Дома

Так я, не доехав ещё до семьи, поступил на работу. Я отвлёкся от основной темы. И так, 18 или 19 января 1946 года я из Рязани выехал в Уфу. Приехал в Уфу, сразу к матери, которая жила вместе с Сашей. Только приехал, переночевали, тут утром 21 января на квартиру из редакции звонит Готовцев.
-     Что же ты приехал и носа не кажешь в редакцию?
-   Да хочется выспаться. Я ведь только вчера вечером приехал. Ну, со встречи посидели допоздна. Вот сейчас только проснулся. Завтра обязательно с утра буду.
На следующее утро пришёл в редакцию. Встретили радостно. Всё-таки коллектив у нас был очень хороший. Начались расспросы. Я один из кавалеристов. Стали расспрашивать о кавалерийских рейдах в тыл противника.
Что знал, рассказал. Рассказал, как тяжело нам было в тылу у немцев. Плохо с кормами для коней, плохо с продовольствием, ну и понятно, что тогда ещё не было целых районов. Партизанское движение в зачатке, поэтому нам приходилось скрываться в лесу. С кострами очень осторожно, потому что немцы знали о нашем присутствии, и их авиация охотилась за нами. Зима была холодная, морозы, спали поочерёдно. Одни спят, другие их коней водят, чтобы не замёрзли. Наши то башкирские кони привычные, выносливые, а вот 24 кавалерийская дивизия, которая в начале войны попала в Иран, привезла оттуда хороших арабских коней. Но лошади оказались непривычные к нашему климату, почти все подохли. А потом, для оживления, рассказал как мы устраивали кавалерийские скачки.
-    На конях?
-    Зачем на конях, коней берегли, их кормить нечем было.
-    Так на чём же вы ездили?
-    Куда?
-    На скачки!
-   Так разве я вам говорил, что мы ездили на скачки? Мы просто устраивали скачки. Ведь всё-таки мы кавалеристы, а для кавалериста скачки - первое дело.
- Ну, так на чём же вы скакали?
-  Это уже другое дело. Поясню, как положено, но это дело секретное. Знаете, когда живёшь в лесу одетый в тёплый полушубок, который не снимаешь ни днём, ни ночью, и когда долго нет бани, то появляется животноводство, как бы сказать, не желательное. Как ни стараются наши врачи, но животноводство растёт. Вот и вздумали мы эту скотину использовать на свою потеху. Книг нет, газет нет, что же делать. Сдерёшь с пихты лубок, выпрямишь его химическим карандашом, сделаешь два круга. Небольшой – в центре – это старт. И большой круг, черта которого проходит на одинаковом расстоянии от старта - это финиш. Ну, каждый берёт свою из любого места и ставит на старт. Выбирали, когда дни были потеплее. Ставка, ну по гривеннику, как договорятся, и вот пошли. Но тут бывают дела похлеще, чем с лошадьми. Ведь эта скотина неуправляема. Вот она пошла прямо к финишу. Осталось только пересечь черту, и вдруг пойдёт вдоль линии, или вовсе повернёт обратно, а хозяин её выхватит из ножен клинок, и размахивая, грозит срубить ей голову. Ну а соседи ему советуют: “К чему клинок тупить, можешь и поломать его, а ты лучше расправься с ней по старинке, как наши предки расправлялись. Просто ногтями её. На один положи, а другим прищёлкни! И всё!”. Так и воевали.
Только было разговорились, дошло до сути, подошёл Калякин.
- Пойдём, Евгений, к редактору. Надо сначала дело сделать, а потом наговоришься с друзьями.
Зашли в кабинет редактора, тогда редактором был уже Заславский. Он приехал вместе с новым секретарём Обкома партии Игнатьевым Семёном Денисовичем.
-  Вот, - сказал Калякин, - старейший работник нашей редакции. Не упускайте его. Он только что приехал, демобилизовался из армии.
-    Я уже слышал и упускать не думаю. Да и он, конечно, не думает изменять редакции.
Калякин ушёл, мы остались вдвоём.
- Ну как, товарищ Киселёв, вы вероятно сначала будете отдыхать?
-    Отдыхать мне некогда. В госпитале отдохнул. У меня семья, положение тяжёлое. Сразу же буду работать.
-   Ну тогда что же, пишите заявление. С завтрашнего дня по приказу будете числиться на работе. Ещё что есть?
-  Есть просьба. Сейчас идёт подготовка к выборам в Верховный Совет СССР, а так же пора вести подготовку к предстоящему севу. Вопросов много. Не смогли бы вы мне дать длительную командировку в свой старый куст, где находится сейчас моя семья. Хотелось бы немного побыть около их. А уж как-нибудь потом перевезу их в Уфу.
- А разве вам не хочется снова быть собственным корреспондентом?
- А разве они сейчас есть у вас? То есть такая должность сохранилась?
- Если согласитесь – четвёртым будете, а нам надо четырнадцать.
-  Тогда иное дело, иду на старую должность. Завтра же выйду туда, постараюсь добраться.
- Тогда поезжайте в свой старый куст. Есть ещё что?
- Да, ещё одно. В первое время не будьте ко мне особенно требовательными. Учтите, что я почти четыре года занимался другой работой. Дайте немного привыкнуть.
- Хорошо, и это учтём, - улыбнулся редактор, - ну ещё что?
- Больше ничего.
- А как вы туда добираться будете?
-  Ну, это пустяк. Пока ещё не отвык. Тем более что здесь не придётся преодолевать вражескую оборону, а просто идти, я к этому привык.
- Ну, счастливо вам. Можете не особенно торопиться.
- Да нет, хочется побыстрее к семье.
На другой день я пошёл в Бирск. Транспорта тогда вообще не было. А какой транспорт нужен солдату, если на нём изрядно потрёпанная шинель, лёгкая, не стесняющая движения, кирзовые сапоги, обутые на хорошо просушенные портянки, и если к этому ещё температура за 30 градусов ниже нуля, которая также заставляет двигаться энергичнее.
Так, не добравшись до дома, я поступил на работу.