Экзотическая мозаика

                Из Записок порочного человека

   «…Я заодно вынес мусор, – пишет мне приятель,– а там, на помойке, куча всякого добра… В соседнем доме умер какой-то сценарист и его родня выбросила добротные вещи:  костюмы, пальто, шубы, плащи, трости, шляпы, перчатки... Для меня главное - книги, а их я набрал мешок, который не смог унести. Попросив таджиков посторожить мешок, сбегал за тачкой и привёз. Я им не конкурент: они знают, что я интересуюсь книгами, а им они не нужны. А вещи они разобрали. Самая старая книга оказалась издания 1902-го года – Момзен. "Истрорiя Древнего Рима".
    «… Умер какой-то сценарист…» Вот так, когда-то, холодным январским утром 1837-го проходил по Галерной мужичок, увидел небольшую толпу, спросил у кого-то «по какому случаю собрались?» и, услышав, что «какой-то поэт умер», перекрестился и пошёл дальше. 


СКУКА

   Господа! Куда, куда, в какие парижи сбежать от Скуки? Она ж, сволочь, ходит тенью за мной, на пятки наступая, даже в постель забралась, как опостылевшая верная жена. Торчит, зараза, перед глазами с утра до полуночи, помогая, лучше снотворного, спать и днём, и ночью. . А потом, во сне, уже преображённой в нечто весьма любопытное, является и не позволяет себя, чертовку, уже чудесно преображённую, вспомнить, оставляя довольствоваться лишь впечатлением от чего-то где-то увиденного. А ежели хорошенько порыться в мозгах, можно даже в оргазме обнаружить сперматозоиды Скуки. Возможно, по этой причине и плодятся в геометрической прогрессии все эти жующие, писающие и какающие унылые существа, копошащиеся и суетящиеся на ими же испоганенной Планете, бывшей, вероятно, когда-то Раем. А энергичные и кто поумнее из них спасаются от Скуки в труде, созидательном и не очень, в науке, искусстве, политике, в спорте, графомании, разврате и в святости, в чём попало, что под руку подвернётся. Об итоге писать, о пепле и костях, и скучно, и пошло. Тошнотворно, кстати, и всё предыдущее. Поставим точку. «Давно пора!»,– вторит Скука. «– Шалишь, ещё рано!»

ОБ УВАЖЕНИИ ОТ ПУШКИНА ДО НАШИХ ДНЕЙ

   Как-то родной дядя одного повесы, лицемера с младых ногтей, лгуна и убийцы, когда не на шутку занемог, заставил себя уважать. Заставил!  Выбора у него, вероятно, не было, потому и не придумал ничего лучшего. А в это же самое время этот тип, его племянник, «летя в пыли на почтовых», думал про себя: «когда же чёрт возьмёт тебя!» Позвольте, где же тут уважение к дяде? Ничего, даже подобного ему! Одно лишь «низкое коварство» и ничего более! Кого же дядя заставил себя уважать? Не видели, не слышали, не знаем! 
Стало быть, ему, смертельно больному, не удалось даже своего племянничка, подлеца и «наследника всех своих родных», заставить уважать себя! Зря старался?
   Однако, автору этого достойнейшего сочинения почему-то «нравились его черты, мечтам невольная преданность, неподражательная странность и резкий, охлаждённый ум!»  А этот «мечтатель», ничтоже сумнящеся, некоторое время спустя, взял и ни за что, ни про что хладнокровно наповал убил на дуэли своего соседа, наивного, простодушного юношу, к тому же поэта. Не дрогнул в руке пистолет! Ох, и широк же русский человек, я бы сузил,– говаривал Достоевский…
   Сузили… Ещё в 20-м, после 17-го. Измельчал народец! Кто мне теперь объяснит, что же это такое творится в православном мире?! Ни стыда, ни совести, ни уважения к Закону, к старикам, к детям, к святыням и женщинам! Из мужиков кто спился, кто уехал, кто гниёт на корню. А остальные… Остальные? Бог их знает остальных… Пашут, суетятся…
   Век от века не легче. В середине прошлого другой великий русский поэт Иосиф Бродский швырнул в открытое окно Союза писателей СССР презерватив со сметаной.
   И нынче себя уважать не заставишь. Нынче даже  женский пол распоясался. Не так давно на Украине дивчины встретили с обнажёнными грудями Патриарха всея Руси, господина Гундяева. В Москве в Храме Спасителя другие девушки, несколько перезрелые, с амвона запели малопристойные молебны, похабно приплясывая и ногами дрыгая. Перформанс, говорят! Мол, концептуальное искусство! Словечки-то какие! Протестовать против неправедного суда над ними пришёл экс-чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров и, при попытке его задержания, укусил полицейского прапорщика. А какая-то не то девушка, не то женщина, солидарная с чемпионом, спасаясь от погони, залезла на фонарный столб. Другой чемпион мира по дзюдо, защищая в кабаке честь женщины, ударом кулака убил студента. Куда православные мадонны покатились?! Порядочные и непорядочные шлюхи на шлюхах сидят и шлюхой погоняют, прости меня Господи!, а люди, глядя на них, окрысились почему-то друг на друга, разошлись по кроватям и диванам и молчат, а те, кто не молчит, уж лучше б помолчали.
   Быть может, и самому бы промолчать стоило… Но, как говорится, чему учить не знаю, но очень хочется. А прокурор просит три года им впаять девушкам за перформансы в святых местах, чтоб другим неповадно было. Впаяли два! А то, что посреди Москвы, неподалёку от Храма Василия Блаженного, лежит незахороненный, по православному обычаю, труп великого человека, православный мир особо не тревожит. Даже к мёртвым нет уважения! Ох, грехи наши тяжкие…   


