Обманутые Крымом. Главы 61-70

Закономерность
Вернувшись из отпуска и подходя к нашей казарме, я на секунду задержался у флагштока, чтобы прочесть какие взвода нашего курса сейчас лучшие в учебе. Я вспомнил, что когда я был заместителем командира взвода, то наш взвод был лучшим. 
– Последнее время мы немного пасем задних, – тихо подошел ко мне сзади Дима Снигур. Мы обменялись с ним крепкими рукопожатиями. – А помнишь, Толик, как на первом курсе наш взвод был лучшим по учебе?
– Помню. Повторить этот рекорд мы больше так и не смогли, – Дима застал меня врасплох, словно он подслушал мои мысли.
– А могли бы, – с уверенностью сказал Дима.
– Ну, это спорный вопрос, – махнул я рукой.
– Ничего спорного. Я, будучи задним числом умным, давно пришел к выводу, что это закономерность.
– В чем же ты видишь закономерность? – удивился я. – К чему ты клонишь?
– Я сейчас объясню, – горячится Дима. – Ты тогда был нашим «замком», и если бы ты им оставался и дальше, то и наш взвод был бы лучшим.
– Брось, – рассмеялся я.
– А вот и нет! Просто, как говорит наш замполит роты, когда ты варишься в компоте, то не можешь оценить этот компот. Нужен взгляд со стороны. Смотри, ты разве сам не замечаешь тут закономерности? Мне это кажется совершенно очевидным.
– А мне нет, – пожал я плечами.
– Ты был замкомвзводом, и взвод был лучшим в батальоне. Ты стал командиром отделения, и наше отделение три года почти бессменно было лучшим в роте и батальоне среди отделений. Из этого следует, что это система! И ты не видишь здесь закономерности? Значительной мерой отношение к учебе зависит и от сержанта. Поверь, если бы я думал по иному, то не заводил бы разговор на эту тему.
– Даже если ты вдруг и прав, то это уже не имеет никакого значения. Пойдем, – не показывая удивления, сказал я, сделав вид, что выводы приятеля меня совершенно не интересуют.
Дима словно прочел мои мысли. Я сделал над собой усилие и не стал говорить ему о том, что мне и самому не раз приходили на ум подобные мысли. Не стал говорить по той причине, что стоит рассказать одному – пойдет по кругу. Вот уж никогда бы не подумал, что еще кто-то, кроме меня, думал об этом и пришел к таким же выводам!
Я не пожелал добавить к уже сказанному ни слова. В целом мнение Димы придало мне уверенности в том, что я, как сержант, все годы был на своем месте.
– Толик, а Толик, – напряженно сказал Дима. – Что-то у меня нехорошие предчувствия. Будь другом, пронеси в роту бутылку водки?
И он просительно уставился на меня. Я ничего не стал говорить, а просто раскрыл свою сумку, и Дима переложил на ее дно поллитровку «Столичной». Тут на нас налетел и обнял Отарий Кварацхелия.
– Здорово, мужики! – радостно говорит он.
– Привет, Ркацители! – смеется Дима.
– Привет, ара! – шучу я.
Но на этот раз Отарий не обиделся. Он тоже попросил меня пронести и его бутылку водки. Я снова согласился, и мы направились в казарму. Кварацхелия решил зайти через несколько минут после нас. В роте нас встретил замполит роты. Подозрительно оглядев нас, он по-хозяйски остановил нас.
– Стоять, – вальяжно сказал Хлопец. –  Что у вас в сумках, хлопцы?
– Контроль, да? – усмехнулся я, старательно изображая беззаботность.
– Контроль, хлопцы, что б вы все знали, это одна из форм любви, – уточнил замполит роты. – Кстати, Иванов, я вас сегодня видел из окна троллейбуса. Куда это вы шли с букетом вот таких цветов?
– Интересно, вот таких, это, каких? – живо заинтересовался Веня.
– Больших, – коротко объяснил Хлопец.
– Разве можно спрашивать о таких глубоко интимных вещах? – насмехается над замполитом Столб. – А что, если он шел к вашей жене? А вы его таким вопросом ставите в затруднительное положение и заставляете врать и выкручиваться!
Удивительно, но никто из присутствующих курсантов не позволил себе даже подобия улыбки.
– Ваше счастье, что я не женат, хлопцы, так что придумайте что-нибудь интереснее, – пошутил Хлопец, и демонстративно отвернулся от нас. (Или он уже развелся, а мы не в курсе?)
Однако он тут же вспомнил, по какому поводу он здесь стоит, и обернулся к нам.
– Товарищи Иванов и Снигур, так что же у вас в сумках?
И замполит вперил в нас горящие угли своих глаз. 
– Ничего запрещенного, товарищ старший лейтенант, – как можно дружелюбнее улыбнулся я, – вы же наш выпускник и не можете не знать, что если курсанту СВВПСУ нужно незаметно просочиться через закрытую дверь, то он просочится! А мы вошли прямо через открытую дверь, с вещами, а это означает, что нам нечего бояться! Если бы мы пытались пронести что-нибудь запрещенное, то сначала в роту вошел бы один из нас, чтобы разведать обстановку. Разве нет? Или вы на нашем месте поступили бы как-то иначе?
После этих слов я гордо выгнул грудь колесом. Замполит напряженно подумал о чем-то, и, не сумев скрыть своего разочарования, так и не сказав больше ни слова, вышел из расположения роты.
– Блин, Симона, где ты раньше был? – вскричал Лис. – Хлопец у нас три бутылки водки изъял! Три! Знали бы наперед, отдали бы водку тебе!
– Главное ведь, что я предлагал подождать тебя, так как был уверен, что ты в случае чего выкрутишься, – веско сказал Миша и вздохнул, – но не настоял на своем. – Эх.
Лис после этих слов поразил меня своим виноватым видом.
– К интуиции нужно прислушиваться, – поддакнул ему Лео. – А нам тут до твоего прихода Хлопец битый час рассказывал, как запрягать паровоз и вообще наводил ужас на всех. И где только тебя носило?
– Лео, учись думать своей головой, – хмуро посоветовал ему Королев, кривя губы. – Замполит же ясно сказал, что видел Симону с букетом каких-то там цветов. Так, где он мог быть?
Сказав это, он недобро посмотрел на меня. Мне хотелось честно сказать, что замполит обознался и спутал меня с кем-то другим, потому, что на самом деле ни с какими цветами я никуда не ходил. Но я решил, пусть КорС позлится.
Даже не глянув в его сторону, я направился к своей тумбочке. Дима подошел ко мне, обнял меня, как родного, и забрал свою бутылку водки. Миша, который все это видел, только вздохнул. Потом он нашел в себе силы улыбнуться.
– Что, Димитрий, – как бы даже небрежно спросил Миша, – мы стремительно двигаемся, да?
– Куда это? – не понял Дима и оглянулся.
– К состоянию сильного алкогольного опьянения, куда же еще? – пришла очередь удивиться Мише. – Надеюсь, ты не собираешься выпить эту бутылку один?
Мне их разговор совершенно не интересен, и я занялся своими делами. Вечером все делились впечатлениями о проведенном отпуске. О последнем нашем курсантском отпуске. А еще радушно угощали домашними вкусностями друг друга. Так что угомонилась рота не скоро.
– Дима, – допытывается Миша, – а почему ты сам не хотел пронести эту бутылку?
– Если бы замполит остановил меня, я бы мог и не выкрутиться, – честно признался Дима. – А вот Толик у нас окончил академию лицемерия и лжи, а я пока только техникум, куда мне до него?
– Это ты обо мне такого мнения? – ужаснулся я, и, приподнявшись в кровати, сказал: – Все, больше ко мне не обращайся. Запомнил? Ну и все. Разговор окончен.
Уже засыпая, я услышал, как Миша рассказывает Лису о том, как он бросил вечером, возвращаясь с танцев, надоедливой бродячей собаке подожженный взрывпакет. Собака схватила его в зубы, и взрывпакет взорвался прямо у нее в пасти. Лис гомерически захохотал, а я хотел было отпустить в Мишин адрес очередную шуточку по поводу того, что отнятая бутылка водки не отбила у него желания болтать, но улыбнувшись, неожиданно для самого себя провалился в глубокий сон.
 
Новость
«Разве не все равно занять такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил? И не все ли равно, плыть на корабле, где уже плавали тысячи людей или где еще никто не плавал? Вот так же все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал». 
 Аристипп
Я тихо и мирно гладил свое п/ш в бытовке, когда на голову неожиданно свалился, то есть вошел Веня. На первый взгляд кажется, что вид у него таинственный. Хотя нет, скорее всего, он чем-то встревожен.
– Толик ты достал уже, – прямо с порога начал он. Видно, ему нечем себя занять, и он от скуки выискивает себе проблемы на разные места.
– Тебя что ли? И чем же это, любопытно знать на этот раз? – что и говорить, иногда Веню трудно понять.
– Чего ты вечно гладишься? У тебя и так форма вечно лучше всех отглажена, а стрелки такие, что порезаться можно. Толик, ты новость уже слышал? – не давая времени на размышление и безо всякого перехода неожиданно переменил тему Веня.
Я равнодушно пожал плечами, показывая, что не знаю. Веня использовал паузу и драматичным голосом сообщил.
– Наш старшина роты женится, – выпалил Веня с таким видом, словно поведал какую-то сенсацию.
– Что ж, – все так же безразлично ответил я, – давно пора. Порадуемся за него и пожелаем ему счастливой семейной жизни.
– Какое уж там порадуемся, – заунывным голосом говорит Веня и тяжело вздыхает. Выглядит все это прямо театрально.
– А что, что-то не так? – внутренне сосредоточившись, переспросил я, и замер в недоумении, перестав гладить.
– Ясный перец! Ты, похоже, и впрямь ничего не знаешь! Помнишь, ты был в Доме офицеров, вспоминай, тебе это не трудно будет сделать, ты ведь редко там бываешь! Так вот – помнишь, первый и второй взвода на руках передавали друг другу девушку?
Это прозвучало так неожиданно, что я растерялся на какое-то время.
