Нищая юродивая страна

    


       Снова черти какой город за бортом остался. Новые каменные джунгли. Корнет вышел из подвала, где провел всю ночь, лежа в спальнике на ржавых трубах. Ему было приятно там спать, ибо никто не может знать о том, что же будет с ним через день. Время скончалось, оно зависло в канале, на дне которого плавали столетия. Мы себя постоянно обманываем. Личность проявляет себя лишь в действии. Человек себя самого как набор потребностей не осознает. Искусство быть пустотой это благо для нас. Шизофрения – это регрессия к нарциссизму.
      Энергично шагал мужик по городу и смотрел прохожим в лица, в их тусклые лица, которые ничего не выражали, но были готовы лишь к тому, чтобы дома отдохнуть от невыносимой работы, а потом снова и снова день и ночь зарабатывать себе на хлеб насущный в муках и страданиях.
      По улицам ходили клоуны и смешили людей, но людям было все равно, ибо их ждали рабочие места, а там и начальник и коллеги, которые давно уже стали ненавистными. Но дети дразнили родителей своих, а родители уже не обращал на них внимания, ибо им теперь лишь бы выжить, лишь бы принести домой хлеба.
       А он все шагал по мрачным дворам, а бабки лаяли, а он крепким ботинком бил им по зубам, но ему совсем не было тошно от того, что сонное царство лежит перед его взором, ведь образ Христа принадлежит пустыне, Азии, где индивидуальное сознание теряется. Христос не повинен в том, что случилось после него. У Востока пять тысяч жизней, у Запада лишь одна.
       Дождь из ведра полил, а он все шел и шел. Но вдруг он увидел, как из подъезда вышла красивая девушка и поманила его к себе рукой. Он вбежал в подъезд и обнял ее, а потом сказал ей о том, что ей надо бы услышать:
- Я не могу спать в комнате, где есть иконы, мне снятся кошмары. Вот в лесу мне спится хорошо, там я в землянке сплю себе на куче хвороста. Культ Вечной любви – дорога на Запад. Христианство сложилось из готических соборов, стихов Данте и кантат Баха, и из мечты о Вечной любви. Был выстроен собственный изолированный мир и создан культ смерти. Все то, что подавлялось и преследовалось в мире здешнем, устремлялось в мечты или воображаемый мир «потустороннего». Так развивается культ вечной женственности, и любовь стала внутренней, душевной. Атомная бомба – это продукт христианства. Технология есть часть их цивилизации. Технология – это бегство от самости, стремление дезинфицировать жизнь. Кали-юга и христианство – одно. Технология – это детище рационального ума, отражение того, как далеко может зайти эго. Красота есть главный плод христианской жизни: красота открывается тому, кто живет единственной жизнью, не желая упустить ничего. Красота всего лишь жест, не более того.
- Что толку бродить в пяти углах, хочу в лес! - Матильда ему жалобно пропела. - Ты назови страницу и строку, быть может, я знаю, кто ты будешь и куда идешь!
- Тридцать три и сорок три! – промолвил басовито Корнет. – Я буду жить в пустыне, мне так надоели леса, мы даже себя не осознаем, но в пустыне буду жить, там буду самим собой. Сияние спустится ко мне, станет моей судьбой.
- И мои видения открывают страницу, где лишь одни сплетенные тела под корнями деревьев, я вижу норы, изрытые кротами сады и огороды, а под ними разлеглись любовники. Их так много! Чудный денек! Побежал по крыше серый кот, и я знаю, что кот-котище вышел из леса, дабы показать путь, где нас тешат деревья, а мы тешим друг друга в ласках. Но иллюзия жизни есть лишь факт того, что смерть тоже иллюзия.