                ТРИ СЛУЧАЯ И ОДИН АНЕКДОТ
 

   В одном из своих интервью на радио «Свобода» журналист А.Минкин рассказал, как он однажды предложил студентам журфака МГУ продолжить строку «И долго буду тем любезен я народу…» На молодых симпатичных лицах отразилась скука, кто-то улыбнулся, но никто продолжить не смог, и все честно признались, что не знают.
   Второй произошёл лет пятнадцать назад.
   В моей избе под Рязанью на стене висело два портрета – Пушкина и Есенина. Как-то ко мне зашла поболтать соседка, тётя Поля, царствие ей Небесное, старая крестьянка, пережившая три революции, включая последнюю, две мировые войны, одну гражданскую и вкусившая сполна все прелести колхозной жизни. Показав пальцем на Пушкина, спрашивает:
   – Кто это?
   – Пушкин.
   – А кто он?
   – Великий русский поэт.
   – А этот кто, второй?
   – Сергей Есенин. Не слышали, он тут неподалёку жил?
   – Нет, не слыхала…  А он кто?
   – Тоже великий русский поэт.
   – Хорошее у него лицо…
   Вспомнился уже седой анекдот.
   У памятника Пушкину на Тверской остановились двое нетрезвых. Один из них спрашивает у другого:
   – Это кто?
   – Пушкин.
   – А…а….а это,  который  «Му-Му» написал…
  – Нет, «Му-Му» написал другой.
   – Тьфу, всё у нас через жопу… Одни пишут, а другим памятники ставят.
   Эти два случая и анекдот я рассказал недавно в компании, в известном смысле, успешных людей. Слушали меня  вполуха, разве что только не зевая. Спрашиваю:
   – Кстати, а кто-нибудь из вас может продолжить строку «И долго буду тем любезен я народу…»? Над столом повисло гробовое молчание.
   Увы! Никто не знал.
   Вечер был испорчен, впрочем, ненадолго. 
    Пожалуй, Замятин был по-своему прав. Будущее русской литературы в её прошлом. С одной поправочкой. Если, не приведи Господь, Россия ещё раз вспрянет ото сна, а дело образования и воспитания пойдёт и дальше наперекосяк,  то на обломках модернизированного самовластья, по незнанию или короткой памяти, напишут не наши имена – черт с нами, и не имена классиков, а слово из трёх букв в именительном падеже. Может быть, найдётся какой-нибудь эрудит и из чувства гармонии и неизбывной тяги к духовности и к прекрасному полу добавит со знаком плюс ещё одно словечко, состоящее из пяти букв. Но Ваш слуга покорный в подобные предсказания не верит. А те, кого Вы называете холуями, мне больше напоминают до смерти напуганных ворон. И почти даром им доставшийся голландский сыр они так просто из клюва не выронят.