– Неужели на ней? – у меня даже во рту пересохло, но я очень сдержанно спросил: – Но ведь она безотказная, что ли?
Должен признаться, что я испытал неимоверное удивление, и голова у меня пошла кругом от такой новости. Вот чудеса! Точнее, какая-то злая шутка судьбы. Я уже тогда сделал вывод, что та девушка нормальному мужчине совершенно не подходит для семейной жизни.
– Это, мягко говоря, – сбивчиво продолжает Веня. –  Я вообще испытал шоковое переживание, когда узнал об этом.
Свои слова Веня подкрепил широко раскрытыми глазами, символизирующими глубокое изумление и сожаление.
– Чего ж это ему приспичило на ней жениться? А, впрочем, понимаю старый проверенный способ – пришла в политотдел: я беременна от курсанта…
Никакой другой причины, объясняющей такое решение старшины, я придумать не смог.
– Ничего подобного! Только представь себе, он ее любит! У него это первая любовь с первого взгляда, – торжествующе выдал Веня. – Он приписал ей самые лучшие нравственные качества и поверил, что она именно такая и есть. Представляешь? Судьба, блин, судьбоносная.
– Да ну? – ахнул я и обжег руку утюгом. – Ой! Чтоб тебя!
– Да, новость дня, полюбишь и козу, – бесцеремонно говорит Веня. – Надеюсь, что их семейное «счастье» продлится недолго.
Меня поразило такое пожелание Вени, отнюдь не страдающего человеконенавистничеством. Раньше за ним такого точно не замечалось. Но он невесту старшины знает намного лучше меня, так что мне не показалось, что она такая. Видимо, поэтому он совершенно потерял голову после случившегося.
  – Не может быть, – растерянно пробормотал я. – Это я о том, что он на ней действительно женится. Чего ж, перехотелось мне радоваться за старшину. Слушай, может, он еще одумается, а?
– Ну, на это надежды мало, – растягивая слова, ответил Веня.
После того, как я закончил гладить форму, я собрал банные принадлежности и пошел в училищную баню. Вернулся я в прекрасном настроении духа, но заглянув в свою прикроватную тумбочку, сразу опечалился – из тумбочки пропали мои наручные часы, подаренные отцом. Конечно, ни дежурный по роте, ни дневальный ничего не видели и не слышали.
Была еще слабенькая надежда на то, что может кто-то из ребят взял их, уходя в увольнение, и просто не успел сказать мне об этом. Но после возвращения последнего уволенного стало ясно, что часы мои исчезли насовсем. Пришлось смириться с пропажей часов.
– Симона, – позвал Лео. – Симона, не уходи в себя, там тебя найдут в два счета! Сейчас концерт по телеящику будет. Пойдем, посмотрим!
– Пойдем, – вздохнул я.   
– Ты уже слышал, старшина женится. И, знаешь, на ком? – с отвращением спрашивает Лео.
Если до этой минуты меня еще мучили какие-то сомнения, то Лео их полностью развеял. Лео это не балаболка Веня, который может ошибиться, а то и приврать чего-нибудь для красного словца. Телевизор я смотрел невнимательно и много раз за вечер пытался анализировать ситуацию с женитьбой старшины, но мысль до конца так, ни разу и не добежала.
– Толик, ты знаешь, что старшина женится? А знаешь, на ком? – в который раз за этот вечер задали мне этот удивительно однообразный вопрос. На этот раз вопрос задал КорС. – Ты что-нибудь понимаешь? Может, объяснишь мне смысл происходящего? А то никто мне за весь день не смог объяснить этот «феномен».
Королева, как и всех остальных смущает бурное, «боевое» прошлое этой девушки и он смотрит на меня с надеждой, но я его разочаровываю, так как тоже не могу объяснить ему этот, как он выразился, «феномен». Мне кажется, что я, как и КорС, и Лео, и многие другие, на такой девушке бы ни за что не женился бы. Хотя любовь, как известно, зла.
Только я не могу и не хочу судить старшину, это его жизнь, его выбор. Лишь бы ему с ней было хорошо. Как хорошо моему лучшему другу Виталию Шепелеву с его неверной женой.

Великий инквизитор
После парково-хозяйственного дня замполит роты объявил, что увольнений не будет. Он распекает всю роту сразу. Среди курсантов зреет недовольство. Как сказал наш Вася с совершенно серьезной миной: «Коллектив находится под напряжением. Не скажу, что 220 вольт, но 360 точно».
– Товарищи курсанты, мне, безусловно, приятно открывать вам глаза на мир, рассказывать о чем-то новом, увлекательном и полезном, будоража при этом ваши пытливые курсантские умы, но я вам не заезжий лектор общества «Знание», а заметный представитель великой инквизиции, а это значит, что я могу сделать больно сразу вам всем! Какую картину мы сейчас с вами имеем? Я вам сейчас расскажу это ниже. Весьма неприглядную картину мы имеем. Ваша прогрессирующая безответственность меня уже просто пугает. 
– К чему это он? – недоумевает Лис и вместе с ним вся рота.
Хлопец хотя и проявляет незаурядный талант оратора, но из его выступления пока ровным счетом ничего не понятно. Все с опаской ждут продолжения речи.
– Неужели мне нужно сидеть перед вами и брызгать слюной? Вы уподобляетесь африканской птице страус, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии нашей партии. Вы занимаетесь чем угодно, только не учебой. Так вот, товарищи курсанты, что я хочу вам сказать, – смело и уверенно командует замполит. – Сегодня выходной, но вас это не касается.
– Как это не касается? – раздался из-за наших спин удивленный голос начальника политотдела училища. Казалось, что он потрясен тем, что услышал.
– Рота! Кругом! Смирно! – смешался наш замполит.
– Старшина роты, – мягко улыбаясь, говорит начальник политотдела, – ведите роту в казарму, получайте парадную форму и готовьтесь к увольнению. А вы, товарищ старший лейтенант, подойдите ко мне.
– Есть! – радостно гаркнул старшина и вышел из строя. – Рота! Равняйсь! Смирно! В походную колонну!
Торопится старшина, а мне так хочется посмотреть, что из всего этого получится. В это время Хлопец подбежал к начальнику политического отдела. 
– Доложите мне, товарищ великий инквизитор, – насмешливо спрашивает начальник политотдела, – что за цирк вы здесь устроили?
– Это занятия, товарищ полковник, – залепетал Хлопец и несмело добавил. – Главная форма работы с личным составом – это занятия.
– Да вы что? – насмешливо спрашивает начпо. – Прямо в воскресенье? И кому это пришло в голову? Неужели и план этого занятия можете показать? В смысле, кем он, интересно знать, утвержден?
– Понимаете, товарищ полковник, я хочу дать что-то курсантам в голову.
– Что, что? Как вы сказали? Жаль, что некому дать в голову вам. Многое я видел в своей жизни, но с такой несусветной глупостью сталкиваюсь впервые.
– Я знаю аксиому, главнейшую в судьбе: не делай зла другому, не будет зла тебе, – скандирует Миша, довольно оглядываясь на Хлопца. – А дать ему в голову найдется кому, лишь бы нам это только разрешили. Тоже мне, еще один великий инквизитор нашелся!
– Точно, – вторит КорС. – Торквемада доморощенный!
– Торквеморда, – заливается Бао, чрезвычайно довольный тем, как все окончилось для нас и для самого новоявленного инквизитора
– Жаль Хлопца, – то ли шутит, то ли серьезно говорит Лео. – Его тернистый путь и так не был усыпан розами, а теперь ему можно вообще посочувствовать. Сейчас начпо поставит на его карьере яркую золотую точку!
– Миша, – негромко спрашиваю я, – ты что, действительно вынашиваешь надежду набить Хлопцу морду?
– Хочешь поучаствовать? – вместо ответа пошутил Миша.
В кубрике мы стали переодеваться в парадно-выходную форму вне строя. Литин перед зеркалом в свой рост душится тремя разными одеколонами по очереди.
– Красота – страшная сила, – смеется над ним Рома. – Даже запах имеет! То есть три запаха!
– Красота спасет мир, – вертясь перед зеркалом, пытаясь пригладить непослушные волосы, отвечает ему Литин, широко улыбаясь, нисколько не комплексуя из-за того, что зубы у него кривые и реденькие.
– Интересно, как это красота может спасти мир, – как всегда угрюмо говорит Королев, – если она требует жертв? Запомни, Литин, настоящая красота неотделима от простоты.
Однако Литин не заморачивается такими вопросами и ответами.
– Симона, – жизнерадостно кричит он, – дай твой одеколон.
– Ты же уже тремя надушился? – недоумеваю я. Для меня совершеннейшей загадкой является то, зачем Литин брызгается сразу несколькими одеколонами, смешивая совершенно разные ароматы, но что это меняет?
– Зажал, да? Я так и знал! – громко кричит Литин.
– Бери, только отстань, – говорю я, чтобы Литин не обвинял меня в жадности.
– Спасибо! А я уже и не надеялся! – ласково поглаживая себя по голове, говорит Литин. С зализанными назад волосами он выглядит еще смешнее, чем когда они торчали во все стороны. Литин поворачивается и идет к зеркалу. Он подушился еще и моим одеколоном, и глаза его просто засияли от счастья.
– Не за что, – честно говорю я ему вслед.
После этих не очень любезных слов Литин удивленно оглянулся на меня.
– Я знаю, что не за что, но я, же культурный!
Но я уже не придаю значения словам Литина. Отвернувшись от него, я обратил внимание на то, как Веня бережно вынул из кармана зажим для галстука.
– Золотой, – перехватил он мой взгляд. – Папа подарил.
Зажим является точной копией форменного военного зажима, со звездочкой, только сделан он из чистого золота.
– Вень, а зачем он тебе такой? – удивляется Вася.
– Ой, Вася, тебе все равно не понять, – отмахнулся Веня.
– И все-таки, зачем носить такой дорогой зажим, ведь никто не знает, что он из золота? – допытывается Вася.
– Я знаю. Этого достаточно, – не вдаваясь в подробности, ответил Веня.
Он так и не счел нужным ничего объяснить Васе.
