Письма прошедшего времени. Тридцать первое

    Неделя, как умерла осень, облетели листья и несобранными остались гнить до весны. Холодно. К кормушке выстроилась очередь из птиц. Воробьи отгоняли синиц, те скандалили, сердито отлетали в сторону, вновь возвращались побороться за своё место под солнцем. Когда кусок хлеба оказывался крупным тут же, из ниоткуда, стремглав выныривала сойка, жадно хватала его и, преследуемая воронами, довольная, удалялась.

  Потом нас накрыл циклон. Он выл волком в камине, ломился грудью в окна, обрывал провода, засыпал лес и дома белой картечью, ронял на землю гнилую труху осин, кренил гордые сосны. Море выгнулось, взбесилось, стало настоящим, зелёным.

   Куда делась спокойная летняя лужа? Волны съели пляж. Как бешеная собака слюной, море текло пеной, нависало над дюной, застилая собой небосклон, окатывало с ног до головы мокрой пылью. Находило в одежде самую малюсенькую дырочку, врывалось туда и уносило прочь тепло. Скулило, свистело ветром, грозно грохотало прибоем.

   Наконец, выдохнув, выплеснув всё до дна, стихия улеглась, затаилась, как застигнутая на бегу сном скаковая лошадь, и снова начала копить в себе, каплю за каплей, ненависть. Погоди, дай срок, всё нарвёт, взорвётся, наступит время хаоса, тогда покуролесим, тогда посмотрим, кто кого. А пока спи!..

    А так хотелось начать письмо ярко, солнечно, но, Котя, я хожу по улицам и смотрю в окно. Здравствуй, милый! Опять c самого утра день серой плёнкой накрыл дождь. Задул южный ветер и принёс большую воду. Она везде: сверху, снизу, в воздухе. Похоже, кто-то в небесной канцелярии во время инвентаризации неаккуратно обошёлся с материалами по всемирному потопу и часть пролилась.

   Уж семь дней, как наступил первый день зимы, а с ним и декабрь, но ливню вся эта лирика невдомёк. Он про морозы ни сном, ни духом. На неделю-больше затянул свою песню. Пора отращивать жабры, сплющивать в ласты ноги, в утиль сдавать лыжи и санки, отменять Деда Мороза и снежную бабу.

   В восемь темно. В полдевятого кто-то невидимый поворачивает световое реле на четверть, в полтретьего он же спешит закрутить его обратно. Всё мокрое: плащи, головы, зонтики, ноги и лица, заборы, лес, птицы, машины и тротуары. Всё течёт: дождь и время. Вода смывает грязь, накопившуюся за год, с крыш домов и сараев, омывает лапы туй и елей, барабанит каплями по стеклу. Шепчет: покайся, дурашка, не бойся...ся, кайся...айся, сейчас...час, здесь...десь, мне...не...

   Природа достойно ответила прогрессу, обьединив зиму с поздней осенью, открыв новый сезон. “Время серой ваты” - называю его я. Декабрь, Константин, пора адвента, у нас и у тебя в Германии. Adventus (“пришествие” с латыни) - слово, догнавшее нас из глубины веков. Может, сам святой Петр завещал его наследникам своего престола, и оно, почти погибнув от рук Аттилы, бесчисленных орд бургундов, свевов и прочих готов, возродилось в раннем средневековье и с тех пор осеняет своим светом осколки западной Римской империи по эту и по ту сторону океана. Кто знает, может и в тебе, Котя, течёт кровь Аэция? Пусть так! Всё лучше, чем носить в себе разбавленного временем Нерона,  Калигулу, или, не дай Бог, Пилата.

   Декабрь. В окнах зажигают свечи, чтобы осветить путь к храму. Старый год уже истончился, истёк, как песок в часах. В нём не осталось ни капли солнца, ни мороза, ни зла, ни радости, лишь ветер - дыхание умирающего исполина - срывается с его губ последней бурей. Декабрь - пора предчувствий, время ожиданий. Хочется, как пальто, снять с себя прошлое и оставить его в гардеробе вместе со старым, уже ненужным календарём. Запах Рождества разлит в воздухе, дух обновления щекочет ноздри, покалывает кожу - как тепло, если с мороза заскочить в парную.

   Где вы, стужа и сугробы декабря моего детства? Когда на улице вмиг замерзал и становился красным нос. Когда можно было надышать маленький пятачок на заледеневшем стекле трамвая, растереть его мокрой варежкой и смотреть, угадывая сквозь моментально набежавшую наледь силуэты знакомых улиц, разглядывая фары редких машин и красно-зеленые огоньки светофоров.

   Где Вы, сладкие москво-марокканские мандарины из обёрнутых прозрачным и хрустящим, как снег, целлофаном подарочных новогодних комплектов? А не эта зелёно-оранжевая, пластмассовая,  откровенно кислая гадость, которой нынче «как грязи» в любом супермаркете. Где ты, дым заводских труб, что морозный воздух столбом возносил прямо к звёздам?

   Где ледяная горка в парке культуры и отдыха железнодорожников, на которой после уроков можно было провести целую жизнь, пока уставшая мама, вернувшись с работы и не застав тебя дома, сломя голову неслась в школу выяснять, что же случилось с её мальчиком? А выяснив и выловив тебя, насквозь мокрого и счастливого, подарив подзатыльник, тащила за руку делать уроки так, чтобы все видели и чтобы было больно, и стыдно, и неудобно до самого дома. Чтобы, наконец, понял и зарубил себе на носу: после уроков – домой! Сразу! Где вы, детсадовские утренники, костюмы зайчиков и снежинок? Кто теперь читает стишки дедушке Морозу, стоя на стуле с вишенкой?

   В декабре из ящика пропадают плохие новости.Обильной патокой льется позитив. Сектанты, террористы, революционеры отправляются в отпуск. Вы встретите их, милых и безмятежных, на распродажах. Не задавите!

   Декабрь – самый тёмный и самый светлый месяц года. Он дарит ощущение сказки, нереальности происходящего, переносит нас на другую планету. В темноте мы встаем, выходим из дома, приходим в школу или на работу. В обед уже сумерки. Когда пора идти домой - ночь, что не кончалась с утра. Это наша плата, жителей Севера, за белые ночи лета.

   В декабре всегда сжимается сердце: впереди неизвестность. Год уходящий - лучший, богатый, нервный, шебутной, бестолковый, толстый и замечательный, когда всё удавалось, или, наоборот, валилось из рук, - в прошлом. Будущее скрыто за тьмой декабрьских ночей.

   В ходу гадания, гороскопы. «Четверг Крысам сулит замужество». Это они мне? Мне девять! Я мальчик! Какое замужество? «Стрельцы, заключайте контракты, Овны, брейтесь!» - неплохие советы слесарям и несовершеннолетним девочкам.

   Человечество хочет знать и ради этого готово на глупости. Что ж плохого в том, что нам требуется поводырь? Декабрь – это сказка о злом мышином короле, принцессе-уборщице и отважном Щелкунчике, это музыка Чайковского. Время остановиться, задуматься.

   Декабрь - это невероятно сильное, до судорог, ожидание добра. Оно вспыхивает там, в высоком тёмно-тёмно-синем небе, маленькой яркой звёздочкой, отзывается теплом в каждом сердце, что ждёт и просит любви, прекращает бег и суету, дарит надежду. Свет Вифлеема омывает мир благодатью, а сердца — радостью, и, чтобы услышать его, нужна тишина. Тсс, Котенька, тсс! Спи, ты ещё безгрешен и наполнен им до краев.
   
Непременно твой, д.Вадим.