Повесть 9 из книги такие разные ягоды

Повесть 9 из книги "Такие разные ягоды" П.Краснощеков.

                КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ ИЗ ДЛИННОЙ ЖИЗНИ КСЕНИИ СКУПОВОЙ

                РЕВОЛЮЦИОНЕРКА
   Было лето 1907 года. Это было время поражения революции 1906-1907 годов. Это было время введения военно-окружных и военно-полевых судов с расстрелами и виселицами и массовыми отправками на каторгу.

   Третий по возрасту брат Ксении Шапошников Василий Степанович служил на «Потёмкине» и активно участвовал в знаменитом матросском бунте на корабле. После ухода корабля в Румынию, и сдачи его румынским властям, матросы почти все нелегально вернулись в Россию и влились в ядро профессиональных революционеров различных партий. Василий стал активным членом РСДРП. После неудачи Первой Русской революции  он с тремя товарищами скрывался на баштане Шапошниковых под видом сторожей. Связь с центром у них была налажена по пароходной линии, механик на одном из пароходов был курьером партийной почты. Посылки получал отец Василия, который поддерживал сына, а вот на баштан уже непосредственно в руки почту носила самая младшая из сестёр Шапошниковых – Ксения.
 
   Ксения закончила первый год обучения церковно-приходской школы, уже бойко читала, считала. На дно маленькой ивовой корзиночки под бумагу клали газету «Искру», сверху клали продукты для сторожей баштана. Девочка с продуктами в корзине для сторожей не привлекала посторонних и подозрительных глаз. Ксения очень любила ходить в гости к сторожам, Карп  обучал её рисованию, с Василием они учили стихи Некрасова, Егор обучал её французскому языку. Словом, то лето и баштанных сторожей Ксения запомнила на всю жизнь. На этом её революционная деятельность и закончилась.
                *            *           *

                МАГАЗИННЫЙ  ВОР
   В октябре 1942 года снег уже лежал и в тайге, и на улицах Сой-Ю, на берегу ещё не замершей Печоры, от которой по утрам стлался густой туман. Ксения рано утром шла в свой магазин затапливать печь, раннее туманное утро еще не освещённое, уже по-зимнему, низким северным солнцем, располагало к медлительности и раздумьям. Тяжёлое положение на фронте, немец уже почти захватил Сталинград и уже перерезал снабжение страны с Каспия, откуда шла почти вся необходимая стране нефть. Мишенька пишет, что он где-то далеко на севере от Сталинграда. Фронт, везде фронт, везде стреляют, везде бомбят, везде убивают солдат.
За раздумьями она не заметила, как подошла к магазину. Там уже стоял, молодой, худой и длинный паренёк, склонившись над замком.
- Сынок, ты что там делаешь?
- Мать, взламываю магазин.
- А зачем, там же почти ничего нет.
- А мне ничего и не надо.
- Так зачем же ломаешь замок.
- Мне, мать новый срок нужен.
- …
- Нас, кому от срока осталось менее полгода, всех отправляют на фронт в штрафные роты. А сейчас там под Сталинградом штрафники живут не более двух дней, а я хочу жить, мать. Я жить хочу-у. Вот взломаю ваш магазин, мне за побег три года дадут, да за магазин прибавят, я от штрафроты и откошу. Лучше здесь на нарах войну пересижу.
- Э-эх, сынок, от судьбы не уйдёшь. Написано на роду тебе погибнуть, погибнешь и здесь, а не написано, так и на фронте выживешь. Вот возьми ключ, открой ключом, не ломай замок.
- Не-ет, мать, тогда и тебе срок дадут за соучастие в ограблении, помоги лучше мне сломать этот чёртов замок, руки уже замерзли.
- Тогда в дровянике возьми рубачёк, им сподручнее ломать.
- Ну, вот и готово, иди мать зови коменданта.
Когда Ксения с Игнатом Петровичем и охранником с винтовкой вошли в магазин, воришка сидел на стуле, смачно курил большую «козью ножку», пуская дым в потолок. Карманы оттопыривались украденным товаром, из сапога демонстративно торчала бязь, намотанная вместо портянок.
- Гражданин начальник, пиши протокол о взломе магазина и запиши там, что я сам добровольно явился с повинной, - все так же сидя, развалившись на стуле, откинув левую руку за спинку стула, и, затягиваясь самокруткой, говорил утренний магазинный грабитель.
- Шо-о, шоб я составлял эту бумагу?  Шоб я, Игнат Петрович Бабуля, единственный комендант на Печоре, не отправивший в тюрьму ни одного человека, и ты хочешь шоб я за три пачки махорки и два куска мыла…
- И полтора метра бязи, - уточнял грабитель.
- …и полтора метра паршивой бязи замарал свои руки? Да от нас из Сой-Ю ещё никто в тюрьму не пошёл и сейчас грех на душу не возьму. Теперь ты наш «крестник».
- Чего ты кичишься, начальник, не посадил никого, а сколько положил в той роще за посёлком? На каждом дереве по несколько зарубок.
- То не моя вина, не я привёз эшелон женщин, стариков и детей на дикий  берег Сой-Ю, перед зимой. И то, что перезимовали  в первую зиму надо бы поклониться в ножки Самсону Абрамовичу, нашему строителю. В некоторых спецпоселениях в первую же зиму никого не осталось. А вот вы уголовнички, так вашу мать, сколько раз воровали хлеб, выпеченный для Сой-Ю, сколько голодных ночей из-за вас провели дети, старики, женщины, кору мололи и вместо муки из неё оладьи делали. - И уже охраннику, - Данила, тресни ему прикладом по дурной его башке, чтоб кровь пошла, пусть поганец кровью смоет свою вину. Свяжи ему руки, отведи и сдай его в лагерную больничку.
- А товар, что он забрал? – Спросила Ксения.
- Это ему будет подарок от нашего колхоза, как будущему фронтовику, он повернулся и вышел из магазина явно расстроенным.
 
