Черный Ангел, глава 2. 1

- Когда ты родился, мне было двадцать девять лет. Можно образно сказать, что двадцать восемь из них, я  мечтал об отцовской любви. Я пытался ее заслужить у своего отца, стоявшего у власти, и отдал все свои силы, чтобы стать лучшим солдатом его новой армии. Ради похвалы отца я был готов работать до изнеможения, терпеть любую боль и даже совершать то, что совершить невозможно.
У меня было три брата. Все мы были незаконнорожденными детьми Сафлана Дрока от разных женщин. Он прятал нас загородом. Я был старшим. Это подогревало мое стремление быть во всем лучше своих братьев. Нам четверым предстояло стать первыми солдатами нового образца, который разработал Дрок. Он хотел создать образ непобедимого бойца, сильного и беспощадного, внушающего противнику панический страх. Этот образ он назвал Агентом. Для достижения должного результата, первой экспериментальной группе будущих Агентом, в составе пятидесяти молодых ребят, куда входили и мы, четверо сыновей правителя, было приказано добавлять в пищу препарат "илфеннен". Он притуплял чувство боли и являлся сильнодействующим допингом. С этого и начались мои трудности. По непонятным причинам, мой организм отторгал "илфеннен" - меня рвало уже через десять минут после еды, в которую его добавляли. Осознание того, что я не стану Агентом, едва не свело меня с ума. Я не просто должен был стать Агентом, как я считал, но быть самым лучшим из них, чтобы отец выделял меня среди остальных и гордился мной. Поэтому все те результаты, которые показывали солдаты под воздействием допинга, я не только достигал без него, но и стремился к тому, чтобы всегда превышать их. Боль была мне нипочем, хотя порой терпеть ее едва хватало сил. Мною двигала моя заветная мечта: когда-нибудь, отец обнимет меня и назовет сыном.

И однажды, он действительно обратил внимание на мои результаты. Он подошел ко мне, оглядел с ног до головы, затем положил ладонь на мое плечо и, обратившись к двум своим приближенным, Эргу Эдальсу и Лоре Бротс (тогда я, конечно, не знал, что Бротс шпионка и ее настоящее имя Альда Ведан), сказал:
- Совершенство. Чистой воды совершенство. Это будет Агент-1 - образцовый солдат. Плакаты и щиты с его фотографией должны быть развешаны по всей стране. Люди должны знать в лицо воплощение силы и мощи Верхней Земли.
Затем он обратился ко мне:
- Ты будешь все время возле меня.

Сердце мое тогда подпрыгнуло до небес. Я не мог поверить своему счастью. Я теперь не просто Агент, а номер один! Образец! И ничто и никто не разлучит меня теперь с отцом! Чувство гордости переполняло меня последующие несколько лет. На меня ровняли всех солдат. А я добросовестно исполнял роль спутника и телохранителя своего отца. Несколько раз я спас ему жизнь от покушений с протестантской стороны. Политика и война меня ни сколько не интересовали. Я толком не осознавал, кто и за что борется, главным для меня было исполнять все приказы и защищать отца от любой угрозы его жизни.

Дрок всегда называл меня только Агентом-1, мне, в свою очередь, было положено обращаться к нему как и всем вокруг - вождь Дрок. Но я был уверен, это временная, формальная необходимость. Когда война закончится, мы с отцом сможем нормально поговорить и отдохнуть вместе, и тогда, он непременно станет называть меня сыном.

Шли годы кровопролития и разрухи. Вопреки всем ожиданиям властей, которые рассчитывали воссоздать Единое Государство в течение трех лет, дело шло к позорному поражению. Протестующие страны наращивали мощь и держали твердую оборону. Объединения верхноземских повстанцев становились все более сильными и многочисленными, в то время как Агенты теряли свою силу из-за передозировки "илфеннена". Оказалось, что длительное применение этого вещества приводит к необратимой интоксикации организма. Солдаты ослабевали и умирали один за другим. Трое моих братьев так же скончались.

