Как вам это понравится, 4-3

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Лес.

(Входят Розалинда и Селия.)

РОЗАЛИНДА:
Что скажешь ты теперь? Уж два часа, как минуло с тех пор, а об Орландо никаких известий!

СЕЛИЯ:
С любовью чистой, с грузом дум, во всеоружии душевном ушёл он от всего передохнуть. К нам кто-то, кажется, идёт.

(Входит Сильвий.)

СИЛЬВИЙ:
Прекрасный юноша, поручено мне Фебой
Вам передать послание сие.
О содержании послания не знаю,
Но, судя по тому, как морщилась она
И как сверкала гневными очами,
Когда рукою нервной выводила слог,
Могу предположить, сколь много желчи в нём.
Прошу посланника за это не казнить.

РОЗАЛИНДА:
Само терпение такого не снесло бы.
И это вынести – предел всему на свете.
Ведь, судя по письму,
Я – не красив, манерам не обучен,
Не в меру горд.
И будь я даже фениксом самим,
Она бы и тогда меня не полюбила.
Не лис – я, а любовь её – не заяц.
Зачем она такое пишет мне?
Ты сам, пастух, бумагу сочинил.

СИЛЬВИЙ:
Да нет же! Вам клянусь. И содержания не знаю.
Всё это писано самою Фебой.

РОЗАЛИНДА:
Ты, право, просто  – сумасшедший,
В любви до крайности дошедший.
Не верою, что письмо она писала.
Я вспоминаю руки Фебы:
Они шершавы и желты.
Я даже думал, что она в поношенных перчатках.
Да не могла она такое сочинить!
И слог и почерк здесь мужские.

СИЛЬВИЙ:
Задумано и писано всё ею.

РОЗАЛИНДА:
Откуда яростный и грубый тон,
Стиль оскорбленного не в меру дуэлянта?
Кто объяснит? Кто знает?
Откуда столько  ядовитых жал
Которые она в меня вонзает,
Как турок в иноверца свой кинжал.
Нет в женской голове такого смрада,
Сие изъято дьяволом из ада.
Слова извержены из адского котла,
Их смысл – чернее эфиопа.
А не желаете ль послушать?

СИЛЬВИЙ:
Прочитайте.
Я содержание письма совсем не знаю,
Зато жестокость Фебы представляю.

РОЗАЛИНДА:
И вот что Феба-деспот пишет:
 (Читает.)
«Не ты ли снизошёл с небес
И мерзким гадом в сердце влез»?
К лицу ли брань такая деве?

СИЛЬВИЙ:
Такое вы зовёте бранью?

РОЗАЛИНДА (читает):
«Ужели по другому и не можешь? –
Зубищами своими сердце гложешь».

Вы слышали когда-нибудь такое?

«Меня сверлили взглядами обильно,
Но никогда не ранили так сильно».

Меня она считает  за самца.

«Коль гнев твоих речей
И грозный блеск очей
Во мне родили страсть,
В какую б впала сласть
И как была бы рада
Когда бы доброго ты удостоил взгляда!
Ты унижал, а я – любила,
Когда б не так! Ах, что бы было!
Решилась я на случай крайний,
Посол не ведает о тайне,
Пришли же мне скорей ответ.
Я – вся твоя. Ты – жизнь и свет.
А коли быть отказу,
То свет померкнет сразу»!

СИЛЬВИЙ:
По вашему всё это брань?

СЕЛИЯ:
Ах, бедный пастушок!

РОЗАЛИНДА:
И ты его жалеешь?  Он не достоин жалости совсем.
Как можешь ты такую женщину любить? Она использует тебя, как дудку, мотивы жалкие свои перебирая! Ужели фальши ты не чувствуешь совсем? А, впрочем, возвращайся к ней. Любовь тебя сподобила ужу – ты обречён вкруг этой твари виться. А ей я не письмом, а устно отвечаю: любовь её ко мне я на тебя переключаю. Коль воле воспротивится моей, то обещаю, что все общения я с нею прекращаю, пока ты сам об этом не попросишь. И если ты действительно влюблён – не возражай и удались, поскольку к нам явились гости.

(Сильвий уходит.)
(Входит Оливер.)

ОЛИВЕР:
Привет, красавцы, не подскажите ли мне, где здесь овчарня под оливами близ леса?

СЕЛИЯ:
Вон там в лощине, где ручей и наклонилась ива. Поодаль же изба – сама себе хозяйка. В ней обитателей  давно уже не видно.

ОЛИВЕР:
Язык мне вас прекрасно описал,
Глаза ж мои меня не обманули.
Одежды, возраст подходящий:
«Мальчишка светленький,
Похожий на девчонку,
Сестрою представляется для той,
Которая поменьше, посмуглее».
Не вы ль хозяева избушки на опушке?