ПОЭТ И ДЕТИ
(Гнусное предположение)

А ещё один великий пролетарский поэт, Владимир Маяковский, – большой оригинал – очень любил «смотреть, как умирают дети». Однажды он предложил своей подружке Лиле Брик полюбоваться этим захватывающим зрелищем.  Л.Брик удивилась, но согласилась. Однако, будучи добросовестной сотрудницей ВЧК ОГПУ, на всякий случай,    
 сообщила об этом человеку с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой Ф.Э.Дзержинскому, который, наоборот, очень любил детей, но недолюбливал почему-то их отцов и матерей,  а поэтов вообще терпеть не мог и расстреливал их, прости Господи!, как бешеных собак. Разумеется, не своими руками, чтобы их не испачкать. Недолго думая, Феликс Эдмундович поручил  Лиле Брик самой разобраться с поэтом-извергом. И Л.Брик «разобралась»…, и, как на грех, ей тоже понравилось «смотреть, как умирают дети», но у нее тоже были чистые руки и все остальное, как у Дзержинского, и она тоже не хотела их пачкать. Недолго  думая, замечательная женщина попросила знакомого большевика-чекиста пристрелить этого стихоплета.  Ну а тот, тоже, недолго думая, дождался, когда Маяковский поставил последнюю точку в поэме «150 000 000», застрелил беднягу. Вымыв руки, он грустно произнес:  «Одним стало меньше!»
   Возьмем на себя смелость предположить, что с тех пор в России начался демографический кризис. А великие поэты  и вовсе перевелись.


О ПРЫЩАХ НА ПИРАМИДЕ

– Говорите, бывает, и артисты пишут Манифесты и становятся президентами!
– Бывает! Случается такое, чего и быть-то не должно! Но от «просвещённого» консерватизма попахивает «просвещённой» цензурой и «цивилизованным» раболепством. 
   Вот вам рассуждение одного такого великого прыща на цивилизованной вертикали власти.
–А я вам вот что скажу:
   – Народец-то наш совсем оскотинился. Только мы, – элита, – правомочные наследники великой русской культуры,  лучше его, дурака, знаем, что тему нужно для духовного развития и его же душевного спокойствия. Посему сиди, лукавый раб, и не рыпайся, если хочешь жить «нормально». А не захочешь, заставим! И ты это должен понимать не умом, а поротой задницей.
  Вспомни, осёл, как тебе жилось и лучше, и веселей за «железным занавесом» без этой достоевщины, всех этих набоковых, булгаковых, солженицыных, без грёбанного «серебряного века» и прочих отщепенцев, нигилистов и развратников! Вспомни и заткнись!
   А чего тебе, недоумку, собственно, сейчас не хватает? Хочешь читать – читай, хочешь писать – пиши, хочешь снимать кино – снимай, хочешь уехать подальше от «родного пепелища и отеческих гробов» – скатертью дорога. Россия и без тебя проживёт!
Чего ты маешься и сопишь? Твоя маета и сопли гроша ломанного не стоят! Мой папаша три или четыре раза, уже не помню, гимн переписывал и… ничего, народным поэтом стал. От него хоть польза была в лихие времена! А ты кто? Никто! Пустое место! Круглый, глупый нуль! Не нравится тебе мой Манифест, ну и хрен с тобой! Напиши свой, если хватит умишка! Шалишь! Не хватит! Кишка тонка! Меня знает весь мир, а на тебя  даже бомжи  плевать не хотят. И куда ты лезешь с пьяной рожей? На кого лаешь? Слышал про моську? А слон себе идёт и лая твоего совсем не замечает. Вот так-то, мать твою итить! А будешь доставать, морду набью!»
   Не сомневайтесь, набьёт, а может и за яйца подвесить, как обещал один президент другому! Немудрено, он бил ногами безмозглого мальчишку, швырнувшего в него тухлое яйцо.
   
