыплю. В нем вещество одно есть, действует на баб как конский возбудитель? Слыхала?
-Тебе так, что ли, не дают?
   Перешли улицу, и пошли вдоль большого промтоварного магазина, ныряя между неспешащими навстречу пешеходами. На углу остановились около киоска, девушка купила карты. В закоулке два пожилых узбека выворачивали карманы перед патрулём.
-На Волгу собралась?
-У-гу! Поедешь?
-Можно! Только я без плавок!
-А я – только в плавках! Боишься кого? Так посидишь! Мы не долго. Потом вечером там пойду в «Политехник» на танцы. Девчонки приедут. Если что, у тебя переночевать там можно?
-Хорошо бы домой попасть! Я как ушёл в четверг в институт, так до сих пор и мотаюсь! В общаге начали, потом поехали на набережную, до утра сидели. Потом к Джасперу, музыку слушать. У него остался ящик водки со свадьбы, селёдка, раскрутили, ну и так далее…пока его баба нас не разогнала. Фотки прикольные наделали! Особенно – жених в свадебном платье!.. Ночевать? У меня отец на даче, можно у Шурика. Надо бы что-нибудь взять. Денег мало, только тридцать рублей!
-Я думаю, откуда селёдкой несёт! Наелся на год?.. Девчонки принесут шампанское!
-Какие хорошие девчонки! Неплохо, но градуса мало! У тебя есть? Может, что серьёзнее, наскребём?
-Тебе похмелиться надо или как? И так, и так? – вздыхает. - Пошли в лабаз!
-Хорошо с тобой, Катька, и просто! Не встречались лет пять, а впечатление, что будто вчера расстались, всё знаешь и понимаешь!
    На углу три пацанки стрельнули закурить. Сзади них, на стене дома, краской через трафарет написано: «Осторожно, сосульки!». Охранник в рваном трико спал у винного, на вынесенном, на крыльцо, стуле. Рядом спал грязный неопознанный зверь. Перекрашенная блондинка за прилавком, с сочным и влажным бюстом, невнимательно била газетой мух.
-Девушка! Пожалуйста, стаканчик водки 100 граммовый и «Кэмэл», желтый, две!
-Лучше большую возьми!
-Щас!
    На выходе Катя случайно наступила на неопознанное животное. Кто орал с испугу больше охранник или зверь, непонятно. Грамотная бабка остановилась у входа и принялась рассказывать никому о беспределе в ЖЭКе.
  Солнце, несмотря на вечер, не уставая, поддерживало, понравившуюся ему в этом году, температуру. Горожане свыклись, отделили себя от капризов солнца, и действовали сообразно присущим им привычкам и традициям. Количество проданной водки не изменилось. Всем знакомы и более сложные периоды в истории. Что ж теперь, не пить?
***
   У входа на танцпол в студенческом летнем лагере «Политехник» грузные охранники обыскивали и тщательно ощупывали презентабельных девушек в идеальной экипировке и раскраске. Молодые люди их интересовали почему-то меньше. Полупьяный краснобровый Ди-Джей нащупывал музыкальные предпочтения публики. Публика не спешила, но постепенно подтягивалась и располагалась по периметру.
   На центральной аллее появилась группа темноволосых и остроносых молодых парней, одетых в дорогие красные спортивные костюмы с гербами и надписью «Россия». Весь их вид говорил: «Внимание! На тропе голодные и мощные самцы! Свернём всех! Угол атаки – 60 градусов! Проникновение центростремительное. Рвём целки в пыль!» Спокойные байкеры выглядывали от фонтана, аккуратно разматывая цепи, примериваясь какого из них придушить первым. Прочая инфантильная тусовка, не интересующаяся политикой, заполняла пустующие утробы увеселительными напитками в буфете и окрестных кустах.

-Вон они идут!
От сосны отделились две блестящие в темноте девушки под метр девяносто.
-Знакомься, Таня и Лена, с 6-го факультета. – Девушки жеманно изобразили подобие книксена.
-Богини! Я вас такими и представлял!
-Не паясничай! Это Костик! Мой давнишний товарищ. Надёжный, хотя и постоянно «под шафе»! Умный, до безобразия!
-Только не спрашивайте меня об ошибках Бернулли! Ну что? По рюмочке?
-Мы водку не пьем!
- Ска-жи-те, какие цацы! А водки и нет! И «боярышника» нет! Но, я могу прогнуться, сбегать! Финансируете?
Лена:
-Чем занимаетесь, Константин? Учитесь, работаете?
-Работающий ученик (церемонно кланяется). Раскручиваю бозон Хиггса в Швейцарии, не слышали? Нет, не продюсер! У меня много публикаций. Печатаюсь под псевдонимом Мишель Монтиньяк! В свободное время решаю контрольные по пению? Вам не надо?
Катя:
-Не звезди! Возьми сумки, иди в беседку и открывай шампанское! Сейчас мы придём!
Из кафе-столовой напротив, вывалился приятель с ведром варёных раков:
-Весловский, мать твою, ты чё припёрся? - поднял бутылку, - шампанское хлещешь! Не заболел?
-Я тут баб выгуливаю! С пользой!
-Да-а-а? И где они? - поглядел вокруг. - Прикорм выставил? Что-то не торчит! Гули-гули! Вы где, простипомы? Опять какие-нибудь крокодилы?! Может, это они тебя выгуливают? А? Ты шампанское, отродясь, не пил!.. Ясно! За стакан продался! Газировки! Похмелиться нечем? Брось, на хрен, пошли! Мы в 3-м корпусе сидим! Вот, несу (показывает ведро). На, погрызи зверя! (даёт рака).
-Похмелиться надо! Но, я пока занят. Тебе, случайно, бабы не нужны? Голодные! Платья на сиськах трещат!
-Эти, что ли? – показал на приближающихся девушек, – не, спасибо, я не обезьяна, по пальмам лазить! Держи «Архангельск» (даёт купюру), сходи в буфет, не позорься! (уходит).
Катя:
-Это кто? Что не пригласил? – прищурилась, потянув пальцем кожу на виске, - похож на Бормана.
-Да-а-а (махнул неопределённо рукой)... у них тут своя свадьба…не-не, я не буду, … пейте!.. Сейчас подойду! – быстро забежал в буфет кафе-столовой, махнул стаканчик белой и, как ни в чём, ни бывало, вернулся к дамам, неся пластмассовое пиво. На ходу запевает, широко расставляя руки:

                «Прекрасные цветы,
                Как алы ваши губы,
                Как полноводны реки
                Наших тайных чувств…»