    Перед магазином уже собралась целая толпа шумевших женщин.
- От ворюга, что удумал, наши сыновья на фронте защищают нас от немца, а он отсидеться захотел? Игнат Петрович, дай его нам на пару часов, мы ему паскуднику мозги вправим.
- Марька у нас знает, как с мужиками расправляться, выпотрошит его так, что и до лагеря не дойдёт своим ходом,- подначивали  Марьку бабы из толпы.
- Бабоньки, да никуда наш крестник от фронта не денется. Всё это он от  детской дури сделал. На фронте ещё таким воякой станет. Ещё и письма нам с фронта будет писать.

   Потом через лагерную больничку в колхозе узнали, что самоволка к бабам перед фронтом начальником колонии было расценена, как хулиганство, колхозного «крестника» просто до отправки команды на фронт посадили в карцер. Правда, «крестник» всё твердил о каком-то ограблении магазина, представлял даже вещдоки, но комендант Сой-Ю показал, что был он по утрянке у колхозницы, за хорошую «работу» от неё получил в дорогу табак, мыло и портянки.
О дальнейшей судьбе колхозного «крестника» Ксения не знала, а письма в колхоз он с фронта не присылал.
                *           *          *

                ПРИВЕТ ИЗ ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ
   Шёл 1948 год. Ксению наконец-то взяли на работу в Антиповское сельпо продавцом в хлебный магазин. Кроме хлеба там были и кондитерские товары. Кстати, хлеб тогда продавали не всем желающим, а по составленным в сельсовете спискам. Те семьи, которые, по мнению председателя сельсовета, могли сами дома выпекать хлеб, в списки не попадали.

   Летом на каникулах Лёля зашла к маме на работу, запах свежевыпеченного хлеба кружил голову девочки, с детства не понаслышке знавшей, что такое голод. Тут на полу вдруг она увидела лежащую корочку хлеба – припёк, видно, отломился от сайки хлеба и упал на пол, покупатель не стал его поднимать и он достался по нечаянности Лёле. Она присела в уголок и начала, растягивая удовольствие, грызть его. Открывается дверь и входит председатель сельпо. Лёля ещё сильнее вжалась в уголок, корочку спрятала глубоко в рукав и притаилась как мышка. Председатель что-то спросил у Ксении и вышел из магазина.
- Лёля, ты чего там притаилась?
- А я тут нашла сухарик и грызла его, испугалась, что дяденька за этот сухарик выгонит тебя с работы.
- Ох, бедная моя девочка, как же нас запугали, мы всего боимся, - говорила Ксения, поднимая с полу свою дочь, крепко обняла её и тут обе расплакались. Не успели просохнуть быстрые женские слёзы, заходит паренёк и протягивает Ксении маленький бумажный свёрточек.
- Тётя Ксения, бабушка передала этот свёрточек и просит дать ей сколько-нибудь конфет к чаю, она болеет и хочет попить чайку с конфетами, а денег у нас дома нет.
- Ксения разворачивает свёрточек и узнаёт своё французское кружево, которое было у неё на венчальном платье. Видимо новые хозяева после раскулачивания платье износили, а кружево спороли.
- Что, бабушка болеет?
- Болеет, тётя  Ксения, и уже давно. А ещё она почему-то просила у вас  прощения, говорит, что умирать без вашего прощения ей тяжко.
- Бог простит, Феденька, и я прощаю. Передай бабушке, пусть выздоравливает, надо жить,  - со вздохом сказала Ксения, отвешивая конфет для больной.
Когда Федя ушёл, Лёля спросила маму:
- Мама, а я ничего не поняла, что это за свёрток.
- А вот иди, посмотри, вот эти французские кружева были пришиты на моём подвенечном платье. Когда нас раскулачивали, Федина бабушка или дедушка,  взяли в счёт десяти процентов за участие в раскулачивании это платье. Платье сносили, а кружева выпороли и никуда не смогли пришить, они были на простых крестьянских платьях как «на корове седло».
 
