Моня Панькин

...

Я был на Дне Рожденьи у Скульптора,
где услыхал и эту историюот человека,
имени которого, увы, не знаю.


Моня Панькин

За годы эмиграции, – безработности, случайных чёрных заработков, бесцельного прозябания в броунарии в форме сытого отброса, бессмысленного созерцания разного рода каталогов, – Монин словарный запас родного языка улетучился, выветрился как одуванчик осенью, осталось небольшое количество слов, сотня, плюс-минус, для общения с таким же неудалюгой, при котором интонация и ключевое ругательство необходимые и достаточные условия, чтоб глубоко вникнуть в душевное состоянние собеседника и отобразить в нём своё. Если слов не хватало, что бы понятно выразить мысль – приходило на помощь согласное молчание.

Как обычно в хорошую погоду, вечером в пятницу, чтоб уютно скоротать несколько часов скуки-докуки, собралась небольшая мужская бригада пожилых переселенцев в скверике, что за городской больницей, в месте, официально разрешённом для такого рода времяпровождения.
Распили несколько бутылок водки, отполировали пивом, но так как всё принималось под мясо, тут же сготовленное на мангалах, то и выглядело к концу вечеринки всё вполне прилично, даже по-культурному: никто не вырубился под куст, не разблевался под себя или на товарища, более того, к «закрытию вечера», уже почти в темноте, совместными силами полянка была убрана, то есть приведена в божеский вид хоть, а мусор и отходы были сложены в мусорные пакеты.
Моня возвращался ночью с двумя полными мусорными пакетами. Он был хорошо пьян, но шёл твёрдо, глаза поблёскивали в ночи, он был удовлетворён вечером и прибитым насмерть временем, а так же тем, что ночевать будет дома в своей холостяцкой кровати, а не под кустом, что ещё не было ясно в начале вечеринки и по ходу, но стало совершенно определённо теперь.
Дома ждала бутылка пива и постель, всё двигалось по плану.
Моня не приметил, как на малой скорости из-за угла одного из домов вырулила патрульная машина, а приметив её и убедившись в мигалках, хоть и «спящих», и поймав боковым зрением всю машину, он, вдруг, как был с пакетами в руках резко сиганул в придорожные кусты. Зачем он это сделал – он и сам себе не смог бы объяснить. Сидя в кустах, он лишь оправдательно пробормотал: «Затмение, что ли? Ну и от вас, сук, на всякий случай лучше подальше быть... От вас подальше – к жизни поближе!»
Полицейская машина никак не отреагировала на промелькнувшего в кусты человека и проехала, и скрылась, повернув так, как повернула дорога.
Моня вылез из кустов, отряхнулся, стал на дорогу, сжал крепче пакеты и продолжил путь. Он прошёл ещё метров сто и вдруг дверки машины, мимо которой он шёл, распахнулись и из неё вылезли двое полицейских. Они вежливо остановили Моню, представились и поинтересовались документами.
Сначала Моня заволновался, суетно растерялся, позабыл все те слова чужой ему речи, что имел в запасе, да и своя речь потерялась, только мычалось, мыкалось что-то... Ему было противно, что он, человек с высшим образованием, воняющий перегаром за три версты, должен отчитываться перед людьми в форме, которым чем-то не показался, и которые ждут от него объяснений. Полицейские терпеливо ждали. Моня в конце концов вспомнил пару слов и даже сумел объясниться, почему документы не при нём...

А кто на пьянку берёт документы?! Потеряешь, начнётся головная боль, кому это надо?! А в том, что живут демократы без понятия, что такое «пьянка», мы, иммигранты, не виноваты!..