-За вас милые, дамы (хлебает пиво из горлышка, пытается закурить)!
Лена:
-Константин, прошу Вас, не курите, оставьте в сторону своё пиво, налете шампанское по половине бокала и поломайте мелко шоколад!
-Может ещё ногу поднять?
Его не слышали. Взгляды девушек скользили по лицам на танцплощадке, отсортировывая и отбраковывая потенциальных кавалеров.
Катя:
-Видите, вон они, слева от сцены… из Питера, волейболисты, здесь во 2-м корпусе живут.
-М-г, м-г, вижу, ничего так…некоторые…надо будет поближе посмотреть.
Лена:
-Недавно книгу читала…
Костя (перебивая):
-Похвально!
-(не замечая иронии) …о взаимоотношениях полов…
-Про паркет что-то?
Громче и чуть пьяненько выговаривая:
- … «Психотерапия на практике» Виктора Франкла. Где мне запомнилось следующее высказывание, я его специально записала, - достаёт блокнотик: «Осмысленность человеческого существования зиждется на единственности и неповторимости человеческой личности».  Лучше не… (внимательно нюхает) … что-то водкой пахнет?  Теперь скажите мне вы! Нет, не вы! - отворачивается от Константина,  - где она есть эта «единственная и неповторимая человеческая личность»! Покажите! Я отдам ему моё сердце! - взмахивает рукой, роняя блокнотик и обе бретельки платья, приятно радуя единственного мужчину видом околосердечного пространства. - Или…все существуют неосмысленно? - выпрямляется и прячет своё обнажённое сердце.
Костя:
-Мои слепые объективы не ценят ваши инвективы! Прощайте все на пять минут! Я вас покину ненадолго…не плачьте добрая сестра, - целует ближайшую в плечо.
Томный свет летнего кафе и мерный гул вентиляторов манит открытую душу. Луна улыбается своей незатемнённой частью.
-Что он туда бегает?
-Охлаждается!
   Возвращается подвижный и осмелевший, а-ля актёр Миронов, с длинной ароматной сигарой:
-Маруси! Аллё! Надулись флаги на реях … зенки героев кавказского спорта прожгли вас до дыр! Брызните, наконец, развратом! Потанцуем джигу, или как?
Девушки дружно опрокинули стаканчики:
-По-тан-цу-ем!!!
***
Турбаза «Политехник». Комната Клубничкина, 3-й корпус, 2 этаж:
Щитарёв:
-Муркезов, ты-то, хватит бегать, давайте, сядем, наконец!
-Ща, ща! Лучку, ещё порежу, чуток!
-Ты достал со своим лучком, кто его жрать-то будет? Садись!
-Хорош орать, и так дышать нечем!
-Жопой дыши!
-Сам ты…это слово…Кондишен убавь до двадцати.
-Я знал, что ты добрый парень! – толкает в живот Черепкова. - Помню в Юнгородке жили, прихожу к Муркезяну с утречка, трясёт всего, не могу. Знаю, у него есть… а он мне: «Сейчас картошечки поджарим, селёдочки порежем!»
Я ему:
-Ты мне стакан…налей, а потом режь свою картошечку, селёдочку! Ему х**ли, он уже лупанул… куда ему торопиться…посиди, говорит, подожди… на хрена мне сидеть…злой, думаю, уйду…смотрю несёт, скотина! Чуть товарища не сгубил!
-Тебя сгубишь! Горло перегрызёшь! - отталкивает, пытающегося его обнять Щитарёва. - Сиди, бестолочь!
-Наливаю?
-Не, не надо, так посидим!
-Куда ты плещешь, наливай по половинке, нажраться хочешь? Мне – налей половинку, себе – сколько хочешь!
-Так нормально, Ваше величество? Забыл, как на помойке из полиэтиленового пакетика «Росинку» глушили – капли считал!
Смотрит в окно:
-Народ плясать намылился…бабы нарядные…чурбаны какие-то, новые…орлы! Вот сейчас «Чёрный» им перья в жопу-то навтыкает!
-Пойди, спляши, что ли? Стрип-рок…на пуантах…
-Весловский стоит, с двумя жердями! Где он находит таких?
-Ему без разницы! Длинные, короткие. Для коллекции сойдёт.
-Я сюда шёл, смотрю, сидит в беседке: шампанское, шоколадки! Обхохочешься! Зову, пошли к нам, не идёт!
-Выпить захочет, прибежит! Да пусть крутит, бог с ним!
-Катька с ними!
Черепков задумчиво:
-Какая Катька? Гофман? Катька - обалденная девочка! Вот бы где, нырнуть…
-В зеркало посмотри, потом в унитаз, и ныряй. Иди, вон она, бегает! Весёленькая…
-Тебе, после сумоистки из ТТУ, как раз, красивый переход. Ну, делу время, как говориться, что, балбесы, стартуем?
Черепков отвлекается и проигрывает пешку.
-Выключай, машину!
Черепков:
-Ездил недавно на привязку планировки, так сказать, к местности. Приехал в зелёную зону, в Студёный. Жду инженера от заказчика. Подъезжает свиновоз, там два братка – поехали, покажем место. Приехали. Бумаг у них никаких нет. Пальцами потыкали в разные стороны – здесь будет, типа то, здесь будет, типа это…смотри, что надо, вопросы есть, звони туда-то. Смотрю рядом, в лесопарковой зоне со стороны Волги, валочно-трелёвочная машина работает вековые сосны. Опиловщики снуют, погрузчик отправляет очередной лесовоз, трактор тут же корчует пни. Всё скоренько так! Чуть поодаль рабочие монтируют временный периметр с размахом гектаров в шесть.
Спрашиваю у братков:
-Что ваяете?
-Дома для хороших людей.
-Здесь же заповедная зона! А если лесник придёт?
-А ему объяснят!
-А он в органы позвонит!
-Кровью харкать будет!
-Так нельзя же?
-Братан, пойми! Большие люди просят! На х** леснику этот лес? Сиди, бля, не дергайся и зубы целы! Дадут бабулек! Пойми, - искренне и с надрывом стучит себя по сердцу,  - чё быковать, людям же надо!!!
Муркезов:
-Гений Саныч, ты бы меньше грузился, тем более с братками, а то тебе… где-нибудь, что-нибудь выставят, или язык проткнут. Спросишь по простоте душевной, я и подъехать не успею.
-А на хрена вы со своими ментярами нужны тогда? Почему я, всё это быдло, бояться должен? Мне что, в своём городе, на цыпочках ходить?
-Крыша высоко, лететь далеко, падать больно!
-Упасть боишься?
-А ты, не боишься? Сгнобят и высушат! Перешагнут через тебя и пойдут дальше. Никто не заметит и не вспомнит твой «подвиг». А если вспомнят, плечами пожмут: чего полез, дурак? Вдове моей, ты что объяснишь, потом?
-Ссыкуны, вы все! Ползаете, за рубль лижете, и ещё удивляетесь, что люди вас в х** не ставят…
-Сын на днях говорит: «Отец, оставь «штуку» надо за зачёт по физ-ре старосте сдать». Дал машинально, но что-то смутило. Посмотрел ему вслед. Посмотрел на себя в зеркало! Мудак!
-Не мучайся! Ложись на кушеточку. Мы тебя из рогатки пристрелим!
-Тебя пожалеть? Другая эпоха, сейчас все так живут! - Черепкову: - Выключай компьютер! А то упадёшь глазом на ферзя!
 
***
Голуби испугали случайную прохожую, преклонных лет:
-Тьфу вам, паразиты окаянные, - махнула палкой.  - Я вас переже приметила. Всё бы вам наварзать тута! Ходють и ходють. Давайте, отсель, антихристы и упало ваше погано заберите.
Вошла в помещение ЖЭКа. Полумрак и приятная прохлада после раскалённой улицы. Людей – никого. Все двери – закрыты. Должны же быть хотя бы дежурные? Никого. Села.
В голос, эхом, по пустому коридору:
-Скока можна ходить-то? Хтош решить? По крыше-то? И шо енто за зверь такой – крыша! Нихто побядить не може, аж трыдцать лет, поди как! Фашиста побядиле! Голод побядиле, крышу никак! Чудо невиданно! Чудо! Помру ужо, а вона усе буде незалатана! Прости мяне, господе, - крестится…

***
    Горячая танцплощадка призывно кипела крепкими взмахами мачо и сексуальными, до неприличия, движениями дам! Объявили «белый». Нежно запела Хьюстон. Танцующие сдвинулись по бокам. Лена Зубкова, под сотней глаз, в платье с открытой спиной, красиво прошла сквозь всю площадку и, наклонив голову, мягко тронула за рукав волейболиста.
Катя:
-Ты ей подсыпал?
Костя:
-Чего?
-Возбудителя!
-Я всем подсыпал, - соврал Костя.
-Что-то не чувствуется! Ладно, пойду, брошусь в чьи-нибудь объятья! Может возбужусь!.. Крыленко! - парень, переходивший площадку, присел от неожиданности, уронив бутылку. - Стоять!
Таня:
-Устала, пошли куда-нибудь! – взяла Костю за руку.
-Сложите крылья, Аэлита, и ветер унесёт вас в долину счастья! – потащил на веранду. - Нырнём в темноту!
Сел на перила, уравнял себя в росте, обняв за талию, прижал к себе. Она что-то ещё щебетала быстро и тепло ему на ухо, но он, молча и быстро, притянул её за шею и поцеловал в открытый рот. Она нагнулась и ответила медленными короткими поцелуями. Он прислонил её к стене, оказавшейся дверью, и ввалился вместе с ней в какую-то комнату, нащупал стул, сел на него и посадил её лицом к себе.
Загорелся свет. Какая-то полуголая дамочка заверещала:
-Открыто? Вы кто? Что тут делаете! Здесь наш номер! Нечего здесь сидеть! Самим лежать негде! Валите отсюда…
Выбежали.
-Куда пойдём?
-Ну, не знаю! Решай! Ты мужчина! Где посидеть-то спокойно можно?
-Тут толпа и в 3-м корпусе полно народа. Пойдём на берегу посидим.
-Сейчас, возьму у Катьки покрывало.
-А я пока зайду в буфет. По делу!
В буфете за коктейлем на приставном стульчике грустно восседала Зубкова.
-О! Вот она! Дита фон Тиз! Что не пляшем? Зачем одна? Где Сабонис? Уже застебала кровососа?
-Пошёл нах!
-Он?
-Все!
-А как же дегустация самцов? Они ждут, на задних лапках. Почитай им из…Френкеля…
-Уйди, от тебя бензопилой пахнет!
-Тебя уже залили? Или пустая?
На выходе сел на ступеньку, держа в руке стаканчик и тарелочку с котлеткой. Мимо шла дворовая собака.
-А вы не татарин будете?
Собака припустила.
Выпил. В паузу на танцплощадке вклинились сверчки. Чудный вечер! В желудке приятно потеплело. Прислонился к перилам и проникновенно в голос запел: «А волны и стонут, и плачут, и бьются о борт корабля…».
Со второго этажа тихо сказали:
-В тебя плюнуть или так заткнёшься?
Посмотрел вверх для комментариев. Котлета скатилась по тарелочке и упала в траву. Вернулась собака.
-Везде-е-е! Покоя нет! Волки…терзаете…святого…брысь…котлету не дам! – пошарил рукой, но котлеты не нашёл.
Из-под двери буфета едким туманом пополз гадкий шепот декана: «Хальную пьёшь, мерзавец?»
-Исключительно для эвтаназии глистов! Яков Мисеичь!.. Зачем нам покрывало?.. И так всех покрыли…