– Симона, сколько там уже времени? – спрашивает Лео.
– На моих часах, которые вчера украли….
– Ой! Извини, братан, я забыл.
Тут появился наш замполит роты с таким видом, будто ничего и не случилось. В общем, он держится молодцом. Хлопец, у которого с сегодняшнего дня есть и другая кличка, приказал старшине роты выдать пропуска, а сам уединился в канцелярии роты.
– Любопытно, чем он там занимается? – шутит Королев. – Может начал рвать на себе волосы? Вот бы посмотреть!
– Скорее всего, он пытается найти утешение в бутылке, в смысле на ее дне! А что, я бы именно так на его месте и поступил, – шутит Миша.
– Миша, я тебя успокою, – улыбнулся я, – ты бы на его месте не оказался.
– Я перепью вас, то есть перебью вас, – хотел было что-то сказать Лис, но всех перебил Вася.
– Я не думаю, что это выход из положения, – глубокомысленно изрек он.
Вася иногда доходит до крайностей, подчас анекдотических, как сейчас.
– Идеалисту трудно существовать в обычных, реальных условиях, – заметил Бао, и эта его фраза отняла речь у всех, включая Васю.   
Благодаря начпо, вся эта «заваруха» окончилась, так толком и не начавшись. В понедельник перед разводом я случайно услышал, как ротный разговаривает с Хлопцем.
– Знаете, товарищ старший лейтенант, я не лысый, я постригся, чтобы у меня волосы дыбом не стояли от вашей службы. То, что вы говорите перед строем курсантов это же бред рябой кобылицы!
От обычно уравновешенного ротного сегодня просто веет злобой и решимостью, так что в его сторону лучше и не смотреть.
– Толик, чего мы узнали! – встретил меня в строю Лео. – У Хлопца день рождения 1 апреля, представляешь? Теперь понятно, чего он такой шебутной! 

«Губа»
                «…И вертелись они дисциплиною в боях между нарядами и строем в шаг,
                И сбегали в самые дали на свидания, проскользнув незамеченными...,
                Получали свои наказания, гауптвахтою щедро платя за любовь...
                И остались такими вот на век, в чьих-то юных сердцах – ностальгией вечною...»
С. Тотич
Папа Карло влюбился. И все бы ничего, но мало того, что избранница его сердца на удивление строптивая, так еще и живет на этих самых, как их там? А, вспомнил! На куличках! 
– Ты что, – удивляется Лис, – не мог влюбиться в девушку, которая живет поближе?
– Или совсем не влюбляться? – смеется Миша. – Теперь половину своего увала будешь тратить на то, чтобы добраться до своей подруги и вернуться обратно!
Но и это не беда, беда в том, что подружка его ждет от него подвигов.
– Толик, – подошел ко мне после вечерней поверки Стариков, и, пряча глаза, сказал, – мне сегодня нужно в самоход. На всю ночь.
– Что так скромно? Почему не на сутки?
– Ты что, издеваешься?
– Удивляюсь. Завтра суббота, после ПХД пойдешь нормально в увольнение, – вежливо предлагаю я ему, но он и слушать меня не хочет.
– Нет, не могу, – упрямо мотнул головой Стариков. – Она сказала, что если я сегодня не приду, значит, я ее не люблю.
– Не любит она тебя, – вмешался Миша, но перехватив мой взгляд, отошел.
– Ладно, – махнул я рукой, – от меня тебе что нужно?
– Если дежурный по училищу или его помощник начнет считать спящих курсантов по головам, прикроешь?
– Интересно, и куда ж я денусь? Только ты злоупотребляешь моим доверием.
– Спасибо! – расцвел Стариков.
Расстелив постель, он тут же растворился в пространстве. Я договорился с дежурным по роте Славкой Бахтиным, чтобы тот при необходимости прикрыл моего папу Карло или разбудил меня. А ночью меня разбудил дежурный по училищу полковник Зезевитов.
– Товарищ сержант, а где ваш подчиненный курсант Стариков?
Сердце мое екнуло. Судя по всему, обстоятельства для Старикова и для наряда по роте и ротного сложились крайне неудачно. И хотя сознание проснулось сразу, я сделал вид, что я никак не соображу, в чем дело.
– Так это, – часто моргая и отчаянно зевая, прикрываясь рукой, отвечаю я, – может быть, он в туалете?
– Нет, не может, – насмешливо отвечает дежурный по училищу.
Я действительно не ошибся, «подвиг» папы Карло завершился полной неудачей, его взял гарнизонный патруль, и сейчас он находится на гарнизонной гауптвахте. Но плохо даже не это. Плохо то, что курсант СВВПСУ Стариков оказал патрулю при задержании сопротивление.
С гауптвахты позвонили в училище, сообщили о задержании курсанта и попросили уточнить, из какой роты задержанный курсант и как его фамилия, так как сам он отвечать на вопросы отказывается, а документов при нем нет.
По приказанию дежурного по училищу все дежурные по ротам проверили наличие личного состава и доложили, что все на месте, незаконно отсутствующих нет. После этого с проверкой нагрянули в роты оба помощника дежурного по училищу, но и они доложили, что личный состав на месте. Это наш Славка Бахтин так умело перекладывал курсантов из койки в койку, что расход сошелся.
А после этого по ротам пошел сам дежурный по училищу непревзойденный полковник Зезевитов, и вот его провести Славке не удалось. Так и выплыло, что задержанный курсант – это наш Стариков, он же папа Карло, из 33-й роты.
На службу вызвали всех офицеров нашей роты и комбата. Славку Бахтина пытали битый час, но он, ни в чем не признался.
– Товарищ младший сержант, – допытывался комбат, – так как же у вас дважды сходился расход личного состава, когда в роте отсутствовал курсант? Что вы молчите? Курсант четвертого курса СВВПСУ должен уметь говорить долго и умно, пока его не остановит начальник!
– Не могу знать, товарищ подполковник, – разводит руки Славка, – сам удивляюсь!
– Товарищи офицеры, да он над нами просто издевается! – возмущается комбат. – Вылетишь ты у меня, сержант, из училища на пару с самовольщиком, которого ты прикрываешь. Как пить дать, вылетишь!
Это обещание комбата стало ударом для всех нас. Хлопец решил ознаменовать предстоящее событие с отчислением двух курсантов выпускного курса выпуском новых листков «Молний» и «Боевых листков». Однако в нашем взводе стенная печать вышла без упоминаний о грехах Старикова и Бахтина.
– Я не понял, что это такое? – шумит наш замполит роты. – «Боевой листок» должен быть «Боевым листком», ведь это же «Боевой листок!»
Перевожу: слова замполита означают, что если уж третий взвод не написал ничего о безобразном поведении товарища в листке «Молнии», то в боевом листке должен был упомянуть об этом непременно!
Однако ротный поведением Бахтина остался доволен. Более того, он подключил свои связи, и обоих, и самовольщика Карло и Бахтина, оставили в училище. Хотя на якорь Старикова, после того, как тот отсидел трое суток ареста,  ротный посадил на целый месяц.
– И передай своей ненаглядной, но уж извини за прямоту, глупой подружке, – сказал ротный, – что самоход не стоит ее любви. Я имею в виду, что она не стоит таких жертв. Впрочем, тебе решать.
Замполит тоже по-своему решил обработать папу Карло.
– Товарищ курсант, – с задумчивым видом сказал он, – вы можете, как угодно нарушать воинскую дисциплину, но дело от этого страдать не должно.
– Какое именно дело? – вместо Старикова спрашивает Миша, заставив Хлопца надолго задуматься.
– Не так страшно плясать под чужую дудку, – то ли философствует, то ли шутит  КорС, – страшно ходить под нее строем.
Сегодня я иду в увольнение, выходя из КПП-1, замечаю, как папа Карло обнимается с какой-то девушкой.
– Это и есть та самая дура, – нахмурился Королев, – из-за которой Стариков чуть не вылетел из училища.
Папа Карло если и услышал его слова, то пропустил их мимо ушей.
– Зачем ты так? – первым ответил ему Миша. – Если бы мне моя девушка сказала то, что эта папе Карле, я бы тоже ушел в самоход. Толик, а ты?
– И я бы тоже, – подумав, ответил я.
– А вот я бы ни за что, – растягивая слова, говорит КорС.
После этого мы расстались и разошлись в разные стороны – Королев налево в сторону  троллейбусной остановки, Миша прямо – на рынок, а я направо на  квартиру. Я иду и думаю о том, что если бы меня позвала Новелла, я бы за ней пошел на любой край света, и даже за край. Но она меня не звала и уже не позовет, ведь она уже и замуж вышла.
И я скоро женюсь. Что-то я вконец запутался. Сердце замерло от боли, и я попытался думать о чем-нибудь другом.
 
Чудаки
На самоподготовке я тихо и мирно читал сборник стихов Есенина, когда КорС, оторвавшись от своих дел, окинул взглядом аудиторию и спросил меня:
– Симона, что ты там читаешь?
– «Анну Снегину», – коротко ответил я, так как особого желания говорить нет, да и  Королеву не нужно больше ничего объяснять. Хотя можно было бы пошутить на тему чтения «там» и «тут».
– Ну, а хмуришься чего? – недоумевает Сергей.
– Купюр много, – так же лаконично отвечаю я.
Мой ответ не остался незамеченным. Петька ибн Зона встревожено смотрит на меня.
– Чего много? – настороженно замер он. Я видел его замешательство и внутренне потешался над ним. – Что, кто-то вместо закладок деньги вложил и забыл?
– Зона, это не твое дело, – вместо меня отвечает КорС, который первым решил разыграть Петьку, и я тут же решил ему подыграть. – И вообще, кому какое дело, что там Симона нашел? Это только его личное дело.
– Так все-таки, что там, – севшим от жадности голоса переспрашивает Зона. – Симона, ты что, купюры в книжке нашел?
– Ага, причем сторублевыми бумажками.
Королев, молча, усмехнулся и одобрительно кивнул мне. Мы обменялись с ним заговорщицкими взглядами. У Зоны вид озабоченный и встревоженный, что, согласитесь, в этой ситуации просто смешно. Невежественность Зоны у нас уже давно никого не удивляет. Хотя нет, вон по выражению лица Бао видно, что он однозначно считает так же, как и Зона.