Отец начал сходить с ума, стал дерганным, нервным и озабоченным. Ему хотелось спрятаться от всех. Что он, собственно, и сделал. Последний год войны, я провел с ним в загородной резиденции, откуда он, с оставшимися приближенными продолжал управлять страной. Там мне часто удавалось находиться с ним наедине, так как он боялся оставаться один. Он без конца бубнил под нос одни и те же слова: "Дьявол предал меня". По ночам он громко стонал, ворочался, ему мерещились кружащие над ним бесы. Я переживал за его состояние. Мне хотелось подойти к нему, коснуться его. Но невидимая, непреодолимая стена стояла между нами. Казалось, отец был всегда рядом, но в то же время, до него было не дотянуться. Я был для него только Агентом-1, который охранял его и исполнял приказы. Как о сыне, он никогда не думал обо мне. Начать осознавать это было болью. Ведь каждый день, каждый час, каждую минуту я без остатка отдавал себя ему. Голос внутри меня кричал: "Отец, я отдам за тебя жизнь, только назови меня сыном!". Но мои душевные мольбы оставались без ответа.

Исполнять приказы становилось все трудней. Если раньше я реагировал на них молниеносно, то теперь, мне приходилось преодолевать внутреннее сопротивление. В сердце занозой впилось чувство обиды. Из горла не выходила горечь. И впервые в жизни я ощутил ненависть.

В тот роковой день Дрок и его окружение сидели в главной гостиной. Всего их было девять человек, не считая моего отца. Не было только Лоры Бротс, она осталась в Траде, чтобы следить там за порядком (по крайней мере, все думали именно так). Однако они уже понимали, что война проиграна. Месяцем раньше или позже, новые власти арестуют их. Но напоследок они развлекали себя. Агенты привезли им из повстанческого лагеря девушку, над которой они стали издеваться. Они швыряли ее друг в друга, щупали, порвали ей платье. Эдальс даже хотел при всех изнасиловать ее, но Дрок, наблюдавший со стороны, сидя в кресле у окна, остановил его и сказал, чтобы тот не пачкал об нее достоинство. Девушку за волосы оттащили в центр комнаты.

Отец приказал мне убить ее.
Я исполнял этот приказ не единожды. Но мое тело налилось свинцом, в груди закипал гнев. Снова я должен подчиняться. И снова я не получу за это то, чего хочу. Пару секунд я колебался, затем сделал несколько шагов в сторону девушки и направил на нее пистолет. Она сидела на полу, прижимая к себе разорванное платье и что-то шептала. Как я потом узнал, она просила бога спасти ее. Это была Дэйрин.

Я не слышал ее. Я ничего не слышал, кроме биения собственного сердца. На моих висках вздулись вены. Рука, в которой я держал пистолет, опустилась.
Отец повторил приказ, удивленный тем, что ему впервые приходится это делать. Приближенные замерли.
Ненавижу, - подумал я про себя, - ненавижу! НЕНАВИЖУ ВАС ВСЕХ!

В следующее мгновение я снова поднял пистолет. За считанные секунды я сделал девять выстрелов. В меткости мне не было равных. Каждая пуля угодила в лоб. Я расстрелял окружение Дрока, прежде, чем кто-либо из них успел отреагировать, и двинулся на него самого. Он вжался в кресло, в ужасе вытаращив на меня глаза. Я направил дуло ему в голову. Он не мог поверить тому, что видел. От кого угодно он ожидал предательства, но только не от меня, не от своего сына-телохранителя. Я был в ледяной ярости и не понимал, что делаю. Если бы он тогда назвал меня по имени...я бы опомнился. Но я снова услышал:

-Агент-1...
Его голос дрожал, когда он произносил это.
И я нажал на курок.
Я до сих пор помню ту повисшую тишину. Минуту я не отрывал глаз от пробитой пулей головы отца. Пистолет выпал из рук, ноги ослабли и я пошатнулся. Все происходившее дальше я помнил как в тумане. Откуда-то в гостиной появилась Лора Бротс, то есть Альда, в сопровождении офицера Алана Гринмилла. Ее лицо возникло передо мной, пронзая суровым немигающим взглядом. Руками она держала меня за плечи.
- Мэтиан, ты слышишь меня?

Я не мог отреагировать даже на собственное имя. Головокружение усиливалось и все расплывалось перед глазами.
- Мэтиан, мы уезжаем отсюда.