***
Клубничкин замечает в окне:
-Кому-то везёт! В самом деле! Та девушка сюда идёт!
Входит Катерина:
-Чао, коммьюнити! Пустите в холодок?
Черепков проворно поднимается навстречу, целует руку и нарочито громко, с выражением, цитирует классику:
-«Уж ведь, совсем убитый хожу, а тут еще дурь в голову лезет! Мне ли уж нежности заводить? Загнан, забит, а тут еще сдуру-то влюбляться вздумал. Да в кого! В женщину, с которой даже и поговорить-то, никогда не удаётся. Вот она! Идет с бутылкой! Ну не дурак ли я! По мне ли шапка! Погляди из-за угла, да и ступай домой.»
-Будет вам, любезный Гений Саныч! – подыграла Катя.
-Садись! Этих клоунов ты знаешь, - показывает на Муркезова и Щитарёва. – А вот, рекомендую: мощный тенор, по профессии лудильщик жеребеек и конферансье на идиш - Клубничкин А.Ю. Кланяйтесь, Александр! – нагибает его за затылок. - Раньше он стриг «капусту», теперь она его! Сейчас в трансе: проиграл китайцу, он-лайн, бинокль в очко.
-Не поняла, бинокль во что?
-Ваше представление меня, Геша, безкультурно!
-Эскузо! Мы академий не кончали! Что? Зачитать ей выдержки из твоей диссертации? «Культура должна перестать быть принадлежностью ее носителей – мандаринов культуры, узкой и оторванной от всего прослойки».
-Катя, будь запросто, садись, где удобно. Мы, по-стариковски, собрались пулечку расписать, да теперь, пожалуй, не станем!
-Зачем стариканитесь? Нет, нет, прошу вас, играйте, я посмотрю.
-Хренасдва, тридцать лет, как говориться – мозга нет, и не надо! Мы не стариканимся - мы стаканимся! Какой год! А? Можно исследование публиковать: «Фундаментальная роль пьянки в постперестроечном обществе. Избранные главы»
-Позволяете? Так что ж, коллеги, начнём! Прошу, Катя, вот пиво. В холодильнике, ещё, сколь угодно. Лосось, раки, салфетки.
-Сдвинь, уважаемый щегол!
Клубничкин читает с монитора:
-«Спросонья глупая старуха
Несла на двор ночной горшок,
Фигура голого мужчины
В сенях, её повергла в шок.
Судьба давно не баловала
Таким подарком! Верь - не верь:
Пришельца за руку схватила,
На три замка закрыла дверь.
Напрасно клялся, что ошибкой
Ступил в сенях не в тот порог.
Из цепких рук шальной старухи
Несчастный вырваться не смог.
На косяке, что у кровати,
По результатам испытаний,
Спустя полвека ожиданий,
Ножом поставила засек.
Мораль проста, как дождь в июле:
Спать без одежды хорошо,
Но ночью, где не спят старухи,
Не стоит бегать нагишом!»

Гаснет и загорается свет.
-Специально отключали, чтобы в Латвии сделали запас электричества. На месяц!
-Бо-ольше!
Катя стучит рукомойником на веранде; брызгает в нос котёнку, который пытается её достать лапой. Осмелевшие в вечерней прохладе насекомые бьются с шумом в сетку на окне. Щитарёв уронил стакан:
-Это кто тут стол качает? Не вибрируй, она вышла!
-Рекомендую: убогих из третьего блогерного до сурьёзных тем не допущать, привлечь на подмахивание в новостной групповухе. Ухожу без двух!
-Уходи, отрежем!
***
   Тёплая Волга, совершенно не успевающая охладеть от дневного зноя, всё равно притягивала к себе по вечерам и ночам отдыхающих. Чуть-чуть ветерок, чуть-чуть привычного ожидания волжской прохлады. Много купающихся и просто алкогольных компаний.
-Надо было Зубкову взять! – закурила.
-Зачем? Что мы ей, няньки? Сама пусть…ищет! Кого только ищет? Слишком много воображает! Принцев нет!.. И не будет!.. Даже за деньги. Искупаемся? О! Песок тёплый… постелить одеяло? А хочешь, давай в лодке?
-Хочу…давай…в лодке! – шагает в привязанную «Казанку». - Опасно, говорят, с тобой! Заманиваешь девушек!
-Сами они… заманиваются! Зачем пошла? - распотрошил «Твикс».
-Дура! Разве не видно! - сняла майку-платье, быстро окунулась, держась за борт, и вернулась в лодку.
-С тобой хорошо с бреднем ходить! – покосился на голое тело.
-Со мной всё хорошо! – не обиделась.
-На, погрызи! - отломил половину печенья и протянул ей, она не удержала и уронила его в воду. Проплывавшая мимо плотва небрежно понюхала печенье и подалась прочь.
Он разложил на дне лодки сиденья и постелил покрывало…
Элегия. Берег застыл в объятьях летних мелодий. Ласковая картина. Растаяли перистые облака и звезды посыпались по влажной бархатной коже ярким бисером.

***
   Солнце! Пекло необыкновенное. Небо – ни облачка! Жара под 35! В 15 часов дня, катер с тремя группами весёлых студенток причалил к песчаному заволжскому берегу.
    Место лагеря представляло собой неожиданно-печальное зрелище: на песке среди нескольких плохо установленных палаток, среди массы разбросанных вещей, лежали в неестественных позах, уткнувшись небритыми мордами в песок, тела одетых в ватные штаны, фуфайки и шапки-ушанки, молодых людей с явными признаками страшного абстинентного синдрома и следами ушибов глаз. Тонкой струйкой дымил костёр. Из перевернутого котелка респектабельные вороны клевали густую вермишель с мясом. Количество валяющихся пустых бутылок соответствовало предполагаемому пикнику как минимум на 50 персон. Принадлежность, виднеющегося за кустами трактора, не определялась.
    Материализация тел продолжалась бы очень долго, если бы не дельный совет старосты о необходимости применения специального лекарства. Специальное лекарство было поднесено каждому по половине алюминиевой кружки. При повторном введении лекарства произошла качественная активизация субъектов. Ещё через час, прибывшей, отзывчивой публике, был поведан «а капелла» бурный рассказ с мелкими и смешными деталями о чрезвычайных мытарствах и сумасшедших коллизиях при вчерашнем обустройстве лагеря, с падением метеорита и чудесным спасением тонущего японского сейнера. Появление всадников гуннов и победоносная драка с ними, довершили картину вчерашних событий.
    Чуткие женские руки и неприхотливость студенческой бытовой среды выправили незначительные ошибки героев, что выразилось в окончательной установке палаток, в быстрой уборке территории и в красиво накрытом столе, с установкой на нём, шеренги полезных разноцветных препаратов. Пикник начался. Под навесом - шведский стол. Уже через полчаса - шатания и пересортица. Плеск воды и грохот пробок.
    В одном месте – духовные девочки чутко внимают дуэту гитаристов под перебор шестёркой с вальсовым боем, в другом месте – радуются, как беззубый рабфаковец поочерёдно катает их туда-сюда на весельной лодочке, привязанной к берегу трехметровой цепью. Другие, по большей части безнадёжные, пингвинами улеглись перед водой под палящее солнце. Кто-то уже танцевал. Кто-то с кем-то искал грибы и ягоды в потаённых окрестностях. Были две, доставшие конспекты, и беспечные зелёные мухи охотно усаживались на них и на изречения Цицерона. Коллектив постепенно стал расползаться по местности, объединяясь по интересам и по степени эйфории.
    В центре лагеря случилось оживление: группой студенток в окрестностях была захвачена в плен ватага рыбаков, и последние, польщенные количеством и качеством незанятых дам, вывалили к общему столу весь трехдневный немалый улов судаков и раков, баллон спирта и пучок анекдотов.
    Становище веселело. Хаотизация - стол-костёр-река-лес-палатки - в любом порядке. Лица украсились улыбками, лес - страницами из сложных учебников. Динамики колебались в точном соответствии с аранжировками песен британских композиторов. Преобладали низкие частоты. Полуголые экзальтированные дамы сопровождали музыку вольными танцами и фальшивым бэк-вокалом. Спирт с кока-колой существенно улучшил качество голосов и красоту движений. Лисица с семьёй, постоянно ходившая здесь по тропинке к реке, рассудительно решила изменить маршрут.
    Две трезвые, самоотверженно и серьёзно, искали по рюкзакам соль. Все проходящие останавливались ими вопросом про соль, начинали принимать активное участие в её поиске, но вскоре исчезали. Вытащенные в результате поисков сладкие припасы заинтересовали находящихся на работе пчёл. Ветка дерева, с которой прыгали в воду, наконец, обломилась. Бинтовали ногу. Уплыл в Саратов надувной матрац, окрашенный зеленкой боди-арт.
    Темнело. Территория прибывала неизвестными лицами. По берегу ходили взад-вперёд три девушки, что-то жалостно пели и выкрикивали в темноту парня со сложновыговариваемой фамилией.
    В тесном помещении трактора студентке было продемонстрировано прикладное применение технической базировки по четырём точкам на длинной оправке.
   Одетый в фуфайку на голое тело чувак пересекал территорию лагеря по сложной геометрии, балансируя руками и выпадая из-под лунного освещения. При случайной перемене направления движения споткнулся об торчащие из палатки ноги. Из палатки  выползла девушка с причудливыми, в темноте, формами, подняла с земли весло и низким басом интеллигентно процедила: - Щас как е**ну! Серые ящерицы, мирно сидевшие рядом, шмыгнули прочь.
-Пардон, фрау Баум! Я вас искал (пукает)… весь день… хотел поговорить об анархизме…коз…и козлов.
-Палкин, я тебе яйца оторву! 
-Я рад, что завязалась дискуссия!
-Сам ты, дятел! Иди, проспись!
-Яволь! - падает вместе с говорящей внутрь палатки, немного возни и затихание…
   В центре лагеря сполохи пламени вырывают из темноты руки и одухотворённые лица. Эффект стробоскопа. Неожиданно заиграл баян. Вивальди. Живой орган. Взрыв восторга. Пресняков. Брейк-дэнс у костра. Кульминация концерта. Есенин. Поют все. Баяниста целуют взасос!
   Одинокий удильщик, любуясь в монокль на раскрепощённых купающихся студенток, упустил якорь и минимум два подлещика. Старая сизая щука вежливо вздыхала и ждала, у борта лодки, подперев подбородок. Рыбак увлечён - язык вылез, движения руки над фишерменспентс короткие и резкие. Прогудела баржа. Щука не выдержала и клюнула вуайериста за воблер.