– Везет же некоторым, – сокрушенно качая головой, расплылся в подобии улыбки Петька, сделав ошибочный вывод. – Ну, лишь бы совесть не мучила. А лучше наливай! Или зажал? Симона, друг, ты знаешь…
– Знаю, – насмешливо отвечаю я. – Скажи, будь ты на моем месте, ты бы стал с нами делиться? Только ты честно, честно скажи.
– Так ты будешь делиться или нет? – настаивает Зона. Он словно и не слышит меня. Зона явно не понимает, что происходит, он разволновался, засуетился и с нетерпением ждет моего ответа. Он, как обычно, на финансовой мели и еле-еле сводит очередные концы с концами.
– Зона, не наглей, – борясь со смехом, первым говорит Королев, – Симона нашел, и вправе распорядиться найденным по своему усмотрению.
– И вообще, Петька, учись грамотно распоряжаться имеющимися у тебя деньгами, – говорит Миша, – а еще ты бы поинтересовался у Симоны, что говорил по этому поводу его старший брат, который Остап Бендер!
– И что он такого умного говорил? – покосился Зона на Мишку.
– «Из всех пропастей в мире самая глубокая – финансовая, – с удовольствием отвечаю я, – в нее можно падать всю жизнь».
– Симона, так ты думаешь с нами делиться или нет? – настаивает Зона. Слова Королева, Миши и мои его нисколько не смутили.
– Категорически отказываюсь. Эх, Зона, Зона, – мне удалось сохранить безучастное выражение на лице. – Вырезано много, только и всего.
– Что вырезано? Кем вырезано? – непонимающе смотрит Петька на меня. Он выглядит совершенно сбитым с толку. – Страницы же целые?
– Цензурой, – выждав немного, нараспев произнес я.
– Так ты это специально? Нет бы, сразу сказать по-человечески, – вспыхнул от стыда, покосившись на меня, деланно улыбается Зона, и в его голосе явственно слышны нотки разочарования, – что в тексте много сокращений.
Петька явно раздосадован и чувствует себя обманутым в своих светлых и вкусных ожиданиях. Мой ответ безнадежно испортил ему настроение и ожидание праздника живота. Зона не выдержал и с досадой поморщился.
– Вот, блин, – молвил Зона, испытывая потребность выругаться.
– Я именно так и сказал! Хотелось бы прочесть полный текст.
– Просто я никак не могу запомнить это слово. Это для вас с КорСом все так просто, а нормальному человеку для того, чтобы запомнить эти мудреные словечки, нужно напрягаться. Что там, кстати, вырезано, – тяжело, вздохнув, снова встрял в разговор Зона, смирившись с тем, что халявы не будет, – про любовь?
– И про любовь, но мало. В основном, как ни странно, про революцию и людей, которые ее делали на селе. Видно, что-то непрезентабельное там написано. Жаль, что я так этого и не узнаю, – после этих слов в аудитории повисла гнетущая тишина. Я позвал громким голосом: – Серега, а ты что читаешь? 
– Журнал «Наука и Религия», – сказал КорС, а Зона снова влез в разговор.
– И надо оно вам? – удивленно покачал головой Петька ибн Зона. – Один поэзию  читает, хотя экзамен уже давно сдали, а другой вообще ерундой занимается.
– Не суди Зона о том, в чем не разбираешься, – мягко укорил его «замок».
Мирзоян в это время приподнял свой пояс портняжной мерной лентой. Перехватив мой взгляд и заметив вопросительное выражение на моем лице, ара грустно вздохнул и, смущенно улыбнувшись, поспешил внести ясность.
– Счастливые, да, весов не наблюдают. Э-э! 
– Слушай, ара, чего ты так переживаешь? Видели мы твою девушку, она тоже в теле. И чего только тебе в ней нравится? Э-э?
– Мы с ней познакомились девять кило назад. Девять килограммов назад она была намного привлекательней. Хочу ее заставить похудеть немного, а она мне говорит, что похудеет после меня, – со всей откровенностью и стыдом признался Саркис.
После этих слов он тяжело вздохнул и снова стал перемерять свои объемы, как будто они от этого станут меньше! До конца дня оба – и Зона, и Саркис пребывали в меланхолическом настроении. Идиллию нарушил Хлопец, прервавший привычный ход самоподготовки.
– Товарищи курсанты, что делаете? Совсем ничего? Я так и думал! Показывайте, кто, чем занимается. Что это вы, товарищ Королев, Ивановым на меня глядите? Вы не Иванов! Вам такой взгляд не идет!
После ухода Хлопца, Зона мечтательно сказал:
– А все-таки как бы было здорово найти в книжке, взятой в библиотеке, хотя бы один рубль!
Над Зоной и его мечтой посмеялись, а через неделю мечта Зоны сбылась. Он взял в библиотеке новую книгу и обнаружил в ней вожделенный дармовой рубль! Не откладывая дела в долгий ящик, самый счастливый в этот день на планете Земля человек курсант Петька Захаров отправился проматывать найденный рубль в чипок.
– А поделиться с товарищами? – насмехается над счастливчиком Лис, после возвращения того из чипка.
– Да чем там было делиться? – не растерялся Зона. – Я же всего один рубль нашел. Вот, если бы я нашел хоты бы трешку, тогда да. Тогда другое дело.
– Жлоб ты, Зона, однако, – не унимается Лис. – На рубль можно было купить карамели, «Барбариса» там или «Дюшеса», и всем бы хватило. И, может, даже, и не по одной конфете. Вот будет получка, я накуплю на рубль карамели и пересчитаю, сколько конфет выйдет на рубль. А тебе, Зона, я ничего не дам, так и знай! И не рассчитывай, что я до получки забуду о своем обещании, или ты сможешь меня разжалобить. Ничего не получишь, вот увидишь. Всех в свидетели призываю. Если я Зону угощу, называйте меня не Лисом, а дешевым треплом.
Говорят, что случайности в нашей жизни вовсе не случайны. Как бы там не было, но уже на следующий день Лис нежданно-негаданно получил денежный перевод на 10 рублей от старшего брата. Не откладывая дела в долгий ящик, Лис отправился в чипок и на рубль купил карамели «Взлетной», так как другой там не оказалось.
Если коротко, то Лиса и дальше все называют Лисом, а Зона впервые пришел к неутешительному выводу, что жлобом быть не всегда выгодно. 

Неудачный день
Преподавателю физподготовки срочно нужно подать какую-то информацию, поэтому он прямо во время занятий сидит и что-то строчит. Подполковник Юнаков вечно куда-то спешит и никуда не успевает. Зато сегодня он разрешил нам играть, во что мы сами захотим.
Я занимаюсь гирями, краем глаза наблюдая за остальными. Миша играет с Веней в пинг-понг. Разница в классе такая, что Миша может выигрывать у Вени, играя с ним, сидя на стуле. Как ни пытается Веня, но противопоставить Мише ничего не может. Когда счет уже был 0:14 в пользу Миши, Веня вдруг с серьезным видом сказал:
– Ну, все, теперь давай на счет!
– А это сейчас, по-твоему, что было? – замер Миша от удивления.
– Просто разминка, – пожал плечами Веня, – тренировка.
Миша рассвирепел и на радость зрителям порвал Веню, как говорится, как Тузик грелку. У меня даже перехватило дыхание от этой сцены. После этого Веня, как ни в чем не бывало, подошел к Бао, который, преодолев природную лень, отжимается на брусьях. Веня стал щекотать того, вызвав бурю ликования у взвода.
– Тебе что, не хватает? – громко возмутился Леха, который не любит щекотки.
– Где? – не сразу понял Веня.
– В голове, где же еще? – разъяснил Леха. – С головой у тебя неправильно.
Я с интересом слушаю и наблюдаю за происходящим. Разговор был коротким, поскольку до Вени сегодня все как-то туговато доходит, и он не прекратил щекотать Бао. Тот спрыгнул с брусьев и навешал Вене подзатыльников.
– Ты это, осторожнее, – обижено говорит Веня, – ты легче, я тебе не любовница.
– Вениамин, – расплылся Бао в улыбке, – вы, конечно, неприятно удивитесь, но как любовница вы меня, ни с какого боку не интересуете!
– И никого другого из нашего взвода тоже, – говорит Лис.
– Что-то у Вени день сегодня явно не задался, – шутит Лео. – Кстати, товарищ Нагорный, у меня возник вопрос: а чья же вы любовница? Или ты напрашиваешься к Бао в любовницы?
– Так вот где собака порылась! – хохочет Королев. – Это, оказывается, приглашение к любви!
– Какая здесь собака зарыта? – переспрашивает его Лис.
– Глубоко копает, – давясь от смеха, шутит Рома. – Чего, Веня,  дуешься? Слово, как известно, не воробей, а ты, как курсант военно-политического училища, должен это понимать, как никто другой!
– И думать, что говоришь, – добавил Миша. – Ну, хотя бы иногда. Тогда реже будешь попадать впросак!
– Не смешите меня. Я оговорился, разве не понятно, – злится Веня, понимая, что попал в глупую и унизительную ситуацию да к тому же по своей же вине, точнее глупости. На глаза Вени навернулись слезы.
– Это как понимать, – хмурится изо всех сил Бао, – ты хотел сказать, что ты мне любовник? Ты? Да я тебя сейчас!
Вене пришлось срочно переместиться в дальний конец спортзала, где занимается четвертый взвод. Если честно, то он, понимая, что ему сейчас не поздоровится, сорвался с места, задав стрекача.
– Веня, ты не прав, – кричит ему вслед Бао грозным голосом. – Тебе «крышка!»
– Не будь прав, а будь умен, – огрызнулся Веня, бросив на Леху укоризненный взгляд.
– Что это ты имеешь в виду? – пытается понять Бао.
– Да пошел ты, – Веня за словом в карман не полез и в сердцах кричит издалека. Впрочем, Бао почему-то не обижается.