СЕЛИЯ:
Скрывать не будем – мы.

ОЛИВЕР:
Орландо кланяется вам, а той что Розалиндою зовётся, платок, омытый кровью посылает. Так это вы?

РОЗАЛИНДА:
Да я. Но  как всё это понимать?

ОЛИВЕР:
Не знаю я, куда мне от стыда деваться, когда придётся мне признаться, откуда обагрённый кровию платок и кто я есть на самом деле.

СЕЛИЯ:
Так не тяните же, скажите.

ОЛИВЕР:
Когда Орландо молодой расстался с вами,
То обещал вернуться через час.
Он шёл дорогою лесной,
Питаясь пищею фантазии богатой,
Ввергавшей юношу то в радость, то в печаль.
И вдруг увидел страшную картину:
Под дубом, мхом украшенным седым,
Поникшим старыми могучими ветвями
Лежит в лохмотьях бородатый путник,
Его изнеможение и сон свалили с ног.
Вкруг шеи ожерельем золотым змея ,
Разверзши пасть нацелилась в  уста.
Увидев приближение Орландо,
Змея в кусты немедля удалилась.
А там лежала львица в изготовке,
Кошачьим глазом в путника упершись,
Момента пробужденья ожидая.
Ведь мертвечины  царь зверей не ест.
Когда ж Орландо ближе подошёл,
То в путнике узнал родного брата.
СЕЛИЯ:
О брате мы наслышаны немало. Со слов Орландо брат – страшнее зверя.

ОЛИВЕР:
Таков и есть. Орландо можно верить.

РОЗАЛИНДА:
Трагедии Орландо помещал?
Ужель угодно было худшему случиться – живой кусок оголодавшей львице?

ОЛИВЕР:
Два раза порывался он уйти.
Но доброта и кровь вставали на пути.
В нем предки победили гнев
И он пошёл на схватку с львицей.
Шум схватки той меня и разбудил.

СЕЛИЯ:
Так вы на самом деле брат его?

РОЗАЛИНДА:
И это он, кто вас от зверя спас?

СЕЛИЯ:
Не вы ли, в самом деле, его убить всегда хотели?

ОЛИВЕР:
Я в прошлом – тот, но в настоящем – этот, в ком стыд терзает больно душу.
Раскаянья бальзам уже врачует рану.

РОЗАЛИНДА:
Но почему в крови платок?

ОЛИВЕР:
Когда слезами мы омыли муки,
Которыми судьба нас одарила,
А он узнал ,как я сюда попал,
То к герцогу меня сопроводил,
А тот душевно и тепло приветил,
Одев и накормив, оставил с братом.
Затем пошли в пещеру к брату.
Когда в пещере он разоблачился,
Увидел я зияющую рану,
Ему той львицей нанесенную в борьбе.
Кровь хлынула ручьем,
Он потерял сознанье,
И, падая,  воскликнул: «Розалинда»!
Перевязав его, привел Орландо в чувства.
И он немедля мне велел вас отыскать,
Хоть с вами не был я знаком,
И попросить прощения за то,
Что слова не сдержал,
А окровавленный платок вручить мальчишке,
Которого он в шутку называл своею Розалиндой.

(Розалинда падает в обморок.)

СЕЛИЯ:
Что, милый Ганимед, с тобою?

ОЛИВЕР:
При виде крови многие робеют.

СЕЛИЯ:
Вот и прошло. Кузина Ганимед!

ОЛИВЕР:
Смотрите, он в себя пришёл.

РОЗАЛИНДА:
Домой бы  мне сейчас.

СЕЛИЯ:
Тебе поможем мы. Возьмите под руку его.

ОЛИВЕР:
Взбодритесь! После этого всего, какой же вы мужичина!

РОЗАЛИНДА:
Действительно, вы правы. Не плохо я сыграл, не правда ль? Вы непременно расскажите брату, какой великолепный я актёр!

ОЛИВЕР:
По цвету вашего лица об этом вряд ли скажешь. И на притворство это вовсе не похоже.

РОЗАЛИНДА:
Я уверяю вас, что было всё притворством.

ОЛИВЕР:
Так соберитесь и мужчиной притворитесь.

РОЗАЛИНДА:
Я так и сделаю, но лучше бы  мне женщиною быть.

СЕЛИЯ:
Да ты бледнеешь на глазах. Скорей идём домой.  И вы идите с нами, добрый сударь.

ОЛИВЕР:
Конечно же иду. От Розалинды надо получить прощение для брата.

РОЗАЛИНДА:
Я над ответом поразмыслю,  но не забудьте передать, как я умею притворяться.

(Уходят.)