***
   Чёрная извилистая дачная дорога. По обочинам – бездонные кусты и бескрайние заборы. Ни одной машины, ни встречной, ни попутной. Белые ноги и белая спина. Ноги, уставшие за день, и от вечерних танцев, тяжело идут на шпильках по неровному асфальту: «Не везёт! Не везёт! Не везёт! Почему так не везёт? Специально ехала из-за этих волейболистов. А оказалось? Что оказалось? Оказалось как всегда: все места заняты… ну и чёрт с ними! Эти - тоже! Подруги. Бросили-разбежались. Эгоистки. Танька ушла с Костей. Зачем? Физиология душит? Встречаться с ним по ночам, по углам, где никто не видит? На люди не выйдешь, в клуб, в кафе не сходишь! Задразнят: «дылда и коротышка». Мамочка? Зачем же, зачем же угораздило нас родиться такими длинными! Раньше думала в школе - нет, но в институте ребят много, кого-нибудь встречу. Ау, где вы, акселераты? Или только девушки  - акселераты?»
Позади замерцал свет автомобиля. По звуку вроде «Жигули». Эти могут взять. Не останавливаясь, и не оборачиваясь, подняла руку. Белая машина обогнала её и остановилась. Из задней двери выскочил парень в красном спортивном костюме и жестом пригласил садиться. Села. Машина тронулась. В салоне хищно заблестели пять пар южных глаз.
-Суре дика хыла хун! Зачем такой красавеца и одна?
-У вас тесно! Пустите, я выйду!
-Зачем выйду? Кататься поедем…Я тибя видэл на танцах…хьошалла таса вай?
-Убери руки…
***
-Спасибо, Юра, за чай, за уют! Пойду, пожалуй, поздно, Серафима Петровна беспокоиться будет!
-Пожалуйста, Григорий Семенович! Заходите! Поклон от меня уважаемой супруге!
-Спокойной ночи! – роняет высокую стопку уложенных на рояль книг. – Как же это? Простите, Юра, старика за неловкость!
-Пустое, Григорий Семенович, оставьте, я соберу!
-Для чего же вы книги на даче держите? О-о-о! Дебюсси? – смотрит. - Хорошее издание. Жаль, жаль! Сырость, грызуны… и прочее…утрата, утрата милейший!
-Так ведь, ситуация, Григорий Семенович! Печальная ситуация – в городской квартире – не нашлось места для библиотеки.
-Позвольте?! Странно слышать: «нет места для библиотеки!». Это же… немыслимо? Для чего же… есть?
-Супруга, видите ли, - замялся, подыскивая слова, - настояла. И я, слегка, смалодушничал. Рояль вот…тоже вывезли…не модно это теперь.
Сосед вопросительно и строго посмотрел в глаза:
-Это как же понимать, простите? Что? Русская литература может быть не модной? И музыка, - показывает на инструмент, - туда же, стало быть?
-Виноват, не убедил. Супруга…теперь у меня…вы знаете…несколько моложе. Другое поколение, иное мироощущение.
-Я очень и очень о вас беспокоюсь, Юра! Нельзя так! Боритесь! До свидания!
 Проводил старика. Закрыл ворота.
  Прислушался. В проулке кто-то пищал. Котёнок или щенок? Вышел за калитку. На поваленном дереве сидела и тихо плакала девушка, прижимая к грязной голой груди разорванное платье.
-Врача вызвать?
-Не-е-ет, - хлюпает носом.
-Милицию?
-Не надо!
Строго:
-Идём в дом!
Повернулся, отворил калитку, пропуская девушку.
-Вот полотенце, вот душевая, свет внутри слева. Телефон в холле у камина. Сейчас подберу что-нибудь одеть.
Душевая оказалось скорее похожа на сауну. Лена посмотрела на себя в зеркало: «Ну что, сучка? Хотела приключений? Ты их получила!» Небольшие синяки на запястьях, один на шее.
   Горизонтальные жалюзи мерно стучат по оконной раме. Гуляет лёгкий сквозняк. Недавно яркое звёздное небо нахмурилось. Лена одела, положенный для неё, тяжёлый мужской свитер, взяла с камина телефон и спряталась под лоскутным одеялом на диванчике. Телефон ждал. Внезапно она поняла, она не знает ни одного телефона! Ни домашнего, ни маминого, никакого! Отсутствие в руках собственного телефона лишило её, напрочь, связи с привычным окружающим миром. Вспомнила почему-то, городской телефон соседки по старой квартире, с которой они съехали лет семь назад. Что делать, что делать?  Позвать милицию? Как с сотового звонить в милицию? Тогда они будут всё спрашивать. Все всё узнают. Узнают в институте! Как на меня будут смотреть! Оглядываться и шептать за спиной: Вон, та длинная, которую… ши-ши.. Опять же, мама, сестра! Нет-нет-нет! Нельзя! Это конец! Конец и учёбе и карьере! Зачем я не спросила, как его зовут, куда он ушёл? – поискала глазами. - Сейчас обо мне не знает никто! Только этот человек, хозяин этого дома! И он не знает, только догадывается. Я не скажу ему ничего. Нет, скажу, упала. Тогда не будет знать никто! Да-да, так и будет! Успокоилась, щелкнула пультом телевизора: «Ухтинцы спасают птенцов. Шестого июня в одном из дворов по проспекту Ленина маленькие девочки обнаружили кукушонка с подбитым хвостиком», чик - «Сникерс» три ореха! Попробуй!», чик - «Круто! Ты попал на ти-ви, ты звезда, начинай, давай, народ удиви!» Выключила. Где-то рядом играло пианино. Прошла на веранду. При свече, хозяин, мужчина средних лет, удивительно похожий на Янковского, негромко сам себе пел и играл на рояле:

«Под утро земля засыпает
И снегом себя засыпает,
Чтоб стало кому-то тепло.
Лишь я, от тоски убегая,
Молю, чтоб меня занесло.
И каналы тянут руки серые ко мне.
И в ладонях их уже не тает белый снег.
И в ладонях их уже не тает белый снег».
  На рояле - початая бутылка коньяка, рядом собранный Рубик, клубника и два низких бокала. Лена глазами вопросительно показала на бокал. Он налил.
-Если хочешь поговорить, я слушаю…
Глаза встретились. Задержались. Она поняла – сегодня её жизнь изменится навсегда!
***
   Утро ещё только собиралось сладко потянуться от слабой прохлады, но проклюнувшиеся уже из-за горизонта первые настырные лучи не обещали долгой неги. Бледная девушка с взмокшими, слипшимися волосами, замученной самкой смотрела из угла задраенной наглухо и уже нагревшейся палатки, подрагивая верхней губой. Напротив, сидел ОН и готовил новый подход. Вчера он напросился на постой, наболтав каких-то глупостей, и в результате, она не только не спала, но и экранизировала семь страниц Камасутры. Влажным и жарким было всё: и одежда, и бельё, и даже палатка. Сейчас он копил слюну для восьмой страницы. Она спросилась в туалет и только ускорила развязку. Ей было всё равно, лишь бы вырваться из роли. Наконец, он отпустил. Немного поплавав в прохладной воде, она машинально вернулась и увидела его восторженное лицо с двумя найденными резервными бутылками коньяка в руках:
-Чей товар?
-Мой! То есть наш с Анькой!
-Ты лучше, чем я думал!
-Гад!
-Ползи сюда, я тебя оближу по центру! Смотри, - показывает вперёд, - лодка бултыхается! Пузобреев оторвал её вчера, что ли?
-Нет, та деревянная была, и на замке!
-Пошли, посмотрим, - вошел в воду и подтянул лодку к берегу. - Доброе утро, товарищи!  Станция конечная! Выходите на зарядку!
Из-под покрывала появились заспанные лица парня и девушки. Не понимая где они, и что происходит, они стали беспомощно и близоруко оглядываться по сторонам.
-Куда плывём и откуда?
-Из «Политехника»…
-А мы из Планового, у нас тут выездная сессия! Хотите сдать органическую химию? Как раз преподаватель сольфеджио не занят! Вижу! Всё понял! Без предисловий! Готов налить!
-Черт! Куда нас отнесло? – вылезает на песок, видит коньяк и протягивает руку. – Америго Веспуччо! Завоевание Армении! Серия 205. Встреча с добрыми аборигенами, – берет стакан, -  спасибо, брат!
Таня:
-Смеёшься? А меня мать, наверное, обыскалась, – набирает номер.
 Зелёная гусеница (Botys nubilalis), вяло слушавшая белиберду, поперхнулась листом хмеля и закашлялась.
-Гудит у тебя странно! Не понял? «Билайн» или Билан?

