Балкон

    БАЛКОН

Если вы спросите, боюсь ли я высоты, отвечу «да».
    Почему?
    Дело было так. В начале семидесятых годов прошлого века мы жили на пятом этаже в однокомнатной квартире. Мы — это папа, мама и я. Был мне тогда год и месяц от роду. Ходил я так себе, поэтому в основном ползал и валялся в кровати. На руках меня носили в одном случае. Если сильно орал.
    Из маминых рассказов о моем раннем прошлом складывалось впечатление, что я был человеком буйного и капризного характера, поэтому без подготовки со мной не всякий-то и справлялся. В нашей семье говорят, что когда папа посидел со мной дома месяц, то, выходя на работу, плакал от радости. Раньше ж как было: ребенок родился, год на воспитание маме и всё, на работу давай, а дите в садик. Так вот, чтобы продлить мне радость семейного счастья, папа и взял месячный отпуск сразу после годичного маминого. Но отпуск кончился, а с садиком что-то не получилось, поэтому к нам приехала бабушка (мамина мама, значит): понянчить, да молодым помочь. Меня одного ещё рановато было оставлять, и на работу не сильно с собой возьмешь. Вот и оказалась бабушка у нас дома, как нельзя кстати…
    Уж не знаю, на какой день пребывания бабушки это произошло, но я вдруг стал дико орать и брыкаться, чем ввел бабушку в ступор. Оправившись от первого шока, она сначала пела мне песни, качая на руках. Когда руки устали, бабушка убаюкивала меня в кроватке, но я все голосил и ругался. Тогда она начинала плакать со мной, но и это не помогало.
    И тут бабуля решила меня выгулять, чтобы я подышал свежим воздухом и успокоился. Но так как дело происходило на пятом этаже, то спускаться на улицу была целая проблема: старый да малый, что с нас взять…
    Но выход из сложившейся ситуации был найден — балкон.
    Одев меня, бабушка со мной на руках вышла «на воздух». На улице светило солнце и пели птицы: весна вступала в свои права, но я был чем-то сильно расстроен и, не замечая пробуждения природы, плакал навзрыд, орал и дергался во все стороны. Бабушка продолжала петь колыбельные, качая меня на руках. Но, как я и говорил, уже в то время я был мужик резкий и противный, поэтому, изловчившись, я оттолкнулся от бабушки ногами...
   
    Балконы в нашем доме, и не только в нашем, были настолько узкие и маленькие, что до сих пор не понятно их предназначение. Внутри мог поместиться только маленький, смелый и уравновешенный человек, да и то, если уж сильно надо. Единственное, что там можно было делать — сушить бельё. Для этого на двух параллельно приваренных стальных трубах были привязаны пять проволок.
   
    …вот на эти проволоки я и упал.
    Да так и остался лежать на спине, раскинув руки. Бабушка оцепенела. Что характерно, я сразу замолчал и не двигался: понимал ли я, что подо мной пятнадцать метров тишины и асфальт? Но бабушка, видимо, понимала. Точно очнувшись, она в долю секунды подхватила меня и сгребла в охапку.
    Здесь надо заметить, что бабушка была не из того теста, что наше сопливое поколение, которое то и делает, что ноет о повышенном холестерине, да путается в сортах и названиях колбас и сыров, а в промежутках боится вампиров в кинотеатрах. Бабушка родилась и полжизни прожила в Забайкалье, в таежном поселке. Когда в сорок первом началась война, ей было тринадцать лет, а уже в четырнадцать она получила медаль «За трудовую доблесть», ибо с утра до ночи работала на военном заводе. Иногда из еды была только лебеда: и на первое и на второе. В общем, что такое трудности жизни и какими бывают нервные потрясения, она знала не понаслышке. И жизнь во всех её ипостасях изучала не по рассказам и комиксам, а, что называется, в натуре.
    Так вот после того, как бабушка молча прижала меня на балконе, она молчала два дня: просто сидела на стуле и молчала, ни с кем не разговаривая и не отвечая на вопросы.
    Папа с мамой пытались узнать, что же произошло. Я говорить внятно не мог, поэтому спрашивали в основном бабушку. Ничего не добившись и оставаясь в глубоком недоумении, родители отправили её домой. Так она и уехала. Потом, конечно, бабуля пришла в себя, но маме рассказала эту историю спустя десять лет.
    Мама мне ее и рассказала. Спустя еще десять.
    Но, видимо, тогда, спиной на проволоке, боязнь высоты и закралась мне в голову.
    Скорей всего я что-то увидел в глазах бабушки. Знаете, иногда глаза человека могут показать многое такое, что и телевизор не всякий сумеет.
    Хотя, это все так — домыслы и предположения.
    Правда одна: я тогда не упал.