Жёлтые тюльпаны надежды. 21

   Александра пошла к соседке с тётей. На ступеньках крыльца старенького белёного дома, окружённого кустами отцветшей сирени и вишнями, сидел Гена и потрошил ещё живую, изредка трепещущую хвостом и открывающую рот рыбу. Он громко спорил с девушкой, одетой в длинное линялое, серое платье и развешивающей на верёвке и заборе мокрое бельё.

– А мне фиолетово, что тебе не конфетово! Были бы у меня пара лимончиков зелени, не говорила бы такие колкости. Ананасово зажил бы тогда, вертолёт купил бы или вездеход...
– Всё мечтаешь, Ген? – остановила полёт его фантазии тётя Лиза.
– А что, нельзя и помечтать?

– Тётя Лиза, здравствуйте! – обрадованно поклонилась девушка, выходя из завесы цветастого пододеяльника. Увидев, что та не одна, поздоровалась с незнакомкой. Саша ответила, познакомившись, стала ей помогать.
– Здравствуй, Ириночка, Божья душа. Давно тут? Как Аннушка?
– Лежит. Я козу подоила, кашей тётю Аню покормила, вот стирку затеяла, Гена воду носит, она на солнышке нагрелась...

– Помогает, молодец!
– Да, такой молодец, к нему по батюшке, а он по матушке. Пришёл на днях в храм за свечками, уходя, на воротах главного входа повесил записку: срочно женюсь! И номер мобильника написал, да не своего, а дяди Васи Трунова. Ему звонят, жена ругается, он же что отвечает то... Гена, хихикая, быстро вставляет своё мнение:
– А что, правильно Трун говорит всем: – Ноги болят, чтобы по девкам бегать, ведите их ко мне.

– Тебе, Гена, у Петросяна надо работать. На вездеход, точно, заработаешь, – предложила Саша.
– Заработает... на орехи! Он ещё бутылку к распятию поставил. Тётя Лиза присела на большое бревно от спиленной старой яблони.
– Ты что, Геннадий, с ума сбесился? Разве так можно! – опешила она.

– А что? Взяли. Говорят, в хозяйстве всё пригодится. Бутылка в деревне, как валюта! Я смотрю, кто хлеб положил там, кто конфеты, кто яйца, ну и поставил анисовку. Извиняюсь, кагора не было.
– Всё понятно, вот мать то и заболела... Пойдём, Сашенька, подлечим Анну Фёдоровну, нашу певчую в храме. Ирина тоже там поёт, она внучка батюшки Сергия...

   В центре просторного дома на круглом столе, накрытом гобеленовой скатертью с бахромой, лежали книги, молитвослов, Библия, церковный календарь. На металлическом подносе стоял фарфоровый бокал, в нём – тонкая свеча, пахло воском. В левом углу на пол-стены – иконостас, горела лампадка с маленькой электролампочкой. На узкой кровати за цветной занавесочкой лежала худенькая
седая женщина в синем халате, спина обвязана большим шерстяным платком. На полу у кровати и двери круглые половички, связанные крючком из разных тряпок.

   Тётя Лиза натёрла Анне Фёдоровне поясницу, всю спину, руки и ноги согревающей перцовой мазью, которую делала сама. Не раз она помогала Анне избавиться от боли в пояснице. Но не только мази, а улыбка, любовь – как главное лекарство от всех болезней физических и психологических помогали ей, да и всем больным людям.

 Если на крик о помощи, находится сочувствие близких, боль уменьшается, перераспределяется. Тот, кто рядом, берёт её на себя. Если рядом равнодушие, это сигнал одиночества, при котором боль нарастает без поддержки, без тёплых ободряющих слов или поступков.

Аннушка повеселела, улыбаясь, благодарила тётю:
– Спасибо, Лиза. В мире есть место любви и правде, разделила мою боль, мне уже и легче. Дай Бог тебе здоровья!
– И мне легче от того, что помогла, что нужна...

   Провожая их до калитки, Гена был в своём репертуаре, балагурил, рассказал анекдот: – Где мой официант? – спрашивает миллионер, доставая мобильник и бумажник. – Он проиграл вас мне в карты, – отвечает довольный новый официант.

– Анекдоты – это юмор тех, кто не имеет своего. Так утверждал Ларошфуко, – сказала Александра, – но я сомневаюсь в его выводах, услышав от Ирины о твоих проделках.
– А вот ещё. Лужков приходит в храм и спрашивает батюшку: – Если я пожертвую церкви миллион долларов, моя душа попадёт в рай?
– Давайте попробуем, – предлагает священник...