***
    Как сертифицированный машинист катка он знал: в трудные летние температурные напасти залитое внутрь тела большое количество зеленого чая повышает температуру поверхности под брезентовой робой, выравнивая ее с внешней средой, и, некоторое время, позволяет принимать участие в городской программе ремонта дорог. Он вышел из вагончика и оглянулся на друга: импортное чудо призывно блестело на солнце гладкими вальцами. Чуть поодаль игриво высились нежные и тёплые, как соски, терриконы битумно-минеральной смеси. Все выглядит гармонично. Не хочется ломать идиллическую картину кинетики механизмов и материалов. Но скоро приедет дорожный мастер. Он не любит идиллию, он любит хаос.
Глядя на переходящую дорогу дамочку на шпильках, машинист вспомнил, что он забыл установить ограждающую ленточку. Увязая шпильками до пяток, дамочка поняла, что сейчас она помогает проверять требуемое статическое уплотнение асфальтобетонной смеси. И только достигнув середины дороги, она задумалась о целесообразности применённого метода. Ожидая скорбного участия, она поикала глазами очевидцев, но её Wi-Fi нашёл только машиниста. Лицо последнего окрасилось водно-керосиновой эмульсией, и тут он внезапно обнаружил развязавшийся шнурок. Женщина переложила брикет сумочки в правую руку и зафиксировала расстояние до объекта. Машинист не стал дожидаться начала дискуссии с незнакомкой и вышел в спринт из низкого старта по крайней дорожке с хорошей начальной скоростью, скрывшись за углом дома. При изменении угла поворота, на высоте один метр, произошло столкновение с сизым голубем. Машинист упал, ударившись головой. Замкнуло, замигав, северное сияние. Над беднягой завис радиоуправляемый вертолёт. Их вертолёта высунулся дорожный мастер, бросил в него арбуз, гомерично захохотал и, погрозив пальцем, прогудел:
 -Витаешь в эмпиреях, гнида, когда асфальт стынет!
Механик зажмурился. Открыл глаза – вертолёта не было. И только тухлая вязкая мякоть арбуза под брюхом оставалась напоминанием о бдительном мастере. Две, не слишком чистые собаки, искоса поглядывали на машиниста и улыбались.
   На остановке сидела плачущая женщина:
-Сволочи! Совсем новые туфли! – звонит телефон. – Да, я, дочка! Со мной всё в порядке, прости, я вчера задержалась, э-э-э… на даче у … знакомых…телефон сел, не могла позвонить! Да, да… плакала…. расстроилась, испортила жёлтые туфли! Ты дома? Поехала в «Политехник» с девочками? Хорошо, отдыхайте, дочка! Когда будешь? Смотри не поздно! Хорошо! Пока-пока!
***
     Институтские общежития расположены на улице Революционной. Улица названа в честь событий, не связанных с общежитиями. Время течёт здесь особым порядком. Если на часах цифра два, то это не означает ночь или день. Это означает, что до начала занятий или 6 или 18 часов. Или не означает ничего, если это второй день пьянки.
   Костя, держась за локоть Тани, мягкими смешными шажками плыл по аллее в общагу. Не поздно, но в Лаосе уже спали. Он спешил. Наглое солнце накаляло только что купленное разливное пиво. С торца общежития под деревом тусилась компания озабоченных и мокрых молодых людей с тубусами и планшетками. Тени не было. С дерева на уровне третьего этажа передавали в окно звенящие стеклом пакеты. Рядом кружились две, причастные операции, снежинки на роликах. Положительная (вширь) студентка вывешивала некрупные простыни на остатках каркаса плаката «Единой России». В общежитие опять никого не пускали. И не давали проносить потребительские товары из запрещённого списка, вывешенного на вахте на первом этаже, особенно под цифрой один. Несколько обездоленных молодых людей жались в утлой клетушке под надзором серьёзной бабульки в тайной надежде как-нибудь пролизнуть. Брошенный ребёнок в коляске радостно-гадкими звуками дополнял тягостную картину.
  Таня наклонилась и что-то быстро сказала вахтерше. Та вытаращила глаза и выбежала на улицу. Ожидающие в клетушке стремительно растворились в пространстве господства женских душ.
-Чего это она?
-Пойдём быстрее, потом расскажу.
   По коридору на велосипеде двое в тельняшках ехали на кухню ставить чайник. В комнате №11 переустанавливали снова выбитую входную дверь, меняя сторону крепления петель.  Пахло капустой и баней. Около туалета пел Киркоров. По радио.
  Таня открыла дверь с намалёванным на ней трафаретом латиноамериканского героя. Снизу откорректированная подпись – Чё, Гевары? После вопроса кто-то неровно дописал классические русские буквы.
-А где жильцы? – раздавил паука.
-Жилички? Уже сдали. Уехали…на заработки. Ключ оставили.
-В стройотряд, что ли?
-Типа того!.. В Италию.
-Да-а? Знатное место! Надо переходить в авиационный! Я тоже, - ложится на сдвоенную койку, - хочу в Италию!
-Езжай! Там на мальчиков тоже есть спрос!
-В смысле?
-В прямом!
-Ты о чём говоришь? – догадываясь, садится к столу, открывая пиво, - Ты, про это?
-Про это, про это! Первый раз слышишь? Девочки на «платном». Кто платить будет? У родителей денег нет. Папика нет! Вот так! Каждое лето в Италию. Договорились там. Работают. Месяца два. Приезжают, оплачивают за год учёбу и ещё на жизнь остаётся.
-Клёво! Я закурю?
-Ты не думай, девчонки порядочные, не какие-то там, шлюхи. Учиться ведь надо! А как? На «бюджет» не попадешь. Сам понимаешь.
-Я же попал. Нормально учился и попал.
-Вы городские, вам легче, - садится напротив. - Знаешь?.. У нас в деревне учитель английского был с первого по четвертый класс. Потом уехал. Прислали через год другого, язык немецкий. Начали учить с нуля немецкий. Физику девятый - десятый вела классная, математичка. Доучивались, кто как мог. Какой результат? Я виновата? А тут, местные да блатные, все места и позанимали…
-Не надо! Я своё место честно отработал! А что, обязательно надо было в институт поступать?
-Нет, кур доить! Спасибо! – даёт пепельницу. - Извини, но я тоже хочу по асфальту ходить! В туфлях! Хочу на концерт и танцы, хочу интернет и красивую машину, хочу, хочу, хочу… Я в чём, и перед кем, провинилась? Тем, что хочу… не по рангу? Вот и перебралась, сначала я, потом мама.
   Дверь приоткрылась и в неё просочилась неизвестная кошка. Прошла по-хозяйски, понюхала традесканцию и улеглась на подоконник. Легкий ветерок зарябил тюль.
-? – показал на пиво, намереваясь налить ей.
-Есть чуть-чуть коньяк, - открыла шифоньер и поставила початый «Аист».
-Умница! - он нагнулся и поднял её за колени, постепенно опуская перед собой уже без задравшегося, над сомкнутыми руками, платья-майки…
   Загудел виброзвонок. Сдвинутые койки разъехались и уронили любовников. На дисплее красненького телефона высветилась фотография Кати.
-Лё-лё? Привет! Куда-куда! Уплыли за Волгу. Нечаянно. Утром вернулись с паромом. Сейчас, провожу мальчика, перезвоню! – хихикает и собирает с пола упавшее бельё и подушки.
Он фиксирует её и рисует на груди фломастером:
-Спасибо! Всё было очень вкусно! Мой телефон, цифры зеркальные! Сейчас домой?
-Нет, не хочу домой! Поеду на дачу к Кате! У мамочки «период». Знаешь, с кошками бывает по весне? Мурлыкание, звонки, прыжки. Мужики какие-то вылезают из-за портьер. Таинственные. Меня боятся. Приходят, уходят. Суета непонятная. Неделя как минимум. Закроюсь на даче и почитаю. От-Е-БУК-ала себе Януша Вишневского две книжки. Всё, свободен! Ты мне больше не нужен. Заправлена по полной! Пока хватит. Во вторник «машины» сдаю, последний, и тогда… я тебе назначу встречу на среду-четверг. Дзинь-дзинь предварительно.
-Пока! - наклонился, коротко поцеловал её в сосок, и, натянув майку, проходя мимо стола, допил из дудочки уже горячий коньяк. Кошка вышла вместе с ним. Она знала: Деда Мороза нет!
    В коридоре шло отпевание мыши. Тройка энергичных парней и две девушки напевали что-то религиозное. Нестарая мышь марки Genius, элегантно свесив хвостик, возлежала на бархатной подушечке. Фотография 3-го президента и перевёрнутая фуражка эпохи милицейско - полицейского перехода усиливали торжественность обряда. Группа скорбящих, с флегматичным лицами, шла по коридору, стучала в комнаты и неожиданно близко подставляла фуражку и жертвенные кружки жильцам и посетителям коридора, почтительно кланяясь каждой купюре.
-На кого ж ты нас оставил-а-а-а! – рявкнул внезапно в голос попоподобный детина, заставив не на шутку вздрогнуть приблизившуюся целомудренную пару и бросившую с испугу немятую красную бумажную денежку. В углу, пустые банки, с сушёными тушками комаров на дне и некрасивая, дохлая рыба в пакете, ожидали начала кульминации поминок. На кухне усталые таджики вилками ели хлеб. В дорожке солнечного света, падавшего от окна, мирно роились индифферентные споры плесневых грибков и выделения пылевого клеща, кружились бактерии, цветочная пыльца и чьи-то кожные чешуйки. Костя бросил в фуражку полтинник, пожал руки друзьям и близким покойной и занял место в конце процессии, рядом с гитарой с синим бантиком. Вечер обещал быть интересным. Прости мама, телефон, сел!

