не законченное. Официант. История чаевых

Он бежал подскальзиваясь на фразах, держась за айсберги обещаний. Он скользил, но он падал.Голый лед правды опасен
, если ты не фигурист. Простой официант с амбициями бога. Также не глуп, как откровенно не состоятельный. Его коньки и лыжи, - его молодость.
Тот посетитель не был обычным не молодым богатым мужчиной. Он был молод если бы не седина, как будто абстракционист изменил свои картины, сделал их грустными
, черно-белыми и уставшими. Он смотрел на стены ресторана, украшенные модными фотографиями. Бокал за бокалом, рюмка за рюмкой. Он напивался со знанием дела. Порода людей, которые пьют то ли от счастья, то ли от горя. Расплатился
, чаевые, много купюр, потераю руки, смотрю и не понимаю. Купюры не понятные, мне неизвестные...

Мне не понятен юмор богатых белорусов, оставляющих вечно падающий белорусский рубль. Наша профессия, потомственное искусство, когорта.. В европе нас уважают..Не в России, все это сильно временно сильно не профессионально... Босния, боснийская марка, что это и где? 
Он заговорил уверенно и первым.
"Когда-то я получил несколько десятков этих купюр, был унижен и разбит, после нескольких часов застолья. И я все бросил и уехал отсюда на несколько лет! Куда? откуда эти купюры? И я уехал бросив в камин амбиций свои желания и пороки! В самолете мне не хватило места, и я летел в бизнес-классе... простой, молодой, хотящий..." Не делая шаг, ты не остаешься на месте, ты идеш назад. Ведь ты загадал движение..
Напившись холодного шампанского мы влетели в зону торбулентности..Даже там есть статус, жизненная позиция" Бизнес-класс не падает, слишком дорого..Довольный собой и широким удобным креслом сосед был сентиментален...
Жесткость крыла, тройная система контроля, возможность управлять уровнем турбулетностью с помощью радара, - он все знал, но он ничем не управлял. В этом разница, я и на земле не управлял ничем, ему было что терять, он боялся и размышлял..
"Опыт приходит с практикой. Ценности, приобретенные во сне просто  растворяются в руках. Это жизненный опыт. Ведь в конце пути сон окажется жизнью. Все остается по ту сторону. Но опыт и душа, как и во сне, возбуждения не материальная, остается." Было шумно и пьяно. Кто же все-таки это сказал?
И правда, ощущение уверенности и удачи. Он летел туда где его ждали. Я летел простым москвичем, не богатым, но с квартирой, которую сдать легче чем взять себя в руки и рискнуть всем ради.. чего?
Совсем забыл, что высшее образование я получал в МГУ, деньги бабушки сделали сговорчивыми молчаливые скульптуры Журфака. Я путал средневековье с эпохой возрождения, но я помнил дату крещения Руси. И я был молодым мужчиной, то ли внук, то ли сын, то ли муж.  988 год сделал меня, в дальнейшем, информированным в истории человеком..не знающим историю.
Шасси едва коснулись взлетно-посадочной полосы, а я уже был трудоустроен к обаятельному и сентиментальному Сергею, где-то на Балканах... Кем, никем, - хорошим настроением!   
90-е годы замылены, понятны. Не жили там но знаем, как было, кто выжил, вышел в люди. 2000-ые ближе, понятней. На рубеже эпох кто-то доказывая свою состоятельность, - изменил историю. Ночной Белград, очаг разврата и любви. Лишь несколько зданий напоминают о страшной агрессии иноземцев. И их принимают с большим желанием работать на них, на тех, кто тремя ракетами уничтожили веру, создал границу страха. Постоянно меняющиеся политики разыгрывают эту не замысловатую карту, прозрачную и понятную. Дипломаты представляющие благородную миссию агрессора, размышляют о будущем в здании, с видом на эти руины суверенитета.
Зачем русские пьют, наверное, за правду! Продолжили в машине.
Сергей не был таким беспечным, лицо его было красно-бледным, руки то и дело пытались рубить воздух, будто невидимый противник угрожал суверенитету нашего автомобиля.
Спать мне пришлось в шикарном доме, завешанным иконами. Я не понимал той бессмысленной борьбы, великий Рим и Греция в дефолте, и судья есть...
Проснулся, - страшно! Не узнаю себя, комнату, обстановку. Когда цель расплывчата, не узнаешь сознание! Размышляя почему я нахожусь в этой части провинциальной Европы, я вышел на террасу, где был незамысловато с трогательной простотой, был накрыт стол. Я съел неизвестный мне пирог и отпил йогурта.   Неожиданным смотрелось лекарство, бережно налитое в рюмку.. Дуня.. Имя, нежное, старорусское, красовалось на грушеобразной бутылке. Дуня была крепка, полезна. Сергей дал мне кров и еду. И еще, - должность, - хорошее настроение...
Было поздно и немного стыдно. Я не был классическим искателем приключений, у меня было немного  денег, навигатор, разговорник. В кармане смущенно мялось несколько купюр, тех самых, ради которых я оказался на Балканах.
Балканская весна была прекрасна не менее прекрасной будет осень, но пока лишь зарождался кипяток где чаинками плавали уличные торговцы, тут и там шныряли назойливые цыгане. За всем этим неспешно зрил могучий Калемегдан
 