– Товарищ Нагорный, – назидательным тоном отвечает он, – это беспомощное подражательное повторение, а ведь порядочный курсант СВВПСУ должен мыслить самостоятельно!
– Вот дает, – ахнул Миша, – кто бы мог подумать!
Обиженный Веня завелся и стал дерзить всем подряд.
– Что-то рано птичка запела, – удивляется Бао. – Веня, гнев тебе не к лицу! И вообще, ты ведешь себя неинтеллигентно. Смотри, а то я передавлю тебя, как тараканов!
Миша советует ему, чтобы он замолчал и не мозолил никому глаза. Веня обижено надул губы. Он никак не поймет, что конфликт со всем взводом не сулит ему ничего хорошего. Нет ничего глупее, чем ссориться сразу со всеми.
– Не о том думаешь, Веня, –  рассудительно обращается к нему Ежевский, – всегда возможен компромисс, при котором можно найти оптимальное решение, приемлемое для…
– Не умничайте, товарищ старший сержант, – перебил его Веня.
После этого он не придумал ничего умнее, как отвлечь преподавателя от его занятия.
– Товарищ подполковник, – обратился Веня к Юнакову, – разрешите обратиться? Курсант Нагорный. Почему вы стали офицером?
– Знаете, – честно ответил преподаватель, – после окончания техникума я пришел работать на завод, но очень скоро понял, что если я там останусь, то до сорока лет не доживу!
– Что вы имеете в виду? – напрягся Веня.
Этот вопрос почему-то переполнил чашу терпения преподавателя.
– Замкомвзвода третьего взвода, – поднялся подполковник из-за стола, не скрывая своего озлобления, энергичными жестами привлекая к себе внимание нашего «замка», – если сейчас же не займете чем-нибудь полезным курсанта Нагорного, то я найду, чем занять вас всех! Я это терпеть, не намерен! Вам ясно?
Он сначала заорал, но потом успокоился. Его раскатистый крик достиг потолка спортзала, а потом затих. Квадратное недовольное лицо преподавателя смотрит на «замка». Юнаков, молча, погрозил Уварову пальцем, как ребенку, вызвав сдержанные улыбки и деликатный смех курсантов обоих взводов.
– Ну, спасибо, Веня, – прорычал Миша. При этом наш вспыльчивый Миша посмотрел на того взглядом, не оставляющим никакого сомнения о нерадостном ближайшем будущем Вени.
– Курсант Нагорный, – командует «замок», – тут работы везде невпроворот, а вы сели и стоите! Ко мне!
Веня и так уже понял, что перегнул палку, но время уже упущено, и ему все равно пришлось мыть спортзал на радость подполковнику Юнакову.
– Радуйся, Веня, – ободряет его Лео, – это не очень суровое наказание за твое возмутительное поведение. А вообще, ты – чудак!
Кроме Лео больше никто не проронил ни слова. Даже Веня. Не зная усталости, с самым непринужденным видом он драит полы. И, кстати, это у него здорово получается, сов сем не то, что на первом курсе!

Внезапность
– Товарищи курсанты, – начал ротную лекцию по тактике полковник Мартишко, – сегодня тема нашей лекции «Внезапность в операциях вооруженных сил США». Вижу, некоторые из вас чересчур сильно расслабились, полагая, что сегодняшняя лекция будет обычной. Сначала я проведу устный опрос, сразу же оценю его, и только потом мы перейдем собственно к лекции.
По аудитории прокатился недовольный шепот, так как отвечать никто не готовился. Потом повисла напряженная тишина.
– Что за оживление в зале?  – насмешливо спрашивает полковник. – Вы учитесь на выпускном курсе и должны быть готовы отвечать без подготовки! По любому предмету! Итак, первый вопрос: американский милитаризм и его характер. Надеюсь, есть желающие? Курсант Россошенко? Приятный сюрприз, ничего не скажешь. Ну что ж, товарищ Россошенко, валяйте.
– Ваятель, блин, – насмешливо проронил КорС.
Вася, вне всякого сомнения, это услышал, но никак на это не отреагировал.
– Современный американский империализм  представляет собой основную опору воинствующей международной реакции и играет роль мирового жандарма, – сильно волнуясь, начал Вася. – Прикрываясь фальшивыми лозунгами защиты прав человека и демократии, он поддер¬живает реакционные режимы, выступает против прогрессивных преобразований в любой стране мира, развязывает агрессивные войны против народов, борющихся за свое освобождение. США создали беспрецедентную в истории военную машину, под их эгидой в мире развернута сеть агрессивных блоков и баз.
Приятно слушать Васю, все-таки и для него учеба в СВВПСУ не прошла даром!
– Характерной чертой развития современного американского импе¬риализма является милитаризация экономики, движущей силой ко¬торой является союз монополий и военщины. Наиболее ярко это выражается в непрерывном возрастании военных расходов го¬сударства и наращивании вооружений всех типов, включая сред¬ства массового уничтожения. На протяжении последних лет  империализм США, не отказываясь от войны как средства решения международных про¬блем, строит свои военные союзы и программы вооружения с растущим упором на войну и возможное использование ядерного оружия, в том числе против развивающихся или потенциально революционных районов мира. Эти союзы и программы ориентированы на агрессию.
Не только мы, но и преподаватель приятно удивлен Васиным ответом. Вася, тем временем, смешно сложив брови домиком, покраснев от волнения, продолжает.
– Милитаризм, как «жизненное проявление» капитализма, издавна присущ американскому капиталу. Вся история США представляет собой нескончаемую вере¬ницу захватнических войн и империалистического разбоя. Истре¬бительные «индейские» войны, агрессивные действия против Ка¬нады и Мексики, экспедиции для захвата территории в Тихом океане, в Южной и Юго-Восточной Азии – вот далеко не пол¬ный перечень крупных военных событий в первые сто лет су¬ществования США как государства. Они явились следствием откровенно экспансионистского стремления правящих кругов США к расширению и укреплению своего господства.
Бао, который и мечтать не может о том, чтобы выступить так, как сейчас Вася, завистливо смотрит на последнего. А Вася тем временем продолжает:
– Со времени, когда капитализм перешел на империалистиче¬скую стадию развития, экспансионистские устремления США стали проявляться в еще большей степени. Первой войной новейшего времени, первой крупной схваткой между капиталистическими хищниками за передел мира явилась война, развязанная США в 1898 году против ослабевшей монархической Испании.  В результате этой войны США захватили Филиппины, учредили свой оккупационный режим на Кубе и в ряде других районов Центральной Атлантики и Тихого океана. Этим самым они получили новые источники сырья, рынки сбыта, и новые плацдармы для захвата чужих земель. В начале XX века экспансия империализма США была направ¬лена в первую очередь против стран Латинской Америки, в част¬ности Панамы, Доминиканской Республики, Гаити, Никарагуа, Венесуэлы, Кубы и других стран. Армии и флоту США отводи¬лась роль «большой дубинки», расчищавшей путь в эти страны американскому капиталу.
– Достаточно, товарищ курсант, – довольным тоном сказал Мартишко, – вам пять. Как говорится, вы их честно заслужили! А где этот товарищ, этот юный самодовольный и заносчивый индивидуалист, который живет по своим собственным правилам?
– По каким еще правилам? – переспросил старшина роты, а курсанты удивленно закрутили головами по сторонам, пытаясь отгадать, о ком именно идет речь.
Это может быть совпадением, но я подумал, что речь идет обо мне. И я внутренне приказал себе сохранять спокойствие, чтобы полковник не спровоцировал меня на конфликт.
– Таким: считает, что преподаватели ошибаются, считает возможным напрямую обращаться к нашему генералу. Словом чересчур активно себя уважает. Сержант Иванов, вы там все время что-то пытаетесь доказать начальнику училища, – криво ухмыльнулся полковник, – вы даже не понимаете, что так злостно нарушать воинскую субординацию – это беспрецедентное событие. Ну-ка, доложите нам что-нибудь дельное о внезапности. Время пошло. Сразу скажите, – со скептической ноткой в голосе спрашивает полковник, – вы знаете?
– Вот валит, – изумился Миша. – Сегодня только предстоит лекция на эту тему, а Иванов уже должен ее знать наперед! Нет справедливости в этом мире.
Я поднялся, еще, когда услышал свою фамилию, так что сейчас я сразу начал отвечать.
– Вы знаете, а я знаю. Советская военная наука рассматривает внезапность как один из важнейших принципов военного искусства. Внезапность заключается в выборе времени, приемов и способов военных дей¬ствий, позволяющих нанести противнику удар тогда, когда он менее всего его ожидает. При прочих равных условиях она дает возможность добиться максимальных результатов при наимень¬шей затрате сил, средств и времени. В основе внезапности, как и других принципов военного ис¬кусства, лежат объективные законы вооруженной борьбы, в частности закон зависимости форм и способов вооруженной борьбы от боевой мощи воюющих сторон. Войска, превосходящие противника в силах и средствах, имеющие более высокую под¬готовку и более высокий моральный дух, лучшую организацион¬ную структуру и лучше подготовленные командные кадры, располагают более широкими возможностями для нанесения внезапных ударов…
Справедливости ради нужно сказать, что Лео, который сидит передо мной, раскрыл какой-то учебник на нужной странице и поставил его на согнутую спину Ромы, сидящего рядом с ним. Так что мне остается только читать, благо шрифт довольно крупный и мне все видно.
– Ленин писал, что необходимо «уметь, с одной стороны, уклониться от сражения в открытом поле с подавляющим своею силою неприятелем, когда он собрал на одном пункте все силы, а с другой стороны, ... уметь пользоваться неповоротливостью этого неприятеля и нападать на него там и тогда, где всего менее ожидают нападения».  Реализованная внезапность обеспечивает превосходство над противником, так как влечет за собой обычно значительные потери в силах и средствах, ошеломляет его, сеет в органах управления и войсках панику и растерянность.
Полковник Мартишко даже не пытается скрыть то, он разочарован.