   Костя открыл глаза. Нахально горел свет. Интерьер помещения был выполнен в схоластической концепции старого Проката с элементами околоучебного быта и традиционным пост-банкетным хаосом. Асексуальные койки модели «попа-в-пол», антиустойчивые столы, стулья-инвалиды, шкаф, он же холодильник, и басовая балалайка «Форест». Все навесные полки содержали строго научно-техническую (пример: «Хоббит, или Туда и Обратно», Дж. Толкиена) и специальную (Краснова А.Я., «Профилактика абортов») литературу. На соседствующих с полками стендах размещались памятные значки, пыльные грамоты и прочая атрибутика пионерско-комсомольских организаций исторического прошлого. Серо-зелёный кенгуру, оскалившись, висел пристреленный к потолку. Людей в помещении не было. Минералка в холодильнике была! Господину Марксу на портрете заботливые руки наклеили выразительные женские глаза. На столе чей-то телефон гадко мерцал подписью ПАПА. Непохороненная виновница забыто сидела около бывшего места работы.

     В полутёмном коридоре курил респектабельного вида господин в ярком женском халате. Костя пожаловался:
-Мы тут гуляли, я проснулся – никого нет! Не знаете, в какой комнате тут пьют? Селебретиз…
-Вы что, товарищ, не местный? - глубокомысленно затянулся господин. - Это институт! – сделал паузу и эффектный жест руками. - Понимаете? Здесь не пьют точно в 16-ой, и, кажется, в 22-ой! Хотя, на счёт 22-ой, могу ошибаться! Искомая публика наверняка рассеялась по помещениям. Вам принципиально с кем пить? Нет? Садитесь в любую!
     На общей кухне играла музыка и несколько пар кружились под синий интим газовых горелок.
     На лестничной площадке - поразительная встреча! – лысый осоловелый препод, из костиного! института, щемил  в корень бухую плотную студентку:
-Весловский! Твою мать…ты когда дневник по практике сдашь?
-Какой нах дневник, Олег Дмитрич! Я, уже это … диплом получаю!
-Не е**т, порядок для всех, - роняет гражданку и падает сам, пытаясь поднять тело.
Костя перешагнул и пошёл, судорожно соображая, куда девалась вся поминальная кавалькада. По центру коридора высветился контур фигуры, несомненно, принадлежащий серьёзной женщине, находящейся при исполнении. Не желая пожимать руку, Костя толкнул первую попавшуюся дверь, вошёл в темноту и затих.
-Гнедков, который час, подлец? Я что, должна за тобой по этажам бегать? - удаляющиеся шаги. Костя осторожно выглянул и увидел пожилую вахтершу, ведущую за ухо на выход известного ему препода. Напротив, у стены, одиноко стояла гитара, с синим бантиком. Он её уже, сегодня, кажется, где-то видел. Ах, да, на похоронах! Костя выпрыгнул из убежища, схватил инструмент и спрятался вновь. Сел спиной к двери и расслабленно замахнулся на мажор-аккорд.
   Чиркнула спичка. Огромные серые глаза. Длинные распущенные волосы.
-Я знала, что ты здесь! Я слышала запах трясовичной травы. Я видела тебя сегодня верхом на третьей звезде в созвездии Тельца! Спасибо, Шестокрыл! – сложила ладони в благодарности.
-Тётенька, отпустите! Две звезды сегодня было, грешен! Третьей не надо! Протеина совсем нет! Лучше я вам песенку сыграю.
Спичка погасла, глаза – нет!
Властная рука легла на гитарный гриф и убрала инструмент. Беззащитный оказался прижат к двери тёплым бюстом.
-Ай-ай, больно, нога! А нет ли у вас, случайно, водочки?
-Если Полярная Звезда мигает на юге - надо срочно бросать пить! – последовало совсем не женское объятье.
-А кто пьёт? Моем эпителий!
-Раскрой себя, навстречу всем возможностям! Отпусти все представления об ограничениях, печали и страхах. Верь в Божественное Присутствие, пульсирующее в твоём теле, и твори волшебство!
-Божественное Присутствие не хочет пульсировать!
  Объятья разжались. Вновь вспыхнула спичка и зажгла свечу. Приятная, немного пухлая, девушка в длиннополой рубахе устроила свечу в светице на трюмо, взяла с него небольшой пузырёк и протянула его жертве.
-Здесь живительный эликсир, о котором ты просил!
-Чего? С вами опасно, мадам, отравите, на фиг, в честь святаго Януария! – нюхает. - Спирт! – поднимет глаза к небу. - Мамочка, ты же видишь, я совсем этого не хотел! - бодяжет в чайной кружке содержимое с заваркой и выпивает. - Курить можно? Ладно, иди сюда, моя фронда - усажает девушку на одно колено, нарочно беря близко под грудь, - хочешь, я расскажу тебе о революции в Гватемале? – выпускает дым. - Жил был хороший мальчик, Хуан Хосе Аревало, и захотел он построить моральный социализм в отдельно взятой стране. Но тут пришли свирепые гундосы и спросили:
-У тебя не найдётся ещё живительного эликсира, душа моя? - левая сфера груди идеально легла в цепкую кисть историка. - Здравствуйте, горы Гамбурцева!
-Лингам плачет по Йони?
-А то! Ананга-ранга!

***
    Турбаза «Политехник». Комната Клубничкина, 3-й корпус, 2 этаж. Те же персонажи. Играют.
Голос в мегафон по этажу: «Санобработка, санобработка! Просьба всем оставить помещения. Тридцать минут!»
-С ума сошли! Девять утра! Какая, на х*р, обработка!
-Пожалуйся санврачу Онищенко! Прям щас, в блог! Он любит экспромты! Гений Саныч, дай Москву! А ты не волнуйся, выпей водочки – ты же знаешь, этот бардак разрушит или война или очередная революция…
-Надо срочно повоевать! Отдаться Лихтенштейну и проиграть ноль-пять! А, Клубничкин? Немецкий знаешь? Я тебя представляю: чешешься нежно задом о дуло: «О, я-а-а-х, тун зи эт мит мир, Хельмут! Шнелле, шнелле…»
Щитарёв:
-Революция?..Вист в тёмную!... Революция на моём веку помню, была! Забыл только, про что там? В девяносто первой серии! Нам, что революция, что проституция: всё - как бы было, и всего - как бы нет. Откуда прилетит? А зачем вам? Нагнитесь! «Хэд ин ве сэнд» - как говорят в роддоме – «и ноу, проблем, впердолили»! Самим нечем оплодотворять. Революцию. Отсутствует, как говорили классики – движущая сила. Фрик-фрик. Ау? Средний класс? – заглянул под крышку над кастрюлькой.
Клубничкин:
-Разве это революция? Пошевелили палкой в болоте – всплыла муть…
-…и шагаем дружно в газо-нано-ЕдРо-морден-капитализм…
Черепков:
-Постой, куда взял? С правой руки заход! Все мы, братцы, учились, все мы знаем: суть капитализма в том, - поднял назидательно указательный палец, - что капитал работает, приносит прибыль, а рабочий всего лишь покрывает издержки, собственной жизни. – Роняет в пиво клешню рака. - А потом они все приходят на рынок, потреблять все сделанное, и ... рабочий хочет, но не может - денег нет... А капиталисту столько не потребить и даже не унести в могилу. Однажды дядя Маркс подумал и сказал строго: такая система самоубийственна, лучше не ждать матросов, а делиться. Всякий норм-чел скажет: «С какой стати я должен кормить этих нищих дармоедов, и их выводок?»
   А оказывается иначе нельзя. Тот же Маркс говорит: «надо строить общество, где капиталист один – государство». Придумали так называемые непропорциональные налоги, они не решают проблему, а позволяют отложить решение проблемы. Тогда что? Правильно! Где Махно? Раздать сёдла!
-Будем выходить или пусть нас тоже обработают?
-Раньше, к примеру, старший экономист предприятия при плановой системе, более сложной и требовательной, успевал без всяких ПК, обходясь калькулятором всё подбить обсчитать и отчитаться, и вечером отстояв очередь в гастроном, забрав чайлда, проверив уроки, приготовив лапшу и пешком утром придя на работу быть в форме, всю жизнь не побывав на больничном. - Шаги по этажу. Недовольные реплики. - А ноне, заваленные суперной оргтехникой манагеры сидят до вечера в офисах, прутся арбайтен по субботам, зашились, выглядят сонными; питают семью полуфабрикатами, а себя любой химией, запомненной с рекламы, живут во всех смыслах в пробках. Элементарную проводку в банках ждешь, не дождешься - девочки все запутались - дуры, пристроенные через кумовство и, непонятно вообще, что у них в головах в рабочее время - как поменять резину на зимнюю, или, резину в сумочке - на ту, что с малиновым запахом. И все те же очереди при всеобщей модернизации и компьютеризации, и армия безумных сис – админов, мигрирующих туда, где глубже, вместе с прихваченными до кучи базами. И везде текучка – резюме, портфолио, и всякая проформа, и бабская униформа. У нас ничего не работает, потому что ничего не работает. Спишь, Игорь? Семь пик! Играем? Где и как платить справедливо не знает никто. Будь ты хоть трижды классный нормировщик. Втыкают оптимизацию – аутсорсинг и краудсорсинг. Смотри! Я выговорил! Геша сдаёт! Случайные люди везде: лег на операцию, а у них медсестра на аутсорсинге. У неё в Челябинске работы не было. Какие-то армяне, нанимали скопом на «Тяжмаше», за червонец, и она - опытная шлифовщица – поехала. Ладно, мол, подаю пинцеты, коль платят! Вот она тебе и вколет в шею пурген! Другая тема - краудсорсинг, будь он неладен! Умеем обоср**ь идею! Идеи масс - в карман боссика! Сколько? Шесть? Я - пас! Ты сдаёшь, у тебя спичка! Хочет чел родить лысую курицу – пожалте, можете поделиться ноу-хау с компанией, исключительно из интереса увидеть эту идею, воплощённую в производстве - ку-ка-ре-ку! - но вам бабок не будет! Целуем за идею, приходите ещё! Нормой становиться, вообще нигде и ни за что не платить – глупо, все равно ничего за это не будет…
-Мышка любит сзади кошку, кошку любит доберман!
Стук в дверь.
-Кого там?
-Отто Скорцени! Просит навигатор Израиля.
Все сгрудились, не зная как тактично будить Катю, уснувшую калачиком в кресле.
В дальнем углу серая мышь с родственниками и чемоданами, готовясь к эвакуации,
нетерпеливо поглядывала на часы, ожидая ухода квартирантов.

