ЧУР МЕНЯ

     Она прожила в покосившейся, почерневшей от сырых ветров избе  четыре десятка лет, ни разу не покинув его на долго.
   Так только за ягодой с ночевкой или когда за орехом, а всё остальное время дом,  будь он не ладен .
   Строили его быстро, к свадьбе спешили, вся родня мужняя  собралась, рубили охотно, споро и уже через месяц, на следующий день после свадьбы, она вошла в дом.    
                Весь белый день она скоблила, чистила, мыла, подоткнув белое платье, хоть и не новое, перешитое мамино, а всё ровно жалко.
   Уже за темно внесли в дом тюфяк, ватное одеяло и огромную пуховую подушку,-   всё её приданое, которое она сама и приготовила. И не чуя ни рук, ни ног она свалилась в пахнущую деревом постель, с боку привалился пьяный, пахнущий кислой капустой муж, покочевряжился не долго и засопел, раскинув здоровенные ручищи.
   Она прижалась к стене лицом, увидела сучок похожий ликом на Николая Угодника и заплакала, так было тошно на душе, она проплакала всю ночь и только под утро, когда муж грохнулся с кровати на пол не просыпаясь, она заснула, блаженно, с растерянной улыбкой на лице.

   И покатились деньки, один на другой похожие, муж через неделю ушёл в тайгу, так с тех пор и шатается по ней.
  Набегается, притащит горы мяса, пушнину когда сезон, неделю, две пьёт, потешается над ней и как нибудь с вечеру буркнет, собери, тайга мол ждёт и след простыл.
  Как зверь исчезнет и три - четыре месяца, тишина, угнетает до слёз, сколько их приняла подушка, солёных и горьких.   
 
  Безутешное лето сменила дождливая, липкая осень, затем белая, студёная зима спеленала холодом так, что неделями не выходила она из дому и даже звонкая, лучистая весна не отогрела её маленькое тельце.
  Она часами смотрела, как в огороде носятся зайцы, как щебечут воробьи и синички и горько улыбалась в себя. 
 
  Просто и обычно, как в природе, родились детки один за одним, трое. Могли бы ещё родиться да вот подрал мужа медведь в тайге, долго болел, скособочило всего, стал угрюмым и так то был диким, а тут и вовсе одурел, стал её поколачивать.
  Охота давалась всё труднее ему, вот и срывался на ней, она же слова никогда против сказать не могла, не упрекнула ни в чём, только сжималась в комочек, становилась меньше, незаметнее и суше. Высыхала, как обезвоженная рябинка, от которой отвернулся ручеёк. И по каким то не понятным причинам побежал в другую сторону, унося всё дальше и дальше живительную влагу от её дома,от неё.
                .  К тому времени детки выросли, поразъехались и уже много, много лет нет от них ни каких вестей, может и было какое письмецо, да кто его повезёт в глухомань, валяется может где на почте, далеко от сюда.
   Глухомань стала ещё глуше и тише, из десятка дворов, что были раньше остался один, их, чёрный, скособоченный, как и его хозяин, домик.
   Двор без должного ухода завалился, врос в землю, в зиму приходил шатун, задрал последнюю собаку, та даже не пискнула, достойно ушла из жизни, всё понимала. Она была единственная живая душа, которая любила свою хозяйку и защищала от разбушевавшегося мужа и так же бита была. И выли они потом на пару, смотрели на звёзды и молчали.  Она тихонько просила, не за себя, за деток, за мужа в конце концов, должен же когда нибудь свет пробиться, ни может добро не проявиться.    
   За своё добро она и страдала всю жизнь. Он выходил из себя, когда она смотрела в него бездонно-синими глазами, излучающими любовь и непокорность. Из её маленького, худенького тельца исходила такая сила и правда, что выводила его из себя и он начинал измываться, оскорблять, а когда она отважная, букашка, отварачивалась от него, он набрасывался  и бил. Как придётся.
   С годами она свыклась со своей долей, перестала мечтать, в суете по дому всё забывалось и уже казалось, так оно и должно быть.               

   Главным стало чистота в доме, тепло и надежда, простая женская надежда, что когда нибудь, не здесь, она высвободится и  полетит над солнечно-пшеничным полем, в голубом платье.
   Лёгкая, как в детстве, а тёмно-зелёная тайга будет удаляться, всё дальше и дальше, пока совсем не исчезнет на горизонте. А она всё будет плыть и плыть.
   Но вот поле заканчивается обрывом, она падает и летит  куда-то в низ. Её охватывала безнадёга, сильно сдавливает грудь, наворачиваются слёзы и она опять плачет. Плачет от стыда,  что ничего не может сделать, что силы жизни, силы воли, покидают её в который раз и нет ни какой возможности собраться.

   Сейчас она просто шла, бессмысленно, мимо пустой собачьей будки, мимо упавших ворот по рыхлому, остывающему от лета полю. Дошла до каменистого вала за которым шевелилась густая, студёная вода. Безвольно опустилась на колени, попыталась вспомнить что то, но в голове всё смешалось, путалось - деревья, дети, собака, картина жизни ни как не выстраивалась.
   Перед глазами всё время возникало  радужное пятно, ни тёплое, ни холодное, пустое, зеленого цвета с рыжей бахромой.
               
   Правда, одна мысль проскочила, убежать, уехать куда глаза глядят. Не безрукая же, люди могут встретиться другие, добрые, приютят авось.., но нет, нет. Страшно.  Люди всякие бывают, а она совсем безграмотная ничего в общем-то не умеет, так только ухаживать за малыми, да старыми, тайга, да и только.               

   Лучше в воду, намыкалась  ,хватит.., хватит...   
 
   Ноги её затекли, она встала и шагнула вперёд, зелёное пятно ударило  в лицо.  . В миг выплыла картина жизни, детство, тёплые мамины руки, горячее молоко с мёдом.
  Время бежит плавно, перетекает из детства в юность, из весны в лето, из дома на озеро и дальше в поле. Даже смерть мамы совсем не грустно и можно поговорить о школе в которую можно не ходить, будет не когда, если только потом, когда-нибудь, выучиться на доктора и жить в городе. Ездить в трамвае на работу, ходить в кино, есть настоящие конфеты.
   А сейчас надо следить за скотом их вон четыре головы остаётся, ещё куры с выводком цыплят, собака, кошка - хозяйство, будь здоров.
   Вся жизнь пробежала, до мелочей, до зубной боли и ни какого сожаления, ни восторга, только звук, волна.  Мощная, дикая сила поднимает и бросает. Искры из глаз, боль пронизывает все тело.
   
   Она открыла глаза, на губах вкус воды. Вдох полной грудью и запахи осени, запахи жизни привели её в чувства, голова кружилась. Она поднялась и пошатываясь побрела домой.
   Значит так тому и быть, страха не было внутри рождалась, росла радость и любовь, всё поглощающая, любовь. Ноги сами донесли её до дому, она не раздумывая с удовольствием плюхнулась в постель и безмятежно заснула, как младенец.
 
   С солнцем встала, вымыла избу, собрала узелок и присела на кособокий табурет. И в который раз оглядела родные до боли, до крови, стены.
  Когда отошла уже от дома обернулась, попрощаться с избушкой, которая торчала, как холм среди жухлой травы и не подозревая, что дом её, уже стал другим, поклонилась и пошла своей дорогой.

 

               Продолжение следует.....