– В то же время она позволяет захватить инициативу в ведении военных действий, ставит свои войска в более выгодное положение и тем самым благоприятствует успеху наступления или обороны. Как свидетельствует опыт войны, внезапность – временно действующий фактор. Успех внезапности зависит, во-первых, от умелого использования ее результатов и, во-вторых, от способности стороны, подвергшейся внезапному удару, без промедления изыскать средства и способы контрдействий, отвечающих реально сложившейся оперативно-стратегической обстановке. В конечном итоге преимущества в вооруженной борьбе достигает сторона, имеющая превосходство в материальных средствах, морально-психологическом потенциале и уровне боевой подготовки войск. Советская военная наука исходит из того, что внезапность как принцип военного искусства является важным звеном в общей цепи его принципов, умелое использование которых представляет решающее условие достижения успеха в вооруженной борьбе.
– Достаточно, товарищ сержант, – металлическим голосом остановил меня преподаватель. Он явно не обрадовался моему ответу. – Не будем задерживать остальных, вижу, что материалом вы владеете, так что переходим к следующему вопросу. Что нам товарищ Столбовский хочет поведать об американском ведомстве плаща и кинжала?
– Я, – вальяжно поднялся Столб и начал неторопливо отвечать, – ведомством плаща и кинжала в США является тайная полиция, ФБР, ЦРУ и АНБ.
– Что еще за АНБ? – громко удивился Ежевский. – Первый раз слышу о таком.
– Ничего удивительного, товарищ старший сержант, – мило улыбается преподаватель, – американский публицист Солсбери как-то заметил: «Едва ли один из 10 000 американцев слышал название этого ведомства». Что уж говорить о наших гражданах, если и для большинства американцев оно неизвестно! Курсант Столбовский вы уже заработали пятерку, но все-таки внесите нам еще ясность по этому вопросу.
– В составе АНБ, то есть агентства национальной безопасности работает 35 тысяч служащих, а еще 80 тысяч офицеров, солдат и гражданских служащих в подразделениях армии, ВМС и ВВС, в распоряжении которых находятся сложнейшие системы связи, радиоперехвата, многочисленные установки для шифровки и дешифровки. Только по линии вооруженных сил на все это тратится около 20 миллиардов долларов в год, а бюджет АНБ вообще не сообщается даже конгрессу США. АНБ возникло в годы Второй Мировой войны для обслуживания нужд вооруженных сил. После окончания войны его система была перестроена для ведения «холодной войны». В августе 1945 года началось осуществление программы «Шамрок» – операции по обеспечению контроля над всеми телеграммами и радиограммами американских граждан, исходящих из США. В общем, АНБ представляет собой исполинскую систему шпионажа с широким применением самых современных технических средств.
– Достаточно, товарищ курсант, – лучась от удовольствия, перебил Столба Мартишко, – просто отлично! Садитесь, нам давно пора приступить к лекции!
Сама лекция была на удивление содержательной. Хоть и в довольно сжатом виде, но полковник Мартишко успел толково изложить американские взгляды на значение фактора внезапности в вооруженной борьбе, внезапность в совместных операциях вооруженных сил, рассмотрел фактор внезапности в операциях сухопутных войск, в морских операциях, в операциях военно-воздушных сил. Особенно интересно было изучать операции Вооруженных Сил США в Корее (1950–1953 гг.) и Индокитае (1964–1975 гг.) На более поздние годы времени ему все-таки не хватило, а жаль.
– Это из-за этого никому не нужного устного опроса, – предположил КорС.
– Опыт Второй Мировой войны и локальных войн послевоенного времени свидетельст¬вует о том, что политическое и военное руководство США стремится достигать целей вооружен¬ной борьбы, используя внезапность в действиях как стратегического, так и оперативного и тактического масштаба. Считается, что главной предпосыл¬кой достижения внезапности является превосходство над против¬ником в силах и средствах. То, что командование США стремится к достижению внезап¬ности, опираясь на превосходящие силы и средства, указывает на тенденцию противопоставлять военному искусству противника более высокую материально-физическую мощь, рассчитывая, таким образом, на «гарантированный» успех. Практически все наступа-тельные операции во второй мировой войне, в локальных войнах в Корее и Индокитае американское командование проводило, соз¬давая многократное превосходство в средствах вооруженной борьбы и в живой силе. По существу, командование США оказы-валось способным осуществлять внезапные действия в условиях, когда у противника было меньше сил и средств. Но и в этих услови¬ях, как показывают локальные войны в Корее и Индокитае, достиг¬нутая внезапность приносила лишь временные и ограниченные результаты. В конечном счете, агрессоры терпели сокрушитель¬ное поражение в результате самоотверженной борьбы патриоти¬ческих сил, поддерживаемых могучим содружеством социалисти¬ческих стран…
После того, как прозвенел звонок, извещавший об окончании лекции, замкомвзвода забрали со стола преподавателя журналы взводов.
– Товарищ полковник, – остановил полковника Мартишко наш «замок» и сказал с упрямой ноткой в голосе, – вы не оценили ответ сержанта Иванова.
– Да? – раздраженно переспросил преподаватель. – Давайте сюда ваш журнал, – и что-то там поставил. При этом он не удостоил ни «замка», ни меня даже беглого взгляда.
– И что там? – первым спросил КорС, когда полковник вышел из аудитории.
– Пять, – огорчил его «замок». – Молодец, Толик, а я думал, что после такого наезда Мартишко ты испугаешься и не сможешь толком ответить.
– Ну, ты сказал! Давно пора знать, что Иванова пугать бессмысленно, – хмыкнул Столб, и наш Миша согласно кивнул. Королев молчит, никак не комментируя.
– Лео, – позвал я, – спасибо, брат. Если бы не ты, я бы не смог так ответить. С меня чипок.
– Да ладно тебе, – покраснел Лео, – не нужно никакого чипка.
Тут только я заметил, что потемнело, за окном идет ливень, а воздух содрогается от многочисленных ударов громадных молний. 

Дизель
Лео перебирает свои вырезки из газет на исторические темы. Он наткнулся на несколько статей о 23 февраля, и теперь сидит и грустит по поводу того, что в военном училище нас с праздником никто не поздравлял. В том смысле, что в школе нас обязательно поздравляли девочки-одноклассницы, а здесь такого нет.
– Симона, – зовет меня Лео, – а тебе в выпускном классе, что на 23 февраля одноклассницы подарили?
– Пепельницу, – припомнил я.
– Не понял? Ты же не куришь!
– Признаться, я и тогда тоже не понял, да и сейчас не очень понимаю, но спросить, почему-то не додумался.
Зона тоже перебирает свои записи и вырезки, упорядочивая свой архив. Он нашел свои наброски, которые делал, когда на третьем курсе готовился к политинформации, посвященной Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР. Он тогда сам вызвался, потому что тема показалась ему легкой.
– Слушайте, мужики, – кашлянул он, привлекая к себе внимание, и стал читать. – Молодые отряды новой армии – армии революционного народа, героически отражали натиск вооруженного до зубов германского хищника. Под Нарвой и Псковом немецким оккупантам был дан решительный отпор. Их продвижение на Петроград было приостановлено. День отпора войскам германского империализма – 23 февраля стал днем рождения молодой Красной армии. Ну как?
– Тоже мне, Америку открыл, – смеется Бао, – кто же этого не знает?
– Зона, а откуда ты цитируешь? – нахмурился КорС, думая о чем-то своем.
– «Краткий курс истории ВКП (б), 1938 года, – гордо ответил Зона.
– Где это ты нарыл? – заинтересовался Королев.
– В библиотеке. У нас, между прочим, лучшая в Симферополе библиотека!
– Что-то у тебя слишком много энтузиазма, – поражается Лео. – Это же надо, до библиотеки не поленился добраться! И не из-под палки, а сам!
– Пацаны, вы лучше послушайте, что я нарыл, – сказал КорС и достал свой конспект. – Это из газеты «Правда» от 23 февраля 1935 года. «Приурочивание празднества годовщины РККА к 23 февраля носит довольно случайный и труднообъяснимый характер и не совпадает с историческими датами». Это, между прочим, статья Ворошилова!
– А что он имел в виду? – заметно напрягся, глуповато улыбаясь, Зона.
– То, что на самом деле небольшой отряд немцев занял Псков 24 февраля 1918 года почти без сопротивления большевиков, а к Нарве немцы подошли 3 марта и заняли ее на следующее утро.
– Клевета! Вражина ты, Серега, – пошутил Зона, – надо верить официальной историографии. Я так думаю! А это все поклеп!
– А я точно знаю, что лишь историку дано лгать документально, – отшутился Королев.
– Неужели это правда? – нахмурил лоб Рома. – Если уж такая мелочь оказывается ложью? То, что тогда говорить о более сложных и важных вещах?
Для Бао тема разговора оказалась довольно сложной, и он, памятуя, что служба все равно идет, завалился спать. Уже через полминуты он безмятежно храпел, досаждая тем самым нам всем.
– Ну, надо же, – восхитился КорС, – спит и горя не знает!
Тут в аудиторию заглянул замполит. Увидев спящего Бао, он сердито спросил:
– Товарищи курсанты третьего взвода, вы же все люди с высшим образованием! Почти уже. Почему же тогда курсант Марковский у вас спит?
– Он употребил лекарство от головы, – бодро доложил «замок».
– А-а, это дело нужное.
Замполит ушел, зато Веня принес посылку из дома с конфетами фабрики «Рот фронт», и мы вмиг ее опустошили. Бао стал во сне морщить лоб, а потом и вовсе проснулся. Увидев обертки от конфет, он вопросительно посмотрел по сторонам.
– В большой семье таблом не щелкай, – напомнил ему старую военную истину Лис. – Проспал ты свое счастье!
Посмеявшись над Бао, КорС предложил вернуться к теме 23 февраля, но его не поддержали. Веня включил магнитофон и в аудитории голосом Егора Летова, лидера панк-группы «Гражданская оборона» зазвучала песня «Все по плану». И мы тоже занялись по плану, кто письма строчить, кто читать, кто спать. Больше нас никто не беспокоил, так что остаток дня пролетел незаметно.