***
  На третьем этаже общежития - удивительное затишье. Полумрак. Тихие, незаметные люди, снуют без опознавания. Через открытую дверь учебной комнаты  падет на коридорный пол сизый свет дневных ламп. Костя подошел и встал в проёме. Сквозь крепкую пелену табачного дыма обнаружилось, что в комнате играют в два стола в домино разномастные люди, преимущественно уже закончившие всякие учебные заведения. А также! В антураже присутствовало огромное количество полных и неполных бутылок, две антисанитарные ****и с неприкрытыми характеристиками и один полный цыган.
-Что стоишь, балда, садись быстрей, у меня как раз партнёр ушёл!
-Можно…
-Сейчас на что играем? Посмотри регламент! На переодевание? Все, погнали!
-Давай на поход за порцией?
-Давай и на то и на то…
-О’кей, тусуй! 11 партий! Купцов, водки!
Укусив облако, Луна, прятавшаяся весь день, вылезла на обзор вертикальной улыбкой.

***
   Выйдя в благостном настроении после окончания смены на крыльцо отделения сержант Петренко размышлял о приятном: что лучше – сразу зайти в кафе к Султану накатить стопарик, или взять у дома, в магазине, четвертинку и всадить её за сараями с яблочком. И в первом и во втором случае несколько смущала одетая на нём форма, поэтому предусмотрительный Петренко достал из пакета рыбацкую куртку и …. взгляд его высверлил, среди гуляющих, двух молодых людей в хлопчатобумажных костюмах зайцев с бутылками и гитарой с голубым бантиком. Ласково улыбаясь, Петренко неводом расставил руки, будто отрезая зайцев от леса, подгоняя войти.
-Заходте, заходте, хлопцы, - давясь слюной, заводит радостно добычу в отделение, мимо дежурного и в клеточку. – Сядайте, сядайте, хлопцы, а я пойду о вас похлопочу…
Уходит и долго отсутствует. Появляется, нервно дежурному:
-Где все? - ждёт.
 Откуда-то сбоку вываливается утомлённый солнцем красномордый офицер без пуговицы на животе, с висящим на заколке отстёгнутым галстуком и с хлебом в руке.
-Это чё? – вяло тычет хлебом в клетку. – Зачем здесь?
-Товарищ, майор, смотрю, идут!
-За кого? За Единую..?
-Нет, мы просто гуляли…
Отвел Петренко в сторону:
-?
-Так это… зайцы же ... с гитарой…
-И всё?
-Ну да…
-Заняться нечем? Мудак! – вышел к клетке, дежурному:
-Убрать! Зайцев здесь нельзя!
-Есть убрать! Куда убрать?
-К ё***ой матери! И Петренко туда же! Всё! Рабочий день кончился!
-Слушаюсь!
Дежурный выпроваживает всех на улицу. Зайцы виновато жмутся, не уходят, протягивают сержанту сигарету.
Петренко миролюбиво:
-Почему зайцы то?
-У нас конкурс…
-Конкурс! Одно баловство в башках! А я страдаю! Время тока на вас теряш, от маёра, терпиш! Ща, бы, вместо того, чтоб гонять, бл*, ерепень, типа вашего, стакарик уже влупил,  - показывает рукой на бутылки в заячьих лапах, - свежий булачок, сук, сальца с колбаской – заел бы,  лег бы на софочку – спокуха и расслабон! И под музон, глуховой, - сладко потянулся, - со свово Ериксона, ёп, балдел! А тут вас, прёт! – строго. - Зайцы херовы!
-Как можно «балдеть» от музыки с телефона? Один шум. Лучше включить хорошую аппаратуру, поставить винил, налить вина…
-Какой, на х*р, винил! И так, ништяк…Мои Круги-Квадраты, откель хош, не пропьёш, красиво звучат! А что ребятки, не угостите ли служивого, так сказать, в честь удачного освобождения?
-Видите ли,  лиса…
-Да ладно, а то, может, вернёмся? – взял из лап две бутылки.

   Ещё какое-то время, зайцы сидели на безлюдной остановке, монотонно допивая, уже «не бравшую» их, белую с лимонадом.
Заяц Костя не в тему:
-Слушал недавно вокальный джаз 30-40-х годов, и мне непонятно, почему при всей шагающей семимильными шагами технической революции и прогрессе самые лучшие записи по качеству – это записи именно этих лет. Не только мне так кажется. Читаю «инет» и точно – вижу, об этом же - авторитеты от филофонии, да и просто любители музыки. Винил, записанный на один-два микрофона! Писали оркестр и вокалиста. По качеству эти записи никто не переплюнул, никакие электронные прибамбасы. Жаль что любовь к временам, в которых ты не жил, потому что это было раньше тебя – ностальгией назвать нельзя. Я бы взял их в свою грусть, – далеко стреляет окурок.
 -Слышал героя? А он не старше нашего! – сердито сплюнул. - Сто грамм принял - чистый Геббельс! Махни власть рукой, можно! Удушит, не думая! Зелёного, красного, чёрного. Люмпен-класс. Послушает свою плоскую музыку: Квадратного Круга и Пидора Друга, посмотрит Дом-2, киношко про менто-бандитов. Потом выходит и плющит тебя. – Ну! Прозет! - Чокает бутылки друг об друга и допивает одномоментно из двух горлышек водку и лимонад. – Хотим в цивилизованную Европу. А Европа смотрит на «этих» и думает все здесь такие. Кому мы там такие нужны? Им вообще никто не нужен. У себя за столом. Они другие и мы другие. Нормально! Напрасно тужимся. Вот только после посещения Европы хочется снести и заасфальтировать свой город,  сесть в угол и забухать от безысходности…
-Когда ж это кончится?
-Никогда!
-Да я про жару! Хвост вспотел. Кстати, Костя! - протянул лапу.
-Санёк! Забыл? Мы уже с тобой знакомились, когда баблосы сшибали в общаге.
-Забыл! А куда все делись? Проснулся – никого нет! И вообще, что там было то?
-Нормально посидели! Совсем не помнишь? Набрали пивища. Вы с Людкой ещё в шкафу сидели. То ты, то она выпадали оттуда с голыми жопами. Что ещё? «Ундервуд»* слушали. Правильно, «не помнишь», ты бокал спирта неразбавленного на спор хватил и упал. Потом Арсен приехал, пошли к Арсену. У него гости принесли бутыль чачи, сели в кафе напротив.
-Людка - это кто?
-Подружка Веркина!
-А Верка - это кто?
-Отстань! Дай зажигалку!
-Забавно! Вот так остановит милая девушка – скажет:  «Привет, любимый! Помнишь, как мы с тобой в шкафу куражились?» - а я её даже лица не знаю!
-Крашеная такая, с феньками, в зелёных шортах…
-А-га, на тридцать шестом километре двадцать восьмой поворот! Теперь сто процентов узнаю! – ехидничает. - Матушка папика выселила на лето на дачу, вместе со всей библиотекой. Ей шкаф раздвижной ставить некуда. Папик всю жизнь книжки собирал, а теперь они как бы и не нужны стали. Кому читать, кому хранить? Другое время. Я раньше совсем почти не читал, а это лето приехал на дачу - книги лежат – взял одну, другую, втянулся. Всё лучше, чем землю копать. Оказалось, что вся эта литература все-таки для достаточно тонкого слоя интеллигенции. Сложно! А интернет оказался для всех. 
-Кажется, она на защите информации учится…
-Сколько денег осталось? Люди ведь ждут! – снял голову с ушами.
Напротив, остановилась небезразличная старушка:
-Шош енто деется, а? Люде добре? – ткнула пальцем в сторону зайцев; заяц Саша показал язык. – Попрошаи и прохиндеи! Нихде от них покою не-е-е-т-у-у. Шо в правитстве, шо в ЖЭКу, шо в улице, одно и тош. Усё просють и просють! Работати не хочуть, учица не хочуть. Срамота! Сталин, был бы живу, не допущил бы тако безобразе! Э-э-х вы-и-и, паразиты, - уходит, что-то ещё бормоча себе под нос.
   Зашевелилась и поползла вбок крышка канализационного люка. Политически незрелым глазам деклассированного элемента предстала ужасающая картина социальной реальности: сухонькая старушка, катящая элегантную тележку сети «Ашан», заполненную полусгнившими капустой и морковью; два растерянных зайца, которым она бросила на прокорм часть овощей из своих запасов.