   Да и Скуповы не могли долгое время использовать эти французские кружева, только через пять лет это кружево было пришито к выпускному школьному  платью Лёли, она в нём ещё щеголяла и на всех институтских вечерах. А потом платье износилось, и кружева с годами затерялись где-то на антресолях, появились новые, более красивые.

   Но не всегда люди, кто, по сути, грабил во время раскулачивания семью Скуповых, признавали или хотя бы чувствовали за собой свою вину, было и совсем по-другому. Были мелкие пакости в школе и на улице девчатам от их сверстников. Заливали чернилами школьные тетради, книги, устные оскорбления за спиной, незаметно брошенные на улице снежки, камни, некоторые учителя напоминали, что они из семьи репрессированных. Не принимали Лёлю в пионеры. Не находилось работы для Ксении, а деньги, привезённые с Севера, таяли. И вот, наконец, Ксению взяли в Сельпо продавцом в хлебный магазин, а затем и Павла Ивановича рыбаком в Сельпо. Вскоре Ксению перевели продавцом в промтоварный магазин. Жизнь вроде бы налаживалась. Но…

   Однажды в промтоварный магазин экспедитор Сельпо привёз из района товар, был там и рулон красивого и дорогого крепдешина, на нём висела заводская пломба и бирка, указывающая цену и метраж рулона. Ксения проверила пломбу, все, казалось бы, было в норме. Распродав половину рулона, Ксения поняла, что в рулоне основательно не хватает метража. Местные «кулибины» из торговых снабженцев точно рассчитали, что продавец из репрессированных вряд ли будет жаловаться в органы. Да и   врагов народа, бывших кулаков не зазорно и объегорить. «Небось, кубышка где-нибудь припрятана, потрясут свою мошну-то». Так оно и случилось, жаловаться не стали, просто пришлось Скуповым продавать свои вещи, скотину и вносить недостачу.
                *           *          *

                ПРИЕХАЛ ЗАГОРАТЬ, ТАК…
   В доме Скуповых всегда было много гостей, особенно, когда уже поселились в Нижней Добринке в большом дворе с тенистым садом, вырос большой виноградник. За время прошедшее после возвращения с Печоры наладились связи с многочисленными родственниками, раскиданными волей Судьбы по стране смутным временем. Чаще приезжали отдохнуть позагорать летом, приезжали просто пообщаться, посоветоваться. Некоторые умудрялись привозить на лето своих питомцев, комнатные цветы, а двоюродный брат Евгений каждый год привозил на лето своих красавец-кур с не менее красивым петухом. В Волгограде он работал ветврачом на центральном рынке, в центре города был у него домик с двориком 10 на 20 метром. Куры какой-то особой породы весь год сидели у него в вольере, а вот на лето их он привозил в Добринку позагорать, погулять на природе. Всё бы ничего, но его петух очень уж был задиристый, за что ему ещё в детстве выклевали в драке левый глаз, поэтому его звали Красавец одноглазый.  И ходил он по двору всегда склонив на лево голову, чтобы больше был обзор единственному его правому глазу. Почти всё лето они с местным петухом Петькой, решали главный для них вопрос: «Кто во дворе хозяин?»
Гена, внук Ксении постоянно с хворостиной разнимал их,   приговоривая:
- Ну, ты, Красавец одноглазый, приехал загорать, так загорай, а нечего тут нашего Петьку доставать.

   Эта его фраза так понравилась в доме, что часто говорили кому из гостей и в шутку, а бывало и всерьёз:
- Приехал загорать, так загорай, а нечего по всем ночам за шахматами просиживать.
- Приехала загорать, так загорай, а нечего себя голодом морить, вес сбрасывать.
- Приехал загорать, так загорай, а нечего в комнате с книгой валяться.
- Приехал загорать, так загорай, а нечего в карты дуться.
                *            *           *

   Младший внук Павлик по утрам очень уж не любил умываться, ему об этом напоминали все, однажды на вопрос: «Павлик, а ты умывался сегодня?»
- Деда Паша, скажи им, я же вчера вечером весь купался в душе. Чего они меня достают?
Фраза «я же вчера вечером весь купался», долго гуляла в доме Скуповых, даже, когда не стало Павла Ивановича и  Ксении Степановны, и жили уже не в Добринке, а их внуки уже обзавелись своими детьми.
                *            *         *

Продолжение в повести 10