Сегодня, с дуру, мы смеемся над советскими планами предприятий, их лозунги кажутся смешны. Однако мы забыли, что это была не просто плановая история, это была амбиция. Сегодня это слово опошлилось, власть или деньги, - современное значение слова. Многое в русском языке опростило,  а что-то просто исчезло.  бюджетом стало что-то личное,  абсолютно секретное, частное. Партком не обсуждал и не критиковал, были два, хорошо одетых функционала, которые решали, быть или н быть дополнительной статье в графе  "маркетинг".

Казалось бы, откуда у простого, пускай, московского официанты, подобного рода мысли? Всему виной, Москва, город который дает прекрасное европейское образование на улице. Вся эта, желтая пресса, своего рода учебник, не столь гуманный но столь продуктивный. И Ленина мы, наше поколение, знаем как фанатичного больного деспота, знаем Сталина по его венерическим болезням. Узнаем о Пушкине куда больше как о тусовщике и транжире, может даже наркоману. Поэтому как зарабатывать деньги в той стране, где осталась земли лишь тень, я понимал по-своему, по-современному. Любой отпускник может сказать что тягость родины "отпускает" на пятый-шестой день отсутствия там.
     Спускаясь по лестнице, я начал более отчетливо слышать звуки сонного города просыпаясь вместе с ним. Вместе с тем, отчетливо появлялся аромат горячего хлеба. В эту атмосферу почти гармонично вписался совсем пьяный, совсем счастливый совсем не молодой человек, который пытался что-то сказать.
-Добро ютро, поштовани, - произнес он, почти понятно, и как то по родному. "Газда рекао да я ваш на данас а могуче и на цел живот". Я инстинктивно проверил низ тела, изрядно наполненный плотным завтраком и лекарством от вчерашней болезни. "Изволите" и он жестом указал на видавшую виды иномарку.
Какой то официант, некому не нужный, чего-то опасающийся?! Смешно,- и я сел на переднее сиденье, обитое дешевым заменителем кожи. Только через несколько минут после начала движения я увидел счетчик, который красными цифрами отбивал какие-то цифры по мере нашей поездки. Обогнув величественный Калемегдан, проехав несколько улиц мы выехали на магистраль, после чего, резко свернув, оказались на проселочной дороге. Я даже растерялся от оперативности  доставки груза из точки А в точку Б. На огромном поле, засеянном какими-то культурами стоял мой вчерашний влиятельный друг. Он, словно подросток, не замечая скопления людей в камуфляже, что же вы думали... Пускал воздушного змея, то притягивая его к земле, то отпуская на высоту.
Первая мысль, зачем я здесь, на этом поле, в покуренном такси с водителем, которого я не понимаю, но почти люблю, с эти влиятельным россиянином, который с детским азартом занимается черти-чем.
      И надо же, я про это где-то читал, может быть даже в "желтоватом" московском учебнике; я почувствовал, что если этот человек, сильный и энергичный, что-то делает, пускай что-то глупое, это неспроста и, видимо,очень важно для вселенной.    
  Сильные и энергичные пальцы легко справлялись с деткой игрушкой. Скрипучий тарантас куда то испарился, я подошел к моему покровителю, он совсем не замечал меня. Ничего не оставалось и я как преданный одноклассник завороженно смотрел в небо, временами, отмахиваясь от набирающего силу солнца. В отличие от летающих драконов Бали, змей, подчиняющийся движениям моего старшего товарища был однотонный, скучный, черный