***
   Выселенная санитарами публика уместилась на теннисном столе с водкой и картами. Под столом лакомились подачками неумытые собаки. Вынесенная вместе с креслом из номера спала Катя. Для тепла ей надели строительную каску.
Черепков смотрит на Катю:
-Когда заканчиваются мечты, начинается алкоголь.
Клубничкин:
-Девушка пришла поговорить, перенять, так сказать, у старшего поколения хоть каплю положительного опыта жизни. А ты, старый пердун! Капнул? Хоть бы ухаживал? Распушился и затих! Где выплеск то? Последнее время как «примешь», всё-о-о из тебя про политику несёт. Раньше приятно было поговорить: о бабах, о вчерашних пьянках и вариантах «отмазок» для дома.  Так пойдёт - скоро будем о геморрое, запорах и не стоянии!
Черепков:
-Тише! Умоляю! Я хочу раз и навсегда понять, что ждет в этой стране меня и моих детей.
-Так  - ты пропускаешь! Или мы ударимся в философию или пойдём сдавать в ремонт веники. Наше поколение как-нибудь перезимует. Я даже брошу пить! Потом будет весна. Твоим внукам. Не загоняйся! Устал презирать режим? Не уехал – значит сиди и нюхай. В своём доме надо работать, не зырить в соседские окна, - кивнул на таскающих кирпич молдаван, - тем более совать туда свои лапы.
Щитарёв:
-Не успокоитесь никак?.. Мизер без прикупа!.. Влей правдолюбцу!.. Все живы, и, слава Богу! Чего не хватает? Мне б так сказали, лет двадцать назад, что когда-нибудь буду сидеть на берегу Волги, не глядеть на часы, водки, пива – залейся, жратвы – немерено, звякнешь – ещё припрут, чего скажешь, прям на Волгу, хоть ночью, хоть когда, надо – баб выбирай, привезут, любых! Только башляй! А башли есть, покамест работаем! И ноете и ноете! Плюньте на х*р! Сутки пью с вами, а все тверёзый, никак не расслаблюсь.
Черепков зло:
-Шурик налей!
-Ну, давай, - наливает, - за уютный Лондон, гиббона Вову и трёх поросят!
Черепков:
-Какие это соседи? Это  - те же мы! – показывает на рабочих.
-Не, не надо мне таких родственников! – обижается Муркезов.
Клубничкин дальше спокойным и размеренным голосом:
-Юноша! Пора оставить в покое своё величие! В голове имперский мусор. Забыли «Начертания» Гарашанина? Результат? Я вам говорю! Спиши два с горы. Будем совать руки  – обрубят! Результат: отдельно - одна Большая Москва и, растасканная на куски, остальная - подневольшина. Комитет по поощрению добродетели и предотвращению порока.
Щитарёв:
-Всё, стоп! Дальше только о бабах!
   Лагерное радио объявило отдыхающих к завтраку. Три безусловных «студента»: один с орденскими планками на летней курточке и панаме и двое «беременных» в полосатых пижамах, все, явно спавшие эту ночь, выдвинулись с мисками в руках по направлению к пищеблоку. Один кашлянул и уронил челюсть. Аппетитная повариха вышла из кухни и блаженно затянулась.
Щитарёв взял сигареты:
-Та-а-а-к! Вижу, есть работа! Я на прикупе, играйте, я тут…погуляю…

***
   Быстро сохнет бельё на верёвке, натянутой вдоль барака. Неопределённого цвета и возраста куры теребят дорожную пыль. Совсем невысоко в небе жужжит зелёная винтокрылая машина. Воздух стоит. Сушь. Деревья развернули листья от солнца, экономя влагу. Бегают с брызгалками счастливые дети. Дзинь-дзинь. Почтальон на дамском велосипеде. Коротко ухнуло что-то на заводе и зазвенел кран. Перемазанный водитель обречённо согнулся под капотом старого ЗиЛа. Бесконечно пусто. Грибок. Сломанная скамейка. Подсолнечная шелуха.
  Неспешно прогуливается ничем незанятая когорта.
-У!- догоняя сзади старушку, пугает её, просто так, бухой ершистый парень.
Та вздрагивает, отчаянно энергично трясёт клюшкой и семенит утицей вслед уходящим:
-Хто то жасити? А-а-а, узнала я те! Эт ты, рыжий, пропил моё ведро! – наступает в говно. - И эт воне, фашисти поганы, насуропиле! – стучит клюшкой по земле, солнечный свет бьёт ей прямо в лицо. - И с солнцем, чай эт они чой-то нахимычыли, - поворачивается к бабкам на скамейке у подъезда, - нема такого соньца, не наше эт соньце … усё испогханили…вы-и-и…оглашены…усю жисть мою изувечили, уся жизьня моя пид корень, до никого не нужная, - плачет.

***
Заяц Санёк:
-Надо зайти в одно место. Тут рядом. У меня братец работает в продмаге для буржуев. Поклянчим денег или натурой.
-У-гу, желательно «Блэк дэниэлс». Ящик. И в общагу. Выпьем в сортире. Может килька осталась, вчерашняя, закусим.
   У фешенебельного деликат-бутика чётко выпестованный клерк укладывал пакеты с напитками в фирменных коробках и редкой снедью в дорогой автомобиль. Рядом колготились две идеально отфотошопленные, премиальные дамы. На шильдах проба - 999! Голливуд! Секс струится по шпилькам. Хлопнули ресницы – инженер на краю тротуара упал замертво.
-Ля-ля-ля! Мальчишки! Привет! Что делаете? Смешные костюмчики! Не желаете на природу? Нам скучно, нужны друзья. А? Вы как? Мы на авто! Едем прямо сейчас! Хотите, можем заплатить?
-И почём на брата?
-Ну-у-у,  - кокетливо повела плечами та, что посмуглей, - допустим, по двести бакcов можем дать!
-Бонжур, мадемуазель! Ренконтре агрябля!
Моментальное совещание:
-Санёк! За двести баксов я готов изгильнуться! Даже с гиеной!
-Она тебе в бабки годится! Высосет и помрёт в экстазе!
-Мой друг ровесников не ищет, как сказал Берлускони. Надо ехать! Выкинь хлеб…Тре бьян, мадемуазель! Бре-Бре-Бре?
   Полудохлые зайцы источают запахи, далекие от совершенства. Плевать! Сорокалетние «успешки» решили побаловать себя мальчиками. Всё в них пышет роскошеством и новизной. Гранд вояж! Хлоп-хлоп дверки. Бумажные рекламные коврики сообщают очевидную вещь: «Инфинити QX 56 – это серьёзно!» Отреставрированные загорелые тела красоток призывно блестят в огоньках приборов. Чарующий парфюм и безумно белые зубки. Арбитр любви на изготовке со стартовым пистолетом! В салоне тесно от распирающего желания. Глазами сидельцы уже совокупились. До начала оргии осталось совсем немного: тик-тик-тик-тик…бежит секундомер…
    Шикарная японская игрушка неслась по мосту к тишине ночной природы, прочь от города. Навстречу тянулся караван рефрижераторов, монопольного ритейлера «М****т», натужно чадя в, и без того, чёрную ночь, приближаясь к миллионному городу. Счастливые и беззаботные горожане спали, а трудолюбивые грузовики везли им тонны лучшего продовольствия. Нетерпеливые белые «Жигули» вынырнули из пазухи между грузовиками и громадная чужеродная машина всей массой щёлкнула в нос наш родной автопром. «Жигули» подбросило, и они, пролетев над отбойником моста, грузно спланировав, ударились крышей о парапет, перевалились и шумно ушли под воду. Река побурлила, выпустив на поверхность изуродованное тело мужчины в красном спортивном костюме с золотой надписью «Россия» и борцовки с грязными белыми носками в пакете зип-лок.
  Не спев, уплывала, дырочкой вверх, гитара с голубым бантиком. Наступил Июль.

ТИТРЫ

Действующие лица


Рецензии