– Гена, иди помоги Ирине, вон она понесла тяжёлый таз с бельём к реке, – остановила тётя Лиза юмориста. Вечером ещё приду.
– Бегу, бегу... Вы опять с Сашей приходите!
– Ладно... и с её мужем!
– Нет, нет, кузнеца не надо...

   Не доходя до своего дома, увидели стог сена и двух девчат на самом его верху. – Приехали! – радостно воскликнули тётя Лиза и Шурочка, – и наши мужчины, и туристки. О, сколько накосили! А мы обед не приготовили. Саша, я сразу на кухню. Тесто, наверно, убежало. А ты зайди на огород, нарви луку, огурчиков, редиски. Сейчас быстро окрошку приготовлю...

Шурочка пошла в самый конец огорода за садом, вдруг услышала:
– Спасите! Люди! Помогите! Она сначала испугалась, взяла старый кол от изгороди. – Люди! Выведите меня отсюда! Голос грубый женский, Саша пошла на него. В высокой траве стояла маленькая, смуглая от загара женщина, лет пятидесяти и звала на помощь.

– Что случилось? – спросила её удивлённая Александра. Та перестала кричать.
– Заблудилась я, выведите меня отсюда. Я Светлана Анатольна, сестра Любы Анатольны Лунёвой, продавщицы.
– Да, пожалуйста, пойдём по нашему огороду и саду к домам. На лице заблудившейся за огородами видны синяки. Очевидно, что новая знакомая изрядно выпивает.
 
Спотыкаясь и поправляя на голове косынку, Светлана Анатольевна шла за своей спасительницей. Вдруг спряталась за яблоню и зашептала:
– Вон он, опять ко мне приставать будет. Никого не было.
– Где и кто он?
– Он! С зелёными рогами и зелёным носом.
– Это огурцы.
– Ааа, выведите меня...
– Хорошо, хорошо, идите за мной.

Возле дома их встретил дедушка Яша. – Опять потерялась, Светка?
– Ох, слава Богу, люди хорошие помогли. Пойду к колодцу, попью холоденькой...
– В каждом селе есть свой дурачок, а у нас это горюшко – пьяная долюшка. Ходит по дворам, у всех денег или выпить просит.

Думаешь ей сколько лет? – спросил Сашу дед.
– Около пятидесяти?
Она тебе ровесница, видишь, что вино делает. Муж приучил пить, по свадьбам да всяким гулюшкам её таскал. Она пела и на аккордеоне здорово играла. Сначала работали в совхозе в телятнике, а теперь все фермы развалили... безработные спиваются.
– Женщины быстро привыкают к спиртному и вылечить их труднее, чем мужчин, – вздохнула Саша.

– За огородами брошенных домов её Жорик с неделю уже траву косит, а Светка ворошит там сено. Наверно, опять напились самогонки, Жорик ушёл, а она заснула в траве.
– Я услышала крики: – Спасите, люди! Выведите меня! Вот и привела. А что её муж бьёт? Она в синяках.
– Бьёт. Она шестерых детей родила, трёх не от мужа, с кем пьёт, тот её и имеет. Детские деньги пропивают.

Всей деревней их детей кормим, одеваем. Несут одёжку детям и им, там уже склад с вещами, она их из мешков не успевает доставать. Сейчас осталось четверо детей. Одну четырёхлетнюю девочку от Жорки везла зимой на санках по трассе, дочка из санок вывалилась, а сзади машина... насмерть...
– Ужас! Прямо мурашки по коже.

– Был ещё Стёпка рыженький, добрый хлопец, весь лицом и работящий в соседа, от семидесятилетнего рыжего Гришика родила. В прошлом году повесился мальчишка.
– Как это? Несчастный случай?
– Нет, – вздохнул Яков Петрович, – психика не выдержала... смотреть на драки, его тоже били, опять же возраст 12 лет, в школе смеялись над ним, унижали, то одет не так, то мобилы нет, компа... Дома в туалете и повесился.

– Плохо, что в деревенских школах нет психолога... А что – их не лишили родительских прав?
– Кому надо? Сестра взяла детей к себе, пособия на детей сама стала получать, на почте им не отдают. Так они теперь сестре нервы мотают, денег требуют, пить то не на что. Траву летом многие косят и за самогонку продают бабулям, у которых козы есть, а косить некому.

                http://www.proza.ru/2012/11/21/358