Заднее сиденье машины. Дорога. Кто меня везет? Куда? Зачем? Периодически накрывала полная темнота. До ушей доносились обрывки диалога, но смысл слов улетучивался раньше, чем мой мозг успевал его разобрать. За окном проносились дачные поселки, лес, поля, снова лес. Счет времени пропал. Небо начинало темнеть, а пути не было конца. Машина уносила меня вдаль, хотя сердце по-прежнему оставалось там, в резиденции, в гостиной. Рядом с отцом. Которого я...В моей голове прозвучал выстрел. Нет! Этого не может быть! Я не мог убить его! Но картина была перед глазами. Отец сидит в кресле, его глаза открыты, вдоль носа бежит багровая полоса. Он молчит, не двигается, его взгляд застыл. Он мертв. Я взвыл от разорвавшей грудь боли и ударил кулаком по сиденью. Воздух с трудом проникал мне в легкие.

Офицер свернул на обочину и остановил машину. Альда за руку вытянула меня наружу. Я упал на траву, издав еще один истошный вопль. Я мог произносить только одно слово:
- Отец...отец...
И я колотил землю, пока в кровь не расшиб руки. Потом зарыдал. Я убил собственного отца, ради которого жил всю свою жизнь. Я могу поклясться, что никто не любил его, так как я. Его боялись и ненавидели. А я любил его, даже когда он не обращал на меня внимания и месяцами не приезжал, чтобы проведать своих детей. Я любил его, несмотря на то, что он превращал мир в руины. Он был для меня богом. Если бы он только принял мою любовь и ответил на нее...если бы он хоть раз назвал меня по имени, назвал сыном...все сложилось бы иначе.

Несколько месяцев я не разговаривал. Я жил на даче Альды, далеко за пределами столичной области. Там же временно перекантовывались Алан Гринмилл с женой Майрой и тремя детьми. Альда появлялась в доме раз в неделю. Остальное время за хозяев были они. Их старшей дочери было десять, младшей не было года, средним был семилетний мальчик. До тех пор пока не уладится политическая обстановка с новым правительством, Альда запретила высовываться из села. Алан верно служил Дроку, за что ему и жене грозила пожизненная тюрьма, а детям приют. Я так же мог попасть под угрозу, поэтому шпионская группа под руководством Ордена Анов сумела мастерски инсценировать смерть Агента-1. То, что произошло в загородной резиденции, они покрыли легендой о героях, которые пробрались внутрь, убили диктатора и его приближенных, после чего, подожгли дом и скрылись. Эту чушь теперь прославляет вся современная история.

Мир продолжал существовать. Но для меня жизнь остановилась. Десять нажатий на курок и все, чем я жил свои сознательные годы, исчезло в одно мгновение. Осталась пустота. Немая, глухая и слепая пустота. Целыми днями я смотрел в одну точку, не замечая ничего вокруг. Если бы не Дэйрин, которая не отходила от меня ни днем, ни ночью, держала за руку и разговаривала со мной, я бы вряд ли когда-нибудь пришел в себя.

Но облегчения не было. Я чувствовал себя обманутым. Я всего лишь хотел ощущать себя сыном. Мне казалось, я больше, чем кто-либо заслуживал своей мечты, ведь я отдал все ради нее. И остался ни с чем. Позже я понял, что любовь родителей не заслуживают, ее отдают и принимают, как должное. Я видел отношения Алана и его сына, и мое сердце разрывалось на части. Они были открыты друг другу. Они обожали друг друга. Тот мальчик уже имел все то, за что я был готов отдать жизнь. Ему не нужно было становиться образцовым солдатом, чтобы Алан любил его. Однажды, наблюдая, как они вместе проводят время, я просто заплакал. Я не понимал, как жизнь может быть так несправедлива ко мне. Почему она лишила меня счастья быть любимым сыном своего отца?
Дэйрин увидела мои слезы, но не стала утешать меня. Она спросила:

- Зачем ты хоронишь свою мечту?
Я тогда не понял, что означал ее вопрос и молчал. А она взглянула мне прямо в глаза и сказала:
- Ты не вернешь время вспять, не станешь снова ребенком и не воскресишь отца, который так никогда бы и не подарил тебе свою любовь. Но твоя мечта жива! Ты просто не туда смотришь!
Я все равно ничего не понял, хотя ее слова немного отрезвили меня. Я задумался. Как это не туда смотрю? Куда я должен смотреть? Что увидеть?