         Она пошла в подвал и на трубах взяла гитару, что была оставлена Корнетом в один из дней. Она стала петь старинный романс, в нем она излила себя, она призналась в любви, а он стал смотреть на черный двор, а на крыльце сидела ворона. Матильда протяжно пела песенку о черной весне, а Корнет подпевал ей своим мощным басом. Вдруг какой-то человек упал на дорогу, видимо, то был самоубийца, раздался страшный грохот, словно бы упал рояль, но нет же, то упал человек. Корнет оглянулся на дорогу, а Матильда все пела свою песенку, сидя на ступеньках, она пела истошно, а он смотрел, как тело самоубийцы исчезает под слоем асфальта, словно бы ничего и не было на дороге.
     «Лес, лес, а что там? Вороны на дубах сидят, молнии по кругу мчатся, мысли вокруг жужжат! Бабочки смеются, мотыльки в космосе парят» - кричала на весь мир Матильда.
      Матильда выбежала на улицу и стала искать ворону, но ее нигде не было, тогда она вернулась обратно в подъезд, но Корнет ушел в подвал, она спустилась по ступеням за ним, а там он уже сидел на стульчике и пил чай с пряниками. Корнет грубовато несколько стал заявлять девушке:
- Я видел своими глазами, как мой полк разбил мощный снаряд, что упал с Марса. Марсиане атакуют. Мне теперь худо, ведь в моей голове живет не одна ворона, там и орел летает, но я орла не выпущу. Я лишний в этом бремени человеческих страстей. Я люблю свои горы, жил там сто лет в одиночестве. Мои горы во мне лишь только. Сто лет добровольного идиотизма.
     Матильда села на теплые трубы и стала петь романс дальше, но уже все тоскливее и тоскливее был ее голос, а потом сказала она очень даже грустным тоном:
- Любви хочется мне, милый, хочется любви, но не пошлой, не грубой, не плотской, а нежной, тихой, яркой, безумной любви, но не здесь, а в лесу, только в лесу, под кустом. Чтобы лисы смотрели на нас обнаженных, чтобы совы летали над нами, чтобы мы были под всеми ветрами, чтобы колоски на нас смотрели, чтобы птицы лишь для нас пели. Я хочу в лес, будем дружить, будем спать вместе в траве. Мертвые города повсюду, мы бежим за горизонт.
         Корнет же не любил лес, он даже дрова колоть не мог, а лес не любил потому, что пустыня его манила. Он понимал ясно, что сегодня его день и ночь в одном флаконе смешались. Флакон лежал у него в кармане. Он быстро достал наган и сказал лютым голосом:
- Матильда, я убью тебя, хватит тебе мучений, убью тебя, а после Христос тебя спасет от мира материального. Убью тебя, дам тебе кольцо от ада, мы пойдем в ад, там нам дадут компот и пирожки в столовой, дадут колбасу, рок музыку включат, дадут травку покурить.
- Стреляй, кащей, дам тебе щей, дам тебе пирогов, дам тебе розу ветров поласкать! – настойчиво просит она. – Убей меня нежно, милый друг, будет нам пир на весь мир.
       Он стреляет в нее, а потом стреляет в ворону, что вылетает из ее пробитой головы, ворона вылетает еще одна, но он промахивается и та ворона, что теперь летает по улице, объясняет ему, что он промазал, что разбил стекло в подвале, что из разбитого окна раздается дикий крик, нечеловеческий вопль. Из головы Матильды вылетел черный дракон, он подлетел к разбитому стеклу и оказался на улице, а там он сжигал жилища людей своим мощным огнем. Городок варился в своем соку, огонь дракона сжигал машины, дома, дети пели псалмы, женщины мыли окна, деды умывались в реке, мужчины чистили картошку на кухнях.
       Все чудесно стало вдруг, тогда-то все было прелестно, тогда-то Корнет взял тело Матильды и понес его на руках в пустыню. А там он умело любил миры, что валялись в небесах, словно сонные коты под мамкой мурчат. Вечно любили они собачек, что спали в их палатке. В пустыне, где ощущается дыхание жаркого песка, им кажется, что они бессмертны. Им слышны шаги варанов, что двигаются по острым склонам желтых дюн. То мечты, их мечты бегут навстречу к их палатке, чтобы дать им вкусить источник мудрости вечной.