И вот наступил вечер, мирно молотит телевизор, курсанты, кто разлегся в койках, кто чай пьет, кто читает. Нет, есть, разумеется, и добросовестные курсанты, которые смотрят новости и подшивают свежие подворотнички. Один из таких правильных курсантов по имени Вася даже обратился ко мне с просьбой по этому поводу.
– Толик, дай мне, пожалуйста, белую иголку с ниткой.
– Сейчас, только покрашу иголку и сразу дам.
Из канцелярии спускается в расположение роты капитан Туманов. Он совершенно обалдевает от увиденного им в роте. Он-то по наивности думал, что мы все ровными рядами и колоннами сидим на взлетке, подшиваем свежие подворотнички и смотрим, согласно распорядку дня, программу «Время». Нет, дорогой товарищ капитан, что бы так было, не нужно в канцелярии лицо плющить! Разумеется, такого безобразия наш ответственный по роте стерпеть никак не мог.
– 33 рота! А ну быстро расселись на центральном проходе и подшиваемся! Товарищи курсанты, вы что, не понимаете, что вы медленно, но уверенно расшатываете воинскую дисциплину? По распорядку дня сейчас просмотр программы «Время!»
– Она уже скоро окончится, – громко говорит Столб.
– Ничего не знаю и знать не хочу. Дневальный, сделайте громче телевизор! – металлическим голосом приказал капитан Туманов.
– Да мы все это знаем, мы же газеты читаем, – кричит Бао. – Нам эта передача сто лет не нужна! 
– Не рви задницу на немецкий крест, дизель, – щекоча нервы, кричит Аркалюк. –  Все равно майором не будешь!
– Отставить разговоры! Каждый встречный-поперечный будет мне еще указывать! Не будет, – говорит Туманов, пытаясь придать лицу суровое выражение. 
– Туман – дизель! – дружно скандирует половина четвертого взвода.
И изо всех уголков ротного расположения разноголосо донеслось, словно эхо:
– Туман – дизель! Дизель! Дизель!
И вот когда взводному, наконец, удалось рассадить роту на взлетке, и воцарилась требуемая тишина, из телевизора голосом Анны Шатиловой прозвучало следующее сообщение.
– Сегодня рейсом в Антарктиду отправился дизель-электроход «Капитан Туманов».
Вы бы это видели! Капитан Туманов, стоящий под телевизором фертом, вдруг весь как-то съежился и позеленел даже. Бедняга! Он не знал, что его ожидало, и он, несомненно, оказался не готов к такой неожиданности.
– Мимикрирует, – успел пошутить КорС до того, как в роте поднялся невообразимый шум, гам и кавардак. Все стучали стульями, хлопали в ладоши, смеялись, и отовсюду неслось:
– Дизель! Туман – дизель! Дизель!
Что и говорить, все посмеялись от души, а Бао тот даже пищит от радости и восторга. Капитан Туманов смутился, развернулся и, хлопнув дверью, исчез. Даже вечерняя поверка на этот раз, кстати сказать, первый и последний раз за все время учебы в училище, прошла без него. В смысле, без ответственного по роте.
На службе капитане Туманов появился только через три дня, и получил за это выговор. А мы изо всех газет, где было напечатано сообщение о начавшемся плавании дизель электрохода «Капитан Туманов», вырезали эти заметки и расклеили их по всей роте. 

Мы с Димкой пишем письмо
Дима выглядит так, словно его с креста сняли. Он даже похудел (и это при его-то худобе), посерел и весь сник.
– Командир, – шутит по этому поводу КорС, – ты не замечаешь, что твой подчиненный Снигур выглядит потрясенным? А тебе до него и дела нет? Или это ты его так потряс за неуспеваемость?
Дима действительно в последнее время как-то заметно сдал в учебе. И вот, когда мы с Димой остались в спальном помещении вдвоем, я его прямо спросил, что это с ним происходит? Оказалось, что его любимая девушка (с которой он вместе, между прочим, с самого детсада), написала, что их отношения умерли. Причин, правда, не объяснила.
Миша Кальницкий в подобной ситуации сказал бы: «Ну и здорово! С чем я тебя и поздравляю!», но я ведь не Миша.
– Слушай, Дима, а ты напиши ей еще раз, расскажи ей о своих чувствах, раз уж не можешь ее забыть. Попытка не пытка.
– Я бы написал, но в голове пусто, ничего не держится, – тяжело вздохнул Дима, дрожащим голосом. – Я уже две недели думаю, думаю, уже голова от этого болит. Может, поможешь?
– Ладно, – легко согласился я. – Садись и записывай.
– Что, правда? – обрадовано спросил Дима, тронутый моим участием,  и мгновенно оживился. – А то я уже ничего не соображаю.
– Правда. Приступаем. Как ты там ее называешь? Вот, пиши далее. Света тебе и радости, мира и благоденствия. Верных друзей хороших, солнечных дней в судьбе. Написал? Ну, ладно, ладно, это я пошутил, чтобы тебя развеселить, – невозмутимо продолжил я. – Все последние годы я жил надеждой, мечтами и тревогой. Больше всего на свете я хочу быть с тобой, потому что люблю только тебя.
– Не гони, – не очень вежливо перебил меня приятель.
– Помалкивай. Я люблю тебя всем сердцем, всей своей кровью.
– И всеми внутренними органами, – запротестовал и перебил меня Дима, но вдруг успокоился.
– О! У тебя уже и чувство юмора проснулось, – с жестокой иронией заметил я. –  Если так и дальше пойдет, то может, допишем письмо, да и выбросим его к лешему? Нет? Сейчас у меня внутри все кипит. Ни днем, ни ночью не могу забыть тебя. Все время я думаю только о тебе, потому что ты – главное в моей жизни. Передо мной все время твои серые глаза.
– Зеленые, – мягко поправил меня Дима, с нежностью вспоминая свою девушку.
Серые глаза у Новеллы, поэтому я так и сказал.
– Уверен? Пиши зеленые, спорить не стану! Мне лично никакой разницы, – кивнул я с равнодушным лицом. – Как жаль, что мы не рядом. Если бы ты могла заглянуть в мои глаза, ты бы поняла, что и тебе нужен только я! Больше никто тебя не будет любить так, как я. А ведь еще не поздно все изменить. Как гулко бьется сердце в моей груди, неужели ты не слышишь, не чувствуешь этого? Я люблю тебя! Не могу свыкнуться с мыслью, что нам не быть вместе.
Из-за колонны появилось вытянутое и непривычно бледное лицо ротного. Вид у него слегка опешивший.
– А, так это вы письмо сочиняете, умники? – с облегчением бросил он и ушел. Вопросов больше задавать он не стал.
– На чем мы остановились? Ах, да! Я не замечаю солнца, для меня умолкли птицы, нет ни восходов, ни закатов, нет звезд на небе. Потому что нет тебя. Как я смогу жить без тебя? Столько лет мы были вместе, я и подумать не мог, что мы можем расстаться. Неужели ты сможешь без меня? Я без тебя точно не смогу. Люблю тебя, единственная, родная, ненаглядная, милая моя. Слушай, Димыч, ты хоть какое-нибудь совместное воспоминание расскажи, чтобы вставить его в письмо.
– Мы с ней любили рассветы встречать у железнодорожного моста. Я набрасывал ей пиджак на плечи, а ей нравилось на цыпочках ходить по рельсам, – вздохнул Дима.
– Вот и напиши об этом. Прислушайся к собственным чувствам.
– Как это прислушаться? – непонимающе смотрит на меня Дима.
– Слушай, кто из нас влюблен, я или ты? Сердцем, сердцем! Ну, ладно, пиши далее. Я так мечтал, что мы всю жизнь, нет лучше просто, я так мечтал, что мы снова будем встречать рассветы, как раньше, помнишь? Будем жить, любить и верить, растить наших детей, а потом встречать внуков. Мне было так спокойно, потому что и мысли не допускал, что мы с тобой можем расстаться. Мне так страшно теперь. Знаешь, я ведь считал себя крепким, сильным человеком, но теперь я, если честно, выплакал все слезы, отпущенные мне на всю жизнь. Я так хочу быть вместе с тобой!
– Может, не надо про слезы? – с сомнением смотрит на меня Дима.
– Пиши, лишними не будут. Женщины эмоциональны. Она будет читать это не умом, а сердцем, понял? Чего расселся? Пиши, давай. Так: я пытаюсь успокоить сам себя, но не могу найти никаких утешительных слов. Я и раньше знал, что люблю тебя, и буду всегда любить только тебя одну, – я, прикрывшись, зевнул, на что Дима обижено сказал:
– Как ты можешь в такой момент?
– Пиши, Ромео. Но только теперь я понял, как сильно я тебя люблю. А память не дает уснуть, все время везде я думаю только о тебе. Каждую свободную минуту я смотрю на твою фотографию, хотя и так прекрасно помню твои любимые черты, перечитываю по сто раз твои письма. Я убит тоской, даже голос стал какой-то дребезжащий, неуверенный.
– Что, правда что ли? Я произвожу такое впечатление?
– А то! Как я радовался, что мы нашли друг друга, что у меня есть ты! Как же я теперь буду без тебя? Если бы ты только знала, как мне плохо без тебя, и сколько в моей душе нерастраченного тепла, которое предназначено тебе одной. Смотрю на твое фото,  на то, где ты улыбаешься (у тебя есть такое?), и мне не верится, что ты больше не будешь мне дарить свои улыбки и свет. Вот пишу, а на глаза наворачиваются слезы. Стыдно в этом признаваться, но это правда. Я жил как мальчишка, а теперь вдруг сразу повзрослел. Я сберегу твои фотографии и письма, и даже если нам не суждено быть вместе, я пронесу их через свою жизнь. И на них ты будешь улыбаться мне прежняя, и для меня ты не постареешь никогда. Ну, а я отдам себя всецело службе, солдатам, потому что я однолюб, и не смогу полюбить никого другого, кроме тебя. Я гляжу на звезды, стоя в карауле, а вижу не их, а твои глаза. Я видел вишни в белом цвету, а вижу тебя в свадебном платье.
– Подвенечном, – машинально поправил меня приятель.
– Что? – удивился я.
– У нас говорят не в свадебном, а в подвенечном платье, – объяснил Дима.