Вскоре мне приснился сон. Я брел по улице незнакомого города. Кругом туда-сюда сновали толпы людей, молодых и старых, угрюмых и веселящихся. Одни были одеты в дорогие костюмы, другие в лохмотья. Они болтали на ходу, перекрикивались друг с другом через разные стороны улиц, кто-то пел. Все вокруг кипело и бурлило, но при этом было серым, грязным, над головой плыли грозовые тучи, даже воздух был пыльным и удушливым. Я плелся в одну сторону, не понятно, куда и зачем. Ноги едва передвигались. Никто не замечал меня, словно я был призраком. Но вдруг общий шум перекрыл детский голос, который закричал: "Папа! Папа, я здесь!". Я остановился и замер. Радостно пробираясь сквозь толпу, ко мне бежал мальчик лет семи. Приглядевшись, я увидел, что это был я сам. Моя детская копия бросилась мне на шею со словами: "Папа, я по тебе так скучал!". Я поднял ребенка на руки и маленькие ручки накрепко обхватили меня. В груди что-то шевельнулось, а потом обожгло. "Сынок!" - воскликнул я, чувствуя, как огненная волна проходит через все тело. Люди вокруг исчезли, из-за туч вышло белое солнце и заполнило своими лучами улицу. Во всем мире остались только мы: отец и сын. Я то становился этим самым мальчиком на своих руках, то снова взрослым. Оба состояния перемешались. Белый свет заполнил пространство. Меня понесло вверх, и в следующее мгновение я проснулся и подскочил. Сердце бешено колотилось, по телу бежали мурашки.

В то утро еще все спали. Я отправился в ванную и умылся холодной водой. Мне казалось, что это было первое утро, когда я действительно проснулся с того самого дня, как меня привезли сюда. Мозг зашевелился, в голове замелькали мысли. Что-то овладело мной изнутри, но пока я не мог осознать, что именно. Я вернулся в постель и долго лежал, уставившись в потолок и вдруг понял, о чем говорила мне Дэйрин. Я сам должен был стать тем отцом, о котором всю жизнь мечтал. Когда Дэйрин проснулась, я первым делом спросил у нее, родит ли она мне сына. Она рассмеялась и ответила, что для этого я должен жениться на ней. Конечно, я сказал, что женюсь.

Тогда я твердо решил, что ни одна стена не встанет между мной и моим сыном. Мною снова овладела цель. Я вошел в тонус и готов был получить желаемое любой ценой.
- Ну, ты и шустрый! - изумился Алан, когда услышал о моем намерении. - Только в себя пришел, уже сына подавайте! Ты как его и Дэйрин содержать будешь? В конце концов, пока у тебя нет паспорта, ты не можешь ни на ком жениться.

Паспорта у меня действительно отродясь не было, а если бы и был, с фамилией отца я в обществе и шагу не смог бы ступить. Этим вопросом занялась Альда, пообещав, что я получу все необходимые документы, но ждать придется не меньше двух месяцев. Я поначалу огорчился такому длительному ожиданию, в моем мозгу движение к цели измерялось даже не минутами и часами, а каждым мгновением. Но потом, я даже обрадовался, что пока готовятся документы, у меня есть время на собственную подготовку, мне ведь предстояло стать мужем. Я ничего не знал ни об отношениях между мужчиной и женщиной, ни о семейной жизни, ни о детях. Я стал внимательно наблюдать за всей семьей Гринмилл, особенно за тем, как ведет себя Алан. Меня волновало все до мельчайших деталей: как надо относиться к жене? Как с ней разговаривать? Зачем ее надо как-нибудь ласково называть? Некоторые вопросы я задавал Алану напрямую и записывал все его советы. Алан стал для меня образцом для подражания. Готов поспорить, что ни один мужчина в мире не готовился к семейной жизни с такой тщательностью, как я.

Когда мы с твоей мамой поженились и переехали в Латту, я первым делом устроился на завод. Первые месяцы нам было нелегко. Я постоянно пропадал на работе, чтобы получить побольше денег, ведь нужно было обживаться всем необходимым. Был период, когда на меня волной хлынули страхи. Я боялся, что та картина, которая была моей целью и двигала мной, лопнет как мыльный пузырь, и я снова останусь ни с чем. Дэйрин помогла мне пережить это состояние. Вскоре, она забеременела.

Я не могу описать словами то чувство, которое испытал, когда ты впервые оказался на моих руках. Конечно, я был счастлив. Но моя цель не была достигнута. Я знал, что это только начало пути, и каждый последующий день мне предстоит нести ответственность за то, каким отцом я являюсь.

И первое, что я сделал, это назвал тебя сыном.