Полицейские заинтересовались содержимым пакетов, что Моня продолжал сжимать в руках.
Мусор, – просто отвечал он, иммигрант гражданам.
Полицейских, мужчину и женщину средних лет, подтянутых и со здоровым блеском в глазах, что как известно имеет для оценки здоровья собеседника то же значение, что блеск шерсти у собаки – ответ не устроил и женщина спросила, почему Моня не выбросил мусор в один из трёх контейнеров, что он миновал по пути.
Поняв вопрос, Моня искренне удивился и ответил на кривом русском немецком языке: – «Как я буду использовать чужие контейнеры, чтоб класть в них своё дерьмо? Ведь жильцы дома  платят за них свои кровные. И не уговаривайте! Я выкину мусор в контейнер возле своего дома, – и тут он выдал фонтаном когда-то засевшую в лысой голове и всплывшую из небытия  фразу: – Надо жить по-закону!»
Женщина согласно кивнула, мужчина в форме сказал: – «Конечно!»... – и предложил Моне проехать в отделение, и аккуратно вынул из рук Мони пакеты. Моня понял: задержан.

Ему надели наручники и усадили на заднем сидении, пояснив: так положенно. Поставив в багажник пакеты с мусором, рядом с Моней сел мужчина, а женщина за руль.
«Наркоту ищут! – просек Моня. – Как бы не вкинули, знаем мы!..»
Он не сводил с пакетов глаз всю дорогу, а когда шёл в отделение, глядел как корова: одним глазом на полицейского, другим на его коллегу, оба они несли по пакету, надев перчатки; от внимательности, и Моня чуть не свалился, не приметил порожек.
В отделении наручники сняли, обыскали и изъяли ключи, больше ничего не было.
Полицейские «пробили» его через компьютер как личность, установили статус, адрес, прогнали по разным компьютерным фасеткам... Сказали, что он может вызвать своего адваката. В ответ Моня поморщился. Напомнив ему о его правах, занялись составлением протокола опроса и около часа ночи спросили:
– Что в пакетах?
Моня так разволновался происходящим, что у него и так-то уже не имеющего мозгов, возникло ощущение, что там, где они должны быть, что-то плавится. Он в жизни не знал, что такое адвокат, тем более – свой! Прожил век без судов и адвокатов. А происходящее отшибло у него всё, кроме инстинктов и вместо того, чтоб попросить государственного адвоката и переводчика, он попросился в туалет, его повели. Но он вдруг остановился и потребовал, чтоб пакеты несли с ним. Полицейские одели перчатки, взяли пакеты и повели Моню в туалет. Став над толчком он извинился, что дверь приоткрыта – а кто бы ему дал её закрыть! – и, не сводя ни на миг глаз с пакетов, с удовольствием справил малую нужду, а затем, застёгива штаны, уже на русском пробормотал: «Извините, янтарная, а не золотая!» С пользой выиграв время, он справился с волнением.
Вернулись на исходную. Полицейские принесли и поставили пакеты так, чтоб их видел задержанный, сняли перчатки. Все уселись.
– Мусор, – отвечал Моня и стал неспешно, ломано, в одном падеже, подробно объяснять. Сегодня, мол, собрались он и приятели и плотненько посидели, тут Моня вдруг подмигнул дядьке-полицейскому, мужским коллективом, так сказать, выпили неудачники, а после убрали за собой, как это положено в хорошей и цивилизованной Германии.
– Хорошо, – сказал Полицейский, – а куда вы ночью несли мусор?
– Домой, – простодушно ответил Моня Панькин.
– К кому домой?
– К себе.
– А почему Вы несли мусор домой?!.
– А куда я его должен был его нести?
– Вы прошли с этими пакетами, – вклинилась злым тембром Полицистка, – три, – она показала на пальцах число, – мусорных контейнера!!! Советую вам говорить правду!
Назвать явки, пароли, адреса! Тупые! – беззлобно, а как грустный эпикриз подумал Моня, – плохой и не очень хороший следователь. И он пустился в объяснения на кривом русском немецком, решив, что давеча его не поняли: – Я же уже всё объяснил! То ж контейнеры, что на пути – не мои, они не моего дома, они не моего хозяина... За вывоз тех контейнеров – другие люди платят. Нас на языковых курсах учили: только в свой контейнер выкидывать мусор, что возле дома проживания, по-честному жить, а не подкидывать соседу, и что за наоборот бывает штраф.
Полицейские перемигнулись в своём формате.
– Кто был с вами на празднике! Отвечайте! – вдруг резко наехала Полицистка, едва только они разобрались с тем, что Моня хотел сказать и потому повторял всё по несколько раз, подбирая слова и оттенки, и поясняя руками и мимикой...
«Кто ещё был на празднике?.. Кто был, тот уже ушёл!.. – Моня врал, почему: генетический опыт Бескрайних, или природная осторожнось, или порядочность... – На вечеринке со мной были... незнакомые люди... – остановился и добавил: – Мы сегодня познакомились, а после разошлись... навсегда. Один с мангалом попался, другой с мясом, третий... со спичками... Я – водку принёс... Кто-то пиво... Было всё по-закону... Разошлись так же, как сошлись... Один с мангалом... Другой... Третий... Неприметно! вот, убрали всё за собой...» – ему не верили, он видел это по глазам.
Полицейский куда-то позвонил и вскоре в эту большую комнату вошло ещё двое полицейских, как оказалось – понятых... Через несколько минут на трёх столах, каждый метр на два или даже больше, было свободно разложено, как в экспонаты в галереи, содержимое обоих Мониных пакетов: грязные смятые разовые тарелки, благоухающие мятые разовые стаканчики, всё в остатках кетчупа, горчицы, какие-то упаковки от колбас, грязные солфетки, обгрызенные куриные кости, обкусаные куски мяса, обломки хлеба, какие-то вывалянные в земле ошмётки овощей и фруктов, салатов, консервные банки, всё в перемешку с разлезшимися чинариками...
Прибавилось запахов.
– Вот как хорошо мы убрали... по-культурному! Сами видите, – простодушно сказал Моня.
Однородная масса, четырьмя руками в перчатках аккуратно и неспешно досматривалась и разлагалась на составляющие; понятые глазели.

