Письма прошедшего времени. Письмо шестнадцатое

   Привет, Котя, соскучился? Я - да. Впереди неделя, сорок первая этого года. Их осталось одиннадцать. Жизнь летит, следуя стрелке часов. На миг счастье вырывает тебя из  круговерти и бросает туда заново, с еще большей силой. Жизнь, как стиральная машина: неспешно наполняется водой, жужжит, подмигивает красной лампочкой, словно о чём-то думает, медленно нагревается. Превозмогая себя, начинает вращаться. Часто останавливается, снова думает, и снова нехотя, с ленцой крутит барабан.

  Вдруг тумблер перещелкивает, вода сливается, и тут... Тут держись!.. Как будто с лошади пересел на сверхзвуковой боинг. Машинка гудит, бешено трясется, кажется, секунда - и ты вылетишь куда-нибудь, к чертовой матери, в район орбиты Плутона, или, чего доброго, окажешься возле черных дыр, где-нибудь в созвездии Гончих псов. Тебе везёт, Котенька: пока в тебя только наливают воду, а меня, похоже, уже отжимают. Дни слились в сплошную широкую полосу. Чую, скоро она начнет сужаться.

   Потому говорим о справедливости. Трудно сформулировать новое, чтобы добавить его к наследию, накопленному человечеством за тысячилетия. Платон, Аристотель, Руссо с Дидро и прочими гуманистами, язва Ларошфуко и Конфуций, Достоевский, Бердяев, Толстой, Ницше, Горький – редко кто избежал искушения подбросить пару собственных поленьев в общий костер мысли. Не спится и мне.

   Задачу, правда, сильно облегчает собственная необразованность. Оправдывает же меня человеческая страсть к сожжению библиотек. Если первое ставит нас, Котя, на одну доску: твое агу против моих рассуждений – всё одно, то второе в кошмаре не исключает, что будущим поколениям вместо Достоевского может достаться д.Вадим. Не дай бог! Но может. Хотя я-то за Фёдор-Михалыча пасть порву, заново не отрастишь).

   Жребий, Котёнок, слеп. В Греции сегодня не живут эллины, в Риме - римляне. Как дым, растаяли могучая Византия и кровавая Ниневия. Современные египтяне разучились строить пирамиды. Культурные традиции прерывались не раз, и нет, увы, никаких оснований думать, что это не повторится вновь. Правда, если падение Рима заняло четыреста лет, то нам неумолимая эволюция предвещает, годиков через пятьдесят, что достаточно будет на несколько дней отключить единую питающую мир и стопроцентно «надежную» розетку, или, как дополнительная опция, изящным, как батман, женским пальчиком нажать на единую клавишу delete, чтобы всё ахнулось к таким-то праотцам и таким же праматерям. Мы проснёмся в другом мире, утверждают в таких случаях сказки и голливудские сценаристы. Исключено, что в лучшем, добавляют они же. Но оставим цинизм. Попытаемся понять, как это, что всё ахнется. Всё, в том числе розовое, милое, любимое, беззащитное. Кто способен понять это?

   Вот ты говоришь: справедливость. Ну, хорошо, не говоришь, да, даже если не думаешь, понимать-то понимаешь. Вот ответь: когда прехорошенький трехлетний ангел хочет автомобиль или куклу, хочет так, что в этом, не важно каком, предмете, для него воплотилась вся вселенная, весь смысл жизни, а у папы на эту малость нет денег - это как? Справедливо? А рождённое при этом чувство обиды? Вспомни кто может! Вот оно: ограничение, породившее первую злость. Не на папу - на мир.

   Хорошенькое дело, из-за пары долларов мир заронил семена злобы в душу карапуза.. Мы растем. Двенадцать. Желания, как и обиды, осознаны, непосредственность отбита. Почему у него новые джинсы, у неё юбка, а  у меня нет? Платежеспособные занимаются теннисом, играют в гольф, ездят верхом и заграницу. Ты тоже занимаешся, но теннис - настольный, гольф – мини, лошадь – пони на карусели. Даже заграница - какая-то не заграничная. По выходным - стокилометровая дача, летом - всевключенная Турция. Не вид на Тадж–Махал из семизвездочного «Шератона». Не он. Далеко нет.

   Кровь, бензином полыхающая в топке эволюции, учит социум осторожности. Демократия и политкорректность набрасывают на действительность покрывало лицемерной пристойности. Сглаживают углы, снижают напряженность, смешивают белое с черным, заворачивая поступки и людей в серое. Усредняют горе. Вводят нормы, пекутся о благе и стандартизируют, стандартизируют, стандартизируют - всё, до чего дотянутся.

   К тридцати пяти в твоей благословенной Германии, если не наркоман и не уехал в Индию, у тебя есть все. Чуть похуже качество, чуть быстрее слезает краска, но все: автомобиль, квартира, размер зарплаты.  «Мелом расчерчен асфальт на квадратики» - казалось таким безобидным. Марш пинкфлойдовских молотков!

  Вы записаны, занесены, подсчитаны. Результаты Ваших анализов( кровь, моча, кал) у нас в компьютере. За год до смерти Вам откажут в страховке. Мы знаем, когда вы умрёте – написано теперь на фасаде любого страхового общества. Иначе общество само умрёт, не сдержав напора конкурентов.

  В этом безумии, пусть ужаснется Киплинг, Запад и Восток локомотивами мчатся навстречу друг другу, в остром желании произвести большой бум. Да, да, Котя, бум. Бум-барабум, как выразилась героиня Милы Йовович в бессоновском «Пятом элементе».Они столкнутся, слетая с рельс, корежа железо и спишут под этот кипеж, ставшие давно невыполнимыми обязательства.

   Но мы отвлеклись. Котя, несправедливость бесит. Ты пашешь в поте лица, а тот своровал - и у него все. Этот палец о палец не ударил, но у него папа. Не такой, как у других, а ого-го-го какой папа! Друг - балбес, но ведь поперло: умерла тётушка-форбс. Кто-то выиграл в лотерею.

   Другой, такой же как ты. Вы близнецы, только он девочка. Но на него обратили внимание. А как же ты?  А на тебя?! Ну, как? Почему? Тянешься из последних сил. Становишься на цыпочки. Цепляешься за ветки. Дно уходит из под ног. Зыбко. Почвы нет. Болото. Вода заливает грудь.Выше. Еще. Рот распахнут в последнем вздохе, глаза выпучены в небо. Не веришь. Не можешь смириться. Рывок. Другой. Жижа равнодушно накрывает тебя, гася свет. Все. Тишина. Трясина хранит тайны и ждет следующих неофитов. Пузырек с последним бульком вырвался из глубины и тихо пукнул на поверхности. Аминь.

   Мы мерим справедливость материальным. Смотрим на нее, как на вещь. Для того, чтобы подняться, спускаемся вниз, чтобы утолить жажду, ищем не родник, пустыню. Надеясь пожать любовь, сеем  обиды. Искренне удивлены результату. Легко подменяем понятия и мчимся по этой дороге во весь опор, выкинув на обочину тормоза. Там, где-то там, за очередным горизонтом, будет время присесть, подумать, успокаиваем, утешая себя... Видимость. Не успеешь вздохнуть - пора на выход. Но!
      
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.      
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.

   Просто, как манная каша. Нажми подходящую моменту категорию: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй, почитай, не упоминай всуе, не сотвори, молись, чти!.. Попробуй, Котя. У тебя большие глаза, в них свет. Дерзай, должно получиться. Вслед за тобою рискну и я. Один точну не сдюжу, уже пытался.

Всегда твой, д.Вадим.