Ох, грехи наши тяжкие!




                О, прикройте свои бледные груди!

   …Кстати, о любви. О ней любят поговорить. Вот и мне захотелось. Совсем недавно уже и во Франции был принят закон, разрешающий браки между гомосексуалистами обоих полов. Скоро эти волны узаконенной любви и до нас докатятся… В конце концов, пока свободою горим, каждый человек имеет моральное  право распоряжаться своей задницей и прочими частями тела, как ему хочется. Вот и женщины отказываются рожать более одного ребёнка, но при этом в Европе идёт бойкая торговля спермой. Порнография бродит по планете, как когда-то призрак коммунизма. Очаровательные порнозвёзды после раздачи любви, раздают направо и налево интервью с таким невинным бесстыдством словно речь идёт о поцелуе в щёчку. И так далее, и тому подобное и чего добропорядочные граждане и вообразить не в состоянии. А ведь не прошло и полсотни лет, когда несчастные поэты в прекрасных стихах и изящной  прозой писали о любви так, что нынче представляется зашифрованными посланиями с потустороннего мира.  Кажется, у когда-то достославного советского поэта Степана Щипачёва есть такая строка: «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне!» Прав был старик! Но, как истинный пиит, сисястых баб уважал. Однако, в те благословенные времена женские груди, перси, сиськи и титьки назывались вторичными половыми признаками, писать о них считалось непристойным и причислялось к порнографии. А вот моя соседка, постигавшая тогда азы поэзии в Литературном институте, не выдержала и, наплевав на вздохи при луне, призналась в рифму, как один из лирических героев умудрился однажды её не как-нибудь, а «божественно вы….ть» (Потрясён! Простите за цитату! – Авт.) Выражаясь научным языком, – оплодотворить. Много воды с тех пор утекло. И вот, как на грех, незнакомая мне, но известная в узких кругах, очень даровитая девушка-прозаик написала в своём прелестном рассказе, с лесбиянским ароматом, о, ужас! – «Влагалище вздрогнуло, и в живот ворвался табун лошадей». (Шокирован! Простите за цитату! – Авт.)  Ну,  как не вспомнить тут хорошо знакомых всему христианскому миру дамочек, приспособивших свою прирождённую склонность к эксгибиционизму для политических провокаций! И, по слухам, неплохо на этом зарабатывают… Три красотки, прорвавшись через кордон телохранителей к президенту великой державы, обнажили перед ним прекрасные груди с написанным на них на чистейшем английском языке грязным напутствием, к тому ж с гомосексуальным душком. По-русски говоря, «п-шёл на х..!» (Возмущён! Простите за цитату! Авт.) Если так дело пойдёт, то, как говорится, продолжение следует!
               
               

                ГРАФОМАНУ
               
                ( Почти по А.С.Пушкину)

                Полудурак, полумудоец,
                Полупоэт, полуневежда,
                Полуподлец… и без надежды,
                Что станет полным наконец!



                КТО-ТО ИЗ ПОДКОРКИ

    К стихотворству последних полсотни лет, каюсь, всегда относился с некоторой снисходительной брезгливостью. Зачем писать соразмерно и в рифму, когда проще, легче и понятней выразить мысль не соразмерно и не рифмуя?! А тут, неожиданно, вероятно, из-под таинственной подкорки, толком и объяснить не смогу, выползла физиологическая потребность соразмерно и в рифму написать нижеследующее: Мне показалось тогда, что в стихах всё это выглядит, не так плоско пошло, как написанное в прозе. Может быть, я ошибаюсь. Пошлость, как ни крути, рстанется пошлостью, в какие одежды её не ряди. И всё же в итоге 

И жить уже неохота,
И умирать не очень-то  хочется,
Всё ждёшь день за днём чего-то,
А Оно приходить не торопится..

А там, за окном, на улице,
Где солнце светит, не знают,
Как в полудрёме бессонницы
Кто-то медленно умирает.

Он молитву шептать не будет,
Не до неё ему в те минуты…
Кто-то вспомнит о нём и тотчас  забудет.
 И на том спасибо кому-то.