«А вон там мой недогрызенный кусок курицы, тот, что эта Полицистка на край стола поклала... Надо было доесть... Не хотелось... Я б и выпил уже ещё, – с тоской подумал Моня наблюдая сказочное и непонятное действо, – ей-богу, надо было догрызть... а она его перчатками... фу...-как! Но что-то поесть захотелось, однако, и пивка б принял... Фу, как она его!.. Что ж они тут шукают, какую нефть? Наркотиков не видно? А чёрт знает, как они выглядят, я их – не вижу, а они: знают?! Надо смотреть, чтоб не подбросили...»

Всё содержимое мусорных пакетов было внимательнейшим образом осмотрено, потрогано руками, понюхано. Досмотр был закончен около половины третьего ночи. Моня сидел и клевал носом... Старался не заснуть и в ужале пробуждался, если проваливался в сон.

Полицист куда-то позвонил и что-то пролаял в трубку.  Моня понимал, что когда нужно уйти – ему укажут на дверь. Он старался не уснуть, бессвязные мысли томили его, временами виделись то холодное пивко в холодильнике, то полпакета селёдки по семьдесят пять центов, то каки-то картинки из детства, где он с папой и мамой взявши родителей за руки радостно и бодро шагает в большую жизнь. Родителей давно нет, а жизнь, хоть и не такая большая и широкая, не такая звонкая и солнечная, ещё есть... Воздух в комнате стал тяжёл, насытился запахом мусора и дыханием пяти людей, сигаретным дымом, Мониным перегаром.
Все окна, вероятно, согласно инструкций, были наглухо закрыты. Понятые ушли пить чай, дежурство выдалось спокойным, кроме Мони с пакетами – никого.
Вскоре Полицист и Полицистка принесли зачем-то отрез полиэтилена метров пять на полтора, аккуратно положили его вдоль столов на пол и принялись перегружать поштучно мусор со столов на полиэтиленовую дорожку. Моня разинул глаза, сон на миг слетел... К трём часам утра окончили это странное занятие, за которым Моня, уже вновь в полудрёме, тупо и напряжённо наблюдал. Только хозяева перекурили, как прибыл кинолог с овчаркой, бодрой любвиобильной сучкой, что радостно и от удовольствия жизни повизгивала и готова была всех облыбзать в нос и губы за то, что ей так рады здесь и сейчас будут с нею играться.
Вернулись понятые.
Полицейский потряс Моню за плечо, решив разбудить, думая, что тот уснул, а убедившись, что не уснул – попросил не делать резких движений.
Кинолог посадила собаку у левой ноги, похлопала себя по кармашку, в котором она прятала собачью игрушку, и дала пёсику команду на поиск. Собака, радостно вертя хвостом, бросилась работать. Она скользила носом по мусорной куче, туда-сюда, принюхивалась, облизывалась, лапы её порой чавкали на пропитанных жидкостью салфетках... Она было прикусила было недогрыщенный Моней кусок курицы, но инструктор рявкнула на неё. Собака виновато вильнула хвостом и стала работать старательнее. Инструктор похвалила её и та стала ещё старательней исследовать мусор на предмет наркоты; прошла ещё круг по кабинету, понюхала полочки у концелярских столов, покрутилась у мониных карманов и подошв, лизнула ему руку, – от ужаса от распахнутой собачьей пасти, сон опять слетел с Мони напрочь! – затем сучка тявкнула, вернулась к мусорной куче и пошла на новыё заход...