– Пиши в подвенечном, – разрешил я. – Как я теперь жалею о том, что провел с тобой меньше времени, чем мог; что написал тебе меньше писем, чем мог; что звонил тебе не так часто, как мог. Но знай, что у тебя на Земле есть преданный, верный, любящий друг, который никогда не забудет ничего из того, что было между нами и всегда готов прийти к тебе на помощь. Пойми, имя ее напиши, так как люблю тебя я, тебя никто любить не будет. Ты, имя напиши, моя незаживающая рана. Чего не пишешь?
– Лист закончился, – поднял голову Дима. –  Только одна строчка осталась, что написать?
Листы для писем у Димы специальные – размер меньше тетрадного, одинарные, цветные, а сверху изображен фасад симферопольского главпочтамта.
– Что-нибудь такое же банальное: жду привета, как соловей лета! Не подходит? Ну и ладно. Тогда пиши так: люблю, люблю, люблю, вечно твой, – я фыркнул, так как вспомнил письма отца Федора, – Дима. Подпись, дата. Хоть бы спасибо сказал, что ли? Услуга почти неоценимая!
– Пока не за что, – не очень вежливо отказался мой приятель.
– Ладно, утремся, – сказал я, понимая, что совесть Димы пока молчит. – Герои не ищут наград!
– Ладно, так и быть, давай, поцелую тебя в уста медовые, – на этот раз долго раздумывать Дима не стал. – Симона, где они у тебя?
– Они у него чуть пониже спины! – веселится КорС. – Симона, подставляй! Да не торопитесь, я сейчас фотоаппарат возьму!
– Да ну вас обоих, – пожалел я о том, что потребовал благодарности, – куда подальше!

Реставраторы
Мы с Лисом возвращаемся из самоволки через «пьяный угол». Разумеется, мы одеты в х/б, как курсанты первого, второго и третьего курсов. На первом этаже учебного корпуса раскрыто окно в кабинете начальника кафедры тактики. Он сам стоит у раскрытого окна и курит. Мы с Лисом вынырнули с запретной стороны, так что, как говорится, и ежу понятно, откуда мы.
– Товарищи курсанты, стойте, – рявкнул подполковник.
– Есть, товарищ подполковник, – веселимся мы. – Стоим!
– Товарищи курсанты, вы откуда? – строго спрашивает он нас. А вот любопытно, какой ответ он рассчитывает услышать от нас в данной ситуации?
– Из самоволки, товарищ подполковник, – честно признаемся мы.
– Хорошо, что вы этого не отрицаете, – одобрил нашу честность начальник кафедры. – Из какой вы роты, товарищи курсанты? 
Начальник кафедры у нас новый, недавно прибыл из танковых войск с должности командира полка, и нас еще ни в лицо, ни тем более по фамилии-имени не знает.
– А что? – прикидываемся мы с Лисом, как говорится, шлангами.
– Как ваша фамилия, товарищ курсант? – багровеет подполковник, глядя в мое нахальное лицо, а его водянистые глаза внезапно превращаются в стальные.
– Чья? Моя? – куражусь я.
– А чья же еще? Не моя, же! – подивился моей тупости начальник кафедры.
– А чья? – снова спрашиваю я, а Лис закусил губу, чтобы не рассмеяться.
– Ваша, товарищ курсант, – багровеет подполковник. – Ваша!
– Не помню. Надо в военный билет посмотреть. А вообще, оно вам точно надо?
Лис больше не может сдерживаться и смеется, а подполковник наливается краской и стает свекольного цвета. Мы уже наслышаны про его взрывной темперамент.
– Товарищи курсанты, ваши военные билеты, – громовым голосом командует он.
– А для чего? – «недоумевает» Лис. – Я сам по себе военный билет. Лицо такое же. Фамилия тоже та же.
Мы с Лисом с готовностью достаем свои военные билеты и протягиваем их к окну. Со стороны все выглядит так, будто мы и на самом деле готовы отдать ему свои документы. Подполковник вытягивает руку, но до военных билетов достать не может. Совсем чуть-чуть, но не достает.
Он втискивается в решетку на окне и тянет, тянет руку. Мы приближаем ему билеты так, что каких-то 5 миллиметров все равно не хватает. Наконец, Лис хлопает подполковника своим военным билетом сверху по пальцам, и мы прячем документы в карманы.
– Ну, все, товарищ подполковник, – нагло говорю я, – нам пора. Некогда нам с вами ерундой заниматься!
– Труба зовет, – подтверждает Лис.
И мы неторопливо уходим, а подполковник ревет, как раненый медведь:
– Стоять! Я вам приказываю! Товарищи курсанты! Ну, я вам! Вам это вылезет боком, – надрывается он нам вслед.
Дальше он совсем перестал стесняться в выражениях. Но мы даже не замедлили шага. А на следующий день ко мне подошел старший преподаватель этой кафедры полковник Зезевитов.
– Сержант Иванов, я вчера находился в кабинете начальника кафедры тактики, когда вы с курсантом Зерновым зло и цинично посмеялись над ним. Вы меня, похоже, не заметили?
– Так точно, – взгрустнул я, и с видом мученика ожидаю развязки.
– Он меня, разумеется, пытал, знаю ли я вас, но я вас не выдал. Я сказал, что, скорее всего, у вас ничего не читаю, поэтому лица ваши мне незнакомы.
– Спасибо вам, товарищ  полковник, – встрепенулся я. 
– Это много, Иванов, это слишком много. Слушай внимательно, чтобы все было ясно, мне в кабинете надо макет обновить. Желательно управиться в течение недели, это выполнимо?
– Раз плюнуть! То есть, так точно, – тут же исправился я. 
– Ну и ладно! Вот тебе ключ от аудитории. Впрочем, я вовсе не настаиваю.
– Ну, что вы, товарищ полковник, мы с удовольствием!
– Да? Вот и хорошо. Когда сумеете справиться, вернешь мне ключ.
Во время наших реставрационных работ в аудиторию дважды заходил начальник кафедры, мы замирали по стойке «Смирно!», но он нас так и не узнал. Мы с Лисом свое дело сделали за три дня, порадовав полковника Зезевитова.
До сегодняшнего дня для всех, кроме нас троих, так и оставалось тайной, кто же так зло посмеялся над начальником кафедры тактики. Теперь и вы об этом знаете!
А пока мы с Лисом с чувствами исполненного долга и глубокого удовлетворения вернулись в расположение роты. У стендов с ротной периодикой мы застали столпотворение. Это замполит роты вывесил объявление на доске объявлений «16 марта 1989 года в 16.00 в аудитории № 312 состоится диспут на тему «Моральный облик офицера-политработника военно-строительных частей МО СССР. Приглашаются все желающие».
На построении роты на развод на самоподготовку замполит объяснил нам все доступнее.
– Явка всех строго обязательна, буду проверять по списку. Да, чуть не забыл! Сержант Иванов! Сержант Иванов!
– Я! – недоуменно отозвался я, прервав беседу с Лео.
– А вы 15 марта заступите в наряд по роте, – порадовал меня Хлопец.
– Зачем? Товарищ старший лейтенант, не моя ведь очередь!
– У вас же всегда в мозгу роятся тысячи мыслей. Я уже сейчас точно вижу по вашим глазам, что вам уже хочется повеселиться, – путано объясняет ход своих мыслей Хлопец. – А вот мне, представьте, этого не надо. Веселитесь в наряде, а не на диспуте. Мне так будет намного спокойнее. Так что ваше злостное намерение сорвать диспут, я пресеку на самом корню, – нахмурился замполит роты, продемонстрировав серьезность своих намерений.
– Товарищ старший лейтенант, это большое преувеличение. Знайте, что я в душе глубоко оскорбился и вскипел! 
– Настаиваете на том, что я неправильно расценил ваше настроение?
– Я не о том. Обещаю, что я и без наряда буду себя вести примерно! Так что ставить меня в наряд совсем не обязательно!
Рота смеется, а замполит отрицательно вертит головой.
– Весьма сомнительно, и к тому же я вас вовсе не наказываю, вы этого пока не заслуживаете. Вы не заступите в следующий раз в наряд, когда там у вас выходит по графику. Согласитесь, Иванов, это же совершенно разные вещи!
– Что-то редьки не слаще, – шепчет Лео.
Конечно, Хлопец прав, я и в самом деле могу сморозить что-то лишнее и не вовремя. И не просто не вовремя, а в самое неподходящее время!
– Я, Иванов, еще помню нашу с вами первую встречу, и смею вас заверить, что я вас запомню на всю жизнь.
Вот чтобы вы сделали в моей ситуации? Я демонстративно вытер глаза, как будто там появились слезы, и нарочито громко шмыгнул носом.
– Знали бы вы, товарищ старший лейтенант, как это меня трогает! Когда-нибудь, да, и я непременно о вас вспомню!
– Вот видите, товарищи курсанты, – перекрикивая смех роты, говорит Хлопец, – и он еще хочет, чтобы его допустили на диспут! Повторюсь, это было бы большой ошибкой, и очевидность этого утверждения даже не требует доказательств. Товарищ сержант Иванов, поймите меня правильно, я просто вынужден прибегнуть к этой мере!
– К высшей? – неуместно пошутил КорС.
– Кстати, совсем забыл, одним из дневальных у вас будет курсант Королев! Вторым дневальным будет курсант Кальницкий, а третьим – курсант Зернов. Это, значит, чтобы полностью соответствовать своему дежурному! А то вы все опасно умные у нас.
Замполит застыл, любуясь реакцией Королева. Пришла очередь улыбнуться и мне, я обернулся, чтобы улыбнуться прямо Королеву в лицо. Вместе со мной смеялась вся рота во главе с замполитом.
Так что диспут прошел без меня, потому что замполит из упрямства или по какой другой причине так и не отменил свое решение поставить меня в наряд. Сначала я немного расстроился, но это быстро прошло.
После окончания диспута Хлопец просто лучился счастьем. Выводы сделать нетрудно: замполит достиг желаемого, диспут прошел именно так, как он запланировал. А свое решение поставить меня в наряд он считает очень дальновидным и мудрым.