Два дня спустя из подсознательной дыры крысой выскочил вариант второй строка в конце: «В те последние три минуты.» Почему «три», а не «две»? Из вечности ответ не пришёл. Солью жажду не утолить, от безумия юмор не спасает! Но безумцы порой смешны, порой забавны, а здравомыслящие скучны и плотоядны. «Графомания»,– шепчет кто-то сбоку, и и добавляет, усмехаясь, «и полуденная жара.» Врёшь, такое случается на закате души. –«Она у тебя закатилась под диван и лежит там в пыли.» В бреду брода нет! Стоп! Запахло чем-то давно знакомым и кошачьей мочой. Пора ставить точку

                Словесная кляуза

  Все мы, за редким исключением, так долго и угрюмо посмеивались над идеализмом,  сентиментальностью, романтизмом и «розовыми очками»… Так долго с упорством, достойным лучшего применения, топили в вине и на кухнях свои детские и недетские мечты и грёзы, что не заметили, как превратились в орангутангов с человечьим обликом, в жалких скоморохов с душами, обросшими шерстью. А по Высоцкому, «скисли душами, опрыщавели» и разбежались по углам и под плинтусы, как тараканы, и дохнем там, отравленные ядом собственного цинизма, ни во что уже не веруя, кроме идолов силы и пошло-дешёвого успеха на подмостках жизни.
   Оглянувшись на себя, лежащего в полудрёме на диване, со стороны, я задаю себе вопрос: «А имею ли я право голоса?» И отвечаю: «Нет!». «Так, какого же хреня, спрашивается, вопишь в пустыне? Совесть заела, братцы! На миру, говорят, даже смерть красна…
   И ещё два словечка. О свободе. По-моему, вместе со свободой слова, которая нам досталась сверху, но не от Бога, мы получили свободу безнаказанно лгать сверху донизу и наоборот. Лукавить и лгать нам не привыкать! Позвольте и извините за цитатку из далёкого прошлого, гениальную заметку человека, досконально понимавшего тёмные стороны русской и нерусской души.   
   Ф.М.Достоевский: «Отчего у нас все лгут, все до единого? Я убежден, что тотчас же остановят меня и закричат: «Э, вздор, совсем не все! У вас темы нет, вот вы и выдумываете, чтоб начать поэффектнее». Бестемностью меня уже попрекали; но в том и дело, что я действительно в этой поголовности нашего лганья теперь убежден. Пятьдесят лет живешь с идеею, видишь и осязаешь ее, и вдруг она предстанет в таком виде, что как будто совсем и не знал ее до сих пор. С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в классах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. Это именно потому, что у нас могут лгать даже совершенно честные люди.»
   Вот так, невольно, и заползает гнуснейшая и позорнейшая мыслишка, что мы генетически предрасположены к вранью и лицемерию. Так и будем жить, пока гром не грянет и не появится некто, кто истошно заорёт: «Вам слово, товарищ Калашников»!


                ЧТО НАША ЖИЗНЬ?

   У одного древнего восточного мудреца спросили: «Можно ли Жизнь выразить в трёх словах?» Он ответил: «Можно! Люди рождаются, страдают и умирают.» Тот же вопрос был задан современному неглупому человеку. Его ответ – «Работа, постель, унитаз. Можно и в обратном порядке.»
   Между прочим, когда Булгаков говорил, что характер москвичей испортил квартирный вопрос, он недоглядел логического конца. Характер москвичей окончательно испортили запоры и поносы.
   А вот Чехов был глубоко прав, когда высказал подозрение, что «Крейцерова соната» была написана Толстым во время несварения желудка у оного.
   Увы!, наша жизнь вообще и направление умственной деятельности в частности частенько, к сожалению, зависят напрямую от состояния прямой кишки и не только собственной. Эту, далеко не свежую, мысль вам подтвердит любой мало-мальски толковый гастроэнтеролог. Кстати, по слухам, один из так называемых вождей мирового пролетариата страдал хроническими запорами. А пролетарии до сих пор ломают головы и всё решить не могут, кем он был на самом деле, бесом или спасителем. Другой, тоже вождь, загубивший миллионы душ, ударился, и неспроста, в вегетарианство. Примеров тому – тьма!