В это время Полицист неприметно для собаки подбросил в мусор какой-то предмет. Моня опешил, резко встал и застыл с раскрытым ртом, желая правды, но больше боясь собаки. Поисковая сучка, вернувшись к мусорной куче, определила подброшенный ей предмет и нетерпеливо залаяла над ним и тут же интруктор и другие полицейские начали её дружно хвалить. Через полминуты псина играла «найденным» предметом, а ещё через минуту она и инструктор исчезли...
Моня сообразил, что подкинули таинственный предмет не ему, а собаке, но всё равно очень разволновался.
Было без пяти четыре, когда понятые ушли. Полицистка подошла к Моне и сказала, он может идти домой – свободен.
Моня тупо встал, задумался и... спросил: – «А мой мусор?»
– Вы можете его оставить здесь, – сказала Полицистка.
– Это мой мусор! – тупо сказал Моня.
Полицейские подозрительно переглянулись, потом женщина в форме сказала: – Хорошо, мы привезём его Вам завтра утром.
– В этом случае я не отвечаю за содержимое и я не буду подписывать протокол, – у Моня было правило: никогда и никаких бумаг у людей с удостоверениями не подписывать.
Ему вернули ключи. Проездной не изымали. Больше у него ничего не было.
– Гадёныши!!! – беззлобно сказал он выходя из отделения.
Уже пошли трамваи. Моня проехал две остановки.
Поднялся на третий этаж. Открывая дверь, подумал: – Лучше б я упился до соплей... и под кустом переспал, ибо нам так уставать не под силу, а главное не в кайф! Как раз сейчас бы и проснулся! Мы ж – не писатели или поэты, а люди простые, материальные: пожрать, поспать, выпить, газету полистать бесплатную... Видал я такие вечеринки!.. – и, неумеющий разменивать в жизни неудачу на удачу, не обученный этой цели, тёмный и добрый человек, он закурил, выпил бутылочку пива, а потом лёг спать.

Без четверти восемь его разбудил долгий настырный звонок в дверь. Моня, матерясь, как кинорежиссёр на съёмках и истомящийся нехваткой народной славы, зло нажал кнопку открывания двери. Дверь в подъезд распахнулась, и снизу послышался бодрый приближающийся топот ног. Моня открыл дверь.
Полицейские, сказав «Доброе утро!», поставили у двери в квартиру два полных мусорных пакета, затем сказали до свиданья и ушли, снимая на ходу разовые перчатки.
Моня закурил, надел шлёпки, поставил дверь на бышмак, чтоб не захлопнулась, взял пакеты и яростно спустился вниз, вышел из подъезда и с удовольствием зашвырнул пакеты в мусорный бак... Захлопнулась дверь в подъезд. Похмельно и устало заныло в голове. Моня взвыл и с отвращением нажал на придверном пульте звонков одну, другую, третью кнопку... Кто-то ему отворил. Он поднялся домой, достал из загашника бутылку водки, выпил полстакана, накатил бутылкой пива и побежал досыпать.

Хавельзе,
20.06.2007
Ханновере, 2013

....


Рецензии